Сказание о чае. Архив

Когда наверху стихли шум и крики, Анорхэн осторожно поднялась по ступенькам и медленно подняла тяжелый засов, приоткрыв дверь. В любой момент готовая захлопнуть её снова, женщина со страхом выглянула наружу. В убежище дохнуло сырым холодным воздухом. На улице стояла темень, выл ветер, но кроме него не слышалось ни звука. И не было видно ни души. Она в нерешительности оглянулась назад: её испуганные дети сидели на полу, прижавшись друг к другу. Стоит ли выходить из укрытия теперь, или подождать еще немного? Но чего им теперь остается ждать? Они и так просидели в этом тесном, душном помещении целую ночь… Женщина еще раз глянула за дверь, убеждаясь в отсутствии орков и, собравшись с духом, окликнула детей: — Калантар, Фаэлион, идем. Мальчишка постарше с надеждой взглянул на мать, взяв за руку младшего брата, подошел ближе. — Их ведь прогнали? Анорхэн с усилием улыбнулась сыну и промолчала. Вовсе не похоже на то, что Гондор победил в этой битве. Слепые окна, кое-где с выбитыми стеклами чернели на запятнанных домах, и в тусклом свете темно-серого неба город выглядел призрачным. Да еще и эта давящая тишина повсюду, словно после чего-то ужасного… Сердце женщины кольнуло ледяной иголочкой страха — уж не она ли одна осталась жива? Но даже если так, прятаться дальше бессмысленно. В укрытии нет ни еды, ни воды. Анорхэн медленно шла по краю улицы, стараясь ступать как можно тише. Рядом, держась за её руки, плелись дети. Все свои слезы они уже выплакали за ночь и шли теперь молча, только в блестящих глазах плескался тот же страх, что испытывала их мать. Но через несколько поворотов городская пустота начала заполняться редкими выжившими, а за углом, на площади, женщина увидела целую толпу народа. Но ни слова не доносилось от нестройного сборища, и люди в основном сидели прямо на земле в каком-то забытье. Иногда пыль под их ногами разбивалась солеными каплями. В полном молчании все трое прошли через площадь. Младший только чуть сильнее сжал руку матери, а Калантар беспокойно закрутил головой. Анорхэн с болью посмотрела на детей. Было и ещё кое-что — она не имела ни малейшего понятия о том, где теперь её муж, ушедший оборонять город. И всякий раз, когда она начинала думать об этом, сердце словно сжимала холодная рука. Вот и последний поворот, ведущий к их уютному дому с вишневыми деревьями и пышными клумбами вокруг… Но, хоть картина, представшая глазам Анорхэн, соответствовала её ожиданиям, от того она не становилась менее ужасной. В вытоптанной черной земле ещё угадывались очертания раздавленных цветов, но в раскиданных вокруг обрубках уже сложно было признать ветки деревьев. Повисшая на одной петле дверь скрипела при каждом порыве ветра, а в самой стене дома зиял здоровенный черный пролом. Здесь женщина остановилась, не в силах больше сделать и шагу. На глазах сами собой вскипали слёзы бессильного отчаяния. Ей нельзя, нельзя плакать, она напугает детей… — Наш дом… его, что… — в ужасе прошептал Калантар. Анорхэн собрала все силы чтобы ответить, но не успела. Сзади вдруг раздался громкий, неприятно звучащий голос, больше даже похожий на рычание, и она, вздрогнув, развернулась. — Что, не нравится, падаль? — толстый уродливый гоблин с чем-то острым в лапе гадко ухмылялся. Маленькие тупые глазки посматривали на них исподлобья, — Хатку-то поломали, да? Он придвинулся ближе и женщину покачнуло от волны отвратительного запаха. Но позади стояли её дети. Слёзы вдруг высохли и превратились в какую-то обреченную решимость, наполнившую грудь. Анорхэн гневно сжала кулаки и решительно вздернула подбородок, на ее щеках разгорелся румянец. — Уходи прочь, вражья тварь! — громко сказала женщина, но голос её предательски дрогнул. Орк мерзко заржал, схватил ее за запястье. Анорхэн закричала, словно пойманная птица, отчаянно пытаясь вырваться, но проще было разжать железные тиски, чем эту хватку. — Ан хи пэку-ла! — высокий уверенный голос вдруг послышался из-за спины Анорхэн. Невысокий человек в темном приближался к ним. С первого же взгляда можно было определить, что он — воин: темная кольчуга тускло поблескивала из-под плаща, а рука сжимала длинный кривой кинжал. — Ан ихку-Э! — воскликнул он, обращаясь к орку. Грязная лапа гоблина вдруг разжалась и женщина, отшатнувшись, отбежала прочь, закрывая собой детей. — Джанол-ла, — скомандовал воин и орк, сплюнув на землю, поковылял прочь. Анорхэн, все еще не отойдя от испуга, вытирала слезы рукавом, попутно пытаясь утешить рыдающего Фаэлиона. Её била дрожь, и сейчас она не могла вымолвить и слова, чтобы отблагодарить их неожиданного спасителя. Тот был, несомненно, воином Мордора, и, судя по золоту, блестевшему в его одежде — не простым. Одет был в полное обмундирование: темный кожаный нагрудник, кольчуга и тяжелые сапоги, плащ, широкий пояс с ножнами. И с пугающей эмблемой беспощадного Ока на груди. Но вот человек снял свой шлем, открыв смуглое лицо с правильными чертами и темные, мягкие на вид волосы. Из харадрим, значит, и удивительно юн на вид. Больше восемнадцати лет ему нельзя было дать, но для такого возраста воин выглядел слишком уверенно, а в странно неуместных для его народа глазах — светло-голубых, как море — светился огонек ответственности, уж совсем нехарактерный для мальчишки. — Оставаться здесь вам нельзя, — проговорил воин на всеобщем, — Грубы и глупы солдаты большой армии и опасны. Надо на главную площадь. Там люди и наместник, будете под защитой. Анорхэн испуганно кивнула, всё ещё вздрагивая. Увидев это, человек тут же развернулся и быстро пошел вперед по заляпанным высыхающей кровью камням. Спешно взяв детей за руки, женщина поспешила вслед за ним. Воин свернул в незаметный проход слева, и Анорхэн чуть прибавила шагу, чтоб не отстать. Но неожиданно странные мысли пришли ей в голову: Что же это? Почему она вдруг идет за воином вражеской армии? Про какого наместника он говорит? Дэнетор ведь давно погиб… Неужели выдвиженец Мордора? — Стой! — окликнула она своего проводника, — Про какого наместника ты говоришь? — Тише! — прошептал воин на ходу, даже не оборачиваясь, — Надо скорее на площадь, здесь опасно. Нет, так не годится. Анорхэн остановилась и скрестила руки на груди, всем своим видом показывая, что без объяснений никуда не пойдет. Тогда он остановился тоже, резко развернулся и сделал пару шагов к ней, вдруг заглянул в глаза. Женщина качнулась назад, словно ей в лицо плеснули холодной водой. Повела плечами, отряхиваясь от невидимых брызг. — Ци, не будь глупой, — сказал воин с неуловимой интонацией, — Придут много Оруг, слушать меня не станут. Будет плохо, если увидят вас. Словно в подтверждение его слов, откуда-то послышался громкий рев. Анорхэн вздрогнула. Слова светлоглазого харадца показались ей вдруг куда более весомыми, чем секундой раньше. Женщина бросила на него ещё один оценивающий взгляд и двинулась далее. Миновав ещё несколько тесных проходов, они свернули на небольшую улицу. Послышался громкий плач: это Фаэлион повис на руке матери, отказываясь идти дальше. Анорхэн растерялась: успокоить сына невозможно, а если нести его, уже совсем не легкого, на руках, то за воином ей никак не поспеть. Но тот вдруг остановился и, повернувшись, подхватил ребенка на руки. Сердце Анорхэн дрогнуло, она вскрикнула, но харадец ободряюще кивнул ей. А Фаэлион вдруг перестал рыдать. В больших блестящих глазах отразился интерес, а маленькая ручонка потянулась к золотистой звезде на пряжке темного плаща. Небо становилось светлее. *** Возле самой площади их проводник передал ребенка обратно Анорхэн. — Постой! — крикнула женщина, увидев, что тот разворачивается, собираясь уходить, но поздно: их спаситель уже скрылся в толпе, и она напрасно искала его среди людей. Обычно спокойную и немноголюдную, площадь Минас-Тирита переполняли люди. Жители громко гомонили, обсуждая произошедшее. Оставшиеся без родителей и крова дети рыдали, сидя прямо на земле. Растрепанная девушка испуганно прижимала к себе младенца, смотря в никуда пустыми глазами. Анорхэн плотнее прижала к себе детей, но орков нигде не увидела. Только у дальнего конца стеной стоял многочисленный отряд воинов, и в тусклом свете хмурого неба женщина видела, как сверкают их копья и стальные шлемы. Но её спасителя там не было: обмундировка их была просто темной без золотистых вставок, к тому же — сшита хуже и выглядела проще. Внезапно стоявшие впереди молча расступились. Из-за стены на площадь вышло человек двадцать в полном вооружении и встали полукругом около возвышения, на котором, похоже, должен был появиться вскоре некто важный. Движения людей были столь точны, что казались неестественными, а одеяние — точь-в-точь, как у голубоглазого харадца. Анорхэн протиснулась сквозь толпу чуть ближе, надеясь разглядеть его, но в шлемах и в одинаковой одежде все воины выглядели неотличимо друг от друга. Вдруг Фаэлион как-то странно затих, а потом зарыдал, разорвав внезапно повисшую над площадью мертвую тишину. Женщина принялась было успокаивать сына, но сама глянула вперед, и рука ее застыла в воздухе. Существо в темной мантии появилось на площади стремительно и почти бесшумно. Его лицо полностью закрывала железная маска, оставляя открытым только рот, выглядевший косым разрезом и обнажающим десны и зубы. По спине Анорхэн прошелся холодок. — Мама… — Калантар, побледнев, испуганно вцепился в одежду матери. И вдруг глубокий, звучный Голос быстрой волной окатил площадь и всех стоявших на ней людей. — Люди Гондора, — сказал он. Все перешептывания, все негромкие крики напуганных детей мгновенно смолкли и воцарилась великая тишина, ибо каждый житель Гондора понял, чей это голос и каждому было интересно, что он скажет. Угрозы? Приказы? Приговор обреченному городу? — Вы напуганы, — произнес Голос. — Но бояться вам нечего, ибо я — не враг вам. Город будет восстановлен и всё разрушенное — отстроено вновь. Тишина, бывшая прежде абсолютной и мертвенной, стала прозрачной. Где-то в её глубине нарастало удивление и непонимание, смешанное с недоверием, но Голос спокойно продолжал говорить. Анорхэн слушала с тяжелым чувством. Она знала, кому он принадлежит — тому, о ком ей рассказывали ещё в раннем детстве и с кем она надеялась никогда не встретиться. Звучание было обманчивым: мягким, красивым, но что-то страшное таилось в сплетении звуков. И слова звучали странно, словно бы их источником было не стоявшее на помосте существо, а что-то прямо в её голове. Потом Голос утих. Стоявшие полукругом воины громко закричали, отдавая салют. И лишь только последний из них замолк, как площадь взорвалась голосами. Люди во всех концах толпы удивленно восклицали, громко переговаривались друг с другом. Женщина все еще стояла в некоем оцепенении. Ей казалось, что она, верно, что-то неправильно поняла. Как же такое возможно? Саурон хочет привести мир к процветанию? Это было, пожалуй, самое нелепое из всего, что она когда-либо слышала. Сбитая с толку, Анорхэн вновь устремила взгляд на сцену. То было ещё не всё. Монстр в маске ушел обратно за стену воинов и на его место быстрым, уверенным шагом вышел другой, также одетый в черное, но с человеческим лицом. Он был немолод, высок и сед, а его сощуренные темные глаза внимательно оглядели всех собравшихся — Приветствую вас, народ Гондора! — голос человека с некоторым трудом перекрыл шум толпы, — Я — Айраум — наместник Короля здесь, в Минас-Тирите. Как было сказано, Минас-Тирит временно увял, чтобы расцвесть вновь и более пышно, чем раньше. И хотя сегодня небо закрыто пеленой мрака, но скоро тучи разойдутся, и взойдет солнце, знаменуя новую эру людей, — он помолчал секунду, — Я уважаю тех, кто погиб, защищая этот город и в знак правдивости моих слов, позволю вам достойно проститься со своими павшими. Стена воинов торжественно расступилась, открывая ровные ряды мертвых тел, лежащих со сложенными на груди руками. Это были те, кого удалось отыскать на поле битвы. Крови на погибших не было, все следы травм были тщательно замаскированы, а глаза закрыты. Первые несколько секунд над площадью стояла мертвая тишина, а потом она взорвалась плачем, чьими-то выкриками и восклицаниями. В мрачных облаках появился разрыв и белый луч света упал на площадь. Анорхэн медленно повернула голову в сторону павших. Смертельно побледнела, тихо вскрикнула и прижала руки к внезапно екнувшему сердцу.