Из гордости и смирения

Из ворот Тириона Нолофинвэ вышел незадолго до того, как к слабеющему золоту Лаурелин начало примешиваться разгорающееся серебро Тельпериона. Он мог еще задержаться, пока Лаурелин совсем не погаснет, но не хотел откладывать дело до самого крайнего срока. Все равно один-единственный час ничего не изменил бы, раз уж впереди теперь шесть лет изгнания. Так что Нолофинвэ простился с домашними и отправился в дорогу. Он почти ожидал, что за воротами его встретило бы что-то странное, полностью неизвестное, чужое и, возможно, страшное. Что-то, чего никогда не видят эльдар, у которых есть дом, куда они могли бы вернуться, как только захотят, есть цель путешествия или свобода бродить, где угодно, оставаясь на месте, сколько пожелают, и пускаясь в путь по своему усмотрению. Но окрестности Тириона, исхоженные, изъезженные за сотни лет Древ, конечно, были теми же, что обычно. Да и в себе Нолофинвэ никаких особых изменений не чувствовал. Все было точно так, как если бы он решил навестить родичей матери, живущих на Таникветиль. За исключением того, конечно, что он не шел на Таникветиль. Совершенно точно. Ни на Такикветиль, ни в Альквалондэ, ни куда-либо еще, где его появление могло бы быть расценено как поиск убежища, попытка избежать власти короля нолдор. Он сам обещал поддержать отца, сам выбрал оказаться под действием приговора, и теперь не собирался отступать от своего решения. Хотя горечь, гнев и обида на Феанаро, утихшие было на время суда, теперь возвратились с удвоенной силой и упорно нашептывали Нолофинвэ, что Феанаро, случись им поменяться местами, не стал бы говорить в его защиту, тем более, не разделил бы его наказание. Не помогало делу и то, что дети Нолофинвэ — как сыновья, так и дочь — твердили то же весь день, пока продолжались его приготовления к уходу. Правда, своим детям Нолофинвэ отвечал достаточно твердо: — Я не Феанаро, я поступаю так, как подсказывают мне мои собственные понятия о чести. И только так. Успокоить себя было труднее. И счастье еще, что Анайрэ не упрекала его ни в чем. На прощание она только поцеловала его и сказала: — Сто сорок четыре дня пролетят быстро, а потом мы увидимся. Приходи на место, где мы впервые встретились. — Приду обязательно, — пообещал Нолофинвэ. Он думал, что сто сорок четыре дня будут, вероятно, тянуться как вечность, но не сказал ничего вслух. Такое испытание выпало им по его милости, и раз уж Анайрэ не жаловалась, ему тем более не пристало. Нужно было быть сильным. И нужно было выбрать, куда он пойдет, хотя бы в самых общих чертах. Впрочем, после того как Нолофинвэ услышал, что Феанаро собирался отправиться на север, это было, скорее, несложным вопросом. Нолофинвэ не хотел видеть брата, желательно никогда, или, по крайней мере, не в ближайшее время, поэтому он решил свернуть к югу, как только представится такая возможность. Аман велик, и так они с Феанаро едва ли столкнутся. К тому же, южную часть, более населенную за счет земледельцев из народов ваниар и нолдор, Нолофинвэ знал лучше, чем северную. Но пока он просто шел по очень знакомой дороге, приветствовал встречных эльдар, которые еще не знали о его изгнании, и для отдыха остановился тоже в привычном месте: под высоким и раскидистым дубом на обочине. Припасов у Нолофинвэ с собой оказалось, пожалуй, больше, чем он обычно брал для шестидневного путешествия, но большую их часть ему вместе с коймасом принесла мать, и у него просто не хватило духу оставить что-то из этого. А теперь не хватало духу притронуться к этому. Все как будто еще помнило прикосновения ее рук, особенно хлеб. И он не увидит ее шесть лет Древ. Шесть лет... никогда за всю его жизнь они не расставались на такой срок. Или даже на половину этого срока. Или на двенадцатую его часть... Шесть лет... Нолофинвэ смотрел на лепешки коймаса, и какая-то более хладнокровная и рассудительная, более ироничная его часть задавалась вопросом, собирается ли он, в конце концов, есть этот хлеб или только плакать над ним, словно ребенок, не проживший еще года Древ, а не взрослый мужчина, успевший прожить уже три сотни лет и вырастить собственных детей. И если он собирается все же плакать, он должен найти более уединенное место, чтобы сделать это... подальше от дороги... Или, возможно, он мог бы просто забраться на дерево... Но ирония не очень-то помогала на этот раз, и Нолофинвэ уже рассматривал идею спрятаться где-нибудь в укромном месте вполне серьезно, когда прямо перед ним оказался другой путник. Незнакомый, но, судя по внешности и одежде, нолдо из Тириона. — Айя, мой принц, — сказал незнакомец, поклонился Нолофинвэ и принялся вполне очевидно устраиваться рядом для привала. Нолофинвэ наблюдал за ним, размышляя, должен ли сообщать каждому встречному о наложенных на него ограничениях. Тяжело было даже представить, как он будет делать это, а уж начать говорить и вовсе невозможно. Нолофинвэ глубоко вздохнул, собираясь с силами. Но незнакомец избавил его от этого беспокойства: — Не тревожься ни о чем, — сказал он тихо. — Я не собираюсь становиться твоим спутником, а случайные встречи в дороге не запрещены условиями приговора. Хотя едва ли твой отец узнал бы о нарушении условий. Разве что спросил бы помощи у валар, но вряд ли они стали бы потворствовать ему в такой несправедливости. К тому же он не отправлял вестников к Манвэ, мы знали бы. — Мы? — удивленно переспросил Нолофинвэ. — Твои друзья, мой принц, — ответил незнакомец. — Но я... — начал Нолофинвэ. — ... ты не знаешь меня, — заключил незнакомец. — Да. Но я знаю тебя, — тут он немного смутился. — Все в Тирионе знают. — Не сомневаюсь, — довольно сухо откликнулся Нолофинвэ. Он не был в подходящем настроении для бесед, и особенно для таких странных бесед. И ему не нравилось, в каком тоне его собеседник говорит о Финвэ. — Знают и любят, — продолжал незнакомец. — Многие. И они не оставят тебя и не забудут, только потому, что ты вынужден был уйти. — Я сам выбрал это, — возразил Нолофинвэ. Незнакомец смутился еще больше, опустил взгляд. Но продолжал: — Ты не должен был бы делать такого выбора, если бы твой отец не предоставил его тебе. Это не было мудро с его стороны, и никто не одобряет его, никто в целом городе. Правда, некоторые делают так из-за Феанаро, — незнакомец поморщился. — Но нас больше, и ты мог бы в любой момент вернуться, и стать кор... Нолофинвэ почувствовал, что просто не может это слышать, и так уже внутри все похолодело от гнева. Предлагать ему свергнуть отца! — Нет, — очень резко и ясно произнес Нолофинвэ. — Я не вернусь в Тирион иначе, чем после окончания действия приговора. И никогда ни в чем не пойду против моего отца, единственного законного короля нолдор. — Но мой принц, — начал было незнакомец. Нолофинвэ не обратил внимания на его слова. — Еще передай моим друзьям... Нолофинвэ испытывал сильное желание сказать: "Что я не желаю ни знать их, ни слышать о них до конца Мира" или "что они сильно пожалеют о своем глупом предложении, когда я действительно вернусь через шесть лет", но первое было бы пустой вспышкой гнева, а второе угрозой, отложенной слишком надолго, чтобы ее можно было воспринять всерьез. К тому же, Нолофинвэ не знал, о ком идет речь: действительно ли его друзья, которым он говорил перед уходом, что собирается следовать приговору отца со всей честностью и доброй волей, так страшно не поняли его, или сообщение послал кто-то другой, кто-то, кого он на самом деле не назвал бы другом? Выяснять подробности не особенно хотелось. Да и посыльный едва ли знал об этом много. Он чуть не плакал, слушая ответ Нолофинвэ, и казался сейчас, а скорее всего, и был очень молодым эльда, недавно перешагнувшим рубеж совершеннолетия. — Передай моим друзьям, что я забуду об этом разговоре, никогда не буду вспоминать о нем или пытаться проникнуть в детали. Это самая дружеская вещь, которую я могу для них сделать. Говоря по правде, гораздо более дружеская, чем я хочу сделать прямо сейчас. Так что пусть даже не думают подсылать ко мне еще кого-то с такими речами. А теперь уходи! Сейчас же! Незнакомец поспешно собрал свои вещи и бросился прочь, как заяц, преследуемый собаками. Нолофинвэ достал флягу с водой и сделал несколько торопливых глотков. Руки не дрожали, но внутри было пусто и холодно. Вернуться в Тирион и стать королем вместо отца! Кто мог даже подумать об этом? Кто предположил бы, что он может согласиться на подобное? Невероятно. И жутко. Никто из нолдор не поддерживает отца... Правда ли это? И чем это может обернуться для него? Сумеет ли он справиться с этим один? Теперь, когда Нолофинвэ нет рядом, чтобы поддержать его? Беспокойство требовало выхода. Так и не притронувшись к еде, Нолофинвэ снова вышел на дорогу. Хотелось немедленно броситься назад в Тирион, предупредить отца. Но он не мог так своевольно возвратиться, теперь даже больше, чем по одной причине. Следовало, наоборот, скорее оказаться подальше от Тириона. Тогда отцу ничего не будет грозить. Нет смысла выступать против Финвэ, если его некем заменить. А Феанаро идея свергнуть отца совсем не понравится. Уж в этом, если ни в чем другом, Нолофинвэ мог доверять старшему брату, как себе. И эта мысль неожиданно заставила его улыбнуться, несмотря на весь ужас ситуации. Так, с улыбкой, Нолофинвэ зашагал прочь настолько быстро, насколько мог.