That Hunts on a Lonely Hill

31. «Уже давно стало ясно, что ошибки были совершены до вторжения Жнецов. Что-то в нашей системе пошло не так, и уверяю вас, я выясню, что именно». «Говорят, в это дело вмешана ваша дочь». «Как я уже сказала, это дело начато агентом Озией Маллеоус, что доказано Консулом. Доктор Лиара Т`Сони привлечена лишь как консультант. И это тоже подтверждено Консулом». – Что-то привлекло твое внимание? Явик вздрогнул, опрокинув стакан, и выругался, наблюдая, как напиток растекается по столу [неуклюжий, бесполезный] [дурак]. Он поднял взгляд на покрытую фиолетовой краской [узкие плечи и белые зубы] азари, присевшую за стол напротив него. На злой взгляд протеанина она лишь изогнула бровь, а потом спрятала смешок в ладони [веселье спелое и красное]. – Лладун, перестань дразниться, – пожурила ее младшая [цвета агата с белыми отметками на подбородке и щеках] компаньонка. [Бледно-зеленые] глаза уставились в [дешевый] голо-экран над баром, рот приоткрылся в шоке от узнавания. – Это же консул азари. Не отвечая [позволяя им самим все решать], Явик украл пару закусок из вазочки, чтобы чем-то занять [печально] пустые руки. Словно бы этот захолустный бар, в котором они вынуждены были сидеть, приносил ему недостаточно страданий. В конце концов, он даже пил только воду [он поклялся ни за что не прикасаться к местному алкоголю] [только не после того, как однажды легко напился]. Азари вопросительно взглянула на него поверх кружки с пивом [мелочь], прежде чем взглянуть на свою партнершу [Синель, младшая]. – Ага, вообще, заявление Матриархов на Тессии произвело большой фурор. Планета погибала, а они только в последнюю минуту раскрыли правду, – старшая, дерзкая азари не скрывала раздражения. – Это даже смешно – сокрытие протеанской техники! – Матриархи никогда бы так не поступили! ¬– шок [яркий и искренний] засиял на [голубой] коже азари, девушка смотрела куда-то между партнершей и им самим. Явик усмехнулся её наивному ужасу [уже видел его раньше] [не хватало терпения на большее]. И все-таки он [Явик] не мог предположить, что это всего лишь совпадение – вплетение имени Лиары Т`Сони в расследовании среди высшего командования азари, которое скрывало протеанский маяк [именно тот протеанский маяк]. Нет, это в её стиле, хотя Явик не понимал, чем все закончится для неё. Мог лишь вспоминать её ярость [стальные глаза и жар из-за предательства] [горячие лезвия] [она уничтожит себя]. Он потряс головой, пытаясь выбросить ненужные мысли из головы. Между тем новости на голо-экране сменились программой о Победе, о [предположительном] доме для нового галактического Совета. Очередная героическая попытка разделить власть, несмотря на разрушенную Цитадель. Явик все еще не верил в целесообразность такой формы правительства [слишком много различий] [недостаточно дисциплины], но он уже однажды ошибся насчет этого цикла. – Син, – Лладун тихо засмеялась [потрясенная], – а ты большая трусишка, чем я думала. – Мы пришли к ситуации, когда политика пытается покрыть укрывательства протеанского маяка! – воскликнула Син, взмахнув руками. Явик тяжело вздохнул [невежливо и театрально] и постарался игнорировать развернувшиеся дебаты. Некоторые местные стали с интересом поглядывать в их сторону [пунктиром через них проходила похоть]. На азари [по всей видимости] всегда буду глазеть [он не мог понять, почему]. Две недели он провел в этом захолустном [грязном и ветхом] баре, в этом захолустном полузабытом городке на Зесмени, и две недели казались Явику бесконечными. Стены пропитались нищетой местных жителей [подобно маслу она осела на его коже]. Любые движения, каждый слишком громкий звук заставлял протеанина реагировать [чувства на пределе] [палец на курке] [так тяжело было оставаться спокойным]. В конце концов, в проекте «Осирис» он [без напряжения] был лучшим солдатом и самым могущественным биотиком [возможно, наравне с азари] на всей [разваливавшейся] станции; здесь же [снаружи] [в мирном пространстве] существовала слишком много неизвестных переменных. Было тяжело не реагировать на внезапные [неожиданные] изменения в атмосфере [любое колебание встречалось с тревогой]. Однако Явик понял, каково это – иметь [стоящую] [дружелюбную] команду за спиной. На данный момент он работал с двумя азари, доверяя им достаточно, чтобы поворачиваться спиной [но не более] [он скучал по Нормандии]. И теперь руки Явика [постоянно] болели, трескались и истончались, пытаясь выдержать эмоциональный кошмар этого публичного дома [этой планеты] [этого одинокого будущего] вот уже столько времени. – Ты в порядке? Неожиданное обращение заставило его переместить руку на стол [словно споткнувшись] [предупреждение]. Фиолетовая азари и не заметила этого [неудивительно] [как всегда в своих мыслях], а Син кивнула с [слишком добрым] взглядом бледных глаз [чересчур чувствительна] [даже для азари]. – Мои извинения, – пробормотал Явик [слабак] [дурачье], опустив уставшие глаза. Все трое сидели тихо; Явик [изучающе] разглядывал ладони [дрожат ли?]. Лладун разглядывала его, а Син следила за входом. – Ты же с Нормандии, да? – спросила Лладун [осторожно] [по-умному], пальцем нервно постукивая по столешнице. Явик вздохнул, хмыкнул и, в итоге, кивнул [не мог отрицать] [пусть все закончится]. – Тогда ты должен знать дочь консула, – когда они встретились глазами, он увидел в ней холодный расчет [ему это не понравилось] [не хотел думать о ней]. – Т`Сони? Лладун оказалась намного хитрее, чем позволяла себе её партнерша [хорошая смена темы] [каким же беспечным он стал]. Пальцы сжались, протеанин выпрямился [легче достать ружье] и непонятно проворчал что-то. – Ладно тебе, Лладун, – молодая азари положила [вежливо, но рассеянно] ладонь на плечо компаньонки. – Не надо настаивать, видно же, что ему некомфортно от этой темы. – Ох, но мне кажется за этим скрывается шикарная история! – Да, – согласился Явик, скрипнув зубами [злобно] [в ее глазах растекалось веселье]. – Но не для тебя. – Оставь его, любовь моя. Не все мы существуем ради твоего развлечения, – пожурила старшую азари Син. Лладун сжала зубы, от нее веяло разочарованием, но она все еще стремилась изучить его [смешно] [груз на его плечах огромен]. – Думаю, я придумаю свою историю, – пробормотала азари, сдаваясь под напором возлюбленной. Она может попробовать [она все равно не попадет в цель]. 32. – Консул не ошиблась, – утверждала Лиара раздраженно, пока спускалась в лифте. Озия Маллеоус скосила на нее взгляд, но ничего не сказала. – Это все изменит. Монотонное гудение лифта заполнило тишину между азари и турианкой. Уже завтра грандиозный обман азари будет раскрыт перед всех галактикой, вот когда и раскроется, чего стоит ее народ на самом деле. Сказать, что обстоятельства давили на них обеих, значило ничего не сказать. – Это пресс-релиз, Доктор, – Озия скрестила руки на груди, переступив с ноги на ногу, мандибулы стукнули друг о друга; вполне стандартная для турианцев поза, обозначающая тревогу. – Не о чем волноваться. Ее бравада заставила Лиару тихо рассмеяться, несмотря на волнение. Много внимания привлекло независимое расследование Консула; никому не нравилась идея, что Матриархи азари, нарушая все консульские законы, скрывали знание о протеанском маяке. Целый действующий маяк, являвшийся решающим ключом к победе над Жнецами, не меньше. Кроганы определенно были раздражены, турианская Иерархия не отставала, так что все понимали – грядут перемены в системе галактической власти. Как только ее отец вступила в игру, отзвуки грома уже зазвучали за горизонтом, так что просто необходимо было сделать все правильно. Каким-то образом Консулу удавалось до этого момента сдерживать наступление хаоса. Однако ярость доводила азари едва ли не до белого каления, Лиаре было так стыдно за все древние секреты, которых было больше, чем деревьев в лесу. – О, думаю, есть о чем, – ответила Лиара, легкая улыбка осветила ее лицо, несмотря на полный волнений разум. – Очень многие разозлятся на нас после раскрытия правды. Озия громко фыркнула, прежде чем расправить плечи; темно-серое лицо сурово и полно злобы. Красные отметки в неровном свете лифта делали ее особенно устрашающей. –Ты имеешь в виду именно нас или, в основном, азари? – Оба варианта, думаю, – уступила Лиара, слегка нахмурившись. Агент Маллеоус являлась кем-то вроде героя Циона; признанная и турианской Иерархией, и Республиками азари за создание тайной турианской полиции для борьбы со Жнецами, да и Лиара обрела определенную славу, пока была на Нормандии. Такая публичность становилась лишь проблемой. Официальное расследование предполагало своего героя, и Озия приняла на себя эту роль, она и подходила больше, чем Лиара. Смелая, отчаянная, умная и отрекающаяся от самой себя – параллели с Шепард лежали на поверхности. Лиара же была лишь консультантом, достающая записи, спрятанные внутри восстановленного ВИ Вендетты. И становилось даже забавно, ведь Лиара точно знала больше своей напарницы. Этита не хотела, чтобы ее дочь слишком высвечивала в этом деле, итак было достаточно проблем с ее привлечением, как Серого посредника. – Рада слышать, – хмыкнула Озия. – Ваши Матриархи не глупые, они злые, конечно, но достаточное их количество прекрасно видит, что в данном случае легче и лучше признать правду, а не пытаться вновь ее спрятать. Лиара кивнула и обняла себя за предплечья, ей никогда не удавалось понять Матриархов. А кара обычно всегда опаздывает, а иногда и вовсе никогда не наступает. Ее знакомые уже контролировались сверху. Лиара пыталась защитить их, насколько возможно, но не смогла. Шепард согласилась рассказать насчет приоритетной миссии на Тессии, хоть и не думала, что из этого выйдет какой-то толк. Тали прислала ей полное недовольства электронное письмо, сокрушалась из-за репортеров, испортивших ее сад из камней. Насчет Явика… Лиара не стала тащить его на дачу показаний. У протеанина был свой груз на плечах, и не стоило к этому грузу добавлять еще и ее. Все равно он, наверное, уже был сыт по горло азари, спорящей с ним по любому поводу. Озия крепко стиснула плечо собеседницы: – Прекрати волноваться, – произнесла она, темные глаза были спокойны и уверенны. – Твой отец никак меня не стесняет, так что я могу играть из себя невинность и напеть немного в уши азари что-нибудь приятное. Но Иерархия все равно стремится защитить меня. Улыбка Лиары все равно оставалась пустой, даже когда ее ладонь накрыла руку у нее на плече. Сердце екнуло, стоило тихому звоночку оповестить о прибытии на нужный этаж. – Знаю, – отвечала она, наблюдая, как тяжелые двери лифта расходятся в сторону, – прости, кажется, я ничего не могу с этим поделать. Мандибулы Озии дрогнули в намеке на веселье. – Я заметила, – бросила она через плечо, покидая кабину. Лиара сжала губы, стараясь скрыть улыбку, выходя следом за турианкой, которая, стоило заметить, очень странно двигалась. Краем глаза она заметила плавное движение; тело, выгнутое в агонии с протянутой к ней рукой, заставило мозг лихорадочно заработать. Лиара дернулась в сторону, внутри вскипела биотика, и стрельба взорвала тишину холла, из горла вырвался предупреждающий крик. Слишком поздно, слишком поздно. Неожиданно стало так громко. Синий брызнул на пол. Кровь стучала в висках. Биотический щит не успел накрыть турианку, та покачнулась и упала, а Лиара тут же рванула вперед. Нападавший, спрятавшись за изящным диваном, выпустил еще одну очередь, которая вся поглотилась барьером. Обжигающая ярость заставила сердце бешено стучать в груди, а Лиару сжать пальцы второй руки в кулак. Она готова была разорвать азари-убийцу Деформацией. И вновь слишком поздно, ассасин бросилась прочь, метнув в Лиару сгусток энергии, чтобы отвлечь. Крепко встав на обе ноги, Лиара отразила атаку, и когда два потока энергии скрестились, комната резко осветилась, окна лопнули, на пол посыпались стекла. Локти напряглись, и девушка, обнажив зубы, бросилась в погоню. Кто-то у стены заплакал, в воздух поднялась пыль. Ей было все равно. Ассасин в это время уже успела вернуть свободу движения и подняла оружие, чтобы продолжить стрельбу. Хватило секунды, чтобы Лиара сложила ладони, выпуская биотику на волю. Лицо азари цвета индиго побледнело, стоило Лиаре пустить Деформацию в нее. Ни шанса на промах. Темная синяя кровь полилась из ран на теле убийцы, напряженное бульканье раздалось из сведенного спазмом горла. Тяжело дыша, Лиара, сверкая потемневшими глазами, в один прыжок оказалась у слабо сопротивлявшейся ассасинки, та уже не смогла бы увернуться. Биотика обвилась вокруг ее рук, однако Лиара сдержалась и не стала разрывать тело убийцы окончательно, а лишь наступила на пальцы, сжимавшие оружие. Не обращая внимание на бульканье, девушка склонилась над соперницей, изучая. Старше ее, но не намного. Три белых узора на щеках, острый нос и широко посаженные глаза. Лиара отчаянно сжала зубы, рассмотрев в броне признаки сразу двух организаций, одна из которых EERCS, а вторая совет Серриса. Обе весьма богаты и тесно связаны с различными Матриархами. Желтый логотип Затмения, украшавший их, слишком уж очевидно выделялся, чтобы быть чем-то, помимо ловушки. – Кто послал тебя? – прошипела Лиара, сильнее нажав сапогом на чужую руку. Убийца выпучила глаза от боли, затем сощурилась, широко раскрыв рот. Вздрогнув, Лиара вгляделась в лицо девушки тщательнее. «Яд», – подумала она с горечью. Вероятно, был спрятан в зубе. Крик зародился в груди и поднимался к горлу. – Проклятье! – вместо крика прошипела Лиара, тело убийцы уже начало остывать. Внезапно тяжесть свалилась ей на плечи, заставив задохнуться. Руки затряслись, Лиара взглядом проследила широкий ручеек крови, стекающий по руке, она ведь даже не заметила, как пропустила удар. Даже не почувствовала боли. Кислая желчь поднялась в горле, и азари едва удержалась от того, чтобы бесчестно пнуть мертвое тело у ног. Где-то сзади лежало еще одно тело, пронзенное пулями. Не трудно было догадаться, отчего Озия тогда упала на пол. Барьер Лиары оказался недостаточно быстрым, недостаточно широким… Она сжала кулаки. Раздался тихий звон стекла, и Лиара рассеянно задумалась, не пострадал ли кто в перекрестном огне. Но не оглянулась, чтобы проверить. Старалась не думать об оставленном Озией ребенке. Ее пальцы дрожали. Глаза горели. Убийцу послали, чтобы заставить их замолчать. Её напарницу убили за то, что она представляла Лиару. Так что… Так что… О Богиня, они за все ответят. 33. Растрескавшийся тротуар, ведущий к общежитию, выстроенному в турианском стиле, выглядел таким же тонким и изношенным, каким он его чувствовал [правдивый и слабый] [отвратительный]. Огромные траулеры [солено-ржавые] [с толстыми наростами] усеяли гавань, освещенную [сверкающим] всепоглощающим кровавым закатом, который почти можно было почувствовать физически. Конечно, портовый городок [Кимба] был невероятно красив на закате, но Явику не хватало сердечных сил [слабый], чтобы взглянуть на эту красоту. – Поторопись, четырехглазый, – назвавшийся Раджем [человек] [глупец] был слишком жизнерадостным, хотя позади остался длинный, тяжелый день [и еще более длинный и тяжелый год] ловли рыбы в этом необъятном, соленом океане [все, что он мог почувствовать в воздухе – это соль, одна лишь соль] [остальное вовсе не ощущалось]. Явик не хотел никуда спешить. Он хотел забыться в глубоком сне и при этом не спать в эту ночь вовсе [устал от кошмаров и ужасов] [резких пробуждений] [ему хотелось забыться]. И все же их капитан и работодатель [турианец] [худой] [слишком властный] пригласил команду к себе домой, дабы поприветствовать его жену. Явик хотел было отклонить приглашение [это было бы слишком для него], но какое-то старое воспоминание-предупреждение заставило согласиться. Так что сейчас он плелся позади [несносного] человека в крепкий [старомодный] дом на холме. Сгорбившись, Явик коротко кивнул капитану [Натану], радостно приветствовавшему команду в проеме двери. – Негодяи, – усмехнулся турианец, но его глаза все равно горели от радости и гордости. – Опоздали, как и всегда. Идемте, Тутела и цыпленок ждут. – Вини Явика. Мне пришлось практически тащить его сюда на себе, – рассмеялся Радж, крепко стиснув протянутую руку Натана [Явик вздрогнул от испуга] и пожав плечами. – Мы последние? – Конечно! Явик мог разглядеть острые зубы, когда Натан улыбался и радостно о чем-то щебетал [почти заразно], и позволил утащить себя вглубь дома [просто не было сил протестовать]. Теплый свет выравнивал все недостатки дешевой штукатурки, и ласковый треск поленьев раздавался из комнаты перед ним [волны оранжевого и желтого перекатывались в камине]. Обжигающая боль [упрямо] застыла в его глазах, пылала в них [почти весь день]. [Буйный] человек и [счастливый] турианец громко переговаривались, причем с ним в том числе [они привыкли к его молчанию]. [Грубое] [обветренное] население рыбацкого городка из Кимбы было весьма малочисленным [в основном состояло из турианцев]. Они были до одури честными [добродетель], невероятно добрыми [непостижимо] и совершенно не интересовались жалкими демонами, от которых бежал протеанин. Натан сжалился над ним, когда нашел Явика в местном баре, просившего принять его на работу [сомнения] [доброта] [он никогда не боялся провала так сильно]. В рутине [предсказуемости] он нашел странное утешение, поднимаясь в темноте утра, чтобы отправиться в море. Явик с молодости не чувствовал, как работает каждое сухожилие, каждый мускул его тела [и было даже неважно, что соль пропитала кожу]. В океане его ждали лишь волны и бесконечное небо [он мог не вздрагивать от каждой тени] [наблюдать за тем, как кровь пропитывает влажную землю]. – Вот и они, здесь, а не в баре, так что гони сто кредитов на мой счет. Лишь немногих в комнате он не знал. Семья Натана и его напарника из колонии. Они с осторожностью наблюдали за ним [словно птичка в цепких лапах хищника] и потихоньку расслаблялись. Не то чтобы это имело значение [примитивы либо игнорировали его, либо доставали вопросами] [ему было все равно в обоих случаях]. Явику никто не был нужен, и чаще всего к нему испытывали пренебрежение [он устал от борьбы] [но не должен был] [будь солдатом, мальчик]. Первым произнес тост старый турианец [хрупкий, костлявый и счастливый], нагруженные тарелки морепродуктов заносили в комнату [выглядело весьма заманчиво] [сырые и извивающиеся] [тушеные в специях]. Нет, вполне достаточно оставаться на обочине жизни [проще]. Нежный букет чей-то доброты пронизывал комнату, стекал по истончившейся коже протеанина. Это не совсем расслабляло, но близко к этому [обнадеживало] [ему нравилось ощущать это]. – Хотите подержать его? – тихий голос, полный участия, вторгся в мысли Явика. Он медленно моргнул всеми четырьмя глазами и сфокусировался на бледном лице Тутелы [женщины] [турианки] [избранницы Натана]. Он едва ли понял, что она ему сказала, настолько потерялся в тот момент [ему стоило быть осторожнее] [нельзя было расслабляться]. [Но]. Тутела мягко двинула мандибулами, поднимая на руки небольшой сверток. Тихое угуканье раздалось из груза на ее руках, и Явик сдвинулся с места [заинтригованный], чтобы взглянуть поближе на [невероятно] крошечную ручку, выглядывающую из-под пеленки. – Я… – все слова выскочили из головы. У нее на руках лежал младенец [значит, все радовались именно этой новой жизни], и Тутела улыбалась ему, словно делилась секретом. – Сюда, – проговорила она [турианка], быстро схватив его за руку и вкладывая в нее [невозможно] маленького новорожденного [что]. – Придержи головку, но будь осторожен с панцирем, он еще слишком мягкий. [ЧТО]. Внезапный вес на руках заставил мгновение застыть [суставы мигом обвились цепями] [связанными с этим крошечным существом], Явик не мог сдвинуться. Не мог даже вдохнуть, лишь окаменевшие руки свернулись вокруг маленького турианца, прижавшегося к его груди, бесценное сокровище [такой теплый] [такой легкий]. Тутела тихо рассмеялась [глухо и ласково] и отступила. Явик почти покачнулся [так боялся] [почему ему доверили ребенка] [он может навредить ему], но теперь долг пропитал его кости [легким дыханием, тревожившим ключицу]. – Расслабься, – успокаивала его турианка. – Ты отлично справляешься. Он [тупо] моргнул, пораженный доверием, оказанным ему Тутелой [дрожь прошла по телу]. Ему она предложила подержать [угрюмому незнакомцу] [солдату] [неудачнику] собственного ребенка [защитить его]. Маленькие светлые глаза уставились на него, и малыш завозился. В этой маленькой душе не было ничего темного [ни страха] [ни гнева] [ни нищеты] [ни мучений]. Просто приглушенное чувство сонливости, и это заставляло его задыхаться. Такой нежный крошка, он спокойно лежал на руках протеанина, никак не выказывая недовольства [словно его руки не были созданы для битвы] [словно бы кровь целой цивилизации не пропитала кожу]. [Он причмокивал] [бессознательно, невольно] [делясь через кожу теплом колыбельной]. Малюсенькие пальчики снова поднялись в воздух, и Явик усилил хватку, одним пальцем касаясь протянутой ладошки. Странный малыш, радостно щебечущий с широко распахнутыми глазами и бархатной кожей. Если бы он закрыл глаза, мог бы [почти] притвориться, что у ребенка есть лишняя пара глаз. [какой же жалкий] [и все же]. Ледяное копье неожиданного откровения пронзило его [самое сердце]. Он ведь даже не собирался сравнивать. Вместо чего-либо приятного по коже разлилась скорбь [лишь углубившаяся роившимися в голове образами]. Тутела моментально заметила его муку [женский инстинкт?]. Он знал, что стоит вернуть ребенка. Ничего не сказать [о его горе] и уйти, но он узнал выражение на лице турианки [от Шепард], и он испугался [нет, он почувствовал настоящий ужас]. – Что-то случилось? – спросила Тутела, положив руку ему на плечо [знала достаточно, чтобы не трогать его без разрешения]. Что-то [не эмоции] [нет] вспыхнуло в глазах, и Явик открыл было рот, чтобы ответить [что-то необоснованное] [глупое] на ее беспокойство. Слова застряли в горле [словно останки пепла], и голос сорвался, как оборвавшаяся струна. – Я… – прохрипел Явик [расстроенно]. Она смотрела на него слишком нежно [он не хотел этого] [он был солдатом]. Слегка встряхнув руками, он передал ребенка матери, и та сразу же протянула малышу палец, чтобы тот мог покусывать его. Она беспокоилась о протеанине [но не боялась] [эти люди слишком хороши для него]. – Спасибо, - прошептал Явик. Он попытался нахмуриться, но лишь боль отразилась на его лице [и ему было больно]. – Прости меня. Хорошее настроение вселенной позволило ему без проблем выбраться из дома [в одиночестве] [горло болело от застрявшего крика]. Холод ночи пронзил его тело, и печаль [безбрежная] [болезненная] накрыла с головой. Он не плакал [хоть и хотел], глядя на три полумесяца, танцевавших в небе. – Я даже не помню, как выглядят дети моего народа, – сказал Явик черному океану и дрожащим звездам [кричал им]. Его руки ныли [дрожали] [источали его бесконечную скорбь], он был последним из своего вида. [большего он не получит]. [Единственный] [последний] протеанин прикусил язык до крови – он всеми покинут и совершенно, ужасно одинок. 34. – Ты специально провоцируешь их, Лиара! Азари закрыла глаза и помассировала виски. Проекция Шепард, развернувшаяся перед ней, оставалась словно бы освещенной изнутри огнем. – Я пытаюсь заставить мой народ пересмотреть взгляд на правительство и их самих, провоцируя споры о наших недостатках и проблемах, – спокойно повторила Лиара, пока еще не желая встречаться взглядом с Шепард. – Они пытаются унизить меня, чтобы отвлечь от дела. Поэтому я возвращаю им услугу. Кто-то из видных лиц присутствовал на Сиари Скэндал. И несмотря на не самое удачное название, которым пресса окрестила весь устроенный ими беспорядок, он привлек внимание галактики. И неважно, что опровержение учения Атаме была лишь небольшой частью расследования, проведенного Озией с завидной тщательностью. – Если ты так продолжишь, то в итоге станешь мученицей. Её глаза широко распахнулись, встречая изумленный взгляд Шепард. – Знаешь, я вполне в состоянии сама о себе позаботиться, – ответила Лиара с легким укором в голосе. Она не могла пошевелиться под взглядом Капитана. – Это вовсе не значит, что ты должна лезть на рожон, Лиара. – А куда мне еще лезть, Шепард? – прорычала она, бледными пальцами обхватывая стол. – Загорать где-нибудь на Иллиуме, пока убийцы моей напарницы гуляют на свободе? И она уж точно не первая, кого убили, чтобы скрыть правду. Это ранило, было больно спорить с Шепард вот так. Еще больнее было узнать, что ее мать долгое время являлась частью этого обмана. Она всегда говорила, что Богиня разговаривала сплошными загадками и исчезала, когда хотела. Значит, все это одна большая, древняя ложь? Знать, что самая старая и мудрая азари из ее народа до последнего, пока не стало слишком поздно, хранила эту тайну было слишком горько. Если бы азари поделились знаниями раньше, если бы они изучили маяк, смогли бы предоставить старому Совету доказательства, которые они не смогли бы уже игнорировать. Возможно, это спасло бы Тессию. Это спасло бы ее мать. – Не обвиняй тысячелетнюю Матриарха в нанимании убийц из Затмения, чтобы те убирали за нее соперников! Лиара провела языком по зубам. Не первый раз они спорили на эту тему. Что было вообще-то удивительно, ведь обычно Шепард быстро и жестко решала любые вопросы. Возможно, она изменилась из-за того, что больше не была постоянно на поле боя. – Матриарх Толмина слишком уж быстро и удобно возложила всю ответственность за убийство Озии на плечи Затмения, – возразила азари, голос звучал напряженно. – Она и другие почтенные Матриархи, почитательницы Атаме, утверждают, что знать не знали о Вендетте, а восстановленные данные ясно показывают, что они разговаривали с этим ВИ. Изображение Шепард приблизилось, так что можно было разглядеть шрам, пересекавший бровь женщины и висок. Трудно было не упасть на колени перед страданиями и опытом, запечатленными на ее коже. Лиара знала, что Шепард считала себя обязанной заботиться о ее разбитом и собранном заново сердце с неровными краями. Потеря Шепард стала катализатором, Лиара больше не могла прятаться в руинах ушедшего народа, пока галактика летит в тартарары. Не когда она может решить хотя бы часть проблем. – Тогда используй это и прекрати ходить вокруг да около, словно безрассудный революционер, начинай действовать, как информационный посредник! – Я не могу до конца их понять, Шепард, – огрызнулась Лиара, внезапно почувствовав дикую усталость от этого бесполезного спора, хоть она и пыталась решительно доказать свою правоту. Информацию Вендетты тяжело было понять еще и из-за языкового барьера, пока что ничего нельзя было использовать в суде. – Они слишком стары и слишком хитры. Все, что я могу сделать, маневрировать между ними, пока кто-нибудь не проколется. – Главное, чтобы не прокололась ты, – тяжело проговорила Капитан, рот сжался в суровую линию. – Не беспокойся об этом. – Я серьезно, Лиара, – в ее мягком, грустном голосе слышалась настойчивая мольба, и ей было тяжело это слышать. – Возвращайся, ты ведь так и не встретилась с Юрой. Вот теперь уже настоящее сожаление разлилось в груди азари, Шепард в основном уделяла внимание восстановлению домов и реабилитации людей, а не разрушению прошлого. Она строила семью с Гаррусом, как же далеко она была от этой женщины и ее турианской дочери. – Слишком опасно, – проговорила Лиара, голос ее пропитался скорбью. – Не нужно тебе, чтобы я подвергала риску все, ради чего ты трудилась. – Это все херня, и ты прекрасно это знаешь. Она не знала, что ответить. Не доверяла себе в этом. Шепард издала звук похожий одновременно на вздох и шипение, Лиара сжала зубы. Раньше она такое слышала только, когда женщине приходилось сталкиваться со старым Советом. – По крайней мере, хотя бы проверь, как там Явик, ради меня, – наконец проговорила она, голос усталый и суровый. – Его последнее сообщение было весьма странным, а после он не ответил на мое письмо. Это был не конец их спора, однако в один день ничего бы и не закончилось. Да и действительно, Лиара давно ничего не слышала от Явика, хоть и смирилась с тем, что тот мог молчать месяцами. – Очень хорошо, – ответила азари, сжав губы и удержавшись от резких слов. 35. Ветер долго и одиноко завывал среди скал, на одной из которых он и стоял [самой большой из пяти тех, что он мог увидеть]. Оранжевый песок скрипел под его потрескавшимися, изувеченными ногами, лишь низкий кустарник тянулся [бесконечно] до горизонта. Картина лишь иногда разбавлялась солеными озерами, подобными стеклу. Это было пустынное место. Суше, чем он [Явик] помнил, но в конце концов его [угасающие] воспоминания об этой планете полнились кровью и горькими обязательствами. Пистолет под подбородком скрипел от того, как сильно он сжимал его влажной ладонью. Высокое, беспощадное солнце опаляло разбитый панцирь брони, жгло носовой гребень. Слишком жарко для столь раннего утра. Израненные ребра болели, даже когда он просто лежал, скрученный болью. Возможно, именно сегодня он закончит влачить свое жалкое существование. Пуля в мозг была гораздо более аккуратной, чем смерть от жажды в этой пустыне [милосредной]. Стечение обстоятельств и случайностей [жестокое и безжалостное] привело Явика туда, где он был сейчас. Он прибыл в Пельтро Рио, чтобы отыскать давно исчезнувшие могилы товарищей [покончить с потерями, сжигавшими сердце]. Он [жалкий] искал утешения, так нужного ему, и смерти, а смерть насмехалась над ним [над его желанием получить наконец заслуженный отдых]. Жизнь стала испытанием, на будущее, ярким маяком горевшее впереди, он мог лишь смотреть издалека, пока остальные шли на его свет. Дети, родившиеся в этом цикле, уже не будут знать войны [Жнецов]. Какое место в этой победе занимал последний из протеан? Не найдя ответов в настоящем, он принялся искать их в трагическом прошлом [Кристалл Памяти вибрировал напротив груди] [знать] [не знать] [все станет обузой в конечном итоге]. Возможно, он пытался понять, умереть ему или жить. Однако искать было нечего. Рельеф слишком сильно изменился с тех пор, как он похоронил где-то здесь своих товарищей, а местные [простодушные] колонисты совершенно не интересовались незнакомцем, прошедшим мимо с пустыми глазами [его следовало бы приветствовать, как бога] [последнюю звезду Протеанской Империи]. Явик конечно находился в поисках, но уж точно не [предполагаемых] бандитов [азари и саларианцев], которые оставили его подыхать. Самодельный лагерь разрушен до основания, и они украли [поддержанную] машину, он остался там весь в крови, в одиночестве среди бесконечной пустыни [смертный приговор] с разбитым омни и системой связи. Теперь он изо дня в день спрашивал рассветы о том, зачем же ему выживать дальше? Что теперь осталось Явику помимо раскинувшегося до самого горизонта пустого неба? Горящие суставы сжались [выстрели] [пусть все закончится] [пусть твои старые кости постепенно превратятся в пыль под этим безжалостным солнцем] [пусть проведение позволит остаться с призраками его народа]. [Ты – солдат]. И все же, как бы не драло его горло от жажды, как бы сильно ни дрожали палец на курке и плечи [твой долг исполнен, солдат] [Жнецы побеждены], он так и не смог [принять всё] выстрелить. Что осталось ему? [Ничего]. Он был последним из протеан, последним [отчаянным] голосом своего [мертвого] народа. Ни больше, ни меньше. Явик не знал [не хотел знать], желает ли он смерти. И поэтому [затрепетавшие веки опустились]. И поэтому [напряжение ушло из рук]. [Нет]. Значит, не сегодня. Пистолет стал совсем тяжелым в его расслабившейся ладони. Так получалось всегда [неужели у всех такая тяжелая жизнь?]. Явику стало интересно [как и каждый день до этого], избавится ли он хотя бы завтра от своего отвратительного существования. Или же он так и продолжит выживать день за днем, связанный нерешительностью [жить?] [умереть?], пока сама планета наконец не проглотит его. [Отвратительно]. Это не имело значения [не сегодня, по крайней мере]. Явик убрал пистолет и расправил плечи [доспехи исцарапаны и изношены]. Он должен был проверить водные механизмы [сухие], укрыть сигнальные огни и осмотреть ловушки, вдруг в них попался хоть какой-нибудь скудный завтрак. Выживание становилось его целью [на день] [в конечном итоге]. Стоило ему, наконец, отвернуться от тихих соленых озер, как взглядом он выцепил черное пятно на горизонте. Холод пробрал до костей [еще бандиты, которые хотят его прикончить?]. Он выживал здесь так долго, что даже мысль о спасении казалась абсурдной. Постепенно Явик склонился к земле [сегодня он выбрал жизнь] [за него никто решать не будет]. Трясущимися руками протеанин отцепил винтовку, расстояние было слишком большим для выстрела, но зато через прицел он смог бы разглядеть пришельца [узнать, как убить его] [в случае необходимости]. Но это оказалась разбитая машина [саларианская], краска растрескалась, по бокам можно было увидеть темные следы. Ни очевидных эмблем банд, ни других отметок. Вездеход просто двигался вдоль берега одного из соленых озер, не собираясь исчезать. Неужели водитель потерялся в пустыне? Явик увеличил приближение, чтобы рассмотреть получше. А потом рискнул приблизиться к траспортнику. Он потерял его из виду на некоторое время, пока взбирался на большую песчаную дюну [паника и неуверенность завладела им]. Руки вспотели, а вот в горле пересохло еще сильнее. Явик не мог больше сдвинуться с места [не хотел] [приближалось предчувствие чего-то важного]. Сердце отчаянно екнуло, стоило вновь увидеть вездеход, только теперь он пересекал соседнюю дюну. Машина остановилась [неудивительно] [если они потерялись, то это было неплохое место для осмотра местности]. Явик выругался себе под нос, увидев, как открылась дверь машины, и из нее вылезла гибкая фигурка [человек или азари]. Он вздрогнул и навел прицел на водителя. Изображение сначала размылось, но потом наконец сфокусировалось, позволив ему рассмотреть первое живое существо за последние три месяца. В потертых синих доспехах далекая фигура вскарабкалась на машину [видимо, для лучшего обзора]. Он увидел арочный головной гребень [ярко-голубой] [азари], и что-то теплое, прекрасное заставило вспыхнуть его кровь [не будь смешным], когда он пытался всмотреться в ее [ускользающее] лицо. [нереально] [не мог увидеть ее лицо] [этого не может быть] [нет]. Она сама подняла бинокль, медленно поворачиваясь, чтобы осмотреть местность [ее лицо]. Он вздрогнул, когда азари наконец опустила руку и [словно солнце, выступившее из-за туч] обернулась, посмотрев прямо на дюну, на которой он устроился. Это была она. [Этого не может быть]. [Но было]. Он узнал бы эти веснушки из тысячи. 36. Она чувствовала протеанина позади, пока занималась утренним ритуалом чахху: одна нога выставлена далеко вперед для устойчивой стойки, локоть закрывал лицо, а вторая рука вытянута, прямая до кончиков пальцев. Пот бисеринками собирался на гладкой коже азари, и неважно, что она была одета в тренировочные штаны и короткую, легкую майку, пустыня жарко дышала ей в лицо. Опустив вытянутую руку к земле, другой она двинула резко и быстро, только почувствовав как уперлась в некий барьер. Ярко-голубая биотика пробежала по пальцам, образуя небольшой шар. То, что Явик ее изучал, было предсказуемо. Он наблюдал за ней каждое утро, возвращаясь с собственного каждодневного ритуала. Раньше она бы обязательно услышала едкий комментарий по поводу такого рутинного времяпрепровождения. Теперь было бы счастьем услышать хотя бы слово от протеанина до полудня. Лиара обхватила колено и провернулась на месте, концентрируя энергию внутри, после чего раскинула руки, высвободив всю и сразу. Восстановить дыхание: раз-два-три. Девушка вовсе не обижалась на отца, настоявшей, чтобы ее обучали лучшие коммандос. Через три недели таких брожений она решила остановиться лагерем неподалеку от измученного и уставшего Явика, ухаживала за его ранами, всеми способами заставляла есть пайки, запасенные ей для путешествия. Он был отчаянно болен: темно-зеленая кожа пожелтела, каждое неосторожное прикосновение заставляло вспыхивать болью нервные окончания. Каждый день Лиара наносила на карту окружавшую их местность, а Явик кружил вокруг голодным варреном, не позволяя ей покинуть зону видимости. Она пока еще не поняла, что так беспокоило протеанина, ведь тонкие, бескровные губы упрямо молчали, поэтому сильно волновалась. Глаза Явика казались пустыми, словно мертвые ракушки. Глубоко вдохнув, Лиара опустила голову и втянула распыленную биотику обратно на поверхность тела. Бедренные мышцы заныли от растяжения, стоило девушке опуститься на заднюю ногу. Ей стало так все равно на ее отряд коммандос, прочесывающий очередной торговой городок где-то поблизости ради зацепок, ведущих к связи Затмения и Матриархов. У нее здесь появились проблемы посерьезней. Последнее письмо Явика пришло из этого отвратительного места, из-за чего в первую минуту ужас всколыхнулся в животе и огонь разлился по венам. Лишь Богиня знает, как она была благодарна Шепард в тот момент. Мелко подрагивая, Лиара подняла обе руки в вознесении хвалы Атаме, позволяя биотике вспыхнуть один раз, второй, третий, после чего та окончательно стихла, вернувшись в тело своей обладательницы. Прочертив руками круг в воздухе, Лиара наконец распрямилась, закончив ритуал чахху завершающей молитвой. Восстановив дыхание, она подняла взгляд на Явика, чувствуя себя слегка неуютно под пристальным вниманием золотых глаз. Она старалась не смотреть на уродливый шрам, пересекавший его щеку. Он не говорил о том, что же произошло, кто оставил его в таком состоянии, однако Лиара и сама могла догадаться. – Ты должен присоединяться ко мне время от времени, – обратилась она к протеанину. Она уже давно не слышала его мнения ни о чем, да хотя бы, о ее внешнем виде в этой одежде. – Ты всегда говорил, что покажешь, как это нужно делать правильно. Он отвернулся, и что-то в груди Лиары сжалось от того, каким нервным и осторожным выглядел бывший напарник. Она вытерла пот со лба, наблюдая за тем, как протеанин беспокойно вглядывался вдаль. – Азари, – наконец произнес Явик, подойдя к ней и отряхнувшись от пыли и грязи. – Оставляю под твою ответственность. Резкий ответ умер на языке, стоило ей повернуться и увидеть переливающийся зеленым Осколок Памяти в его руках. – Что? – Лиара замерла, когда Явик подошел еще ближе. Из-за фиолетовых синяков глаза выглядели безумными, лихорадочно блестящими. Она отшатнулась. – Нет! – Я настаиваю, – рявкнул он, хотя терпение и разочарование заставляли его голос срываться. – Ты сказала вчера вечером, что должна вернуться к отряду… – Явик, я никуда не уйду без тебя, – она была в замешательстве, сбитая с толку и встревоженная его словами. – Не будь смешной, – резко ответил Явик и снова сделал шаг вперед, протягивая Кристалл. Пальцы дрогнули, и Лиара вновь отошла: Кристалл Памяти был его прошлым, сердцем мучительной трагедии этого израненного существа. Богатство знаний, хранившееся в нем, ей не предназначалось. Как он мог подумать, что она примет такой дар? - Почему ты предлагаешь мне его? – отчаянная догадка вспыхнула в разуме Лиары, кольнула в затылок. Бесплодные попытки найти ответ во взгляде Явика таковыми и оставались. Гудение его истончившейся ауры было неспокойным, оседающим на ее чувствах, подобно ржавчине и веткам рябины. – А почему бы и нет? – огрызнулся Явик, заскрежетав зубами, и это когда он выглядел, словно исчезающая на рассвете тень. – Может тогда ты оставишь меня в покое! Воздуха сразу стало не хватать, и Лиара уже никак не могла убежать от абсурдности сложившейся ситуации. Слова не помогали. Сердце рвалось из клетки ребер, что-то было не так. Он хотел, чтобы она ушла, при этом не выпуская ее из виду ни на мгновение. Явик был серьезно болен, вот что она точно понимала. Чего же так боялся протеанин, прогоняя ее с прощальными дарами и презрительной усмешкой? Пытаясь успокоить тяжелое дыхание, Лиара заставила тело перестать дрожать. Явик не отошел, он все еще протягивал ей Осколок, но она не желала его брать, только не так. – Явик, – прошептала она, и было так больно видеть разбитое, горькое удовлетворение в золотых глазах. Нет, все будет не так. Лиара протянула ему ладонь, дрожащую, неуверенную, и линия его плеч содрогнулась в ответ. Сама смерть пришла понаблюдать, стоило ее пальцам зависнуть над драгоценной реликвией, оставшейся от протеанского народа. – Возьми его, – настаивал мужчина. – Ты – пыжак, – вместо всего ответила она и резко схватила его за руку. [ЧТО/АЗАРИ/НЕТ]. [ГОЛУБОЕ НЕБО/ПУЛИ/КРОВЬ] [ПОЖАР В ДВИГАТЕЛЕ/МЕРТВЫЕ ТЕЛА В ПУСТЫНЕ]. [НЕ СМОТРИ/ЗАТКНИСЬ/ПОМОГИ]. [РЕБЕНОК/СОЛДАТ/БУДУЩЕЕ НИЧЕГО НЕ ЗНАЧИТ ДЛЯ НЕГО] [НЕТ]. [ХОЛОДНОЕ ДАВЛЕНИЕ ПОД ПОДБОРОДКОМ/ОБЕЩАНИЕ/ПРИЗРАК/ГРОБНИЦА]. [НЕТ]. И Лиару отбросили на землю. – Ты! – ахнула азари, потрясенная ударом протеанской биотики и его отчаяния. – Заткнись, – прошипел Явик, отшатнувшись, после чего принялся проклинать ее на своем языке. Вот теперь уже он отступал, вонь ужаса легко могла почувствовать и азари. О да, она чувствовала это, пропускала через себя. Ушибленная спина и локти не помешали Лиаре подняться, и резко отшатнувшийся Явик ее не остановил. Сухая, костлявая хватка паники схватила ее за горло, когда протеанин… побежал от нее. А потом попросту упал; слишком напуганный тем, что его раскрыли, он просто не мог сосредоточиться. Свидетельство того, насколько он ослабел, и все равно этого оказалось недостаточно, чтобы -ее остановить. Ярость рождалась где-то в животе Лиары, поднималась к сердцу, рукам, глазам. Как он посмел? Голубое небо, пули, кровь, и стало кристально ясно, куда Явик уходил каждое утро. Где он пытался умереть. Явик боролся с ослабевшими конечностями, широко распахнув глаза, наблюдающие за ее яростным приближением. – О чем ты думал?! – прорычала Лиара, биотика пылала на коже, дотягиваясь до протеанина, ее глаза вспыхнули, когда Явик из последних сил отпихнул ее от себя. – Уходи, азари, – выплюнул он, зубы стучали друг о друга от ужаса и гнева. – Не трогай меня! Она ударила его прямо в челюсть, костяшки моментально заныли от боли, а Явик упал в красную пыль. – Как ты посмел? – прошипела азари. – Как ты посмел! – Это не твое… – Явик кое-как приподнялся на локте и вскинул трехпалую ладонь, облаченную в зеленую биотику. Слишком слабо, хоть энергия и вспыхивала, переливалась, словно умирающая звезда, по сравнению с ее голубизной. – Ты хотел, чтобы я однажды нашла тебя, погибшего от твоей же собственной руки? – Лиара едва ли не рычала, вдавив Явика за плечи в пыль, когда навалилась всем телом. – Ты вообще подумал, что я буду чувствовать? – Ты… – Или ты думал, что я просто возьму Осколок и уйду? – она хорошенько встряхнула его, он же в ответ схватил азари за запястья, прижимая те к ее же голени. – По-твоему, я такая? – Да пошла ты! – крикнул Явик, лицо его исказилось от муки. – Нет, – закричала Лиара. – Пошел ты! И ее гнев исчез, колени просто подломились окончательно, она опустилась на землю, и лишь печаль исходила от нее волнами. – Ты эгоистичный ублюдок, – всхлипнула Лиара, утыкаясь лбом и руками в его помятый нагрудник, в его уставшую грудь, тяжело вздымавшуюся от дыхания. – Да, – просто согласился он, и Лиара возненавидела его за это. Ненавидела то, как его пальцы все еще обхватывали тонкие запястья, ненавидела то, как тяжело он дышал. Лиара просто отказывалась принимать поражение протеанина. – Ты – трус, – обвинение сорвалось с языка, и азари почувствовала, что Явик вжался в землю, захотел исчезнуть сейчас же. – Оставь меня, – наконец вздохнул протеанин почти нежно. – Это мое желание. – Херня! – сплюнула Лиара, поднимая взгляд, чтобы посмотреть в его глупое, изможденное лицо. – Бред сивой кобылы. Если бы это было правдой, ты уже был бы мертв. Ты не жег бы сигнальные огни и не звал бы меня. Лжец, ЛЖЕЦ. Он был напуган, агонизировал в одиночестве, и вот Лиара вторглась в его мир снова, но не видела больше солдата, готового умереть, лишь выжившего, слишком уставшего, чтобы бороться еще хотя бы день. Она хмурилась и кусала губы, щеки уже стали мокрыми от слез, и если он прочел хотя бы немного азари в ответ, то уже узнал, что она не пережила бы его смерти. – Не надо, – взмолился Явик. – Заткнись, – ответила азари, уже решительно поднимаясь на ноги. Тощие руки Явика потянулись за ней, и не важно, какое у него было лицо – она уже знала, что права. Лиара дернула протеанина наверх, схватив за нагрудник, не обращая внимания на острую боль в локте. Теперь они стояли лицом к лицу. Он был солдатом, они были товарищами. Явик сделал все, чтобы она стала сильнее, чтобы смогла пережить войну. Она отплатит ему тем же. – Я не смогу сражаться с тобой в этой битве, – начала Лиара, ее кожа засветилась. Воздух вокруг них гудел от напряжения и его тусклого удивления. – Я не смогу выиграть эту битву за тебя, но знай, я буду рядом каждое мгновение. Явик резко выдохнул, и она почувствовала, как под кожей распускается хрупкий цветок надежды. Кожа горела в месте соприкосновения: ее руки на его лице, его пальцы обвили ее плечи. Он знал правду и веру этой азари. Видел их в глубине синих глаз. – Не… – он попытался, один последний раз, но в итоге лишь прижался к ней, как уходящая луна пытается дотянуться до восходящего солнца, – не уходи. – Нет, – уверенно проговорила Лиара, вытирая скупые слезы с изможденного лица протеанина. – Я не оставлю тебя одного, Явик. Никогда. Больше никогда. Надлом, произошедший в нем, отозвался в них обоих: в позвоночнике, ребрах и сердцах. Явик спрятал лицо у нее на плече, и она снова заплакала, и не было у них других свидетелей, кроме пустого неба. Лиара обняла мужчину за плечи, чувствуя его горячее дыхание на щеке, чувствуя врезающийся в кожу гребень. Чувствуя связующие их через кожу эмоции. – Мы увидим будущее вместе, – поклялась она, пальцами цепляясь за его доспехи, не позволяя отстраниться. Заставляя его поверить. Солнце горело над ними. – Обещаю.