Сасагава Киоко, приятно познакомиться

Рокудо проследил за исчезающей девочкой и отложил книгу в сторону. Поднявшись на ноги, он пристальным взглядом оглядел поле. Кроме него здесь явно кто-то был. Кто-то не чужой этому миру. Мукуро хмыкнул и пару раз стукнул по земле мгновенно материализовавшимся трезубцем. Кто же это? Где же это? Никто не показывался. — Ку-фу-фу, — Рокудо говорил тихо, точно зная, что его услышат. — Выходи-ка, сеньор Гость. Ты мне интересен. В соседних кустах послышалось шуршание, и в ответ раздалось наглое: — Обойдешься. Мукуро иронично изогнул бровь, смотря на все же показавшуюся из малинника лохматую блондинистую голову. Человек повернулся в сторону Рокудо и окинул того недовольным взглядом, что-то тщательно пережевывая. — Так че тебе надо-то, мерзкий иллюзионистишко? От столь лестного обращения Мукуро поднял вторую бровь, не сводя глаз с собеседника. Отчего-то этот парень казался на кого-то незримо похож своей манерой говорить, вести себя… От туманного предположения, пришедшего в голову, Рокудо еле заметно поморщился. Вот только второго энтузиаста ему тут не хватало. — Ты кто? — решив не плести словесные кружева, прямо спросил туманник. — Дед Пихто, — отозвался незнакомец, невозмутимо сорвав с веточки еще три ягоды и забросив их в рот. Нет, наверно, Мукуро все-таки не ошибся. — Ну, если ты так настаиваешь, то можешь звать меня старшим лейтенантом вооруженных сил Западной границы с Герцогом Вельзевулом. Рокудо устало посмотрел на парня. То, что он назвал себя военным чином и упомянул одного из известнейших демонов, Мукуро понял, но все это выделывание несколько утомляло, особенно тогда, когда он не был настроен на долгий витиеватый разговор. Неизвестный тем временем внимательно следил за мимикой Рокудо и, заметив, что тот медленно выходит из себя, повел плечом и, прожевав, откашлялся. — Лотерн, — торжественно представился он, горделиво выпрямившись и весело посмотрев на собеседника. — Рокудо Мукуро, — кивнул ему иллюзионист, а потом недоуменно наклонил голову набок — парень согнулся и стал давиться смехом. — Из-звини, но ваши японские имена и так странные, а твое еще и смешное… Рокудо скептически оглядел сидевшего на траве Лотерна, поджав от наигранного уважения губы и закивав, и язвительно прокомментировал: — Не сомневаюсь. Оч-чень смешное, умереть — не встать. Лотерн еще раз хихикнул, а потом вздохнул, успокаиваясь. — Ладно-ладно, не кипятись, чайник мой японский. Я предугадаю твой вопрос и сразу отвечу: да, я стопроцентно свой в головушке моей нерадивой подопечной. Ее, кхм… куратор. Вот. — Куратор? — уточнил Рокудо, вопросительно приподняв бровь. — Типа того. Не буду объяснять, не хочу, — от подобной наглости и прямолинейности Мукуро в душе восхищенно покачал головой, — но скажу одно: ты теперь, кажись, с Анютой как-то повязан, уяснил? Рокудо не уяснил, как бы стыдно ему это не было признавать. Он только открыл рот, чтобы переспросить и добиться нормального адекватного ответа, как внезапно земля под его ногами затряслась. Землетрясение? Лотерн резко побледнел и вскочил на ноги. — Эй, иллюзионистишко, ты с легкостью управлял этим телом? Мукуро тут же напряженно отозвался, оглядываясь в поисках источника колебаний: — Да. — А ты чувствовал нечто особенное, когда захватил контроль? — в голосе Лотерна отчего-то послышались истеричные нотки. — Да, — немного подумав, согласился Рокудо. — Будто в своем собственном теле был, отсутствовал дискомфорт. Под его ногами внезапно словно что-то ударило из-под земли, и тут же стала молниеносно расходиться трещина. Рокудо сощурился. Дело пахло уже даже не жареным. Паленым. Он попытался создать иллюзию, но с нарастающим ужасом понял, что что-то блокирует само его пламя. — Мать вашу! — заорал не своим голосом куратор Киоко. — Поздравляю, теперь она тоже туманник! И твой идеальный партнер, придурок! Что б твое дурацкое пламя, которое творит хрен знает что, выкачали и отправили в лабораторию за компанию с природной совместимостью Аньки! А с ней там теперь еще и что-то произошло! Рокудо резко вскинул голову, чтобы посмотреть на Лотерна, но тут земля под его ногами исчезла, и он полетел в пустоту.

***

Скажите, вы хоть раз в жизни участвовали в лотерее? Если да, то вам скорее всего известно это чувство томительного ожидания, когда в внутренности словно скручиваются в один комок, а сердце кто-то сжимает холодной рукой. Когда ты в полном неведении, слепой, как котенок, и вот-вот решится: пан или пропал… Захватывающе, верно? Определенно. Вот только мне было нифига не весело. Совсем-совсем. Мне было страшно. Ребята ребятами — поотвечала на их вопросы, покорчила из себя идиотку. Не сложно. Нет, конечно, пару раз запнулась и неестественно посмеялась, но никто ничего не заметил. Да и выяснилось, что Хана, оказывается, так серьезно заболела за выходные и, наверно, до конца недели даже не выйдет из своей комнаты. Проблема была в другом. Проблема заключалась в том, кого я мгновенно отнесла в категорию «безопасно, не волноваться». Как видно теперь, ошибочно. И это было роковой ошибкой. Все началось с того, что пятилетний пацаненок в фетровой шляпе с оранжевой лентой и в деловом костюмчике — надо ж было так ребенка вырядить! — стал как-то мрачно на меня смотреть. Мрачно и как-то о-о-очень многообещающе. Напрягает, не правда ли? Вот и я напряглась. — Тсуна, бери своих друзей и уходи, Киоко-чан устала, и ей нужно отдохнуть. Ой, вот что-то мне это все не нравится. Тсуна, свет моей жизни, не бросай меня! Я бросила умоляющий взгляд на Саваду. Тем не менее, Савада оказался слишком толстокожим, как слон, или же тупым, как пробка, и моего взгляда даже не заметил. Вот черт. Мерзкий мальчишка, ну и вали. Сама справлюсь. — Реборн, — проблеял Тсуна, нервно переминаясь с ноги на ногу. Наверно, он почувствовал волны ненависти, исходившие от моей персоны, и ему стало неловко. — А ты?.. — А мне еще надо кое-что спросить у Киоко, — невозмутимо ответил ему коротышка. Савада взволнованно кивнул и ускакал, прихватив за собой весь этот зверинец. Мне кажется, или что-то с этим Реборном не так? Нет, правда. Чего это его все так слушаются-то? Он же всего-навсего ребенок. Но отчего-то мне стало жутко тревожно. И теперь я бросила вслед закрывающему дверь Гокудере взгляд, полный молчаливого отчаяния, а как только послышался хлопок, мгновенно недоуменно улыбнулась — надеюсь, вышло не криво — и спросила: — Реборн-кун? Ты хотел что-то спросить? Так, спокойствие, главное спокойствие. Я панда, невозмутимая панда. Улыбающаяся панда. Мальчик спрыгнул с бортика кровати на одеяло и, скрестив руки на груди, поинтересовался: — Кто ты? Его голос, невероятно серьезный, и совершенно не насмешливо-пафосный, как при общении с другими, заставил меня внутренне сжаться. Господи, да что же это такое?! Что с ним не так?! Надо держать лицо. Не сметь сдавать позиции. — О чем ты, Реборн-кун? — я заставила себя тихонько засмеяться. — Ты уже меня не узнаешь? Я Сасагава Киоко. Реборн несколько секунд молчал, внимательно вглядываясь в мое лицо своими проницательными ониксово-черными глазками, а потом протянул с какой-то непонятной ленцой и… безразличием: — Девочка, мы тут не в куклы играем. В следующее мгновение я расширила от неожиданности глаза и вжалась в подушку, судорожно вздохнув, — слава богу, я сидела на кровати, а не полулежала. В лоб мне уперлось дуло пистолета. Дыхание перехватило, а горло словно схватила железной хваткой невидимая рука с холодными, как лед, пальцами. Я замерла, почти не дыша и испуганно смотря на Реборна. — Я повторю вопрос, если ты не расслышала: кто ты такая? — Сасагава Киоко, — еле слышно просипела я, сглотнув. Ни в коем случае не сдамся. Нельзя, черт подери, иначе точно сдохну! Реборн хмыкнул, и в его глазах мелькнули нотки разочарования. Разочарования и равнодушия. Постойте, вы же не хотите сказать, что… Я окаменела. И тут ясно поняла, что меня сейчас без сожаления пристрелят. Паника заполонила мое сознание, пуская мысли в беспорядочном потоке. В голове болезненно пульсировал страх, заставляя отчетливо осознавать только факт своей скорой бесславной смерти, и безжалостно отметая все остальные судорожные попытки выйти из ситуации. Руки задрожали, а лицо исказила гримаса ужаса. Я уже не понимала, что делаю, что происходит, и где Реборн, а где все остальное. Мне было наплевать. Я хотела жить.

***

Реборн понял, что что-то не так еще тогда, когда Сасагава странно вела себя на занятиях. Нет, девочка, разумеется, имела полное право начать вести себя иначе. Вот только прежние привычки и особенности речи, жестов так быстро не меняются. И прежние знания не улетучиваются просто магическим образом. А перед аркобалено была совершенно другая личность. Реборн не стал судить сразу. Реборн наблюдал. Делал выводы. Вот здесь совершенно непонятная запинка. Там бегают глаза. В следующем неправдоподобный ответ. Далее другая для Сасагавы Киоко формулировка укора в сторону Ламбо. Для кого-то это могло бы показаться непримечательным, но величайший киллер современности хорошо знал свое дело. И видел, где есть что. На вопросы, которые Реборн задавал, оставшись с «Киоко» один на один, девчонка отвечала в образе, хватаясь за надежду собственного спасения. Реборн только уже был полностью уверен. И как бы она этого не отрицала, она тоже понимала. Реакция на пистолет заставила Реборна задуматься о личности человека, скрывавшегося под личиной Сасагавы. Девчонка настолько боялась оружия, что было видно — она не убийца. Отнюдь. И выросла не в мафии, не в преступном мире. Настолько… обычной она была. Аркобалено не смог скрыть разочарования. Она ему ничего не скажет, да и не опасна для него. Ее надо просто убрать, пока не натворила чего-нибудь из ряда вон выходящего. А Никчемному Тсуне он даже скажет правду. Дескать, его ненаглядную Киоко убили, а киллера, принявшего облик Сасагавы, устранил уже сам он, великий Реборн, сумевший разглядеть негодяя под иллюзией. И тут случилось никоим образом не ожидаемое. Девчонку заколотило. Она вся затряслась, ее рот приоткрылся в беззвучном крике, а сама она с пугающей решимостью посмотрела на Реборна. Киллер непонимающе оглядел жертву, а потом его озарило ужасающее понимание. Она сейчас вспыхнет. И он не остановит этого. Мгновенно спрыгнув с кровати, Реборн одним прыжком пересек комнату… Но не успел. Раздался взрыв. Палату окутало жадно пожирающее все на своем пути, беснующееся безжалостное синее пламя. Последней мыслью Реборна перед тем, как он, еле успев поставить более-менее крепкий щит, потерял сознание от ударной волны, было: «Откуда у нее пламя?»