Барон Одного Угла

Нерожденные дети под веками Аслог строят империи и создают тиранов; их уста не извергают слов, а глаза не запоминают увиденное. Им сто, двести, тысяча лет — они рождаются не здесь и не сейчас, но Аслог вынашивает их как своих. Вожди и короли приходят к ней за советом; их дружины и свиты дрожат на осеннем ветру, оправдываются холодом, но Аслог видит на их лицах страх. Он родом из глубины веков и знаком каждому, в чьих жилах еще теплится кровь — это страх неизведанного. Она лжет им всем, будто ее взор видит на год-два, не дальше, а сама задыхается от тяжести еще не родившегося праха. Она видит, как умирают семьи и народы — как умирает и ее народ тоже. В четырнадцать ее выдают замуж. Белокурая Аслог сжимает в руках ленты, пока ее голова утопает в душистых цветах; бабушка слепо тянет к ней руки, улыбается беззубо — и умирает на следующий день. Аслог становится единственной ведьмой в своем племени, и бесчисленные заблудшие души — живые и мертвые — стекаются к ней на порог. Ее мужу тридцать. Она успевает родить ему трех сыновей и дочь, прежде чем его время окончится; с каждым годом она забывает его лицо все больше. На его лице — походы и набеги, и соль морей, которую она не хочет запоминать. Ее сыновья погибают один за другим; их жены льют слезы, до которых ей нет дела. Ее дочь выходит замуж за вождя. Она блеклая тень своей матери и знает это; Аслог любит ее как свою единственную кровь и ни каплей больше. Вождь их племени водит дружбу с чужим королем, и мужья и сыновья здешних женщин сражаются отныне под чужими знаменами; добыча добра и обильна, но под сердцем Аслог зарождается горечь. Ее зять с честью охраняет королевские леса от любых посягательств. Ее дочь отдает последний вздох с первым криком своего дитя. Аслог видит в глазах Солвейг бескрайние леса и бурные реки, чьи воды уносят беспечных путников, оступившихся на камнях. Она видит смех и слезы, и будущее, которого у них обеих нет. Они умирают, и наследие их — лишь путеводные руны на древних камнях. Их народ, бросивший быстроходные корабли ради королевских лесов, встречает закат на пятый день после смерти Солвейг. Аслог скачет в их дом так скоро, как только может, но знает умом, что ни в одном из миров она не успеет. Их дом охвачен пожаром — или так только кажется от застилающих взор душ умерших, и Аслог закрывает глаза, чтобы впервые не видеть. Она убеждает себя, что не видит, но вновь лжет. Под ее веками — умершие вожди и неродившиеся короли. Она знает их участь: некоторые проживут долгую, бесцельную жизнь, пожирая собственных жен и детей, другие сойдут с ума, прижимая к груди свою гордыню. Он будет не из тех и не из других. Искра, промелькнувшая на небосклоне, чтобы вскоре погаснуть — вот и вся его судьба. Аслог знает. Она вынашивала его как своего.