* * *
— Ну, как тут поживает моя подопе… — Лютик, который с радостной улыбкой вошел в зал, надеясь поболтать с Цири и поинтересоваться, как идут у нее дела, замер, сделав всего несколько шагов от порога. — А чего это вы тут делаете? — спросил он, растерянно оглядев присутствующих в помещении Седрика, Одрина и Цири. «Два веселых гуся» — Седрик и Одрин, сидящие за столом и потихоньку (чтобы не привлекать внимание Эредина, взявшегося строго блюсти порядок в Храме науки) калдырящие очередную чекушку, переглянулись, затем направили свои мутные взоры за Лютика. — А мы тут постигаем смысл бытия, — заявил Седрик. — Так ска-ать, размышляем о тщете всего ссущего. — Не надо размышлять об этом здесь, — испугался Лютик. — Уборная за углом, выйдите — и там размышляйте. — Не, Лютик, ты ща не поэл, у нас с другом Одрином дискуссия не на урологическую тему, а на сугубо философскую. — Культура… ик… это — сила — изрек Одрин, многозначительно подняв палец вверх. — Я ж и не думал, что в этой библяаптеке можно так замечательно и с пользой отдыхать. — Ну что ты, — поддержал приятеля Седрик. — Тепло, светло, чисто, ептыть, даже на пол блевать не хочется. Патаму шта это одно слово — культура. — Если бы еще этот Эредин нас не гнобил, было бы вообще хорошо. — Эредин? — Лютик растерянно огляделся. — А что он здесь делает? И почему я его не вижу? — Он мое кресло чинит, — призналась Цири, которая грустно сидела за столом, нахохлившись и закутавшись в пиджак Эредина. — О, Лютик, — из-за стойки выглянул эльф. — Ты-то мне и нужен. Я тут пытаюсь починить этот хлам, который по недоразумению назывался креслом, но кажется, это бесполезно. Ты где приобрел это барахло? Тут же брак на браке и браком погоняет. Эта херня даже такую легкую девчонку, как Цири, и то выдержать не смогла. Она вертанулась резко к тумбочке и — хрясь! Хорошо, что не сломала себе ничего. — Лоредо подогнал, — признался Лютик. — Ты же понимаешь, эта боровчина разве что-нибудь хорошее даст. По принципу: на тебе, боже, что нам не гоже. Поди, деньги надо было срочно отбить, вот и накупил барахла. Или, наоборот, сбыть какой-нибудь брос требовалось, ну и спихнул сюда, типа, на, подавись, и чтоб больше не доставал своими просьбами. — Как обыщно, людя́м дерьмо всучил, а отрапортовал, что купил не меньше, чем трон в парче и золоте, а разницу, как всегда — в карман, — отозвался из своего угла Одрин. — Эта жирная сука всегда так делает, уж я-то знаю. А думаете, на какие шиши он себе во Флотзаме такой особнячок отгрохал? А-а, вот то-то и оно, что на краденые! — Короче, Лютик, этот хлам восстановлению не подлежит, — подытожил Эредин. — Но сидеть-то твоему сотруднику на чем-то надо. Может, у тебя в чуланах или подсобках завалялось что-нибудь подходящее? — Есть! — радостно вспомнил Лютик. — Есть у меня один раритет, кресло еще времен, наверное, орденоносных леспромхозовских. Прочное и надежное — снарядом не разорвать. Я его все на свалку хотел выпереть, да только оно такое тяжеленное, что я его с места еле сдвинул. Но для тебя-то это не вес, — Лютик с откровенной завистью посмотрел на крутые плечи Эредина, его внушительные бицепсы и мощный торс. — Пойдем, показывай, где ты хранишь свой раритет, — сказал эльф. — Послушай, Эредин, — голосок Лютика начал сочиться подозрительной патокой, он забежал вперед и заискивающе-просительно начал снизу вверх заглядывать в глаза эльфа, — можно я тебя еще попрошу об одной вещи? А, ну можно? Ты же не откажешь нам с Цири, правда ведь, Эредин? — Да говори уже, чего надо? — не выдержал эльф. — Чё ты стелешься передо мной, как проститутка перед клиентом. — Я боюсь, что ты обидишься и откажешь. Уж больно просьба такая… ну, может, тебе не по чину этим заниматься, — начал оправдываться Лютик. — Хошь, чтоб я на сцене перед биндюгинцами стриптиз исполнил? — предположил Эредин. — Не. Я хочу попросить тебя, чтобы ты нам лампочку вкрутил. — Я те чё, электрик? Попроси Кагырку, пусть он вкрутит. Или, если сам стесняешься, могу я его попросить. — Я его уже просил, он пробовал — не вышло. Не достать ему никак. Видишь, потолки-то у нас какие высокие. Наверное, проектировщик этого здания был таким же каланчой, как и ты… без обид-без обид, — тут же спохватился Лютик. — Это я в хорошем смысле. Во-от, короче, руки бы этому гению инженерной мысли оторвать за такую конструкцию. В общем, Кагыр пробовал со стремянки, я сам пробовал, Геральта просил — он ведь тоже высокий — не-а, даже ведьмаку не дотянуться. Но тебе-то точно роста хватит, — убежденно сказал Лютик, смерив одобрительным взглядом Эредина от макушки до пят. — Ну не слепнуть же девчонке теперь без света, а? — Ладно, давай твою лампочку и тащи стремянку. Вкручу, — смилостивился Эредин.* * *
— Если б я знал, какую ты там антисанитарию развел, я бы в жизни на потолок не полез, — бубнил Эредин, которому пришлось ввернуть не одну лампочку, как они договаривались с Лютиком, а целых семь — две в библиотеке, две на танцполе и еще три в кинозале. Теперь Эредин, наглотавшийся пыли и поэтому чихающий и кашляющий, с мокрым носом и покрасневшими глазами возвращался с Лютиком обратно к Цири. — У тебя там пыль просто вековая! Плафоны мухами засижены так, что на них живого места нет! Даже у меня дома такого кошмара нету. А ведь мы без хозяйки живем. У тебя же уборщица сметой предусмотрена? — сердито выговаривал Лютику эльф. — Эредин, ты же понимаешь, что я не мог заставить прыгать по стремянкам беременную женщину. — Прыгал бы сам, — пожал плечами эльф. — У меня аллергия на пыль! И потом, мой голос, его ведь беречь надо! — Лютик, признай, что ты просто ленивая жопа! — заявил Эредин. — Признаю, — легко согласился Лютик. — Хм, даже не обиделся, — подозрительно сощурился эльф. — По-моему, у тебя для меня еще есть какое-то дело. Так? — Да, — не стал финтить Лютик. — Я слышал, ты в печках разбираешься. — Ну, разбираюсь. И что? Хошь, чтоб я тебе печку сложил? Знаешь, сколько это стоит? Ты у меня после этого действа без штанов останешься. — Может, посмотришь у Цири печку, а? Эредин, ну пожалуйста. Она почему-то так дымит. Задохнется ведь девчонка. А зимой замерзнет. — Ладно, у Цири посмотрю, — сжалился Эредин. — Только… — он посмотрел на свои отутюженные брюки и начищенные ботинки. — Какого хера ты мне утром сказал, что я не по хворме оделся? Вот как я, по-твоему, в золе и саже буду копаться в цивильных штанах? — А я тебе робу дам, — преданно глядя Эредину в глаза, с готовностью сказал Лютик. — У меня есть. Мой старый костюм чебурашки для детских утренников, он тебе как раз по пояс будет. Нарядишься в него, рукава на торсе завяжешь, чтоб не съезжал — и вперед. Цири точно твою самоотверженность оценит. — Ты думаешь? — в сомнении спросил Эредин. — Я тебе говорю! Красивые слова говорить любой дурак может, а вот лезть ради нее во всякое дерьмо в костюме чебурашки — такого редкого идиота еще поискать надо. — Что? — угрожающе прищурился Эредин. — Ты меня сейчас кем назвал? — Я говорю, Геральта почему бабы любят, — ничуть не смутившись, продолжал свою речь Лютик. — Ну? — Да потому что он заради любой их прихоти, слова не говоря, в любую помойку влезет и не поморщится. И то, что им надо — добудет. — Тащи свою чебурашку! — велел Эредин. — А я, между прочим, не прошу тебя бесплатно работать. Я тебе хотел место завхоза предложить, — продолжил тараторить Лютик. — Напишешь мне заявление с просьбой принять тебя на работу с сегодняшнего дня, я схожу в контору к Дуду, он мне все в лучшем виде быстренько оформит. На работу тебе каждый день ходить не обязательно. Так, раз в неделю придешь, глянешь, что тут делается, и можешь опять домой идти. Если что срочно понадобится, я сам к тебе приду. — Ну, так вообще звучит заманчиво, — кивнул Эредин. — Только я тебя оформлю на ставку киномеханика, потому что завхозом у нас числится Мориль, которую мы временно со ставки уборщицы туда перевели перед декретом. И она сейчас все равно приходит клуб убирать, хотя на ее бывшей ставке сейчас Присцилла. Ведь у меня официальных должностей костюмера, оформителя сцены, режиссера и постановщика на балансе нет. — Лютик, — Эредин скривился и прижал к вискам ладони. — Что? — Хватит трещать!* * *
— Слышь, придурок, как тебя по-правильному зовут? — спросил у заведующего клубом Эредин, сидящий за столом и размышляющий над заявлением. — Юлиан Альфред Панкрац виконт де Леттенхоф, — ответил Лютик. — Короче, заведующему клубом Лютику Альфредычу Панкратцову, — проговорил Эредин, начиная писать и высовывая от старания кончик языка. — Виконта де Леттенхофа не забудь, — попросил Лютик. — Ага, сейчас! Обойдешься! Я столько много букв писать не собираюсь. Мне еще свое отчество придется вписывать. Кстати, а как меня правильно написать, кто знает? — От Эредина Бреаккгласовича Ольхова, — продиктовала Цири, сидящая рядом с Эредином и надзирающая за тем, что и как он пишет. — С двумя «к». Написал? Вот, молодец. Дальше пиши: «заявление» и ставь точку. — Как точку? Почему точку? Я еще ничего не заявил даже — и уже точку? — С новой строки теперь, — терпеливо продолжила втолковывать Цири. — Прошу… — Почему это я прошу? Я ни у кого ничего не прошу! Я беру, что хочу! — заявил Эредин. — Господи, Эредин, это же заявление. Ну, форма такая, правило, — попыталась объяснить эльфу Цири. — Ладно, чего я у этого жлоба прилизанного прошу-то? — Принять меня на должность киномеханика. Ки-но-ме… Эредин! — горестно воскликнула Цири. — Ну что ты пишешь? Нельзя же быть таким безграмотным! Киномеханик же пишется через «о» и через «е»! — А слышится через «а» и через «и», — парировал Эредин. — Мне так больше нравится. Как хочу, так и пишу. А которые будут тут выступать, сейчас полезут в печку сами, — эльф грозно покосился на приготовившегося что-то возразить Лютика. — А я чё? Я ничего, — тут же пошел на попятный Лютик. — Подписывайся, ставь сегодняшнее число… — И полезай в печку, — закончила мысль Цири. — А вы тут не командуйте! — буркнул Эредин, вставая из-за стола и поправляя у себя на животе узел, которым были завязаны рукава коричневого мехового комбинезона. Цири при виде экзотического наряда Эредина не удержалась и фыркнула от смеха. Остальным хотелось сделать то же самое, но они понимали: то, что простится Цири, для них может быть травмоопасно. Эредин открыл дверку вьюшки, посмотрел внутрь, подергал туда-сюда задвижку трубы, слегка нахмурился, потом открыл заслонку, заглянул в саму печь, затем практически улегся за загнетку и слегка втянулся внутрь. — Эй, ты, виконт хренов! — крикнул он уже из печи, — а ты ее вообще-то когда протапливал? — Я до нее даже не дотрагивался, — заявил Лютик. — С этими печами я вообще не умею и не знаю, как обращаться. Ее Мориль время от времени топила. — Пластмассовыми бутылками и целлофановыми пакетами? — Нет, дровами. Наверное. — А откуда тут весь этот мусор взялся? — Ну-у это мы… я, когда, бывало… — А золу вы отсюда хоть раз выгребали? — Не знаю. Может быть. А надо было? — Видно в горячие угли кидали спьяну всякую хрень, теперь сажей и копотью весь дымоход забит, — бурчал Эредин, шуруя в печке. — Слышь, Седрик, посвети-ка мне во вьюшке, посмотрю, что там с трубой, — попросил он. — Еще и складывало эту печь какое-то косоручие, труба почему-то слишком узкая и вообще не там, где надо бы, — ворчал эльф. — Эй, Седрик, ты задвижку отдерни… Блядь! Эту печь, похоже, в жизни никто никогда не чистил! Одрин или Седрик, принесите мне ведро и совок. Для начала тут хотя бы под вычистить от грязи и хлама надо! — О, Цири, смотри-ка, твои мачехи идут, — сообщил Лютик, который, предоставив Эредину копаться в печи, с чувством выполненного долга отошел к окну любоваться биндюгинскими пейзажами. — Сюда? — удивилась Цири. — Ага. Иди сама глянь. Вон, ругаются, того и гляди в космы друг дружке вцепятся. — Интересно, что они тут забыли? — Цири скорчила недовольную гримаску. — Ну, может, идут посмотреть, как ты тут? — предположил Лютик. — Ой, будто я дитя малое, что меня надо контролировать, — недовольно фыркнула Цири. — Вечно они лезут куда их не просят со своей опекой. — Ты можешь им так и сказать, — подзадорил девушку Лютик (который, честно говоря, недолюбливал Йеннифэр, нормально относясь при этом к Трисс). — А вот и скажу! — упрямо сдвинула брови Цири. В это время гулкое коридорное эхо донесло до них громкие голоса — дамы явно говорили друг с дружкой на повышенных тонах: — Это моя дочка! Я должна спросить у нее, как прошел первый рабочий день, — вопила Йен. — Нет, моя! Я первая начала ее воспитывать, мне и спрашивать! — отвечала Трисс. — Это чистая случайность, что ты была первой! — Нетушки! Именно меня Геральт пригласил в мамки своей девочке, а не тебя. Что, нечего сказать? — Зато меня он потом позвал на постоянку, а тебе была дана отставка! Так-то! Съела? — Она мне первой сказала про работу! — А у меня зато спросила совета, стоит начинать или нет. — А ты сказала, что нет. Только Цири тебя не послушала, потому что еще раньше Весемир и Геральт ее решение одобрили. Тоже мне, советчица хренова. Плевала она на твое мнение! — На твое тоже! Створки дверей разлетелись в стороны — и две яростно спорящие дамы влетели в помещение библиотеки. — Я у нее спрошу! — рявкнула Йеннифэр. — Нет, я! — возразила Трисс. — Йен, Трисс, что вы тут делаете? — первой задала вопрос все-таки Цири, так как дамы, поглощенные спором, кажется, не заметили, что они уже на месте, а предмет их спора стоит и удивленно смотрит на обеих своих мачех. — Как дела, доченька? — елейным голоском спросила Йен, затем окинула Цири придирчивым взглядом и удивленно спросила: — А что это на тебе за странный плед? — Девочка моя, ты замерзла? — с заботой и тревогой в голосе поинтересовалась Трисс. — Это не плед, хотя да, здесь несколько холодновато, — призналась Цири. — Это огромный мужской пиджак, — догадалась Йеннифэр. — Лютик! — она повернулась к заведующему, который стоял у окна и пытался то ли спрятаться за штору, то ли прикинуться цветком. — Это не мой, — начал оправдываться Лютик. — Я вижу, что это, мягко говоря, не твой размерчик. Но, мне кажется, я знаю, чей он, — поджала губы Йен. — И вообще, я что-то не пойму, у тебя тут библиотека или притон? Пьянчужки, вон, у печки тусуются, — фыркнула она, кивнув на Седрика и Одрина, которые — один активно, а второй не очень — помогали Эредину выгребать из печки мусор. — И этот нахал бессовестный Эредин наверняка где-то поблизости бродит. Причем, что подозрительно, почему-то без пиджака. Стоило Цири появиться — и он тут как тут. Не-ет, так дело не пойдет. Моя дочь ни минуты не останется в этом вертепе! Цири, собирайся, идем домой! — Мам, я на работе вообще-то, — подала голос Цири. — Никакой работы, я сказала — домой! — Мама! — Не мамкай! — Никуда я не пойду! — решительно сдвинула брови Цири. — И вообще, хватит мною командовать и меня опекать не по делу. А пиджак свой мне Эредин отдал, потому что я тут замерзла! А он… он… Он — хороший! — выпалила Цири. — Цири, девочка моя, что ты такое говоришь? — ахнула Трисс. — Да! — обиженно продолжила Цири. — Вот, например, папка мне сегодня утром удачи пожелал, а ты, — она с прищуром посмотрела на Йен, — даже не проснулась, когда я уходила. — Можно подумать, твой Эредин проснулся, — ехидно фыркнула Йен. — Да, представь себе, он как раз проснулся. И пришел сюда меня поддержать. А еще он в меня верит. И даже вкрутил для меня лампочку. А потом в печку полез, чтобы мне тепло зимой было. Вот так! — Какая самоотверженность, — хмыкнула Йеннифэр. — Да, мама! Так вот знайте, что с сегодняшнего дня я с ним встречаюсь. — У-у, — тихонько протянул Одрин, услышав тираду Цири. — А парень-то, бедняга, и не знает, что из печки вылезет уже почти женатым. — Прям как в сказке, — кивнул Седрик. — Только там нищебродский задрот становился царем и получал в жены красу-девицу, а у нас наоборот: вошел в клуб нарядный, красивый и свободный эльф, а выйдет в костюме чебурашки, грязный и чумазый да еще и связанный по рукам и ногам брачными и трудовыми обязательствами. — А так ему и надо, — злорадно заявил Лютик. — Почему? — удивился Седрик. — Что он тебе такого сделал? — Он влез вместо меня без очереди к суккубу, причем не просто так, а предварительно отобрав у меня цветы и шампанское, которые я купил специально для моей рогатой прелестницы. Но даже эту потерю я бы пережил. Хуже всего было то, что он конфисковал еще и мой сонет, воспевающий неземную красоту моей роковой возлюбленной. А потом у него хватило наглости выдать за стихи собственного сочинения мое творение, над которым я, не спя… не спля… одним словом, корпел без сна и отдыха всю ночь напролет. Это Эредин-то, у которого с рифмами еще хуже, чем у Геральта. Тот хотя бы попу с жопой срифмует, а у этого вообще белый стих получится. — Это как? — не понял Седрик. — Это значит, что у него рифмой к попе будет задница! В общем, он вор и подлый плагиатор. Так нагло и бессовестно воспользовался плодами моего труда! А главное, что суккуб в мое следующее посещение пристыдила меня за то, что я пришел с пустыми руками, и поставила мне в пример угадайте кого? Эредина! Вот он, мол, знает толк в ухаживании: и цветы даме преподнесет, и шампанское не забудет, и стихи собственного сочинения продекламирует, и ублажит… Нет, про последнее она не говорила, — быстро спохватился Лютик. — Понятно, — переглянулись Седрик и Одрином. — Теперь нам ясно, в чем ты перед ней на самом деле сплоховал, и ни стихи, ни Эредин тут, мнится нам, ни при чем. — Вы тут что, заснули все, что ли? — из темного зева печи на свет божий вынырнул сердитый, растрепанный и перепачканный в саже Эредин. — Я им ору-ору, а они стоят, базарят тут не по делу! Лютик, то, что я делаю, это кому надо-то? — возмутился эльф, в порыве справедливого негодования не заметив, что народу в библиотеке несколько прибавилось. Зато Йеннифэр и Трисс сразу обратили свои взоры на эльфа, при этом Йеннифэр тут же и отреагировала на его появление: — О! Хоро-ош! Ну, доченька, полюбуйся на свое приобретение. Грязный, нечесаный и в шутовском наряде. В ответ на саркастическое замечание мачехи Цири фыркнула, вздернула носик в знак противоречия, прошествовала к Эредину и, предварительно слегка отерев его испачканное в саже лицо его же рубашкой, демонстративно и звонко чмокнула эльфа в щеку. — А таким он мне еще больше нравится! — заявила после этого Цири ошеломленной Трисс и рассерженной Йеннифэр. — Теперь он мой, и я с ним не расстанусь ни за какие шиши! — Может, все-таки ни за какие коврижки? — несмело предположил Лютик. — Ни за шиши, ни за коврижки, ни-за-что! — отчеканила Цири. — Вот, брат, ты попа-ал, — посочувствовал Одрин до сих пор еще плохо понимающему, что тут все-таки происходит, Эредину. — Никто его у меня не отберет, никто меня с ним не разлучит и никому я его теперь не отдам, — быстрой скороговоркой перечислила Цири. — Ладно, — сощурилась Йеннифэр. — Мы с тобой, деточка, на эту тему дома поговорим, когда отец с работы придет. Вот ему и расскажешь про своего ухажера. А уж Геральт быстро разберется, твой он теперь или чей-то еще, стоит нам отдавать его кому-нибудь или лучше себе оставить. Трисс, — скомандовала она своей подруге, — пошли! Здесь нам больше делать нечего! — Чё это такое было-то? — спросил присутствующих так до конца и не разобравшийся в ситуации Эредин, когда за эксцентричными дамами захлопнулась дверь. — Чё-чё, жениться тебе теперь на Цири придется, вот чё, — сказал Лютик. — Не, ребят, то есть как это… За что? Ничего же не было! — испугался эльф. — Мы толком и не целовались даже, не говоря уже о чем-то большем. Я вообще ничего такого не сделал, из-за чего жениться бы надо было. — Геральту об этом расскажешь, — продолжал злорадствовать и издеваться над эльфом Лютик. — Да не о чем мне рассказывать! Или, хорошо, объясню ему в подробностях, как лампочки крутил и в печи грязь на себя собирал! — Лютик, прекрати! — вступилась за своего ухажера Цири. — А ты, Эредин, успокойся. Никто тебя женить насильно не собирается. Во всяком случае, прямо сейчас. Сначала мы будем встречаться, чтобы узнать друг друга поближе… Не в том смысле, в каком ты сейчас подумал, — быстро уточнила девушка, видя, как чумазое лицо Эредина начинает расплываться в двусмысленной ухмылке, а зеленые яркие наглые глазищи приобретают масляный блеск. — А в каком? — полюбопытствовал он. — В духовном, — сказала как отрезала Цири. — Потому что сначала мы должны стать хорошими и добрыми друзьями и только потом, может быть, переходить к интимному общению — поцелуям, объятиям и… всему такому прочему, — при этих словах щечки Цири слегка порозовели, но она тут же взяла себя в руки и сделала строгое лицо. — Ну что ты так смотришь, будто аршин проглотил? — уперев руки в боки, спросила она слегка прибалдевшего Эредина, до которого медленно доходил страшный смысл слов Цири. — Или на таких условиях я тебе уже не нужна и не интересна, ты не желаешь со мной общаться, не хочешь меня видеть и знать? Я тебя интересовала только как сексуальный объект? — Ну, что ты! — тут же машинально соврал Эредин, сам еще не понимая, зачем он это делает. — Мне, вот ты знаешь, прямо до жопы интересен твой внутренний мир, всяко-разные душевные качества, все дела… Правда-правда, — поспешил он заверить девушку, видя, что, кажется, теперь пришла очередь Цири терять дар речи от его откровений, метафор и аллегорий. — Ты не думай, что мне лишь бы потрахаться. — Хотя на самом деле так оно и есть, — тихонько заметил Лютик. — Я в отношениях и всяких там разговорах тоже толк понимаю. Могу и с прелюдией. Даже легко, — уже увереннее продолжил лить патоку в уши Цири Эредин, потихоньку начиная верить собственному вранью и втайне думая о том, что пусть сейчас Цири говорит все, что пожелает. Он согласится со всей той ерундой, которую она несет. Кивнуть головой и поддакнуть в нужный момент — с него не убудет. А потом, когда от теории они перейдут к практике, он свое возьмет. Девочка и не заметит, как окажется под ним в его постели и будет пищать от восторга и просить еще. Главное — начало положено, Цири попалась, и теперь важно не спугнуть вожделенную добычу, правильно разыграть карты, а потом… Да зачем думать о том, что будет потом? Эредин никогда не сушил себе голову подобной ерундой.* * *
Они шли домой по узкой стежке мимо пустующего дома Аваллакʼха. Точнее, по стежке шла Цири, а Эредин, которого она держала под руку, как истинный джентльмен, уступив даме более удобную дорогу, шел рядом, шурша высокой некошенной травой, что росла по обе стороны тропинки, непроизвольно сбивал себе в ботинки мелкие головки мятлика и тимофеевки и собирал на свои отутюженные брюки мелкие листки и прочий сор. — Я к тебе завтра с утра зайду и пойдем на работу вместе? — предложила Цири эльфу. — Пойдем, — согласился он. — Только мне надо будет Имлериха распихать, он на подъем у нас больно тяжел, любит похрапеть до полудня. — А зачем нам Имлерих? — Завтра я на крышу полезу, надо в твоей печке трубу чистить, а то иначе топить нельзя — весь зал дымом провоняет. Я буду чистить, а Имлерих — мне помогать. Не Лютика же мне просить в самом деле. — Я сегодня папке скажу, что мы встречаемся, — сказала Цири. — А он придет мне морду бить, — усмехнулся Эредин. — Я к деду сначала схожу, расскажу ему про нас с тобой. Он папку уговорит не вмешиваться. — Весемир Геральту про Лоредо не расскажет, как думаешь? — спросил Эредин. — Не. Мы же его попросили, во-первых. И потом, дед не дурак — понимает, что если папка узнает про то, что этот жиробас на меня напал, то он тут же побежит во Флотзам и так Лореду отделает, что твои побои тому как за счастье будут. — Ну да, Весемир молодец. Здорово придумал про то, зачем я к нему будто бы заходил. Напиздил ментярам с три короба про вечер и про косу, а они, дурачки, и поверили. Сбил этих придурков с толку. Пусть теперь голову ломают, кто Лореде пиздюлей ввалил. — Эредин, а вдруг они догадаются, что это был ты, — Цири испуганно прижалась к руке эльфа. — Ни фига они ни о чем не догадаются. — Да, ты сначала так же говорил, что Лоредо не будет жаловаться, а эта вонь подрейтузная, видишь, лежит и визжит, что его избили. — Повизжит и перестанет, — сказал Эредин, пользуясь моментом и высвобождая руку, чтобы обнять Цири за плечи для придания их прогулке более интимного характера. Девушка не стала сопротивляться, напротив, сама обняла Эредина за пояс, заведя руку ему под пиджак и касаясь голой спины. — Ах, — он вздрогнул от неожиданности. — Ты чего? — У тебя руки холодные. — А у тебя зато спина теплая. — Тогда грейся. Давай сюда другую руку, вот суй мне ее в карман. — У меня свои карманы есть. — В твоих холодно. — Ну да, я все забываю, что тебя дополнительно еще любовь греет. Они прошли немного в молчании. Когда парочка поровнялась с домом Аваллакʼха, Цири, выглянув из-за Эредина, покосилась на серое унылое здание и почему-то крепче прижалась к своему кавалеру. — Эредин, а мне почему-то кажется, что в этом доме кто-то есть, — таинственным шепотом сказала она. — Я, конечно, не какая-то там трусиха и вообще-то ничего не боюсь, но в последнее время мне от этой развалюхи почему-то не по себе. — Цирь, хошь открою тебе страшную тайну и скажу, кто там есть? — Кто? — снедаемая любопытством Цири подняла голову вверх, заглядывая своими зелеными глазами в зеленые глаза эльфа. — Мыши. Или крысы. А может, ежи, — сказал Эредин. — Ну тебя, — разочарованно вздохнула Цири. — Я серьезно, между прочим, а ты смеешься. — Да с чего ты взяла-то, что в дядькином доме кто-то завелся? Он уже много лет стоит пустой. — А потому что мне чудится, что там вроде кто-то ходит. А иногда кажется, что из окон на меня кто-то смотрит. Знаешь, так, будто наблюдает. — Да ладно, это просто глюки, не знаю, страхи или суеверия. Еще скажи, что в этом доме призраки завелись. — Да нет, конечно, не призраки. Может, это вообще не нечисть. — Разумеется, не нечисть. Они ж не дураки по соседству с твоим отцом селиться. — Вот именно. А тогда кто? — Цирь, не выдумывай, никого там нет. Вот, к примеру, я ничего никогда не вижу и не слышу. — Ты же не ведьмак. — Ну хочешь, сейчас зайдем и посмотрим, кто там завелся, — предложил Эредин. — Пошли, убедишься, что никого там нет, и успокоишься. — Да ну, — Цири поежилась. — Не хочу я туда идти. Пошли лучше домой. Ты прав, глупости все это. — Выкинь эту дурь из головы, — посоветовал Эредин. — Лучше вспомни, как мы с тобой сегодня кресло сломали. — О-ой, — Цири прыснула в ладошку. — А Лютик-то и впрямь поверил, что оно само сломалось. Как у нас так получилось, я не понимаю. — Ну сначала вот так примерно, — Эредин наклонился и поцеловал Цири в губы. К его удивлению, она не стала протестовать и возмущаться, а, наоборот, обняла его за шею, вынуждая наклониться еще ниже и притягивая к себе. — О-о, — удивился эльф. — А я думал… — Не могла же я при Лютике сказать, что прямо с первого дня знакомства готова с радостью прыгнуть к тебе в постель. — А на самом деле ты готова? — Нет! — А со второго? — Ни со второго, ни с третьего и даже ни с десятого. Эредин подхватил Цири на руки, чтобы им обоим было удобнее. Цири с готовностью обняла эльфа за шею, заплетя свои ноги на его поясе, чтобы увереннее держаться. Оказалось, что целоваться, сидя на руках Эредина, было гораздо удобнее, чем сидя в кресле. Во всяком случае, Цири так точно нравилось больше. Эредин же на этот раз гораздо лучше контролировал свои эмоции, держа себя в руках, твердо сказав себе, что на сегодня он ограничится лишь поцелуями и настаивать на чем-то большем не станет, если, конечно, сама Цири этого не захочет. Но в целом хитрый искуситель-эльф был настроен очень оптимистично, будучи твердо уверенным, что пусть ни завтра и ни послезавтра он еще не заполучит Цири, но до десяти дней ожидания она у него точно не дотерпит.