Отчего так в Биндюге березы шумят?

— Ну чё, мать, где тут у тебя фронт работ? — спросил Эредин Нэннеке. — Значит так, ребята. Для начала вот эту пристроечку надобно разобрать. То есть снести все. И отстроить заново. Дня три вам хватит на разборку? — Чего? Три дня? Да ты смеёшься, мать? — Эредин посмотрел на небольшую кирпичную пристройку, подошел к ней, постучал по стенкам кулаком и ладонью. — Ты отойди-ка сейчас в сторонку, — Эредин осторожно взял маленькую и пухленькую Нэннеке за плечи и учтиво отвел подальше от пристройки. — Ну, чтоб не зашибло тебя ненароком. Имлерих, давай вдвоем вот сюда приналяжем, — скомандовал Эредин брату. Нэннеке, открыв от изумления рот, пронаблюдала, как братья действительно налегли плечами на кирпичную стенку — и пристройка под их напором обрушилась сама собой, просто сложившись, как карточный домик. — О! Инженерная мысля, — со значением поднял палец вверх Эредин. — Что тут три дня делать? Сейчас разберем этот завал, разобьем фундамент — и можно строить. Имля, чё встал? Волоки сюда тачку, будем мусор убирать, — с этими словами Эредин скинул рабочую куртку и кинул ее прямо в траву. — Эредин, замерзнешь же! — ахнула Нэннеке, всплеснув пухлыми ручками. — Так я, мать, работать сюда пришел, а не сидеть-покуривать, — пожал плечами Эредин. — Ща быстро разогреюсь. Ты лучше скажи, обедом нас тут кормить будут? — Конечно, — кивнула Нэннеке. — Гы-ы, кашкой манной, как деток? — весело предположил Имлерих. — Не, ребята. Я же не дура — понимаю, что вам с кашки манной проку нет. Повариха вам отдельно сготовит: борщечок, мяско с картошечкой потушит. Устроит вас меню такое? — Вполне, — кивнул Эредин. — Вот только спиртного, извините, не предложим, — развела руками Нэннеке. — Иначе я вас завтра на работу не дождусь. — А на хрёна нам спиртное сейчас-то. Мы после работы к Зоське зайдем. Да, братан? — Имлерих подтолкнул под локоть старшего брата. — А чё, Зоськина смена нынче? — оживился Эредин, передергивая, тем не менее голыми плечами, так как с утра было все-таки несколько зябко, а робу он скинул. — Эредин, ты бы курточку-то свою надел обратно, а? — посоветовала Нэннеке. — Мне немного будет проку, если ты простудишься и заболеешь. — Не боись, нормально все будет, — отмахнулся Эредин. — Ну, как хочешь. В конце концов, я не твоя мамочка, — решила Нэннеке. — Хм, вот это уж точно, — криво усмехнулся Эредин. — И, кстати, я этому несказанно рад.

* * *

C главным инженером Биндюгинского леспромхоза Аваллакʼхом Каомхановичем Ольховым Нэннеке имела честь познакомиться в первый же день своего вступления на должность воспитательницы местного детского сада. Второе лицо Биндюгинского леспромхоза оказалось очень симпатичным — интеллигентный, учтивый, очень милый и приятный светловолосый эльф в сером костюме-тройке, с умным лицом и почему-то грустными светлыми и очень красивыми аквамариновыми глазами. Аваллакʼх привел в сад своего пятилетнего сынишку Карантира и пожелал лично познакомиться с заведующей. Надо сказать, приятное впечатление было взаимным. Нэннеке приняла, что на называется, с рук на руки светловолосого и розовощекого малыша Карантира, пообещав Аваллакʼху, что теперь все дети и его сын, в частности, будут в надежных руках, охвачены теплом, заботой и вниманием, пока их родители трудятся на благо родной Темерии. Аваллакʼх тепло улыбнулся Нэннеке и попрощался. Однако уже на выходе он задержался и обернулся к заведующей. — Я забыл предупредить. Мне частенько приходится задерживаться на работе допоздна, поэтому забирать Карантира будет приходить мой старший… мальчик. Эредин. Я проведу с ним беседу и, надеюсь, он не доставит вам слишком много хлопот. — Ваш старший сын? — удивилась Нэннеке. — Сколько ему лет? Он ведь явно не мой подопечный. Как он может доставить мне хлопоты? — Ему двенадцать. Он уже большой, вполне самостоятельный и, возможно, слишком развитый для своего возраста. Я имею в виду физически. И да, вам повезло, что он уже не ваш подопечный. Просто наш Эредин — это такой ребенок, который способен производить беспорядок всюду, где только появляется. Но я очень надеюсь, вы с ним поладите. — А с Карантиром? — Мой сын уже умеет читать, писать и считать. Он немного замкнутый, но это не страшно. Как раз Карантир-то вам никаких хлопот не доставит. Ведь, насколько я знаю, у вас уже есть ведьмачонок Ламберт. — Да, я хорошо знаю его отца Весемира, — кивнула Нэннеке. — Ламберт хороший мальчик. Только очень подвижный и голосистый. — Мой Эредин примерно такой же, — предупредил Аваллакʼх. — Только он намного больше. — В каком смысле? — не поняла Нэннеке. — Вообще-то во всех. Затем Аваллакʼх попрощался и отбыл. Нэннеке осталась с маленьким Карантиром. — Тебя придет забирать твой братик? — спросила она малыша. — Эрединка! Он уже большой. Он всех бьет, умеет курить, ругается матом и уже целовался с девочкой, — гордо сообщил Карантир. — Эрединка сказал, что и меня всему этому научит, как только я подрасту. Имлю курить и ругаться он уже научил, а целоваться, сказал, еще рано. У Имли еще чё-то там не выросло. Ой, только вы папе про это не говорите, а то он будет ругаться на Эрединку, а тот потом мне скажет, что я болтаю, как бабка Васка, которая у нас в доме напротив живет. Эрединка говорит, что ей уже сто лет, поэтому она глумная и болтливая. — Та-ак, — протянула Нэннеке, видя, каким восторгом сияют голубые глазки малыша, когда он рассказывает о своем старшем брате. — Понятно, кто у вас в доме авторитет. А как же твой папа? — Ну, папка — он хороший. Только все время занятой. А Эрединка веселый. И он всегда что-нибудь придумывает. Тогда нам с Имлей не скучно. — А что об этом думает ваша мама? — Мамы у нас нет, — сообщил Карантир. — Мы с папой живем. А Эрединка говорит, что все бабы — бляди. — Кхм, — тактично кашлянула Нэннеке, думая, что этот Эрединка, пожалуй, будет серьезным испытанием для нее, как педагога, так как перевоспитывать маленького Карантира, практически отданного слишком занятым отцом под опеку старшего брата с очень сомнительными, и в то же время, привлекательными для малыша моральными принципами и нравственными ценностями, будет очень непросто. В течение дня, пообщавшись с воспитательницами и нянечками, Нэннеке вкратце узнала грустную историю семьи Аваллакʼха. Оказалось, что Эредин был Аваллакʼху вовсе не сыном, а родным племянником, так же, как и еще один мальчик Имлерих (тут Нэннеке вспомнила, как Карантир говорил про какого-то Имлю, которого авторитетный старший брат уже научил некоторым привлекательным безобразиям). Эти ребята были сыновьями родной сестры Аваллакʼха — девицы, как говорили, богемного образа жизни и довольно легкого нрава (Эредин и Имлерих были братьями лишь по матери, отцы же у них были разными). Ей удавалось некоторое время терпеть рядом с собой тогда еще совсем маленького Эредина, но когда три года спустя на свет появился еще и Имлерих — чаша ее терпения переполнилась, экзальтированная эльфка поняла, что не создана для материнства, быстро сплавила деток своему со всех сторон положительному и ответственному ботану-братцу — и умчалась в неизвестном направлении, только ее и видели. Надо сказать, что довесок в виде двух незапланированных детей негативно повлиял на отношения в семье самого Аваллакʼха, так как его супруга Лара изначально восприняла маленьких племянников в штыки, заявив, что выходила замуж за Аваллакʼха, а не за его семью, и чужих детей ей не нужно. Когда на свет появился Карантир, Лара поставила условие: муж должен зарабатывать столько, чтобы содержание племянников никак не сказывалось на благосостоянии их собственной семьи и ни в чем не ущемляло ее и сына. Аваллакʼх кинулся в поиск — и тут ему очень кстати подвернулось выгодное предложение от директора богатого Биндюгинского леспромхоза. Зарплата, которую тот сулил молодому инженеру, была по понятиям эльфа просто запредельна. Правда, ему предстояло уехать в какие-то глухие ебеня, но деньги решили дело. Лара на отъезд мужа согласилась с подозрительной легкостью, заявив, что полученное им предложение просто роскошно и Аваллакʼху нечего и искать чего-то там еще. Так эльф и отбыл в Биндюгу, прихватив с собой обоих племянников. Лара писала редко, навещать мужа не приезжала вовсе, ссылаясь на то, что маленький Карантир требует к себе много внимания, и ей просто некогда. Однако по прошествии года она таки соизволила появиться на пороге мужнина дома, но, как вскоре выяснилось, лишь затем, чтобы оставить на попечение Аваллакʼха сына и вернуться обратно. Вскоре же Аваллакʼх узнал, что пока он трудился в поте лица на благо семьи, Лара нашла себе другого мужчину — какого-то Крегеннана, к которому сейчас и уехала, практически бросив мужа с тремя детьми, старшему из которых Эредину было всего восемь лет. Как вскоре выяснилось, Эредин умел завоевывать внимание женщин любого возраста еще с детства. Нэннеке очень хорошо запомнила их первую встречу, потому что впечатление она на нее произвела действительно неизгладимое. Дверь садика распахнулась настежь явно от пинка и на пороге предстал лохматый парнишка в пыльном школьном пиджаке, расхристанной рубашке навыпуск, на которой не хватало большей части пуговиц, школьных брюках, разорванных на коленке и с сумкой через плечо. Нэннеке заметила, что пиджак и рубашка были парню явно маловаты, а брюки — коротковаты. Видимо Аваллакʼх не поспевал с покупкой одежды за стремительно растущим юным организмом своего племянника. — Эрединка! — радостно завопил Карантир при виде паренька и со всех ног кинулся к брату. — Ну чё, сопля неподтертая, — Эредин взъерошил светлые волосы малыша. — Пошли домой? — Пошли! Пошли! — запрыгал вокруг брата Карантир. — Постой, не так быстро, — строго сказала Нэннеке, чувствуя себя все-таки немного странно. Во-первых, хоть Аваллакʼх ее и предупредил, она не ожидала, что мальчик окажется выше ее на голову и будет говорить юношеским баском, во-вторых, выглядел он действительно довольно вызывающе, а в-третьих, от паренька совершенно явно пахло табаком. — Чё? — Эредин непонимающе уставился на Нэннеке. — Я пришел братана забрать домой. Креван что, не предупредил разве? — Ты Эредин? — Угу. — Эрединка, а что мы будем сейчас делать? — спросил Карантир. — В карты играть на щелбаны. — Разве тебе уроки делать не надо? — спросила Нэннеке. — Чего? — Эредин удивленно уставился на заведующую, глядя сверху вниз. — Вы это, сопляков, вон, воспитывайте, а я без ваших советов уже как-нибудь разберусь, что мне делать. Карька, пошли. Эредин взял малыша за руку и потащил за собой. — Имля! — раздался уже на улице его повелительный вопль. — Бери моллюска на коркушки и пиздуйте до дому. — А ты? — в два голоса спросили младшие братья. — Я в футбол с пацанами погоняю. Сумку мою домой заодно закиньте! — Она тяже-елая, — заныл Имлерих. — Поной мне еще! — пригрозил Эредин. — А ты в карты обещал, — пискнул уже со спины Имлериха Карантир. — Приду — будем играть. А пока тебя пусть Имля забавляет. Я вам в няньки не записывался. О, гляньте-ка, кто идет! Торувьель, а Торувьель, скажи-ка, почему у тебя такие ножки, как у кошки после бомбежки? — Эредин, отвали! — А чё ты вчера в клуб не приходила? Тебя мамка не пустила? — Я с тобой не разговариваю. — Ну и не надо! Корина-а! Эй, ты, которая Тилли! Тили-тили тесто, жоних и нявеста! Корин, пошли пройдемся во-он до того сарая, я тебе чего-то покажу. — Я маме про тебя расскажу. — Ябеда! Ну и иди нахуй! Пацаны, какой счет, кто выигрывает? Ты, жиртрест-лошара, пиздуй на ворота! Теперь я за тебя играть буду. Смотрите и учитесь, играет мастер. Нэннеке вышла на улицу, чтобы поглядеть, что там вытворяет гиперактивный Эредин, а главное, проследить, все ли в порядке с малышом Карантиром. Неподалеку от детского садика была расположена площадка, которую ребята облюбовали под футбольное поле и частенько гоняли там мяч. Несколько поодаль от площадки, держа в руке школьный пиджак брата, который от пыли из синего уже стал серым, стоял Карантир, а его, в свою очередь, держал за руку круглоголовый, пухлощекий и румяный мальчик лет десяти. Как догадалась Нэннеке, это и был Имлерих. — Имля-а, я хочу домо-ой, я хочу в карты на щелбаны, — ныл Карантир. — Я без Эредина мимо Стенгеров не пойду, у них петух клювачий, — втолковывал брату Имлерих. — На нас с тобой он точно нападет, а Эрединку он сам боится. — Эрединка из него сделает суп? — с надеждой спросил малыш. — Эрединка его сырым сожрет, со шпорами и гребнем, и не подавится, — буркнул Имлерих. — Нечестно, ты рукой сыграл! — завопил в это время кто-то с площадки. — Что ты сказал? Чем я сыграл? Нэннеке, уже даже не сомневаясь, по поводу кого возникла ссора, предсказуемо услышала басок Эредина. — Все, Эредин, успокойся, замяли, — попробовал кто-то примирить спорщиков. — Не, как это замяли? Эта гнида меня брехлом обозвала! — Никем я тебя не обзывал! — Значит, хотел обозвать! — Ребята! Ребята! — появление Нэннеке спасло обличителя от гнева Эредина и неминуемой расправы. — Эредин, тебя братья ждут. Малыш уже плачет, он устал и домой хочет. Отведи их — тогда играй сколько влезет. — А чё это вы мне указываете? Мои братья, чего хочу с ними, то и делаю. Вот своих заведите, ими и командуйте! — нахально заявил Эредин, посмотрев на Нэннеке наглыми зелеными глазищами. Женщине стало даже как-то не по себе под его взглядом — цепким, жестким и совсем не детским. — Я не указываю, — спокойно ответила Нэннеке. — Просто твой дядя сказал, что ты взрослый, самостоятельный и ответственный. А я вижу, что ты дитё дитём, совсем, как маленький Карантир. Такой огромный вымахал, а все в игрушки играешься. — Ничё я не дитё, — обиженно шмыгнул носом Эредин. — Это я так, просто мимо шел, хотел помочь ребятам. Я за слабую команду, между прочим, играю. — Ну так, за сильную-то любой дурак выиграет, — кивнула Нэннеке, вроде как одобряя выбор Эредина. — Братья твои петуха Стенгерова боятся. Имлерих обещал малышу, что ты этого петуха на раз сделаешь. — Я — какого-то сраного петуха? На раз? Да я его ща вообще с полпинка вынесу! — тут же воодушевился Эредин. — Я ему покажу, как моего мелкого братана пугать! Где мои пижнак и сумка? Пацаны, кароч, вы тут без меня, главное, много голов не пропустите. Я ща петушню отпизжу и вернусь. О, гля-гля, какая телка пошла! А, вы еще малышня, ничего не понимаете в женской красоте, — махнул рукой на своих приятелей Эредин. — Тёть заведующая, до завтра. Карантир, чё сопли распустил? Полезай мне на закорки, мелклюкастый! Имля, ты чё, мимо петуха идти зассал? Позорник! Пошли! Ща я этому петуху ноги повыдергаю и в задницу засуну. Карька, не хнычь! Как придем домой, будем с тобой запускать дохлую крысу на бабкин Васкин огород. Нэннеке увидела, как в предвкушении этого захватывающего действа личико Карантира расплывается в счастливой улыбке. Эредин же сначала повесил свою сумку на шею проштрафившегося Имлериха, а затем взгромоздил себе на плечи младшего братца, который тут же ухватил его за острые уши и стал держаться за них, боясь свалиться. Потом процессия наконец двинулась к дому. Нэннеке с облегчением вздохнула и отправилась на свое рабочее место, размышляя, что бы ей такого придумать завтра, чтобы направить кипучую энергию Эредина в нужное русло.