Отчего так в Биндюге березы шумят?

— Где умирающий? — Шани окинула взглядом ведьмака и эльфа, уныло подпирающих стену рядом с одной из палат. — Привет, Шани, — Геральт поздоровался со своей подругой с несколько преувеличенным радушием. — Здравствуй, Эредин, — Шани благосклонно кивнула эльфу, посмотрев на ведьмака, как на пустое место. — А где Русти? — У нас тут несчастный случай, — развел руками Эредин. — Лоредо убился о стену. — Как это? — Это лучше у Русти спросить. Он там сейчас с ним в палате. — То есть все серьезно? — Ну Лоредо сознание потерял. Мы с Геральтом его на койку оттаранили. Русти вроде сказал, там в башке у него чего-то хрумнуло от удара. — Ничего не понимаю, — покачала головой Шани, устремляясь к дверям. Зайдя в палату, она увидела Русти, который стоял рядом с кроватью и, оттянув Лоредо веко, наблюдал за зрачком неподвижно лежащего мэра. Судя по довольно кислой мине низушка, ничего хорошего он там не видел. — О, Шани, — обрадовался он. — Ты кстати. Это как раз по твоей неврологической части. Посмотри его, а я пойду в Элландер звонить, чтоб перевозку мне прислали. — Что случилось? — Ну-у, Лоредо приехал из Элландера в очень возбужденном состоянии. Видишь ли, ему сообщили, что он умирает. Лоредо воспринял это очень эмоционально, он был не готов к такой новости. — И решил, чтобы не тянуть за хвост резину, покончить жизнь самоубийством, шмякнув себя об стену? — Не совсем. При детальном изучении представленных снимков и прочих обследований выяснилось, что в Элландере кое-что напутали. — Кое-что? — Отдали ему чужие снимки. Он разволновался, выскочил в коридор, то ли запнулся о дыру в линолеуме, то ли поскользнулся на мокром полу, ну и… влетел головой в стену с разбегу. — И насколько все плохо? — А пес его знает, — пожал плечами Русти. — Я ведь не невролог и не нейрохирург, черепно-мозговые — не мой профиль. Вот если чего отрезать или пришить — это я враз, а голова — объект для меня темный. К тому же рентген у меня не работает, снимок сделать я ему не могу, чтобы хоть элементарно посмотреть, что он себе с башкой сотворил. А единственная машина скорой помощи сломана. Ведь вот просил Лоредо починить эту и дать еще одну — так у него же денег на меня не нашлось. И что теперь, я на своем горбу его в Элландер потащу? Он же все экономил, ну вот теперь и сэкономил на самом себе. Думал, что будет жить вечно, а когда все-таки помрет, то наворованные денежки с собой на тот свет захватит? Что ж, посмотрим теперь, как у него выйдет и первое, и второе. Пусть пожинает то, что посеял, — зло сказал Русти. — Что ты предлагаешь? — спросила Шани. — Позвонить в Элландер. Пусть присылают машину, забирают его и лечат на своей базе. У меня нет возможностей ни для оказания ему помощи, ни для транспортировки его в центр. — Русти, а если он помрет? — Я надеюсь, машина приедет быстро. Просто это все, что я могу для него сделать. Ну еще внутрипопочно ему анальгин с димедролом уколоть, потому что это единственное, что у меня есть? Думаешь, ему это поможет? А если кто спросит, почему я не совершил для него чудо, я им на стол шмякну кипу заявок, которые я писал Лоредо в его бытность мэром, там все-е написано: и то, что перевозки у нас нет, и то, что специалистов страшная нехватка, и медикаменты нам купить не на что, и аппаратура устарела и требует замены, и, кстати, то что само здание больницы в аварийном состоянии, так как ремонт тут проводили еще когда Аваллакʼх леспромхозом биндюгинским командовал. Хоть одну мою просьбу наш дражайший мэр удовлетворил? А вот хрен там было! Мы тут существуем и лечим, как в темные века, будто у нас до сих пор времена правления короля Фольтеста, а также сплошные мрак, сифилис и змеи! Так что, моя дорогая Шани, сейчас осмотри его, напиши неврологический статус, а я позвоню в Элландер. — Как скажешь, — пожала плечами Шани.

***

— Шани, — позвал свою подругу Геральт, когда она вышла из палаты Лоредо, уступив свое место Русти. — Что тебе? — холодно отозвалась она. — Я не понял, что случилось? Мы вроде не ссорились. — Ты удрал куда-то, точнее, к кому-то, никому из нас ничего не сказал. И теперь спрашиваешь, что случилось? — У меня дела появились срочные. — Как эти дела зовут? Фрингилья или Цинтия? — Карантир Ольхов. — Ге-еральт! — Шани укоризненно покачала головой. — Ты сейчас соригинальничать решил? — Эредин попросил освободить Карьку от одного очень неприятного колдовства. Не веришь мне — спроси у самого Эредина. — Да, конечно, вы ведь сговориться не могли никак. Вы же с ним одного поля ягоды. — Шани, это чистая правда. — Знаешь, Геральт, мы тут с Йен и Трисс втроем собрались, посовещались и решили, что мы тебя бросаем. — Прямо разом? — уточнил Геральт. — Да! — заявила Шани. — Ты удивлен? Обычно это делал ты, но тут мы тебя опередили. — Ну что тут скажешь, — Геральт вздохнул. — Ладно, пойду гляну, что там на улице Эредин делает. — Что мне передать Йен и Трисс? — Мой пламенный привет и наилучшие пожелания, — развел руками Геральт. — И это все? — Шани, вы уже сообразили на троих. Теперь ты меня поставила перед фактом. Что я могу к этому добавить? И какой в этом смысл? Мне осталось только определиться с жилплощадью и спросить Цири, останется она жить с Йен в Биндюге или поедет со мной в Кейрановку. Впрочем, так как у дочки сейчас роман с Эредином, она наверное предпочтет быть поближе к предмету своей страсти. — Знаешь, иногда ты действительно бываешь потрясающе бесчувственен, — сердито заметила Шани. — Что поделать, мутация, наверное, все-таки оказывает на меня влияние, притупляя эмоции, — ответил Геральт, обходя Шани и собираясь идти на выход, так как его чувствительный слух уже уловил доносящиеся с улицы голоса — Эредин вел с кем-то беседу на повышенных тонах, и Геральту было ясно, что долго эта беседа у вспыльчивого эльфа с его собеседником, скорее всего, не продлится.

***

— Тебе чё, неясно сказали: амбулатория закрыта, — нахально и агрессивно заявил Эредин стоящему у крыльца Зигфриду. — Или ты оглох? Или у тебя орех вместо мозга и поэтому ты слов не понимаешь? — Я должен ознакомиться с результатами обследования мэра, — настаивал следователь. — Доктора не велели беспокоить. Прямо вот попросили встать в дверях и не пускать всяких любопытных придурков из столиц. Потому что мэру худо. Врачи героически борются за его никчемную жизнь. Просили им в этом нелегком деле не мешать. Так что нечего всяким ошапуркам путаться у них под ногами. — Мне нужно побеседовать с мэром и задать ему несколько вопросов! — Я думаю, вряд ли он тебе на них ответит. — Почему? — Потому что он даже мычать сейчас не в состоянии. — Может, скажешь, что он и ходить не может? — Ходить может, — утвердительно кивнул Эредин. — Ну, правда, пока только под себя. Зигфрид обалдело заморгал, пытаясь понять смысл реченного Ольховым. В эту паузу и поспешил вклиниться Геральт. — Послушай, — обратился ведьмак к эльфу. — Я так думаю, нам с тобой делать тут больше нечего. Ждать, пока приедет перевозка из Элландера, чтобы посмотреть, как в нее грузят Лоредо, смысла нет никакого. Если он до того оклемается, Русти держит руку на пульсе и ситуацию контролирует. И вообще, похоже на то, что ничего, кроме «му-у», наш уважаемый мэр в ближайшее время изречь будет не в состоянии. — Тогда мы тут только зря время тратим, — решил Эредин. — Едем обратно в Кейрановку? — Да, пожалуй, — согласился Геральт. — А этот? — эльф кивнул на Зигфрида, который внимал их беседе, стоя с открытым ртом и широко раскрытыми глазами, явно не улавливая нить. — Да на что он нам сдался? Хочет полюбоваться на Лоредо? Пусть идет. Там его фон Гратц с инструментами встретит и Йоля с бланком акта вскрытия. Эльф и ведьмак дружно сошли с крыльца и направились к площади. Зигфрид посмотрел им вслед, затем после недолгих раздумий все-таки решил посетить больничку и посмотреть, что там делается. А может быть, он еще не потерял надежду побеседовать с Лоредо. Эредин обернулся на звук хлопнувшей двери. — Все-таки пошел, — сообщил он ведьмаку. — У-у, — Геральт страдальчески сморщился. — Ща услышим. Русти жуть как не любит, когда к нему лезут в такие минуты и под руку говорят. В подтверждение его слов из больницы до их слуха тут же и донесся громкий возмущенный вопль: — Во-о-он!!! Дверь распахнулась, и на больничное крыльцо, как ошпаренный, вылетел ошалевший и перепуганный Зигфрид, бледный, как покойник, и с выпученными от изумления глазами. — А что я говорил, — удовлетворенно констатировал Геральт. — Русти умеет общаться с не в меру любопытными и лезущими не в свое дело индивидами, которые о себе слишком много понимают.

***

Эредин остановил машину рядом с домом Фрингильи Виго. — Ну вот ты и дома, — сказал он Геральту. — Пока. И спасибо за Карьку. — Не за что. И, пожалуй, рано мы с тобой попрощались. Думаю, мне стоит еще раз взглянуть на твоего братца, что убедиться, что Цинтия убрала морок так, как надо, и с Карькой все действительно в порядке. — Ну-у, тебе виднее. А мне спокойнее, — согласился Эредин. — Кстати, а ты можешь сказать, что это за хрень была? Ну, морок этот. — Старые легенды гласят, что когда-то в глуши веленских лесов жили три ведьмы. Так до сих пор и неясно, что это были за сущности, но веленцы верили, что они по-своему хранили свою землю и тех, кто на ней жил. А в обмен за защиту им приносили человеческие жертвы. Так продолжалось много лет, а потом эти ведьмы куда-то исчезли и память о них в народе за века почти стерлась. Теперь за давностью трудно сказать, что в тех легендах было правдой, а что вымыслом. Имена двух сестер-ведьм забылись, а вот третья — Пряха — иногда мелькает в колдовских книгах и пособиях по практической магии. Даже нам в Каэр Морхене о ней вкратце рассказывали. В основном как раз из-за таких мороков, который Цинтия навела на Карьку. Семь сестер — семь ее ипостасей, семь функций: одна стрижет, вторая теребит, третья чешет, четвертая прядет, пятая сучит, шестая мотает, седьмая ткет. Цинтия отхряпала Карьке прядь волос — вот те шерсть. — Чё там с пряди наткешь-то? — недоуменно спросил Эредин. — Да и Карька — не баран, сколько с него той шерсти? — Это ж не буквально, а чисто символически, — пояснил Геральт. — Просто для этого морока, как обычно, берется что-то, принадлежащее испытуемому. В данном случае, прядь волос — самый идеальный вариант. Ну, а дальше уже пошло: потеребили — отбросили лишнее, вычесали — придали направление, спряли и ссучили — все перекрутили и переврали, смотали обманную нить на нужный стержень и соткали гобелен — новую картину восприятия по нужному вопросу или объекту. — А поить его хренью всякой зачем? — Чтоб не мешал. Будучи в здравом уме и трезвой памяти он со своими мыслями и воспоминаниями такой беспредел творить бы не позволил, противоречил бы, спорил — эдак можно такого наткать, что и самой Цинтии мало бы не показалось. — И что теперь будет с Карькой? Он забудет то, что ему в башку эти пряхи насовали? — с тревогой спросил Эредин. — Забудет, но, может, не все и не сразу. Так что, если что не удивляйся особо.

***

Первый, кого Эредин увидел у Геʼэльса, был встревоженный и грустный Креван. — Как Карька? Все еще спит? — Проснулся. И чувствует себя хреново. То есть физически с ним все в порядке, за исключением, конечно, глаза подбитого. А вот настроение у него ни к черту, — пояснил Креван. — Даже тебе не обрадовался? — упавшим голосом спросил Эредин. — Сначала обрадовался. А потом переехал на тему о тебе. Начал каяться, прощения просить за то, что тебе вгорячах наговорил… Побеседуй ты с ним. Может, он тогда успокоится. Эредин, скажи ты ему, что не сердишься. Ну иначе изведется же Карька. — Да я и вправду на него не сержусь, — пожал плечами Эредин. — Мало ли чего языком наляпаешь, когда не в себе. Я же понимаю, что это морок. Ладно, где он там, пойду попробую ему мозги на место поставить. Креван, молча кивнув, указал острым подбородком на дверь в боковую комнату (видимо, там у Геʼэльса и Корины была гостевая). Эредин, стараясь не производить лишнего шума, вошел в комнату, прикрыл за собой дверь и, взяв стул, уселся рядом с диваном, на котором отвернувшись к стене лежал Карантир. — Карь, ты спишь? — негромко спросил он. — Это ты? — брат обернулся к Эредину. — Кто ж еще. Батю Аву видел? — Угу. — А где радость, написанная на лице? — пошутил Эредин. — У меня за эти несколько дней в башке будто ураган пронесся, — пожаловался брату Карантир. — Столько событий… — Ну да, насыщенная выдалась неделька, — согласился Эредин. — Эредин, — решительно начал Карантир. — Я наговорил тебе… чуши всякой. — Карь, да ладно тебе, я ведь знаю, что ты на самом деле так не думаешь, — попробовал успокоить брата Эредин. — Знаешь, проблема в том, что я… — Карантир поднял на брата несчастные глаза. — Я не знаю. Откуда-то она ведь это все взяла? То есть не откуда-то, а конкретно из моей же головы. Значит, получается что? Все-таки думал? Это после всего того, что ты для меня делал, я оказался такой неблагодарной, завистливой, злобной, ущербной скотиной? И сейчас, я не могу понять, от чего мне больше тошно, от того, что я тебя оговорил или от того, что я сам в своих же глазах дерьмом оказался. — Не можешь понять? — Эредин вздохнул и потер в задумчивости лоб. — Ну тогда что, давай разбираться вместе.