***
В большой город никогда не попадаешь вдруг. Сначала проселочные дороги сменяются шоссейкой с попадающимися на ней редкими рейсовыми автобусами, потом поезд начнет нырять под виадуки со снующими поверху машинами, за окном в просветах деревьев замелькают дома-высотки, потом мимо поплывут гаражи с обязательной росписью граффити, перроны с названием станций, где останавливаются пригородные электрички, затем поезд сбавит ход и, мерно постукивая по рельсам, мимо зданий, улиц и проспектов с яркими рекламными щитами, автосалонов и супермаркетов покатит к вокзалу. Карантир, затаив дыхание, сидел и смотрел на проплывающий за окном поезда Новиград, и его переполняло ни с чем не сравнимое ощущение новизны и радостное предвкушение чего-то необычного. Так чувствуешь себя в семнадцать лет, когда впереди видится лишь хорошее, а в прошлом еще не о чем жалеть. Карантир с любопытством всматривался в пейзаж за стеклом, гадая, с какой стороны будет вокзал и сможет ли он издали разглядеть на перроне Имлю, который непременно должен прийти его встречать. Сумка с пять раз проверенными деньгами и документами — на месте ли, стояла наготове рядом с ним. Его соседи по купе — пожилая пара все еще собирали вещи, что-то перекладывая, утрамбовывая, немного суетясь и негромко переговариваясь между собой о том, как будут добираться до дома. Поезд начал тормозить, подходя к вокзалу, на перроне кто-то из встречающих уже махал рукой, завидев своих… Карантир встал, взял сумку, вежливо попрощался с попутчиками и пошел к выходу. Высокую и мощную фигуру брата он увидел издалека. Имля стоял немного поодаль, крутил круглой головой, высматривая в толпе Карантира. Юный эльф радостно помахал брату рукой, надеясь привлечь его внимание, и начал пробираться к нему сквозь толпу. Наконец, и Имлерих высмотрел возвышающуюся над остальными белобрысую макушку младшего брата и не спеша, вальяжно и уверенно пошел навстречу. — Имля! — улыбнулся брату Карантир. — Ни хрена ты какой вымахал! — Имлерих радостно хлопнул Карьку по плечу, одобрительно и удивленно глядя на брата, который ростом теперь совсем немного уступал ему самому. Братья обнялись, затем, прямо на ходу обмениваясь самыми важными новостями, направились к машине Имлериха. — Как отец? — Он сказал, что как только я определюсь с учебой, он закончит свои дела дома и приедет к вам в Новиград. А как Эрединка? — Как всегда. Здоров, бодр и весел. Скоро его увидишь. Он нас уже ждет. Из окна машины Карантир во все глаза смотрел на вольный Новиград, огромный, шумный, яркий, развязный. Почему-то Карьке казалось, что этот город чем-то сродни Эредину и наверное тот чувствует себя здесь в своей стихии. Сам же Каря, хоть и был в восторге от путешествия, но все же ощущал, что тут он точно не в своей тарелке. Вообще-то, до этого Карантир был в Новиграде дважды. Первый раз их возила сюда на экскурсию с классом Тиссая де Врие, и было это когда Каря учился в четвертом классе, а потом они были здесь с Имлей и отцом, когда Аве дали наконец-то короткий отпуск и он использовал эту возможность, чтобы попутешествовать с семьей и показать детям легендарный город. Жилище Эрединки чем-то напомнило Каре средневековую крепость, не хватало только рва у стен, подъемного моста и пушек, смотрящих из бойниц черными жерлами на возможного неприятеля. Впрочем, и без этого было ясно, что массивные кованые ворота не распахиваются гостеприимно перед каждым желающим войти в этот дом, а за высокую каменную стену не пускают кого попало. Но, конечно, Имля с Карькой были впущены незамедлительно. Имлерих велел амбалу на воротах поставить машину в гараж, а сам повел Карю к дому — огромному двухэтажному строению под черепичной крышей, с какими-то причудливыми башенками, мансардами, балкончиками и всякими прочими красивостями. Карантир не успел уложить в своей голове впечатления от жилища брата, а внутри его уже ожидало новое диво в лице Эрединкиной подружки — длинноногой красавицы блонди, будто сошедшей с обложек глянцевых журналов. Девица окинула Карантира оценивающим взглядом, в котором явно сквозило пренебрежение, но затем, наткнувшись на тяжелый и неодобрительный взгляд Имли, она поспешно изобразила на лице искусственную улыбку. — Драссьте, — прошелестела она, растягивая губы еще шире. — Карька! — вышедший к ним навстречу Эредин, легко отодвинул со своей дороги девицу, будто это был очередной предмет мебели, и заключил младшего братца в объятия, от которых у Карантира перехватило дыхание и даже, кажется, ребра захрустели. — Братишка! Я сто лет тебя не видел! Вон ты какой стал, высоченный вымахал. Красавчик! Сразу видна наша ольховская порода! Ну, пойдемте, буду вас с Имлей кормить, а ты мне будешь новости рассказывать, — он повернулся и увидел кислое лицо своей подружки. — Дорогая, иди наверх, а? Или погуляй, я не знаю, сходите куда-нибудь с подружками, поешьте… Ай, забываю все время, что ты на диете. По магазинами пройдись, гардеробчик обнови, ты с позавчерашнего дня ходишь в старых шмотках, они уже даже мне надоели, не говоря уже о тебе самой. Девица дернула острым плечиком и поплыла вверх по лестнице, поднимаясь на второй этаж. Каря, открыв рот, смотрел ей вслед со смесью восхищения и изумления. — Карь, хватит глазеть, пошли, — с усмешкой хлопнул его по плечу Эредин. — Хошь такую же? Или прямо эту? — Нет, — Карантир спохватился, быстро отводя взгляд от уходящей девушки и стремительно краснея. — Удивлен, да? — сказал Имлерих. — Это тебе не Биндюга, тут Новиград. Цивилизация! Город неограниченных возможностей. Если ты ловкий и сильный, то всего добьешься. — Имля, ты забыл главное: еще и умным быть неплохо бы, — беззлобно подколол брата Эредин. — Да ладно, — отмахнулся Имлерих. — Чё вон они с дипломами-то своими теперь, инженера с учителями, стоят и трусами на рынке торгуют. А мы университетов не кончали, зато сами всего добились и теперь вон какие. — Имля, ты мне при Карьке эти разговоры о вреде верхнего образования брось, — предупредил Эредин. — А то он тут сейчас красот насмотрится, тебя наслушается, пленится светом ложных солнц и фиг я его потом в Оксенфурт ехать уговорю. — В Оксенфурт? — удивился Карантир. — А я думал, тут учиться буду. — Не, Каря, — сказал Эредин, усаживая брата за стол с обилием на нем еды и выпивки (у Кари аж глаза от разносолов и деликатесов разбежались уже в который раз за этот день). — Мы с Авой посовещались и решили, что учиться тебе надо в лучшем универе Севера. Оксенфурт — старейший, главнейший, с традициями. А главное, специалистов с его дипломом до сих пор с руками всюду рвут. А так-то сейчас народу с синими корками полно, а работы для них все равно нет, как правильно в данном случае сказал Имля, остается только трусами на рынке торговать, чтобы с голоду не сдохнуть. Да, кстати, у нас с Имлей у самих корки о верхнем образовании имеются, скажи, братан? — И у Имли? — удивился Каря. — Угу, — кивнул Имля, который уже принялся за еду. — Мы это, за встречу-то уже давайте, — он кивнул на бутылку с какой-то замысловатой этикеткой. — А это чего такое? — спросил Каря. — Туссентское вино, — пояснил Эредин. — Королевский сангреаль. Говорят, раньше его изготавливали исключительно лишь для княгини Анарьетты, ну, а теперь только для всяких вип-персон. — Типа тебя, что ли? — захлопал глазами Карантир. — Не, я все-таки еще не настолько знаменит. Вот наш с Имлей босс Аубероша — да. У него такого добра, хоть в три горла пей. Только ему это не надо уже, у него другие немного потребности. — А как по мне, так самогонка, которую у нас в Биндюге гнали, гораздо лучше, — заявил Имлерих, откупоривая бутылку с королевской сангрией и разливая темно-вишневого цвета вино по бокалам. — Ага. Ты, смотри, на каком-нить высоком приеме это не ляпни, — с усмешкой заметил Эредин. — А то с тебя станется. Опозоришь мои седины перед Ауберошей. — Так, а что все-таки с учебой-то, — решил вернуться к прерванному разговору Карантир. — А чё, возьму у Абероши отпуск по семейным обстоятельствам и поедем с тобой в Оксенфурт. Я босса уже предупредил. А то мы все с высшим образованием, один ты у нас в семье остался неученым. — А на кого вы с Имлей выучились? — поинтересовался Карантир. — Я институт физкультуры, оказывается, закончил. Ну, то есть меня туда действительно принимали. Так вот за то, что я их честь отстаивал, чужие рожи на соревнованиях шлифуя, я диплом и получил. — За то, что дрался? — спросил Каря. — За то, что выигрывал. — Ну, с тобой понятно. А Имля? — А он у нас кто? Слышь, Имля, мы тебе чьи корки-то купили? — Учительские вроде. — Да! Точно! — вспомнил Эредин. — Я почему это точно помню-то: мы когда анкеты заполняли на получение загранпаспорта, у нас Имля в графе «профессия» сначала написал «кыллир-ракитир», а потом, когда подзатыльника от меня получил, «кыллира-ракитира» зачирикал и написал «пидагок». Карантир хотел было засмеяться, но тут в комнату вновь вошла девушка Эредина и у юноши при взгляде на ее ноги просто нереальной длины и стройности аж дух перехватило. — Эредин! — капризно заявила тем временем девушка. — Я не могу никуда идти. У меня денег нет! — Принеси барсетку мою. Она на тумбочке в спальне лежит, — велел Эредин подружке. Та ускакала и мигом вернулась с нужным предметом. Эльф извлек из барсетки толстую пачку купюр и отдал девушке. — На. Купи себе чё-нить красивенького и блестященького. — Эредин, ты прелесть! — остренькое личико девушки засияло на этот раз совершенно искренней радостью. Она быстро чмокнула Эредина в щеку и выпорхнула из комнаты. Карантир же, сидевший и с глупым видом пялившийся на девушку в течение всего ее диалога с братом, так и продолжал смотреть на дверь, за которой она только что скрылась. — Карь, ну точно тебе Эрединкина телка понравилась, — заметил Имлерих. — Почему телка? — даже обиделся за девушку Карантир. — Да потому что по факту так оно и есть, — усмехнулся уже Эредин. — Хорошая на самом деле девушка. В голове пусто, зато не болтлива. Она по ходу дела всего три слова хорошо освоила: «Эредин, дай денег». Ну, и комбинаций немного с ними. — Зачем же она тебе такая глупая? — спросил Каря. — А умная она мне точно ни к чему. Я ее не для бесед интеллектуальных взял. Зато ноги у нее красивые, личико смазливенькое и фигурка классная. В постели, конечно, могла бы и поживее быть, но этот недостаток я и в Пассифлоре могу компенсировать. А так, появиться с ней нигде не стыдно. Жадновата, правда. Ну да они все такие. Но зато имеет одно ценнейшее качество — ничего никогда без спроса не возьмет и нос свой не сунет туда, куда не положено. Вот моя предыдущая была всем хороша, но уж больно любопытна. Пришлось ее заменить. — А откуда они такие берутся? Это модели, да? — спросил Каря. — Девушки для эскорта. Аубероша их заказывает для встреч всяких, приемов. Есть, конечно, высший класс, они при своей обалденной внешности еще кучу вещей умеют: языки там знают, печатают по тыще слов в минуту, стенографируют, лялякают на любые темы и амбиции у них соответственно не то, что у моей. Этой главное хоть сзади, но в том стаде засветиться и отхватить в мужья папика, такого, чтоб чуть помоложе Ауберона. — А ты? — А я в папики не гожусь, — усмехнулся Эредин. — Я ее не замуж звал. И только за красивые глаза и годный фасад содержать ее не собираюсь. Будет сильно пальцы гнуть и в койке лениться, сразу заменю. Карантир, слушая брата, почему-то погрустнел и вздохнул. — Карь, ты чего? — Эредин взлохматил его светлые волосы. — Да ну их, этих девок. Лучше расскажи, что там дома интересного делается. Я там уже сто лет не был. Карантир глотнул королевского вина, поглядел на разнообразие яств на столе и решил, что грустить ему действительно не стоит. Начинающаяся взрослая жизнь виделась ему очень привлекательной в антураже роскошно сервированного стола, бутылок с яркими этикетками, пачками дорогих сигарет, которые можно было теперь курить безвозбранно, не боясь отцовского гнева, тугих кошельков с пухлыми пачками банкнот и красавиц-эльфок с умопомрачительно длинными ногами, которые, оказывается, существуют в реальности, причем не где-то в непонятных дальних далях, а прямо можно сказать, в соседней комнате. И пусть пока они облюбовали местом своего обитания кровать старшего брата, Каря был железно уверен, что скоро тоже сможет заполучить такую красотку и для себя.***
Неделя в Новиграде, в течение которой Эредин доделывал свои дела перед грядущим отпуском, Карантир привыкал с городской жизни, а Имлерих помогал младшему брату адаптироваться, пронеслась для младшего Ольхова как стремительный волшебный сон. Конечно, самое неизгладимое впечатление на Карю произвела Пассифлора, сотрудницы которой, узнав, что симпатичный синеглазый блондинчик, оказывается, является младшим братом самого Эредина Ольхова, охватили юношу заботами и вниманием, подойдя к делу приобщения Карантира ко взрослой жизни со всем возможным старанием и максимальной ответственностью. Конечно, и сам Карантир, еще будучи в Биндюге, сообразил, что готовится к поездке в Новиград надо заранее, чтобы не прослыть там полным лохом и не опозорить братьев. Поэтому он решил принять заманчивое предложение временно свободной Торувьели, которая вдруг заметила, что мелкий братец ее первой любви Эредина вырос в довольно симпатичного юношу. Кто знает, что думала сама Торувьель, назначая свидания Каре на том самом сеновале, где несколько лет назад они, будучи еще школьниками, крутили свою первую любовь с его старшим братом. А вот Каря, прокрадываясь к месту встречи, иногда вспоминал, как они с Имлей прикрывали Эрединку перед отцом, сочиняя небылицы о том, где он мог так долго задержаться к ночи. Теперь Эрединка был далеко, а Карантир занял его место рядом с бывшей (и наверняка давным давно забытой) любовницей. В общем, благодаря своей предусмотрительности и стараниям Торувьели, Карантир перед сотрудницами Пассифлоры в грязь лицом не ударил, хотя им, несомненно, удалось обогатить его новым опытом и обучить полезным навыкам и умениям, которые — в этом Каря не сомневался — пригодятся ему в последующей студенческой жизни. А потом они с Эредином отбыли в Оксенфурт. Подача документов, то время, оставшееся до экзаменов, которое они с братом провели в Оксенфурте (знакомясь отнюдь не с университетом), сами экзамены и оставшаяся часть лета промелькнули перед Карантиром, как цветные картинки в волшебном калейдоскопе. Очнулся он лишь когда, попрощавшись с братом на вокзале, вернулся в комнату своего общежития, посмотрел на календарь и понял: завтра начинаются занятия, а он, Карантир Ольхов, теперь студент.***
— Ты спал с Торувьелью? — спросил Эредин у Карантира. — Да. Когда мы вернулись, я думал, кого из нас она выберет. Но она, конечно, сразу повисла у тебя на шее. — Карь, ну что ты хочешь — я ее первая любовь все-таки. И ее первый… мужчина. Хотя до мужчины мне тогда было, как до Вызимы пешком. — Но ты даже не вспоминал о ней. — Так же, как и ты. Карантир опустил голову, признавая правоту слов брата. — У тебя в Оксенфурте хватало развлечений. И девушек. А помнишь, как я вас застукал с фисштехом? — О-ой, — при этом воспоминании Карантир с нарочитой стыдливостью закрыл ладонью лицо и разулыбался.***
О том, что у красавчика Карьки Ольхова есть старший брат знал весь универ. Девушкам наличие этого самого брата нравилось очень, парням — наоборот. Со студентками Эредин был всегда неизменно мил и внимателен. Парням же после визитов Эредина к младшему брату оставалось лишь в бессильной злобе наблюдать, как девушки, полностью игнорируя своих бывших ухажеров, наперебой делятся впечатлениями, какой этот Эредин красивый, нежный, внимательный, галантный, как он красиво ухаживает, целуется… ну и все остальное — не то, что наши лохи и придурки: таков был окончательный вердикт девушек. Но и девушки, привыкшие к конфетно-букетному образу обходительного Эредина, и парни, тихо ненавидящие этого нахального красавчика-эльфа, постоянно уводящего у них подружек, никогда не видели Эредина в ярости. А именно в этом состоянии он сейчас и пребывал, глядя на в дупелину пьяных Карю с товарищами, сидящих в комнате общаги и созерцающих выдвинутый на середину стол, в центре которого небольшой горкой был насыпан белый порошок. — Та-ак, придурки малолетние, — уперев в боки свои внушительные кулаки, грозно вопросил Ольхов-старший. — Это вот на столе у вас чего такое? — Му-му-му, — заикаясь выдавила из себя согруппница Карьки Дарина. — О-о, я и не знал, что у Кари в группе глухонемые учатся, — покачал головой Эредин. — Кстати, детка, в прошлую нашу встречу, ты куда красноречивее была. Что такое с тобой случилось, что ты вдруг дар речи потеряла? — Мука это, — промямлил Карантир, символически подхватив так называемое знамя, выпавшее из рук своей подруги в ходе дискуссии с сердитым Эредином. — Мука, значит. А зачем вы ее на стол высыпали? Пироги что ли печь собрались к моему приезду? Радует. — А это мы… Гадаем! — нашлась другая одногруппница Карьки Гретка. — Интересно. Никогда не слышал. И в чем заключается способ гадания на муке? — Ну-у это когда… — начала Гретка, заведя глаза под образа. — Это когда сначала вдыхаешь муку, а потом ловишь глюк. Да? — строго прищурился Эредин. — Это мы фисштех приготовили для охоты на какатана, — выпалил Карька, видя, что ложь девушек Эредин разоблачил. — Для охоты на кого? — Ну-у вомпер такой есть, какатан, — объяснила Гретка. — Он тут террор устроил по всему Оксенфурту. Пьяниц пьет. — Ага. А жряниц жрет, — скептически хмыкнул Эредин. — И поэтому вы сидите, наебенившись, и теперь собираетесь еще и накумариться. — Мы… Ничего мы не собираемся, — отважно возразила Дарина. — О! Немая заговорила, — отметил Эредин. — Мы его на запах приманиваем, — сказал Карька. — Ага, — Эредин шагнул в комнату, смахнул со стола порошок в свою широкую ладонь и сопровождаемый отчаянными и обреченными взглядами несостоявшихся юных наркушников пошел и высыпал все в унитаз. — Ты чё сделал-то? — с трагичными нотками в голосе вопросил Карька. — Мы же за это… средство против вомперов степуху всей группы отдали. — Что, говоришь, за вомпер у вас завелся? Сракотан? Ну так я и высыпал приманку прямо в его охотничьи угодья. Так что если обнаружите у себя в туалете вомпера, не удивляйтесь, считайте, что тактика ваша плоды дала — приманили. А я — вот прям при вас — сейчас же звоню в диспетчерскую Каэр Морхена… Каря, не надо так на меня смотреть, мне Ламберт с оказией телефончик этот дал. Алло! Диспетчерская? Здрасьте, это вас из Оксенфурта беспокоят. А можно заявочку на ведьмака дать? Объект? Какатан. Вам, конечно, виднее, это со слов детей… Не-не, барышня, погодите, детки великовозрастные, по двадцать уже, некоторым еще и с лихуем. Да-да, а мозги еще дитячьи, это вы в точку. Катака-ан? А-а, вон как оно по-правильному называется. Ну, я ж не ведьмак, мне откуда эти тонкости знать. Ага, вомпер. Говорят, жуткая бестия, пьяниц пьет, жряниц жрет, фисштехниц фисштехает. Ага, вот и я тоже подумал… Девушка, а у вас голос такой приятный. Чё? Я не отвлекаюсь. Чё? А я по голосу понимаю, что симпатичная. Может, мы как-нибудь… Где вы, а где я? С географией дружу. А давайте встретимся на нейтральной территории. Чё? Знаю ли я ведьмака Геральта? Ага, хотел его как раз для истребления этого какатана заказать. Вот гад… Кто гад? Какатан, конечно, не ведьмак же Геральт. Так я могу рассчитывать? Ох, на прибытие ведьмака Геральта, конечно. В сложившейся ситуации больше мне, боюсь, ловить нечего. На это, значит, могу. Ну спасибо большое. Эредин убрал телефон и посмотрел на притихших «охотников на вампиров». — Ну вот. Проблему, можно сказать, решили традиционными методами с привлечением специалиста. А самодеятельность отставить. Понятно излагаю? Каря, а тебе персонально. Если я еще раз увижу у тебя вот эту белую дрянь, твое обучение тут же закончится, и ты пойдешь работать грузчиком на Новиградский вокзал, а жить будешь под неусыпным надзором моим и папы. Ты меня понял, братик? — Понял, — кивнул Каря, понурив повинную белобрысую голову.***
— Мы потом долго этого какатана вспоминали, — усмехнулся Карантир. — Ржали каждый раз. Хотя в тот первый, когда ты заявился и нас за фисштех выстроил, всем было не до смеха. Пересрали мы тогда знатно. Девчонки говорили, что не думали, что ты таким злым можешь быть да еще по такому поводу. — Я просто видел, чем это может закончиться. — Потом-то я и сам понял. А тогда казалось, что это просто по приколу, стильно и совсем безобидно. — Ну, ты был молодой и глупый. — А ты? — Что я? — Когда ты уехал из дому, то был моложе меня. И тебе никто не помогал. Ты-то действительно всего добился сам. — Чего я добился, Карь? Дом, девки, деньги, тачки дорогие, слава… соответствующая. Где все это теперь? Один раздолбанный бумер от всего великолепия остался. — Но ты ведь не жалеешь и не грустишь. — Нет, Карь. Хошь верь, хошь нет — нисколько. Да и к чему? Как пришло, так и ушло. — Хорошо тебе. А я так почему-то не могу. — Ты поэтому о них помнишь? — спросил Эредин. — Угу, — Карантир кивнул, сразу поняв, о чем ведет речь брат. — Бригида… Хрен с ней, хотя она мне очень нравилась. А вот Алинка… Ее я тогда любил, а теперь не могу перестать ненавидеть.***
— Бать, Алина из Темноводья. Ага, Нюша из Мухосранска! — возмущенно сказал Эредин, обращаясь к Кревану. — Нам только такой невестушки в дом не хватало. — Ну, положим, как говорится, сами-то мы не местные, — заметил Креван. — Карантир из Биндюги звучит примерно так же, как Алина из Темноводья. — Ну вот и достаточно нам на семью одного заселья, — категорично заявил Эредин. — Да нет, дело-то не в том, что она из заселья, — мягко сказал Креван. — Но мне кажется, она не подходит нашему Карику, потому что… — Потому что можно вытащить девушку из деревни. А вот деревню из девушки… — высказался из своего угла Имлерих. — Во! Золотые слова, — согласился с братом Эредин. — Потому что интересы у них совершенно разные, — закончил свою мысль Креван. — Пока, конечно, Каря… — Пускает на нее слюни и думает не той головой, — со свойственной ему прямотой заявил Эредин. — Да, — согласился Креван. — По-моему эту девушку не интересует ничего, кроме нее самой. — И мне так показалось, — сказал Имлерих. — Мы втроем ходили в ресторан, так она все выскакивала вроде нос пудрить. А я потом вышел потихоньку глянуть, куда она все бегает… ну, мало ли, может, ее понос пробрал некстати, а тут вижу, ни хрена не понос. Она в холле стоит и с зеркалом разговаривает. Я при ней-то не стал говорить Карьке, а потом рассказал. Он разорался, обвинил меня в шпионстве, сказал, что я ничего не понимаю и их с Алиной разлучить хочу. — И что ты? — поинтересовался Креван. — Да ничего. Не разговариваем уже неделю, — пожал плечами Имлерих. — Я-то не в обиде на него, а он до сих пор грибы дует. Ну, бать, ты же знаешь, какой он у нас упертый. — По ходу из всех нас только я эту Алину не видел, — сказал Эредин. — Немного потерял, — проворчал из своего угла Имля. — Симпатичная девушка, — сказал Креван. — Правда, одета довольно безвкусно. Очень дорого и слишком ярко. Будь моя воля, я бы выбрал для нее другой имидж. — Карька ей уже и шмотки покупает? Плохо дело, — наморщил лоб Эредин. — Не, это не Карька, — замотал головой Имля. — Это… Погодите, она проболталась о каком-то Юлиане из Ковира. Типа, бабла у него, как у дурака фантиков. — Имля, знаешь, это звучит довольно странно, — нахмурился Эредин. — Вообще-то мы с тобой тоже пацаны не бедные, только тратить деньги на чужих и посторонних баб нам вряд ли придет в голову. — В данном случае Эредин прав, — согласился Креван. — Выглядит это очень странно. Хотя, может быть этот Юлиан какой-нибудь ее родственник? — Ага, сама она из Темноводья, а родня в Ковире? Что-то мне сильно сомнительно, — скептически покачал головой Эредин. — Всякое, конечно, бывает. Но по-моему, Алина — это явно не тот случай. — Да вычислить этого Юлиана и расспросить хорошенько, — Имля сжал ладонь в кулак и помахал им перед своим носом, видимо, показывая, как он собирается вести расспросы. — Имлерих, ну что у тебя за привычка такая, чуть что — сразу кулаками махать, — с укоризной сказал Креван. — Да. Тут надо не кнутом, а пряником. И не с Юлианом говорить, а с самой Алиной. Главное, чтоб Карька ничего не заподозрил и нас с ней нигде не засек, — сказал Эредин. — Бать, ты выясни, где мне можно эту Алину найти, так чтоб подкатить к ней поприватнее. А там уж я разберусь, что это за фря, почему она с зеркалами балаболит, кто ей этот Юлиан и что ей нужно от нашего Карьки.