***
— Вот блин блинский, — ворчала себе под нос Цири, расставляя на столе тарелки с закусками, в то время как Анешка и присоединившаяся к ней Эурнейд продолжали шурудить на кухне. Цири же, которую Эредин, невзирая на ее протесты, отрядил в помощь Анешке, выказала свою полную непригодность в кулинарном деле, посему и была отряжена для исполнения почетной обязанности «подай-принеси». Впрочем, и это дело Цири выполняла с неохотой и постоянным бухтением. Вот и теперь, в очередной раз переставляя с места на место стаканы и меняя местами миски с салатами, она вытянула шею и выглянула в окно с тем, чтобы послушать, о чем там говорят мужчины. — Пап, ну и как тебе Эурнейд? — поинтересовался у Кревана Карантир. — Ну тот факт, что она аж даже дважды отшила Эредина, несомненно делает ее в моих глазах самой стойкой, последовательной и верной своим принципам женщиной Темерии. — А также Оксенфурта и Новиграда, — усмехнулся Эредин. «Дважды, — подумала про себя Цири. — Это значит, что Радька, остроухий паразит, подкатывал к ней еще раз, когда меня поблизости не было. Вот сволочь! Хорошо, что она его отшила. Интересно, как и когда это было? Пойти спросить Эурнейд? Стремно. Еще подумает, что я ревную». Цири помотала головой, отгоняя неприятные мысли и вновь прислушалась. — Каря, главное ведь, чтобы тебе самому девушка нравилась. Жить-то с ней тебе. — Мне-то она очень нравится, но хочется и твое мнение услышать. — Ага. Желательно положительное, — заметил Эредин. — Да, — не стал спорить Карантир. — Потому что мы тут с Эурнейд подумали… — И решили пожениться, — закончил фразу вместо замявшегося брата Эредин. — Да, решили, — заявил Каря. — А чё тянуть? В Калмеведде мы были. В Кейрана на романтический ужин я Эурнейд водил. Биндюгинские достопримечательности все ей показал не по разу. Даже по лесу мы с ней уже погуляли и на опушке костерок вечером пожгли и попекли картошку — романтика деревенская тоже в полном объеме была представлена. — А ты с ней уже спал? — спросил Эредин. — Ну кто про что, а вшивый про баню, — засмеялся Имлерих. — Ну, а как, это же важно! Это первое дело, можно сказать. — Ага, учитывая, что до второго и последующих у тебя, как правило, уже не доходит, — снова поддел брата Имля. — Ну уж до ЗАГСа у меня не дойдет точно, — хмыкнул Эредин. — То есть ты считаешь, что мы с Карькой поступаем неправильно? — даже слегка опешил Имлерих. — Разве я это сказал? Я просто говорю, что для меня все эти церемонии, белые платья, кольца и прочая дребедень ничего не значат. Мы или живем вместе или разбегаемся. — Точнее, либо ты ее трахаешь, либо она тебе не нужна. — Имля, не надо упрощать! — неожиданно обиделся на реплику брата Эредин. — Ребята, не ссорьтесь, — примирительно сказал Креван. — Имлерих, Эрединка имел в виду совершенно не то. Эредин, Имля вовсе не хотел тебя обидеть. Просто… Дело в том, что девушки мечтают о том, что в их жизни будет прекрасный принц, белое платье, свадебный марш, кольца и клятвы «жить вместе долго и счастливо»… — Ага, в инфляции и в депрессии, — усмехнулся Эредин. — И главное, чтобы мечтунья Золушка успела охомутать своего прекрасного принца до полуночи, потому что потом белое платье превратится в застиранный халат, изысканная прическа — в вечные бигуди на нечесаной голове, а милое воздушное создание — в мегеру, стоящую со скалкой у плиты и пилящую своего принца за то, что королевство маловато, доходы недостаточно велики, а лица, приближенные к трону постоянно отвлекают венценосную особу от государственных дел, зазывая то пива попить, то рыбу половить, то в гараже что-то поделать. — Да ладно, братан, ты уж прям разошелся, — сказал Имля, впечатленный тирадой Эредина. — Не все же бабы такие стервы, как, например, Геркина Йенка. Моя Анешка нормальная. И Карькина Эурнейд — тоже. «А меня среди хороших девушек Имля не упомянул, — отметила про себя продолжающая греть уши у окна Цири. — И Эредин молчит. Даже не заступился, паразит. Или они что, стервой и мегерой меня считают? Ладно, я это вам, ребята, припомню». — Да не, ребят, я совсем не ваших невест в виду имел, — снова усмехнулся Эредин. — Это я так вообще, просто в целом об жизни. Да и девушкам я не собираюсь запрещать о принцах и белых платьях мечтать. Пусть только для сбычи своих мечт выбирают не меня, потому что я в прекрасные принцы для них не гожусь. «Не годишься, значит, в принцы, да? — сердито поджав губы, подумала про себя Цири. — Ни белых платьев, ни колец, ни ЗАГСов. Вот так, значит. Типа, мечтать не вредно, девоньки, но свободного как ветер Эрединку вам ни за что не охомутать. Ну ладно, вольнолюбивый ты мой. Это мы еще посмотрим». — Цири! — донесся из кухни голос Анешки. — Ты там заснула, что ли? Иди к нам, дело для тебя есть! — Блин, ща эти клуши всю конспирацию мне порушат, — с досадой проворчала себе под нос Цири. — Придется идти. А жаль. Такая содержательная беседа там у мужиков на крыльце. А мне приходится с бабами на кухне ковыряться. Дело там у них, видите ли. Знаю я ваши дела: яйца почистить или помыть что-нибудь. Колбасу я им видите ли не режу, а кромсаю, огурцы режу толсто, помидоры — тонко, лук — крупно, картошку чищу долго. Цири вздохнула, кинула полный сожаления прощальный взгляд на окно и с недовольным видом поплелась на кухню.***
Застолье началось с традиционного тоста «за встречу», потом выпили за возвращения Кревана, потом за воссоединение семьи, затем, как водится, за прекрасных дам и наконец за успешное завершение какого-то дела. У Цири уже начало шуметь в голове, а сидящий напротив нее Креван стал видеться как-то не совсем четко. Воспользовавшись тем, что Креван, Каря и Эурнейд завели меж собой какую-то нудную философскую беседу, а Эредин с будущими молодоженами начал обсуждать не менее нудные и неинтересные финансовые вопросы, Цири встала из-за стола и под предлогом того, что ей надо подышать воздухом и покурить, выскользнула на улицу. «Ох ты ж мать Мелитэле, кто бы мог подумать, что наступит время, когда на застолье у Ольховых вместо пьяных песен, гогота и бабских визгов будут вестись философские беседы, а Эрединка с Имлей начнут чинно-благородно обсуждать, сколько стоит пошить костюм. Конец света ваще!» Задумавшись таким образом о странностях и превратностях своей судьбы, Цири уже было собралась пригорюниться и затосковать, как вдруг услышала скрип открываемой в коридор двери. «Ага, — тут же возликовала она. — Видимо, Эредин все-таки заметил мой демарш, набрался совести и решил составить мне компанию». — Так ты все-таки решил ехать завтра? — донесся до Цири низкий голос вышедшего в коридор Эредина. — Да. А зачем тянуть? Отчитаюсь — и забуду, как страшный сон, — во втором собеседнике по голосу Цири узнала Кревана. — Ну тоже верно. Только думаешь, они так просто от тебя отстанут? — Гарантий у меня, конечно, нет никаких, но я не могу придумать, в чем я еще мог бы быть полезен Наталису. — Ава, честно-то говоря, я был удивлен, узнав, что тебе и вот это задание поручили, и все не мог взять в толк, как до этого можно было додуматься. — Но, как видишь, мне все удалось. — М-да. Как бы Наталис не вошел во вкус. По голосу Эредина Цири поняла, что тот усмехается, а по его удаляющимся шагам она сообразила, что мужчины направляются либо на терраску, либо вовсе на задний двор, видимо, чтобы обговорить какое-то важное дело, не привлекая внимания остальных. «Куда это, интересно, собрался ехать Авик и что за дела у него могут быть с самим Наталисом? — подумала заинтригованная подслушанным разговором Цири. — Пойти разве послушать, что они скажут еще? А что, притаюсь за углом — и меня никто не заметит. А если что, скажу, что ходила в туалет, по дороге упала и ушибла коленку». — Да нет, Ян — человек разумный. Он подумает, что в этом деле мне, как новичку, просто сказочно повезло. И конечно сообразит, что второй раз такое чудо вряд ли случится, — ответил Эредину Креван. — Хорошо бы, если так. — В любом случае, узнать о его намерениях и планах относительно меня я смогу, лишь встретившись с ним. — Тоже верно, — согласился Эредин. — Сейчас наши предположения — гадание на кофейной гуще. — Ты меня отвезешь или мне лучше поездом? — Отвезу, конечно, что за вопрос. Хочешь, прямо завтра с утра и поедем. — Выспимся, соберемся не спеша. «Вот же ж блин, — подумала Цири. — В Вызиму они, значит, завтра едут. Меня, конечно, оповестят об этом в последнюю очередь и с собой не возьмут. По крайней мере, не собираются. Надо бы как-то сесть Эрединке на хвост и поехать с ними. Во-первых, посмотреть, чё там в Вызиме делается, по магазинам пробежаться, погулять с Эредином по вызимским прошпектам. А во-вторых, этого ушастого паразита одного отпускать опасно, он там быстро себе какую-нибудь швабру найдет для развлечения. Конечно, он едет не совсем один, а с Авиком. Но только из Авика надзиратель никакой, ни Эрединку он в узде не удержит, ни баб от него отгонять не будет, — Цири вздохнула. — Так ведь еще ж на работу, гад, надо. Придется у Лютика отпрашиваться или отгул брать по семейным обстоятельствам. Причем, это надо делать завтра прямо с утра и быстро, а то Эредин с Авиком только рады будут улизнуть без меня». Затем Цири услышала, как открылась дверь на задний двор и в то же время, судя по шагам в коридоре, кто-то из эльфов возвращался обратно. Цири тоже поспешила вернуться на крыльцо и на всякий случай сделать вид, что она все это время сосредоточенно созерцала плывущие по небу облака. Впрочем, наблюдение за передвижением облачных караванов натолкнуло ведьмачку на новые размышления. «Допустим, у Лютика я отпрошусь, так ведь Эредин непременно сделает рожу тяпкой и скажет, мол, нечего тебе в Вызиме делать, сиди дома. Он точно не захочет меня с собой брать. Значит, надо выбрать удобный момент, чтобы попросить его, и он не фордыбачился. Скажу ему прямо перед тем, как нам любовью заняться. Точно! Ему тогда будет не до споров, он и согласится. Цири, ты гений!» — Ёбана, Цирька? Из раздумий ведьмачку вывел чей-то хриплый голос. Цири оторвалась от созерцания небесных высей, опустила взгляд и увидела стоящего у калитки Одрина, который уже был в изрядном подпитии и смотрел на нее так, будто увидел ну если и не призрака, то по крайней мере нечто к нему близкое. — Чё надо? — сердито спросила она уставившегося на нее пьянчужку. — Дом Седрика следующий. — Дык чё-то я на этой улице все ваще узнавать перестал. И вроде выпил-то совсем немного. Ну, считай по-нашему. А выходит, что ведьмаков дом тут, а Ольхов тогда иде? Получается, там? — он показал на дом Йорвета. — Чё ты мелешь, Алкодрин! — Цири покрутила пальцем у виска. — Совсем мозги уже пропил? — Ну дык, а как? Ты — тут, машина — там. А Седрик тады, получается… — На месте твой Седрик, в следующем доме. Ждут уже тебя с Маленкой дожидаются. А ты уже где-то до них наебенился. — Ага, — кивнул Одрин. — Ланна. Следующий, значить, дом. Ой, чудны дела на ентой улице творятся. Усе дома попереместили. Колдовство, бля, какое-то. Енто магички точно чё-то начудили. Приду к Седрику — надо это отметить. То есть за это выпить. Стреск запить то есть, — заборомотал Одрин, отойдя от калитки и неверной походкой направившись к дому своего закадычного собутыльника. — Придурок! — крикнула вслед Одрину Цири, встала с крыльца и с чувством выполненного долга пошла обратно в дом.***
Притихшая Цири, кротко опустившая очи долу и аристократично выклевывавшая из своей тарелки горошинки салата, поначалу насторожила Эредина — он несколько раз посмотрел на свою юную подругу с тревогой и беспокойством, но ничего не сказал. Цири же, ведущая тонкую тактическую игру, надеялась посредством своего молчания и показного смирения заработать очки репутации и хоть немного прокачать скилл «примерной супруги», справедливо рассудив, что если она не будет открывать рот, то точно не ляпнет что-нибудь, что может рассердить Эредина, потому как пикировка с сожителем в свете предстоящей ей нелегкой миссии была бы сейчас для Цири вовсе нежелательной. Попутно ведьмачка размышляла еще над одной дилеммой: она не могла придумать, как ей начать разговор о поездке в Вызиму, представив дело так, будто она ничего не знала о планах Эредина и Кревана и завела речь об этом чисто случайно. Неожиданно сомнения Цири разрешил сам Креван: — Прошу меня извинить, но, пожалуй, я вынужден вас оставить. Мы с Эредином завтра едем в Вызиму, так что мне надо собраться, и я бы хотел лечь спать пораньше, чтобы выспаться перед поездкой. Анешка, Эурнейд, был очень рад с вами познакомиться. Надеюсь, вы на меня не обидитесь? — Нет-нет, что вы, — поспешила заверить Кревана Эурнейд. — Да нам, кстати, и самим надо бы домой собираться, — подхватила Анешка. — Имле завтра на работу. — А мы с Эурнейд пойдем прогуляемся перед сном, — сказал Карантир. — Тогда и мы с Цири делом займемся, — Эредин обнял свою подругу за плечи, слегка притягивая к себе и ясно давая понять, о каких делах он ведет речь. Попрощавшись с Имлей и Анешкой и пожелав спокойной ночи Карьке и Эурнейд, Аваллак’х вернулся в дом. Окинул взглядом стол с остатками трапезы (Цири торжественно пообещала встать утром пораньше и все убрать, вызвав этим заявлением необычайное удивление Эредина), шкаф, трельяж в углу — привычные, знакомые вещи. Он снова был дома. И, пожалуй, лишь сегодня он наконец осознал это в полной мере и ощутил, как хорошо все-таки вернуться туда, где тебя всегда ждут и тебе рады. Осталось совсем немного — и можно снова осесть в ставшей ему родной Биндюге и успокоиться. В этот момент хлопнула входная дверь, по полу прошелестели легкие и стремительные Цирины шаги, разлетелись занавески, закрывающие дверной проем, ведущий из комнаты в кухню — и на пороге предстала веселая ведьмачка. — Авик, ты еще не спишь? Ну, спокойной ночи! Она махнула Кревану рукой и скрылась в спальне Эредина. Эльф тихонько вздохнул, наладившееся было настроение вдруг начало постепенно улетучиваться. — Ну что, бать, во сколько встаем-то завтра? — спросил вошедший в комнату Эредин. — Да как выспимся, так и встанем. Нам же не к спеху и не ко времени. Все в наших руках, раз ты сам меня в Вызиму повезешь. Или у тебя есть с утра дела какие-то? — Не-а, никаких, — помотал головой Эредин. — Ладно, еще раз добро пожаловать домой. И спокойной тебе ночи. Креван пронаблюдал, как племянник на ходу стащил через голову футболку, привычно кинул ее на диван и скрылся за занавесками, которые, колыхнувшись, сомкнулись за его широкой спиной, а затем развернулся и отправился в свою спальню, надеясь на то, что богатый событиями и впечатлениями день утомил его достаточно для того, чтобы он смог уснуть быстро, крепко и без сновидений. Чистое белье пахло свежестью с какими-то легкими цветочными нотками, успокаивая и вновь навевая приятные мысли о доме, долгожданном вымечтанном покое, отдыхе и сне. Креван тихо вздохнул от счастья, зарываясь в приятно пахнущую подушку и удобно устраиваясь на широкой кровати. Его веки отяжелели, мысли стали путаными и вязкими, колеблясь меж реальностью и сном. «Вызима. Завтра. Уже неважно. Главное сегодня, сейчас. Дома. Наконец-то. Все…» — Бли-ин, ну Эреди-инка, вот раз в жизни я тебя о чем-то попросила! И сразу «нет»! Тебе что, жалко? Из мягких объятий сна Кревана вырвал показавшийся ему просто оглушительным возглас Цири. — Я тогда обиделась. И не лезь ко мне. Можешь даже не стараться, я тебе все равно не дам. — Цирь, тише ты вопи, Ава же спит. Эредин говорил шепотом, но теперь Кревану было все отлично слышно. Сон слетел с него окончательно, и теперь он просто лежал, уткнувшись в подушку и почему-то боясь пошевелиться, с сожалением думая, что покоя ему этой ночью, кажется, вновь будет не видать. — Ну и что, — громким возмущенным шепотом ответила Эредину Цири. — Он устал, так что наверняка спит уже без задних ног и ничего не слышит. А ты не увиливай от ответа. Почему ты меня с собой не хочешь брать? Потому что мешать тебе буду девок кадрить? — Цирь, ну какие девки? У нас дела там с Авой, будет не до девок. И развлекать тебя у меня времени тоже не будет. — А меня развлекать и не надо. Я не дитё малое, нянька мне не нужна. Я хочу просто проветриться, развеяться, по магазинам походить. А вечером… — Вечером мы планируем уехать домой. — Прекрасно. Значит поедем домой. — Цири, тебе на работу завтра. Ты не забыла? — решил высказать последний аргумент Эредин. — Я отпрошусь у Лютика. На один день он меня отпустит. — Ну если отпустит… — неуверенно протянул начинающий сдавать позиции Эредин. — Ну, Эреди-инка, я хочу с вами в Вызиму. Ну возьми меня. Когда я еще так смогу выбраться куда-нибудь дальше Флотзама. Я и так нигде уже сто лет не была. — Цири, хорошо, — сдался Эредин. — Только уговор… — Я не буду вам мешать. Не буду-не буду-не буду, — скороговоркой радостно зашептала Цири. — О-ой, Эрединчик, я тебя так люблю, ты у меня самый лучший. — Любишь? Ну давай, доказывай. И показывай. — Где там этот твой, который бесконечное начало? — захихикала Цири. — А ты, я смотрю, подготовилась сегодня, даже пижаму свою любимую не напялила. Собиралась меня уламывать всеми возможными способами? — Ага. А ты против? — Нет, конечно. Я ж понимаю, что на войне все средства хороши. — А у нас война? — Сейчас, надеюсь, нет. … Креван слушал их перешептывание, тихий смешок Цири, звуки поцелуев, скрип кровати, тяжелое дыхание, негромкий полустон-полувздох… Его? Ее? Он вжался в подушку, накрылся с головой одеялом, чтобы ничего не слышать и не думать о том, что происходит в спальне напротив. Креван чувствовал, как его уши против воли начинают пылать от внезапно нахлынувшего стыда, он понимал, что это нелепо, но ничего не мог сейчас с собой поделать, чувствуя себя глупым мальчишкой, который любопытничает, а что там в кровати делают взрослые. «Креван, возьми себя в руки. Ты взрослый, солидный эльф. Ты же был женат и у тебя у самого есть сын. В конце концов, это ведь далеко не первая женщина, которую Эредин приводит в дом. Когда мы жили в Новиграде, тебя ничуть не волновало, чем он занимается в своей спальне по ночам. Потому что с ним была не Цири. И в этом все дело». Креван зажмурил глаза, пытаясь абстрагироваться от звуков, что назойливо и упорно лезли в уши, проникая даже через натянутое на голову одеяло. … Перед его мысленным взором появилась Цири с разметавшимися по подушке пепельными волосами, глаза закрыты, лишь слегка подрагивают ресницы, на лбу и над верхней губой выступили мелкие капельки пота, а припухшие от поцелуев губы в сладкой истоме шепчут имя… Его имя. «Аваллак’х!» Совершенно теряя голову он жадно приникает к ее губам, таким мягким, ждущим, желанным, целует девушку долго и страстно, боясь оторваться, не желая размыкать объятия… И вот его рука уже ласкает и гладит ее упругую девичью грудь с восхитительно гладкой нежной кожей… «Цири. Наконец-то…» Губы прошлись по показавшейся грубой и жесткой ткани наволочки, в нос ударил ставший в этот момент ненавистным легкий цветочный аромат свежевыстиранного белья. Креван открыл глаза — его пальцы судорожно сминали простынь. Сладкое видение было лишь мимолетной грезой, которая рассеялась от соприкосновения с реальностью, оставив после себя горькое послевкусие разочарования. Креван перевернулся на спину и уставился в потолок, пытаясь восстановить дыхание. «О, Дана Медб, что со мной такое? Стыд-то какой. Надеюсь, никто не видел… Креван, успокойся, ты городишь, то есть ты думаешь чушь. Хвала Богине, никто не может прочесть твои мысли. Поэтому все, что ты тут себе сейчас напредставлял, останется при тебе». Он вновь прислушался. Эредин и Цири преспокойно продолжали осуществлять свою любовь, нимало не заботясь о том, что может услышать и при этом подумать находящийся в своей спальне Креван. «Однако заснуть под аккомпанемент ритмично скрипящей кровати и периодического постанывания Цири мне точно не светит, — в отчаянии подумал Аваллак’х. — И во избежание рецидива появления всяких неуместных фантазий надо попробовать отвлечься. Так, как там в Сопряжении?» ‚Многие пороки присущи ученым мужам, и худший из них, вероятно, склонность описывать простые вещи чрезмерно сложными словами, обряжая простоту в наряды ложной учености. Сопряжение Сфер — прекрасный тому пример. Название это, столь таинственно звучащее для непосвященного слуха, можно было бы сформулировать много проще, назвав ‚Столкновением миров‘. Да и само явление также можно описать простыми словами, понятными и ребенку‘.* «А ведь и верно. То есть, пожалуй, нет. Иначе почему даже мой сын Каря засыпал на первой же фразе этой умной книги… Интересно, если бы я сейчас попробовал почитать Сопряжение Эрединке и Цири, они бы уснули? Вряд ли. Моего старшенького, когда он занят с девушкой, с ритма даже Сопряжение не собьет. Так, Креван, твои мысли опять пошли не в том направлении. Думай о вечном. Как там дальше?» ‚Представь себе, дорогой читатель, что наш мир — корабль под парусами в великом океане. С его палубы видны другие корабли, сиречь звезды. Каждый из этих кораблей несет на борту своих моряков и свои товары. Обычно они расходятся на столь большом расстоянии, что едва различимы, хоть бы и в подзорную трубу. Но раз в тысячелетия разражается страшная буря во вселенском океане, и корабли, столкнувшись, плывут какое-то время бок о бок. Часть команды с одного корабля может перебраться на другой, да и груз из трюмов может быть перенесен. И когда буря утихнет, корабли вновь разделяются и уходят каждый своим путем‘.* «Какое-то время! Я уже извелся весь, а они все плывут и плывут. И конца их совместному плаванию не видно. А не дай божиня действительно часть Эрединкиной команды переберется к Цири — у него это легко всегда получается, тогда что нам с образовавшимся грузом в ее трюме через девять месяцев делать? Особенно, если буря утихнет и корабли, разделившись, уйдут каждый своим путем? ‚Могут ли миры столкнуться вновь? Возможно. Можно ли этой катастрофы избежать, или же, напротив, приблизить ее? Некоторые ученые считают, что отдельные существа развили в себе такую способность, обусловленную редчайшими наследственными качествами, и способны встать у кормила нашего судна, дабы направить его в тихие воды или же к погибели‘.* «Избежать катастрофы в нашем случае, боюсь, невозможно. Не нравится мне настрой Эрединкин. А если Цири узнает, что он ей изменил, она вряд ли простит. Придется мне вставать у кормила… Ой, да только кто ж меня туда пустит. С Эрединкой говорить без толку, он все равно сделает по-своему. А Цири меня не послушает, я для нее вообще не авторитет. Так что тихой гавани нашему кораблю не видать еще долго». Креван вздохнул и вновь прислушался. — Эреди-ин, ой, все! — Ну чё ты у меня быстрая такая? — Мне завтра вставать ни свет ни заря, со стола убирать и посуду мыть. — Цирь, ну еще-то разок давай? Быстро больно кончили. — Ну давай. А как теперь? — Ну можем в твоей любимой стандартной. — Не, давай знаешь как, вот помнишь, мы в воскресенье так делали… — Да что я запоминал, что ли? А, вот так хочешь? Ну как скажешь. — Эредин, погоди. Давай ты сначала попристаешь, а я поломаюсь для вида. — Цирь, а давай без детского сада обойдемся. Ты сама говорила, что тебе вставать рано. А мне еще потом вас до Вызимы везти. — Мы можем вообще тогда спать. — Не, Цирь, это ты можешь, а у меня, как видишь, не получится. — Бли-ин! Эреди-ин! Ой, все! — Какое ж все, я даже еще не начал. … Креван лежал, прижав пальцы к вискам, снова слушая хихиканье Цири и скрип кровати. «Надо бы потихоньку встать и уйти спать на терраску. Или даже в баню. Да только, боюсь, тихо у меня не выйдет. Встану, половицы непременно заскрипят. Они услышат. Хотя они вообще-то заняты, вряд ли услышат. Но вдруг. Вот будет стыдоба. Цири еще подумает, что я подслушивал или — еще чище — подглядывал. Так что нет, Креван, терпи. С другой стороны, когда они успокоятся, зачем мне уходить? А затем, что я все равно уснуть не смогу. Надо чем-то отвлечься. Вот, придумал: на столе осталась водка, так что хряпну стаканчик, возьму свою дудочку и пойду поиграю в баню. Именно так мне и следует поступить. А пока терпи, Креван. Ведь даже у моря есть берега. И у Эрединкиного траха тоже есть конец. Который его же начало. О, божиня, ну как же ты щедро его одарила».***
Морально измочаленный Креван в очередной раз с мукой во взоре посмотрел на висящие на стене часы. Его глаза, давно привыкшие к темноте, легко углядели на белом циферблате две черные стрелки, медленно, но верно стремящиеся к концу первой четверти описываемого ими круга. «Третий час, — отметил про себя Креван. — А когда я лег спать, было начало одиннадцатого». Он еще раз прислушался. Тишину спящего дома нарушало лишь мерное тиканье часов и негромкое дружное сопение утомившихся и наконец-то угомонившихся и уснувших любовников. «Все. Заснули. Теперь уж наверняка. Значит, пора», — скомандовал себе Креван, с величайшими предосторожностями откинув одеяло и садясь на кровати, которая тут же отозвалась предательским скрипом. Креван замер в крайне неудобной позе, прислушиваясь к слаженному сопению за стенкой и страшась услышать сбой. Однако Цири и Эредин продолжали спокойно спать. Креван сполз с кровати, одел тапки и на дрожащих от волнения ногах сделал первый шаг: встал, прислушался — вокруг по-прежнему царила тишина. Креван переступил еще раз и выглянул из-за занавесок в комнату. Уже привыкшие к темноте глаза безошибочно вычленили из сумрака контуры предметов, белеющие в дверных проемах занавески и окно, через которое было видно ночное звездное небо с тонким серпом ущербной луны. Эльф все так же на цыпочках вернулся в спальню, ощупью нашарил свой чемоданчик, мысленно похвалив себя за памятливость (так как нашелся он быстро и бесшумно), с величайшей предосторожностью открыл замки, стараясь, чтобы они не щелкнули слишком громко в тишине комнаты, извлек оттуда свою дуду и, зажав в кулаке свое сокровище, снова выглянул в зал. Воровато озираясь, Креван сделал первый шаг — и тут половица, на которую он ступил, подвела его, предательски заскрипев. Звук показался перепуганному Кревану настолько громким, что ему на миг подумалось, будто на этот оглушительный скрип сейчас сбежится вся Биндюга. Он замер, стоя на одной ноге, ожидая в любую минуту, что его окликнет из спальни Эредин или, что еще страшнее, Цири. Но, к счастью, молодежь после любовных утех спала крепко и ничего не слышала. Осторожно приняв устойчивое положение, Креван обратил было свой взгляд в сторону двери, оценивая свои шансы без шума пройти по этому минному полю со скрипящими половицами. Но внезапно его поразила страшная догадка: «А про двери-то ты забыл? Они ведь непременно заскрипят, а еще не дай божиня хлопнут. И конец твой конспирации. Уж лучше я вылезу в окно. Так и путь короче, и шуму меньше». Приняв это мудрое решение, Креван все так же на цыпочках двинулся к окну. И вот, когда он уже начал думать, что самое трудное позади и вожделенная свобода уже близка, удача покинула его. Сначала на его пути каким-то непостижимым образом оказался стул, который Креван не разглядел в темноте. Злокозненный предмет мебели сначала коварно ударил его под дых своей спинкой, в потом добавил еще в колено и голень краем своего сиденья и одной из ножек. Было больно, но Креван сдержался, сжав зубы и даже не пикнув. Напротив, он отважно влез на врага, переполз с него на стол… Под коленкой что-то хрустнуло, потом хлюпнуло — штанина в этом месте моментально намокла. Креван, не обращая внимания на эти мелочи, пополз дальше, тут же угодив рукой в миску с чем-то вязким и мокрым. «Салат. Был. С майонезом, горошком… Ага, вот колбаски кусочек». Обнюхав и облизав пальцы (все равно этот позор никто не видит), Креван наконец добрался до окна и начал сначала осторожно, а потом уже с силой дергать шпингалет, который как назло заело. — Вот же гадство, — прошипел сквозь зубы раздосадованный неожиданным препятствием Креван. — Не ползти же мне обратно! В конце концов, это даже смешно. Неужели я — эльф с высшим техническим образованием не справлюсь с каким-то дурацким шпингале… В этот момент упрямая задвижка наконец подалась, окно со стуком распахнулось и Креван, не удержав равновесия, вывалился на улицу, приземлившись в аккурат в росший под окном куст шиповника и, что самое неприятное, при этом выпустив из рук свою дуду. Кое-как выпутавшись из колючих зарослей, Креван отряхнулся и, уже не заботясь ни о конспирации, ни о соблюдении приличий, довольно громко выругался. Потом эльф вздохнул и, опустившись на колени, начал шарить руками по земле в поисках своего инструмента. Наконец, порядком испачкавшись, намочив брюки в ползании по мокрой траве, исколов все руки и прокляв все на свете, он нащупал дуду. Подобрав ее и выпрямившись, Креван поднес инструмент к губам, намереваясь издать пробный звук, так как опасался, что после его ночных злоключений в дудке могло что-нибудь испортиться. С великими предосторожностями ему удалось извлечь из инструмента слабый сипящий звук, но, тем не менее, пробой Креван остался доволен. Сжимая в руке свое вновь обретенное сокровище, Креван двинулся было к бане, но тут… — Ой, то не вечер, то не веечер! Мнее малым мало спалоось! — донеслось с соседнего подворья. Голос был чистый и звонкий, а песня протяжна и грустна. И Кревана проняло: он вновь вспомнил все свои сегодняшние злоключения, и в свете этого одиночество показалось ему вдруг каким-то нежеланным и вовсе несимпатичным. — Пойду в народ! — решительно заявил он сам себе. Потом забрался на цоколь, взял со стола первую попавшуюся бутылку, поболтал ею, чтобы убедиться, что там еще хоть что-то осталось, спустился на землю и отправился в гости.