Отчего так в Биндюге березы шумят?

Утро ворвалось в сон Францески веселым щебетом птиц и прохладным дуновением свежего ветерка. Еще не открывая глаз, она с удовольствием потянулась, затем, повернувшись на бок, слегка потерлась о подушку щекой, еще на секунду оттягивая окончательное пробуждение. «Какая жалость, что сегодня не выходной, — подумалось ей. — И нужно идти на работу. А ведь можно было замечательно провести время с Эредином». Францеска вздохнула и блаженно улыбнулась, вспоминая события вчерашнего вечера и прошлой ночи, однако затем быстро нахмурила брови, почувствовав какую-то неправильность — в кровати было слишком просторно. Францеска автоматически вытянула руку — ладонь нащупала лишь прохладную ткань простыни. «Ушел! — от этой мысли вся радость от только что казавшегося приятным утра улетучилась, сменившись досадой, разочарованием и злостью. — Неужели? — подумала она уже немного спокойнее. — Он ведь не мог уйти, не разбудив меня, не предупредив и даже ничего не сказав на прощанье. Или все-таки мог?» Францеска повернулась к окну — и тут с души у нее будто камень свалился. Эредин и не думал никуда уходить, он преспокойно и без всякого стеснения стоял на балконе в одном нижнем белье, видимо, чувствуя себя у Францески, как дома, и курил, наслаждаясь прохладой и свежестью раннего летнего утра. — Хм, — губы Францески тронула легкая торжествующая улыбка, складочка меж нахмуренными бровями моментально разгладилась — и эльфка уже с некоторым озорством оглядела своего любовника, в очередной раз с нескрываемым удовольствием оценивая и ширину его плеч, и фактурность развитых, но не перекаченных мускулов, перекатывающихся под гладкой загорелой кожей, и, что греха таить, идеальный подтянутый зад, закрытый веселым клетчатым ситчиком. Эредин, видимо, почувствовав, что она смотрит, слегка повернул голову, но позы не изменил и, с удовольствием сделав очередную затяжку, выдохнул колечко дыма. Францеска, усмехнувшись, встала с кровати, накинула халат, запахнулась, вышла на балкон и встала рядом. — Доброе утро, — сказала она, мягко касаясь спины любовника, будто утверждая сиюминутную собственность на него, затем легким гладящим движением скользнула ладонью вверх, к затылку и взъерошила ему волосы. — Доброе, — он обернулся и посмотрел на нее. — Как спалось? — Мало. Из-за тебя я не выспалась. Теперь буду носом клевать на работе. — А по тебе не скажешь, — в глазах Эредина заплескалось восхищение. — Ты свежа, как майское утро. — Может быть, июньское? — улыбнулась она, продолжая касаться его плеча. — Оно как-то приятнее и теплее. — Какое хочешь, — в его глазах заплясали веселые чертенята. А Францеска подумала, что еще немного — и Эредин продолжит с ней то, чем они занимались всю ночь, причем спрашивать ее согласия он, пожалуй, даже не станет, зная точно, что она не против. Эльфка, в воображении которой уже было начали рисоваться соблазнительные и приятные картины, с тоской и сожалением отогнала их, стряхивая с себя томное оцепенение и с неохотой выныривая из шального омута, в который ее затягивал завлекающий, сулящий наслаждение и удовольствие взгляд Эредина. Она слегка тряхнула головой, вновь напоминая себе, что сегодня не выходной, и поэтому ей нужно собираться и идти на работу. Так некстати! — Я пойду сварю кофе, — с легким вздохом она сняла руку с его плеча, повернулась и ушла с балкона, оставив Эредина в одиночестве. Вскоре по квартире распространился ароматный запах свежесваренного кофе. И, видимо, зачуяв его с балкона, на пороге кухни появился Эредин. — Чё, уже готово? — он повел носом, улавливая кофейный аромат. — Да. Садись за стол. Сейчас я сделаю бутерброды. Впрочем, если хочешь, мы можем позавтракать в гостиной. — Я бы предпочел кофе в постель, — ухмыльнулся Эредин. — Но ладно. На самом деле не суть важно, где завтракать. Было бы чем. — Какие у тебя планы на сегодня? — поинтересовалась Францеска, наливая кофе в маленькие чашечки из такого тонкого фарфора, что они казались полупрозрачными и очень хрупкими. — От Авика зависит, — пожал плечами эльф. — Если у него остались тут дела, то я весь день свободен. А если нет… — Тогда что? — Францеска оторвалась от своего занятия и посмотрела на Эредина. — Тогда мы возвращаемся домой. — А, — Францеска вновь сосредоточила взгляд на тонкой темной струйке, полившейся из носика кофейника в чашку. Потом она молча нарезала хлеб и ветчину для бутербродов, а Эредин так же молча ожидал, когда она закончит приготовления к завтраку. Каждый при этом думал о своем. Эредину, положа руку на сердце, не хотелось никуда ехать именно сегодня, так как он с удовольствием остался бы с эльфкой на выходные, которые можно было провести как с пользой, так и с удовольствием. Можно было бы погулять, посидеть в кафе, поболтать о том и о сем, а можно было и без мудрствований провести эти дни в постели, делая лишь небольшие перерывы на еду. Любой из вариантов времяпрепровождения в их различных сочетаниях был бы хорош, но что-то подсказывало Эредину, что Креван будет категорически против задержаться тут еще на три дня, потому что как раз ему-то, в отличие от Эредина, делать здесь будет решительно нечего, к тому же Креван наверняка будет скучать по вновь обретенному дому, по оставшимся дома Имле и Карьке, а главное — хотя он ни в жизнь не признается в этом ни Эредину, ни даже самому себе — по Цирьке. И чтобы поскорее вернуться домой и вновь увидеть ее, Креван измыслит тысячу уважительных причин, по которым они не могут более задерживаться в Вызиме. Эредин знал, что так будет, как заранее знал, что не будет настаивать на том, чтобы остаться. В конце концов, Аваллак’х был движим действительно любовью — чувством, которое неожиданно вновь вспыхнуло в нем при виде юной ведьмачки — симпатичной, непосредственной, живой и немного вздорной девчонки, в которой на взгляд Эредина не было абсолютно ничего особенного или выдающегося. А какая серьезная причина могла держать здесь его самого? Францеска? Она, конечно, интересовала его как женщина, но, как с удивлением признавал Эредин, и помимо ее красоты, в ней было нечто необычное и притягательное. Он с удовольствием продлил бы знакомство с ней. Но… В конце концов, ему все равно захотелось бы чего-то нового — и эта связь закончилась бы так же, как и остальные. Разве что, когда он уйдет, она не будет смотреть ему вслед, просто спокойно пожмет плечами — и забудет, уйдя своей дорогой. А может, будет вспоминать изредка, как он сам иногда вспоминал свою первую любовь Торувьель — просто потому что она была первой, или Литу — а почему именно её, он и сам не знал и не мог объяснить, чем эта девушка отличалась от всех остальных его пассий — безликих и безымянных. Да честно говоря, Эредин никогда не думал об этих вещах — просто помнил. Наверное так же он будет вспоминать и Францеску, вычленив ее образ, ее идеально прекрасный лик из множества женских лиц, что мелькнули перед его придирчивым взором мотыльками однодневками, не оставив следа ни в памяти, ни в сердце. Он смотрел на Францеску, привычно скользя глазами по изгибам ее идеальной фигуры, подмечая мелкие детали вроде золотистого завитка у аккуратного острого розового ушка или маленькой родинки на молочно-белой коже у ключицы, что была видна в широком вырезе халата. Эти нюансы придавали облику эльфки трогательную прелесть и очарование, оживляя ее для Эредина, делая ее холодную красоту более близкой и земной. Но наблюдая за эльфкой, Эредин, помимо чисто эстетического удовольствия от созерцания, чувствовал лишь привычное желание обладать ею. «А может, прав Креван, говоря, что нет у меня души, — отстранено подумал Эредин, продолжая любоваться Францеской. — Хотя он-то думает, что я гонюсь за недостижимым, ищу свой идеал. А на самом деле мне просто нравится спать с красивыми женщинами, потому что созерцания их красоты мне явно недостаточно, ведь я всегда был материалистом и признавал только воплощенную любовь. Хотя… Положа руку на сердце, разве все бабы, с которыми я переспал, были красавицами?» Францеска чувствовала его пристальный взгляд, который, казалось, жег ей затылок. Как она ни пыталась абстрагироваться от этого ощущения, получалось плохо. Впрочем, все ее мысли все равно были об Эредине. Еще вчера она весь вечер исподволь наблюдала за ним, невольно прикидывая, как бы он смотрелся в ее аккуратной, чистой и стильной квартире с чисто женскими антуражем и аурой. И как ни парадоксально, но выходило, что вписывался он в совершенно непривычные и нетипичные для себя интерьеры вполне себе неплохо. Здоровенный двухметровый эльф, шлепающий по комнатам в нижнем белье и легким мановением руки рушащий столь старательно и скрупулезно наводимые ею порядок, уклад и выработанные годами привычки, несмотря ни на что не казался здесь чужим. Возможно, потому, что он привык всюду чувствовать себя как дома? Сегодня утром, выйдя курить на балкон, он сделал день всем соседским кумушкам-домохозяйкам, которые теперь будут от рассвета до заката обмусоливать языками животрепещущую тему: у Францески появился любовник. Ну что ж, в кои-то веки это будет не очередная безосновательная сплетня, а чистая правда. Вернее, полуправда, потому что тема будет жива в молви народной не месяц и не два, а вот любовник сегодня уедет в свои лесные ебеня — и все, больше Францеска его никогда не увидит. Конечно, можно напустив на себя безразличие спросить, как бы между прочим, не хочет ли он задержаться в Вызиме хотя бы на выходные. Но она не спросит. Не переступит через свою гордость и не сделает шаг навстречу. Да и какой в этом смысл? Выходные промелькнут, как один миг — и он все равно уедет. Так зачем оттягивать неизбежное? Он не останется, потому что ему все равно. Она ни о чем не спросит, потому что… привыкла быть одна и не хочет ничего менять. Он уедет и забудет, она останется и будет вспоминать о счастливых часах, проведенных с ним. И так будет правильно, потому что не надо омрачать приятное впечатление о первой и последней встрече памятью о последующих мелких ссорах и недопонимании, которые неизбежно возникнут в ходе совместного жития и будут нарастать тем больше, чем дольше они будут пытаться быть вместе, до тех пор, пока не похоронят под этим бытовым сором все хорошее, что когда-то у них было. Не стоит пытаться что-то строить, если заранее уверен в том, что ничего из этого не получится. Или все-таки разок не побояться, рискнуть и… — А тебе на работу-то ко скольки? — Поедим — и пойдем. — А собраться? — Я не имею привычки долго копаться. — Тогда пройдусь с тобой до офиса. — Если хочешь, — она пожала плечом, машинально поправив и плотнее запахнув халат, который слегка сполз от этого движения. — Хочу, — он улыбнулся, глядя на нее — и все стало почти по-прежнему. Почти, потому что Францеска чувствовала, что между ними уже начинает стелиться дальняя дорога, которая ожидает его сегодня, а ей остается казенный дом, что не отпустит ее к нему.

***

— Наконец-то! — обрадовался появлению Эредина Аваллак’х. — Я уж думал, ты у нее жить останешься. — Да я бы остался. Только ты же с ума тогда сойдешь. — Нет, ты не подумай, что я против… Хотя на самом деле я вообще-то конечно против, потому что… — Потому что Цири. Я знаю. Ты хочешь скорее домой, потому что она там, а ты здесь. — И вовсе не поэтому. А потому что она там одна, а ты тут с Францеской. — Так случилось уже все. Что теперь-то, — пожал плечами Эредин. — А впрочем, ерунда это все, Креван. Потому что и тут я с Францеской не останусь, и там мне с Цирькой быть больше не надо. — Нет, подожди. Ты хочешь сказать, что тут у тебя наметилось что-то серьезное? — Аваллак’х пытливо всмотрелся в лицо Эредина, надеясь уловить отзвуки грусти или тоски, или хоть чего-то, что могло свидетельствовать о его неравнодушии. — Креван, ну что ты говоришь такое? — усмехнулся Эредин. — Разве может быть у меня с женщиной что-то серьезное? Мы с Францеской хорошо провели время. А теперь пора домой. — Мне показалось… — начал было Креван. — Тебе именно что показалось, — уверил его Эредин. — И потом, разве тебе-то самому домой не хочется? Или у тебя остались тут еще какие-то дела? — Нет. Я вчера со всем разобрался. И, честно говоря, я действительно до ужаса хочу оказаться наконец дома, так, чтобы с неделю только есть да спать — и не выбираться никуда дальше сортира. Мне эти странствия вот уже где! — Тогда собирайся — и поехали. — А я уже, — Аваллак’х живо соскочил с кровати. — Я уже и вещи собрал. Только тебя дожидался. Кстати, — он посмотрел на племянника, который, в свою очередь, с какой-то странной задумчивостью глядел в окно, созерцая вызимские пейзажи. — Если ты все-таки хочешь остаться, я могу поехать поездом. — Нет, — помотал головой Эредин, будто очнувшись от каких-то не очень веселых дум. — Ты закончил свои дела, и мне тоже здесь больше делать нечего. Едем домой. В родные ебеня. К Цирьке.