Отчего так в Биндюге березы шумят?

«Недамир! Жирное прыщавое уродливое чмо! Как же я тебя ненавижу! Боже, да я бы убила тебя, если бы только могла». Одноклассник Мистле Недамир был личностью действительно довольно неприятной. Среди ребят он слыл ябедой, зубрилой и маменькиным сынком. А его непрезентабельная и нестандартная внешность еще более усугубляла негативное отношение к нему со стороны одноклассников. Ребята не принимали его в компании, девочки же дружно постановили, что встречаться с таким отстоем, как Недамир недостойно даже для соплюх восьмиклассниц, для которых в силу малолетства почти любой парень-старшеклассник должен считаться по умолчанию крутым брутальным красавцем. Причины этой нелюбви к нему одноклассников, впрочем, были просты и понятны. Все дело было в том, что за годы совместного обучения, Недамир так и не научился ладить с ребятами, так как с раннего детства был незыблемо уверен в том, что он особенный и посему имеет право делать все, что только пожелает, а все остальные существуют лишь для того, чтобы исполнять его прихоти и восторгаться его гениальностью. К несказанному удивлению и неудовольствию Недамира никто из одноклассников этого мнения не разделял и даже напротив, все ребята активно начали убеждать непризнанного гения в обратном, наделяя обидными прозвищами, не желая с ним общаться, а иногда при случае даже поколачивая. Недамир же, приходя домой, неизменно жаловался маме на своих злобных и нечутких одноклассников, та прибегала в школу с воплями и требованиями наказать уродов, тиранящих ее ребенка. Классный руководитель устало внимал ей, обещая принять меры и поговорить с родителями детей-хулиганов. Недамир же, каждый раз думая, что вот теперь-то справедливость наконец восторжествовала, и теперь он наконец-то сможет занять в классе подобающее ему положение, в очередной раз обламывался, с горечью понимая, что победа вновь оказалась мнимой, а среди одноклассников он по-прежнему считается жирным противным заучкой и крысой, с которым никто не желает иметь дела. В причины такого к себе отношения Недамир никогда не вникал, считая, что виноваты, конечно, все вокруг, но никак не он — ведь дома-то он привык быть всегда и во всем правым, а мама, восхваляющая его на все лады вне зависимости от того, что бы он ни сделал, конечно же не могла ошибаться. С годами положение не изменилось к лучшему, а даже наоборот еще и усугубилось. Недамира это, разумеется, не радовало. Но если с парнями связываться напрямую он не решался, гадя им исподтишка при любой удобной возможности, то с более слабыми физически девушками он вступал в бои более смело. Конечно, это не способствовало росту его популярности у слабого пола, но, с другой стороны, ему и терять-то было нечего. На самом деле Недамир уже давно поставил крест на своей репутации среди ребят, окончательно озлобившись на них и решив, что будет мстить. Единственная, кого он решил исключить из числа своих врагов, была Мистле. Но вовсе не потому, что ее отношение к нему чем-то отличалось от остальных — просто на ее счет Недамир имел далеко идущие планы: по замыслу мальчишки она должна была стать его девушкой. В мыслях он прокручивал варианты беседы с Мистле, представлял, как выложит свои аргументы — и ей, разумеется, не останется ничего иного, кроме как согласиться на его предложение. И уж тогда, заполучив в подружки одну из самых популярных и красивых девочек школы, он докажет свою крутость, всем утрет их сопливые и незаслуженно задранные до самого неба носы и заставит себя уважать. А может даже и бояться. Собственно, главным и вообще единственным доводом, который являлся краеугольным камнем в теории соблазнения Мистле являлся тот факт, что их отцы работали вместе, при том отец Мистле находился в подчинении отца Недамира. Вот предприимчивый паренек и надумал сообщить Мистле, что если она откажется встречаться с ним, он убедит своего папашку выставить Мистленого отца с работы (или по крайней мере сильно осложнить тому жизнь). В успехе своего предприятия Недамир не сомневался. Какового же было его удивление и возмущение, когда Мистле в ответ на его заманчивое предложение лишь презрительно фыркнула, обозвала его перечитавшим детских сказок мечтуном, посоветовала купить губозакатыватель усовершенствованной модели, развернулась на каблуках и стремительно удалилась, вдребезги разбив все надежды и «эмгыровские» планы Недамира на обретение и девушки, и высокого статуса. Удар был силен, а поражение столь сокрушительно, что Недамир даже не нашел слов, чтобы достойно ответить Мистле на ее отповедь, не говоря уже о том, чтобы по привычке толкнуть или ударить наглую и злую девчонку, посмевшую его оскорбить. «Ты пожалеешь, — навязчиво крутилось у него в голове. — Я тебе еще это припомню. Я заставлю тебя… Заставлю…» Недамир и сам пока не знал, как он собирается отомстить Мистле, но был твердо уверен, что не оставит ее поступок безнаказанным.

***

— Девчонки, мне кажется этот придурок Недамир меня преследует, — пожаловалась подругам Мистле, когда всеобщее классное пугало прошло мимо девчачьей компашки, кинув на них злобный взгляд исподлобья. — Да ладно, — решила успокоить ее Катье. — Он всегда и на всех так смотрит, жиробас злоебучий. — Ну он же предлагал мне с ним встречаться, — сказала Мистле. — Фу-у, отстой, — хором возмутились девочки. — Как у него только язык повернулся? — Встречаться с ним — это себя не уважать! — Все равно что на помойке себя найти! — Да не дай божиня так оголодать, чтоб это страхуилище за парня принять! Выразив крайнюю степень возмущения подобной наглостью, девочки немного успокоились. — А я почему-то его боюсь, — призналась Мистле. — Знаете, он так иногда смотрит, что мне кажется, может сделать абсолютно что угодно. — Да брось ты, — беспечно махнула рукой Катье. — Что этот лошара может? Терпила, блин. Ну хочешь, давай скажем пацанам, пусть его отпиздят, чтоб неповадно было всякую чушь предлагать нормальным девчонкам. И вообще, чтоб даже не смел больше даже смотреть в нашу сторону. — Он опять мамочке своей нажалуется. Ребятам попадет, — вздохнула Мистле. — А у нас экзамены скоро. Не хотелось бы, чтобы из-за этого хмыря пацанам характеристики попортили. Наверное вы правы, я просто себя накручиваю и придумываю страсти на ровном месте. Действительно все, что он может, только ябедничать да крысятничать. Нам осталось-то учиться всего ничего. Скоро школу закончим — и забуду про этого урода. Разговор с подругами немного успокоил Мистлины тревоги, но полностью их все-таки не рассеял. Поэтому на всякий случай она решила для себя, что ей нужно стараться все время держаться компании — уж тогда-то Недамир точно ничего ей не сможет сделать. Прошло две недели, Мистле с друзьями и подругами хорошо и весело погуляли на бельтайновской маевке. Праздники, теплые весенние деньки, скорое окончание школы, предстоящие экзамены и маячившее за ними в уже недальней дали скорое непременно счастливое взрослое будущее окончательно вымели из головы Мистле все тревоги, связанные с Недамиром. Она забыла о данном самой себе наказе, совершенно беспечно и безбоязненно отправившись в раздевалку, чтобы поискать там выпавшую из кармана заколку.

***

Заколка, к радости Мистле, оказалась именно там, где и предполагалось — спокойненько полеживала у стеночки на полу. Мистле, удовлетворенно кивнув, наклонилась за ней… и тут почувствовала, что в раздевалку кто-то зашел. Быстро подобрав заколку и сунув ее в карман, она обернулась и, побледнев, слегка попятилась: в дверях, мерзко ухмыляясь и сунув руки в карманы, стоял Недамир собственной персоной. — Чё надо? — Мистле взяла себя в руки, подумав, что страшного пока ничего еще не случилось. И, хотя ей не нравилась гаденькая улыбочка Недамира, она не теряла надежды, что ей удастся разобраться с ним без большого ущерба для себя. — А то ты не знаешь, — хмыкнул Недамир, ухмыляясь еще шире. И еще гаже. — Откуда мне знать? — дернула она плечом. — Мало ли что там у тебя на уме. — Я уже предлагал тебе по-хорошему. Но ты мне нахамила. Значит, будет по-плохому. — Недамир, я не буду твоей девушкой. Ты мне не нравишься. Уж извини. Но насильно мил не будешь. — Будешь. Куда ты денешься, — зло щуря глаза, прошипел он. — Тебе отсюда бежать некуда. — Ты о чем? Что ты собрался делать? — Мистле испугалась, но виду старалась не подавать, пытаясь тянуть время в надежде, что в раздевалку кто-нибудь зайдет. — Ты знаешь, что. Дашь мне. Как вы все даете этому паршивому эльфенку Ангусу. А я, между прочим, ничуть не хуже его. Даже лучше. И у тебя сейчас будет возможность в этом убедиться. — Недамир, ты с ума сошел? Лучше отойди от двери и дай мне пройти. — А если не отойду и не дам пройти, то что? Мистле молчала, судорожно соображая, что бы такое сказать вконец оборзевшему Недамиру, чтобы убедить его отступиться от своих намерений. Сама же мысль о близости с ним казалась Мистле настолько отвратительной и нелепой, что об этом ей просто не хотелось думать. — Что ты мне сделаешь? — продолжил тем временем Недамир, делая шаг к девушке. — Ничего. Поэтому давай договоримся: ты сделаешь то, что я хочу по доброй воле. — Что? Недамир, да ты бредишь? — Мистле вновь попятилась и уперлась в стену. — Потому что если ты будешь сопротивляться, я все равно возьму, что хочу. Но приятно тебе уже не будет. — Да мне по-любому не будет приятно! — выкрикнула Мистле, инстинктивно делая шаг в сторону в бесполезной попытке обойти Недамира и все-таки попробовать сбежать. — Твои проблемы, — фыркнул Недамир. — И мне на это плевать. Я просто предупреждаю, если не дашь добром, получишь в морду. Хочешь домой к мамочке с синячком прийти? — Думаешь, тебе это сойдет с рук? — спросила Мистле, пытаясь использовать последний аргумент и попробовать надавить на Недамира угрозой неотвратимого наказания. — Я уверен, что сойдет. Если что, отец все уладит, использует свои связи и деньги. Тебя выставят на посмешище. И никто тебе не поверит. А мы еще подадим на тебя в суд за клевету. — Знаешь что, ты больной ублюдок, — с ненавистью прошипела Мистле. — Думаешь, даже если ты получишь желаемое, для тебя что-то изменится? — Мне плевать. Я просто хочу получить то, что мне причитается. Отомстить за все годы издевательств. — Почему бы тебе не пойти и не попробовать набить морду Ангусу? Он ведь твой главный враг? — Потому что… — Недамир запнулся. — Потому что с Ангусом тебе не совладать. Он сам изобьет тебя. И на твоего папашу ему плевать. Ты боишься и ненавидишь Ангуса, а отыгрываешься на мне. Потому что уверен, что со мной ты можешь справиться. — Так я действительно могу, — снова мерзко ухмыльнулся Недамир. — Ну тогда… — Мистле закусила губу. — Ладно, — вдруг согласилась она, резко вскинув голову. — Давай, покажи, что ты там можешь. Правда, я не уверена, что меня от тебя не стошнит. Но это уже будет не моя проблема, а твоя. — Ты, тварь… — Можешь дать мне в морду, — зло прошипела Мистле. — Но только от этого приятнее и желаннее ты для меня не станешь. — Раздевайся и становись лицом к стенке, — срывающимся голосом велел Недамир. — Вообще-то женщины любят, чтобы их раздевал партнер, — ехидно заявила Мистле. — Ангус например всегда сам… — Мне плевать, что там делает Ангус, — взорвался Недамир. — Ты так орешь громко. Не боишься, что сюда на твои вопли зайдет кто-нибудь? — Я ничего не боюсь, — Недамир вынул руки из карманов и нервно вытер о штаны вспотевшие ладони. — Становись к стенке! — А мне свое достоинство показать не хочешь? Может, я впечатлюсь и проникнусь… уважением и любовью. — Еще слово — и ты точно заработаешь, — голос Недамира сорвался на визг. — Давай закончим побыстрее — и ты уберешься. А то я точно сейчас сблюю, — Мистле повернулась лицом к стене и закрыла глаза, пытаясь собраться и приготовится к тому неприятному действу, которое ее ожидало. Она конечно знала, что ничего хорошего ее не ждет, но когда по ее телу заскользили влажные ладони, а над ухом раздалось натужное сопение, Мистле с трудом подавила рвотный позыв, крепче зажмурила глаза и постаралась думать от том, что рано или поздно этот кошмар закончится. «Обидно было бы вытерпеть от него еще и побои, — подумала она. — А так… Как отвратительно он все-таки сопит. И почему он до сих пор…» — Ты должна мне помочь! — истерично взвизгнул Недамир, с силой толкая Мистле, так, что она практически впечаталась в стену. — Я ничего тебе не должна, — зло прошипела она. — Сам же хотел, ну так давай, выступай! Я тебе не мешаю. — Ты меня сбиваешь! Ты должна… — Блядь, урод! Ты похвалялся, что сделаешь все лучше Ангуса. А у самого даже не стоит. Что я должна сделать, чтобы твой покойник ожил? Ты, жирный мерзкий импотент! — Сука! — выкрикнул Недамир плаксивым фальцетом. — Вы все суки! Вам бы только… Но я докажу… Покажу… Он схватил Мистле за горло, заставляя ее запрокинуть голову. — Отпусти, тварь! Мне дышать нечем, — прохрипела она, задыхаясь. — Повернись! — скомандовал Недамир, ослабляя хватку. — Ложись на пол и раздвинь ноги! — Жирный кусок сала, ты меня раздавишь своей мерзкой тушей, — простонала Мистле, когда Недамир, пыхтя от вожделения и неутоленного желания навалился на нее. — Если ты будешь так говорить, у меня ничего не получится. Но я буду стараться, пока не сделаю. Не рассчитывай, что тебе удастся меня сбить, — просипел Недамир, пытаясь пристроиться к Мистле. — Чертов урод, блядский ебаный извращенец, чтоб ты сдох в муках и корчах, — выдохнула Мистле прямо в лицо Недамира. — Тварь! Сучья эльфья кровь, да? Поэтому ты такая заносчивая? Когда я разобью в кровь твое смазливое личико, ты уже не будешь так груба со мной. Но сначала… Я сейчас… Сейчас… Вот уже. Почти попал, — бормотал Недамир, елозя на Мистле и все еще безуспешно пытаясь осуществить свою давнишнюю мечту — расстаться с девственностью. Однако то ли от перевозбуждения, то ли от волнения, а может от неопытности или от страха инструмент Недамира напрочь отказывался подчиняться хозяину. — Главное, без тебя все получалось! — в отчаянии возопил он, обращаясь к Мистле. Однако та, похоже, не слышала. Она лежала, чувствуя сквозь ткань блузки, как холодит спину кафельный пол, как начинают болеть и саднить трущиеся об него лопатки, как немеет тело под тяжестью навалившейся на него жирной отвратительной туши Недамира. Но главное, Мистле начинала охватывать безнадежность, так как этой экзекуции было не видно конца. Мистле услышала, как лежащий на ней Недамир вновь запыхтел сильнее, его руки вновь зашарили по ее телу, нащупали груди, больно защипали… Мистле крепче зажмурила глаза, проглотила подкативший к горлу скользкий ком… «Может быть сейчас, еще немного потерпеть — и все. Еще чуть-чуть — и он наконец уберется». Она чувствовала, как он смунится у нее между ног в тщетных попытках проникнуть таки в святая святых и осуществить наконец свое сокровенное желание. — Все из-за тебя. Это ты не хочешь. Фригидная сука! А я могу, я сделаю, — бормотал он. Мистле почувствовала, как Недамир убрал одну руку из-под ее блузки, навалился на нее всем телом, уткнувшись лицом ей в грудь, потом засопел сильнее, его член до сих пор вяло трущийся о ее лобковую область стал как будто больше и подвижнее — однако вскоре девушка сообразила, что парень всего лишь начал помогать себе сам. Вскоре она почувствовала на внутренней поверхности бедер что-то теплое и скользкое. Недамир, издав странный хлюпающий звук, наконец сполз с нее, мешком плюхнувшись на пол рядом с Мистле. Она наконец смогла вздохнуть свободно и открыла глаза, повернув голову и посмотрев на своего мучителя. Но лучше бы она этого не делала. В нос ей вновь ударил тяжелый запах пота, а взгляд ее остановился на том месте, где из-под испачканной белой майки выпирал бледный рыхлый живот, а ниже, между белыми жирными ляжками покоился поникший красный, изгвазданный белой слизистой жидкостью орган. Мистле вытошнило прямо на выложенный красной кафельной плиткой пол раздевалки. Она содрогалась в рвотных позывах, выблевывая уже лишь воду и желчь из опустошенного желудка. Ей казалось, что еще немного — и ее просто вывернет наизнанку, а остановиться не могла. Мистле было так плохо, что она даже не обратила внимания на то, что ее мучитель, отдышавшись, встал на ноги, кое-как подтянул спущенные штаны и где-то с минуту смотрел на девушку. Удар по пояснице, которым раздосадованный несостоявшийся любовник зарядил Мистле с носка даже показался ей таким уж сильным, а вот после пинка в лодыжку она готова была вскрикнуть. Однако этим Недамир и ограничился, видимо, решив, что достаточно наказал строптивую и неуступчивую девчонку, презрительно сплюнул, пробубнил себе под нос что-то угрожающее — что именно, Мистле не разобрала, да ей было и не до этого, а затем вышел вон из раздевалки, наконец-то избавив девушку от своего присутствия. После ухода Недамира ей действительно стало легче, будто сам воздух очистился от миазмов, которые, как казалось теперь Мистле, этот урод источал, находясь в одном помещении с нею. Во всяком случае, рвать ее перестало, тошнота прошла, но теперь она почувствовала, как болят ушибленные места, саднит натертая кожа на лопатках, а на шее, которую Недамир в порыве злости стиснул своими пальцами начинают наливаться синяки. Но все это было мало значимо по сравнению с тем моральным кошмаром, который царил у нее в душе. «Надо встать, — подумала она. — Привести себя в порядок, насколько это возможно, а потом сбежать домой. Скорее под душ, чтобы смыть с себя его мерзкие прикосновения. Очистить от него хотя бы тело. Потому что выкинуть из головы то, что он со мной сделал, получится не скоро. А может, не получится вообще никогда».

***

Дома, стоя по тугими струями воды, Мистле сначала долго терла себя мочалкой, старательно и сильно, будто стремясь содрать кожу — ей казалось, что чем тщательнее она будет пытаться выскоблить себя, тем легче ей станет. Однако ощущения чистоты не приходило, и когда от теплой воды начали саднить натертые до красноты плечи, она прекратила экзекуцию, села на корточки и закрыла лицо руками. В коротко стриженую макушку били теплые струи воды, стекали по рукам, плечам, спине. Мистле подумала, что хорошо бы было сейчас взять и разреветься, громко, в голос, навзрыд… Но не было ни слез, ни кома в горле — предвестника близких рыданий. Не было ничего, кроме сонма злых ужасных мыслей и ненависти, бешено стучащей в висках… «Недамир! Жирное прыщавое уродливое чмо! Как же я тебя ненавижу! Боже, да я бы убила тебя, если бы только могла». Воображение рисовало картины возможной мести, каждый раз спотыкаясь о самый ответственный момент. «Как? Как мне это сделать?» — суматошно думала она, понимая, что все выглядит более-менее гладко лишь в ее воображении. Убийство и расчленение или кастрация с помощью кухонного ножа (а никаким иным оружием Мистле не располагала) виделось ей затруднительным в исполнении, особенно с учетом того, что ни о чем подобном она раньше даже не думала — что уж говорить о том, чтобы делать. К тому же он был явно сильнее ее физически, и даже просто справиться с ним Мистле представлялось проблематичным. Она с горечью думала, что чудеса, когда хрупкие девицы в первый раз берут в руки оружие и рубят-режут всех вокруг, случаются только в идиотских книгах про фэнтези-сьюх и в не менее дебильных фильмах, где вместо настоящей крови, реками льется бутафорская краска. «А каково это — по-настоящему убить человека? — задумалась Мистле. — Страшно? Мерзко? Услышать визг Недамира, его мольбы о пощаде, стоны, крики боли, взять и вспороть его жирное белое брюхо, почувствовать, как на руки плеснет теплая кровь, вывалятся внутренности, запахнет дерьмом… А что потом? Присесть за решетку лет на десять за убийство этой твари. Ведь попробуй докажи господам судьям, что этот Недамир был действительно тварью, которая была недостойна жизни». Мистле стало зябко и она поежилась, несмотря на то, что вода, льющаяся сверху, была теплой. А ведь именно этим все и закончится, если ее месть удастся. И тогда получится, что эта дрянь окончательно сломает ей жизнь. Живой или мертвый — торжествовать будет Недамир, а ей останется лишь влачить жалкое существование. Из-за него, из-за того, что он ей сделал, из-за того, что она так и не смогла выкинуть его из головы. Думая о мести, она будет жить лишь им, а значит, своей собственной жизни у нее не будет. Останется лишь Недамир — и именно он проживет жизнь вместо нее. Нет, такого она не допустит. Он хотел, чтобы Мистле помнила, она изо всех сил постарается забыть. Не простить, нет, а просто выкинуть эту мерзкую дрянь из головы, будто ее и не было. «Две недели, — подумала Мистле. — Осталось всего две недели. А потом школа закончится, я уеду отсюда — и эта дрянь, что случилась здесь со мной, забудется, как страшный сон. Лишь бы он не разболтал ребятам о том, что было. Хотя… Вряд ли. Хвалиться ему явно нечем. Да и кто будет его слушать? А я… Я-то точно никому не расскажу о том, что случилось в этой злосчастной раздевалке».