***
Сабрина двигалась в направлении флотзамской автостанции со максимальной скоростью, на которую только была способна с учетом влекомого за собой увесистого и битком набитого чемодана. Надо сказать, замедлял он Сабрину капитально, но та была полна решимости доволочь до вокзала и себя, и его, так как оставлять ничего и никому не собиралась. Ведь в чемодане, по ее мнению, было лишь все самое необходимое — некоторое количество магических причиндалов, шмотки, побрякушки, косметика, в том числе и с гламарией — неизменным атрибутом арсенала чародеек для создания иллюзии внешности невиданной красы и вспоможения в привлечении кавалеров. Сабрина обливалась семью потами, пыхтела, злилась, проклинала всех и вся, материалсь себе под нос, но упорно, шаг за шагом, продвигалась к заветной цели — и расстояние между нею и автостанцией хотя и медленно, но неумолимо сокращалось. И вот, когда на ее кажущимся бесконечным пути мук и страданий забрезжил свет в конце тоннеля — остался лишь один поворот до финишной прямой, а из-за зелени берез начала просматриваться красная черепичная крыша вожделенного здания, случилось страшное: под туфель на высокой шпильке коварно подкатился камешек, Сабрина оступилась, потеряла равновесие и непременно рухнула бы на асфальт, но ее падение упредили — чьи-то жесткие сильные пальцы сомкнулись на предплечье, вновь вздевая ее на ноги и возвращая точку опоры, а над головой прозвучал приятный баритон: — Осторожнее, гражданка Глевиссиг. Надо под ноги смотреть. В такой обуви по нашим дорогам да еще с таким массивным довеском поспешать чревато. Так и в больницу угодить недолго. И ножки свои красивые попортите, и личико покоцаете — а вы ж на него столько поскрипа извели. — Тьфу ты, пропасть, — прошипела Сабрина, так как именно обладателя этого голоса она сейчас хотела видеть менее всего. — Не за что, — ответил Исенгрим (а попался на пути Сабрине именно он), сделав вид, что не расслышал ее ворчания. — Вы, я вижу, в дорогу собрались. Позвольте полюбопытствовать, куда путь держите? — осведомился он тоном, приличествующим светской беседе. — Куда глаза глядят, — рявкнула Сабрина. — И вообще, это мое дело. Я с кем попало планами своими делиться не собираюсь. Вы мне не муж и не любовник, чтобы такие вопросы задавать. — Да. К счастью, — заметил Исенгрим. — Ну что ж, счастливого пути, — кивнул он, отходя в сторону и давая ей дорогу. — Только под ноги не забывайте смотреть, — сказал он ей вслед. — А то на следующей колдобине рядом может не оказаться того, кто вас поддержит. В ответ Сабрина пробубнила что-то неразборчивое, вероятно, нецензурное и пошкандыбала дальше, ковыляя на полусогнутых из-за неустойчивых и шатучих каблуков. — М-да, походка летящая, «от бедра», — прокомментировал с усмешкой Исенгрим, доставая из кармана мобильник. — Дежурная часть? Бьянка? Слушай, я только что на пути к автостанции встретил огромный чемодан, который пихал впереди себя Сабрину Глевиссиг. Да-да, правильно мыслишь. Чемодан собрался сбежать. Конечно, нельзя упустить такое сокровище. Конечно, надо воспрепятствовать. Организуешь? Подошлешь парней к автостанции? Ага, хорошо. Только быстро, они с чемоданом уже на финишной прямой. Да, уже на Парковую свернули. Если ноги раньше не переломает, то минут за пятнадцать доползет. Все, давай, действуй. Исенгрим нажал отбой и еще раз посмотрел вслед спешащей к вокзалу Сабрине. — Ай-яй-яй, гражданка Глевиссиг, — тихонько пробормотал он с кривой усмешкой. — Что ж это вы, жалобу подали, а убегаете, ответа не дождавшись. А он у меня готов практически. И скоро я его вам и зачту при большом стечении народа.***
— Ну что, гражданин Дегерлундов, — оптимистично улыбнулся Талер, заходя в палату к Сорелю. — Это снова я. Рады меня видеть? Я по глазами вижу, что рады. — Чего опять? — Сорель, покряхтывая, так как все еще болели сломанные ребра, сел в кровати и хмуро и настороженно уставился на Талера. — А я к вам за новой порцией откровений. Соскучился по вашим рассказам. Верите — жить без них не могу. — Да, как же, — пробурчал Сорель. — Обыск был в домишке вашем, — доверительно сказал Талер. — Знаете, что в вашей комнате нашли? — Хрень какую-нибудь, которую Филиппа из библиотеки закрытой Ортолановой поперла, — быстро и бойко ответил Сорель. — О как! — восхитился Талер. — Рапортуете как на плацу. Любо-дорого слушать. — А мне нет резону за их выкрутасы париться, — зло сощурился Сорель. — Сами поперли для своих ритуалов противозаконных, а потом мне подкинули, чтобы на меня все свалить, а от себя подозрения отвести. Ага, щазз. Не выйдет. Не на того напали. — Верно мыслите, — согласился Талер. — Только не понятно мне, если библиотека была закрыта, как Филиппа могла оттуда что-то упереть? — Я ей открыл, — с неохотой признался Сорель. — Только сам туда не заходил. Сказал, тебе надо — ты иди и бери. А я знать не хочу, что ты там делать будешь. И если спросят — я ничего не видел. — А что было потом? — Она вышла, меня позвала, я дверь закрыл. На этом все. — Точно все? — Я ей сказал, что если она оттуда что-то взяла, надо будет потом обязательно вернуть на место. Потому что у деда так-то склероз, но над вещами из этой комнаты он трясется, как скупец над златом. Заметит пропажу — неба будет мало и земли. Она что-то проворчала, типа, конечно-конечно. На этом разговор у нас и закончился. И теперь, я так понимаю, поскольку я попал в больницу, дверь открыть было некому, артефакты на место вернуть они не смогли… — Сорель побледнел. — И дед заметил пропажу. И заявил. — Заметил, — кивнул Талер, разом прекратив улыбаться. — Но на тебя, говнючонка, не заявил. Хотя надо бы. Он тебе, сволочуге такой, доверял безгранично, как самому себе. А ты что сделал? Вот это без сарказма, в душу ему насрал. Так бы и придавил тебя, гада. — Я ж не хотел! — А зачем тогда? Чего тебе не жилось-то спокойно? Пил-жрал от пуза, спал без просыпу, даже бабу под боком имел — в общем, пользовался всеми благами, что давало существование при богатеньком дедке. И ведь взамен он от тебя даже не требовал ничего. Ладно благодарность, от таких пидоров, как ты, ее вовек не дождешься, у тебя эта функция в принципе отсутствует. Но хотя бы выгоду-то свою ты понимать был должен? — Я и понимал. И ни в жизнь бы на такое не подписался бы. — Ой, ну неужто шантаж, — со скучающим лицом покачал головой Талер. — Он самый, — быстро и мелко закивал Сорель. — Запугивание. Я ведь действительно сказал ей, мол, ищи-ка дурака на такое подписываться. Мол, дед — мой благодетель, и живется мне при нем хорошо. А если он узнает, что я дверь вам открыл, он ведь не посмотрит на свою любовь ко мне — выгонит. Потому эти прицмаки, что у него в лабе той хранятся, ему дороже всего, и любви, и жизни. А она тогда мне в ответ: делай, что говорю, а то пожалеешь. Угрожать то есть стала. Пообещала, — тут Сорель сглотнул. — Ну, это… приколдовать. — Что приколдовать? — Импотенцию, — выдавил из себя Сорель. — Врешь, — жестко сказал Талер. — Уж с ее приколдушками твой покровитель Ортолаша справился бы на раз-два, вернул бы все тебе как было, еще и лучше. Из любви к тебе. А из благодарности за то, что ты ему остался бы верен и раскрыл подлые планы Филиппы, он бы тебе и луну с неба организовал. И ты эту фишку наверняка просекал. И Филиппа тоже. Поэтому давай другую версию. Но предупреждаю, если это опять будет вранье… — Ладно, — Сорель сник. — Она раскопала про меня одну там историйку… В общем, я до Вызимы-то работал на заправке на трассе Новиград-Броновицы. Ну и вот однажды утром подъехала машина, а из нее вышла эльфка — шикарная такая и упакованная по самое не могу, да не как эти гламурки новиградские, а очень богато и со вкусом — видно, что аристократка. И в летах уже. Хоть по ним обычно не поймешь, но по этой видно было, что ей уж не одна сотня лет. Она заплатила, заправилась и в аптеке купила таблетки какие-то. Потом они уехали в сторону Эст Тайяра. Мы слышали, что там вроде имение на торги выставили и кто-то его купил. Ну так и решили, что наверное эльфка эта. Потому что, если смотреть по ее машине и прикиду — ей вполне по средствам. — И что такого криминального в этой истории? — не понял Талер. — Ну эльфка, богатая аристократка. Или ты ей вместо бензина мочи в бензобак залил? — Нет, конечно, залил я ей все чин по чину, я ж не идиот. А только эльфка путешествовала не одна. В машине еще мужик сидел. Я его не разглядел да и не старался особо. Себе дороже. Так вот этот мужик по имени свою спутницу назвал. Шиадаль. — Так звали супругу Ауберона Муиркетахова, — припомнил Талер. — Одного из боссов Новиградской мафии. Который фисштехом траванулся в аккурат перед тем, как большая чистка началась. — Мы тоже про это слышали. Так вот, эта Шиадаль со спутником проехала мимо нас в аккурат два дня спустя после официального объявления о смерти Ауберона. — Уже нашла замену? Быстро, — усмехнулся Талер. — Хотя поговаривали, будто она спала с Эредином Ольховым, который был в то время правой рукой шефа и его телохранителем. И деньги ведь тогда же таинственным образом исчезли. — Мужик в машине — точно был не Эредин, выглядел куда как меньше и хлипче. И сама эта Шиадаль, когда собиралась идти таблетки для него покупать, назвала его Рон. — Ауберон. Рон, — Талер поскреб в затылке. — Ой-ё. Правда паскудненько. — Во-от. И я об чем, — Сорель опасливо огляделся по сторонам и перешел на шепот. — Это сто процентов Ауберон с ней и был. И получается, не умер он. А жить продолжает. И я его, выходит, видел. А сами знаете, у мафии с нежелательными свидетелями разговор короткий. В общем, уволился я в тот же день с заправки и рванул в Вызиму. И про случай тот на заправке никому не рассказывал никогда. — А как же о нем узнала Филиппа? — А я почем знаю, — пожал плечами Сорель. — Только факт в том, что она была в курсе. И мне пригрозила, что найдет способ донести нужную инфу до тех, кому следует. И уж тогда мне точно не поздоровится. — М-да, — Талер встал со стула. — Ладно, вопросов у меня больше нет. Будем думать. — Так, а с этим-то что? — тревожно спросил Сорель. — С этим — ничего. Ожившие мертвецы меня не касаются. Не в вéдении нашего ведомства проблема сия. Да и ты, если вдруг задумаешь кому эту историю поведать, скорее всего попадешь в клиенты к Черносолнцеву. С некромантией у Капитула еще строже, чем с ментальными чарами. Так-то.***
— Ну-с, гражданка Эльхарт, — Талер уселся напротив Филиппы. — Не будете ли вы так любезны ответить мне на несколько вопросов? — Нахуй пошел! — рявкнула Филиппа. — Не собираюсь я с тобой разговаривать. Все ваши обвинения — ложь. И я это докажу. Вас всех поснимают с должностей, а я с вас еще и компенсацию за моральный ущерб стребую. Вся ваша сраная ментура без штанов останется. По миру пущу. В инвалидных колясках. Ясно! — Вы Эредина Ольхова знаете? — Нет! Понятия не имею, кто такой. — В каких отношениях вы с ним состояли? — В жопяных! Сказала же, понятия не имею, что за хер этот Эредин твой. — Здрасьте. А как же вы жалобы-то на него писали, в изнасиловании обвиняли. — Подделка. Это не я писала. — А кто? — Понятия не имею. Ты ищейка — вот и ищи. Тебе за это деньги платят. — А знаете ли вы некую Мистле? — Я со всякими шалавами не общаюсь. Не по чину мне. — Если вы ее не знаете, то почему утверждаете, что она шалава? — А кто ж еще! — А почему она жила в том же доме, что и вы? — У мужа моего спроси. Это он вечно всякий сор подбирает. — Мы спросили. Он утверждает, что она с вами сожительствовала. — Мой муж — старый склеротик. Он себя не каждый день помнит как зовут. У него в голове хаос. Мало ли что он сболтнет — всему верить? — Где вы были в ночь с двадцать третьего на двадцать четвертое июня? — Дома. — Кто может это подтвердить? — Мой муж Ортолан. — Он тоже был дома? — А где еще? — Он никогда не бывал у реки перед пустырем? — Понятия не имею. У него спросите, где он бывает. Я ему не пастырь и не поводырь. — А почему у вашего супруга все ботинки одинаковые? — А потому что он старый упертый козел! Закупается строго в одном и том же магазине и требует непременно пять пар одних и тех же башмаков. Во! — Филиппа покрутила пальцем у виска. — Тоже мне, святой старец Маразмус Флотзамский. — Поди, и донашивает до шпента? — полюбопытствовал Талер. — Ну, а то! Он ходит как орен-двадцать, ногу подволакивает одну маненько, еще с давних времен у него это. Подошву в одном башмаке сбоку стирает до дыр. Я ему сто раз говорила: выкинь этот хлам и купи новые. А он нет, будет смунить, пока у башмака подметки вовсе не останется, типа, ну второй же ботинок хороший, зачем добро выкидывать. Сквалыга старый. Зато на Сорельку своего ничего не жалко, что этот пиздюшонок ни попросит — то и пожалуйста, по первому же писку все делается. — Завидно? — Еще чего! — тут же взвилась Филиппа. — Вот уж счастье — быть такой слякотью, как этот пидор недоделанный. — А вы ему, поди, об этом не раз говорили, — полюбопытствовал Талер. — Да уж не молчала, естественно. Не такой у меня характер. — Не любил он вас за это наверное. — Он никого не любил. Себя обожал только. Но уж это зато сверх границ. Правда, не по заслугам явно. — Он же не мог не видеть, что, мягко говоря, не соответствует вашему кругу. — Он и видел. Не окончательно же тупой. — Коптило его наверное. — Ха, еще как! — Ни способностей, ни виду из себя не имеет. А форсу, небось, выше крыши. — Да не то слово! Плесень эта в последнее время обнаглела до такой степени, что на нас порыкивать уже начала. Типа, вы тут никто, приживалки. А я — истинный хозяин, ежели только пожелаю, так Ортолан вас всех в пять минут из дома выставит. — Как вы это терпели? — сочувственно покачал головой Талер. — Терпели? Да щазз! Вот еще, буду я терпеть вспуки этого чудом выжившего выкидыша! Я ему укорот дала. Заткнула так, что враз рот свой открывать забыл. — Хм, я так думаю, что такого наглого самовлюбленного болвана заткнуть оч-чень непросто, — предположил Талер. — Пф-ф, презрительно фыркнула Филиппа. — Легче легкого. Если знать, с какого боку придавить. Стоит только намекнуть о его скелетике в шкафу — он от страха описается. — У Сореля есть такой скелетик? — удивился Талер. — Странно. Он не производит впечатления человека, хранящего какие-то страшные тайны. — Уж поверьте мне, есть. У таких, как он, на самом деле этих скелетиков полные закрома. Именно потому что Сорель и ему подобные, с одной стороны, никчемны, с другой — тщеславны, поэтому имеют обыкновение впутываться в истории, которые им и не по чину, и не по скудному умишку. — Однако, сколько хлопот доставил вам его длинный язык и непомерное самомнение. Вместо того, чтобы заняться чем-то приятным или полезным, пришлось бегать и нарывать компромат, — посочувствовал Талер. — Да вот еще. Много чести, — фыркнула Филиппа. — Мы, чародейки, занимаем высокое положение и внушаем почтение простым обывателям, потому что, помимо прочих выдающихся способностей, обладаем острым умом и чрезвычайно предусмотрительны, — назидательно заявила она. Талер почтительно и понимающе покивал. — Так, с Сорелем, в целом ясно. Перейдем к следующему вопросу. Что вам известно о магических посохах? — Конкретно о том, который вы нашли в комнате Сореля? Ни-че-го! — отчеканила тут же встопорщившаяся Филиппа. — Что вы сразу на дыбы-то, — замахал руками Талер. — Я ведь в общем спросил. Сам-то я профан в этом деле. Но вы — опытная, стажированная, квалифицированная чародейка наверняка в курсе. — А что, — ехидно поинтересовалась Филиппа, — Хен Гедымгейтович вам об этом не рассказал? — Рассказал, — кивнул Талер. — Но мне хотелось бы послушать вашу версию. — Это еще зачем? — подозрительно сощурилась Филиппа. — Ну, Хен Гедымгейтович — маг старой формации. Его видение может отличаться о вашего. Ведь вы, насколько я знаю, представитель уже нового поколения магов, более продвинутого, более прогрессивного, широких взглядов, так сказать. — Конешшшно, — с неожиданной злостью прошипела Филиппа. — Сами напользовались, а потом спохватились, мол, некорректно — и крантик завернули. А нам — вот, — она показала кукиш. — Объедки с барского стола. Вот и вся широта взглядов. — Вас это расстраивает? — дипломатично поинтересовался Талер. — А как ты думаешь? — зло спросила Филиппа. И поскольку Талер промолчал, продолжила. — Зажали свои знания, суки! Ортолан — старый хрыч. Хен, правильный и принципиальный. Тиссая… Да, что ты так смотришь, она тоже из этих. Что плохого в том, что мы хотим власти? Мы уж куда как достойнее, чем весь этот зоопарк, что Флотзамский, что Вызимский, что Новиградский, что любой другой — они все примерно одинаковы. Я же хочу вернуть чародеям их былое величие. Ведь были времена, когда маги диктовали королям свою волю, влияли на судьбы мира, к их словам не просто прислушивались — им внимали с благоговением, страхом и трепетом. А что теперь? Мы утратили древние знания, стали бледными копиями чародеев прошлого, всеобщим посмешищем. Что первым приходит на ум, когда народ слышит слово «чародейка»? Правильно, угламуренная, размалеванная истеричка-нимфоманка. Да что далеко ходить, достаточно посмотреть на Йеннифэр — вот образчик современной чародейки. Её, так сказать, квинтэссенция. — Вы признаете, что украли посох Ортолана, использовали Сореля и навели ментальные чары на свою бывшую сожительницу Мистле и бывшего любовника Эредина? — в лоб спросил Талер. — Да! — рявкнула Филиппа. — Да! Да! Да! Еще сто раз да! Украла, использовала и навела! И при этом ни в чем не раскаиваюсь и ни капельки об этом не жалею!