Связанные навсегда.

— Промедление смерти подобно. — Я не медлила — просто не убила тебя. — Что будет в настоящей драке? — Я не убийца. — Тогда ты будешь трупом. Малкольм и Теа. 3 сезон 12 серия. Лезвие меча — холодное и блестящее; глаза дочери — пылают от жаркого огня ненависти. Так ненавидеть человека можно только если когда-то сильно его любил. И то, и другое — не обжигает — Малкольм знал на что шел, заключая сделку с Дарком. Бывший Рас Аль-Гул смотрит на дочь, что держит лезвие у его горла, не испуганно, он смотрит с интересом, даже с вызовом, словно спрашивая: «Ну и что дальше?». Она замечает этот вопрос в его глазах, быстро кидает взгляд на лезвие, и снова растеряно смотрит на отца, словно ожидая, что он скажет делать дальше… Словно это очередной тренировочный бой. В глазах Теи — пожар; он горит, подогреваемый злостью за похищение Уильяма — Малкольм понимает, какие чувства бушуют в сердце, когда кто-то подвергает опасности твою кровь, твоих родных. Теа тоже теперь это понимает, и за племянника, которого она почти не знает, она порвет отца, которого, как оказалось, знает не многим больше. Теа медлит — не будь сейчас ее противником отец, это бы непременно стоило ей жизни. А Малкольм жив не потому, что Теа не убийца — Малкольм жив лишь потому, что клинок у его горла в руках его дочери. Теа жива лишь потому, что помедлила убить ни кого-то, а собственного отца. Ударить Томми — неприемлемо, такое было всего однажды, когда сын наставил на Малкольма пистолет. Малкольм тогда был зол, но прекрасно понимал, что сын не видит всей картины целиком, потому, что ему это не дано. Ударить Тею — можно. Она — боец, соперник, враг, который вполне может адекватно оценить сложившееся положение вещей. Поэтому не так страшно причинить ей физическую боль. Такое уже бывало не раз, да и к тому же давно хотелось. Злость за проигранный бой подогревала это желание. С врагами ведь так и поступают — к их шее приставляют сталь. По крайней мере, так Теа и сделала, почему он должен поступить иначе? Если бы Мерлин спросил ее об этом, она бы по-детски обиженно и не по-детски яростно сказала, что он начал первый. Его — что очень даже возможно — это бы крайности умилило. Его всегда умиляло то, что она боялась случайно убить его — люди и могущественнее пытались, а не смогли. Умиляла ее доброта и сила одновременно — он был способен лишь на одно из этих двух качеств, считая, что они взаимоисключают друг друга. Доказала обратное ему ни кто-то, а собственная дочь. Но время умиляться ее опасениям и угрозам прошло. Теперь самый родной человек готов убить его, и отнюдь не случайно. И, к своему изумлению, Малкольм понимает, что она способна на это, просто остатки Теи Куин берут верх над Теей Мерлин, и девушка поступает по совести. Малкольму от этого и радостно и горько одновременно — она не убила собственного отца, но она вполне могла погибнуть в другом бою, пощадив противника Малкольму не понять, что он жив не потому, что в Спиди больше Теи Куин, а потому что она слушается зову сердца Теи Мерлин. Малкольм Мерлин жив лишь потому, что клинок у его горла держит его родная дочь, а не сестра Зеленой Стрелы. Мерлин зол за фиаско в бою, Малкольм зол за то, что приходиться подчиняться приказам Дарка. Потому, когда дочь заявляется в тюрьму, он нарочно выходит к ней навстречу. Необходимости драться с командой Зеленой Стрелы — нет, приструнить дочь — да. И плевать, что решение свое она не поменяет, она будет знать, что он свое тоже. Она — из упрямства, он — из веры в собственную правоту. Он знает, что на секунду Тее кажется, что он сейчас вдавит клинок глубже ей в шею, что порежет тонкую кожу острым лезвием, отчего она испугано сглатывает, пытаясь вжаться сильнее в стену. Малкольму от одной мысли, что она в это верит, становится горько. Горько, мерзко и противно. А лезвие клинка все еще у горла дочери. Мерлин не знает, кому это приносит больше боли — ей или ему, но уверен, что это пойдет пользу им обоим. Теа же в данный момент верит только в то, что ненавидит отца. И больше всего за то, что в очередной раз доказал, что она слаба. Теа настолько в этом убеждена, что, кажется, готова расплакаться. Он говорит дочери, что отсутствие желания убивать, когда-нибудь сослужит ей очень плохую службу. Слова его едкие и жесткие, пронзающие раскаленным металлом душу насквозь. Спиди его не победить, а лезвие у ее горла — тому доказательство. А ему давно уже следовало его убрать, но так нагляднее. Она должна знать, что жива лишь потому, что лезвие у ее шеи в руках ее родного отца. А холодному лезвию меча плевать, какой из Мерлинов окропит руки собственной кровью. Оно уверено в одном — их кровь должна пролиться.