***
Несколько часов отдыха после смены в общей комнате дали мне возможность переварить разговор с Пого. Стоило взять на заметку то, что Пого хоть и выглядит как старый добрый дядечка, который в любую минуту может дать тебе двадцать баксов на мороженку и благополучно забыть про них, но на самом деле в любой момент действительно может навредить, а то и убить человека. Не зря же он сидит здесь уже целую вечность. Я уже размышлял о том, как бы забиться в самый укромный угол и немного вздремнуть, как меня почти с порога потащили на сеанс к доктору Донован. Понял я опять-таки это уже тогда, когда меня подвели к двери её кабинета. — Добрый день, Брайан. Присаживайся, — равнодушно протараторила женщина. Она что-то увлечённо читала в раскрытой жёлтой папке, поправляя съехавшие очки. Я мысленно послал её на три буквы и сел на диван. Донован ещё какое-то время молчала и не обращала на меня никакого внимания. В комнате стояла тишина, нарушаемая редким шелестом бумаги. Наконец, доктор закрыла папку и взглянула на меня. — Как ты себя чувствуешь, Брайан? — Донован заинтересованно посмотрела в мою сторону. — Простите, но у меня сейчас проснулось огромное желание задушить вас голыми руками, — ответил я. Более нелепого вопроса от психиатра в психиатрической больнице я услышать и не мог. — Учту. И всё же? — Донован плавно славировала в кресло напротив дивана. В её руках как всегда был блокнот и ручка. — Неважно, док. С каждым днём всё хуже и в этом виновны вы и ваша больница, — может, это наставление Пого стать мужиком так повлияло, или я просто перестал бояться очередных ответных действий со стороны моих мучителей, но я даже и не старался говорить мягче. Хотя доктора это, кажется, вовсе и не беспокоило, даже будто заинтересовало. — Что именно ты подразумеваешь под словом "плохо", Брайан? Ты почувствовал дискомфорт от лекарств? Или, может, от наших с тобой встреч? Или же это от терапии, назначенной тебе совсем недавно? — сначала я подумал, что надо мной издеваются. Потом я подумал, что эта женщина сумасшедшая. Но когда я всё-таки ещё раз взглянул в расчётливый, холодный взгляд доктора, я понял, что меня провоцируют. Отлично, Брайан. Ты пока что всё ещё в состоянии мыслить и анализировать. Лови момент. Возможно, скоро ты будешь не способен даже на это. — От лекарств у меня были побочные эффекты, а от терапии мне хотелось подохнуть в собственной койке во сне. Да, доктор, мне действительно плохо от всего этого. И пока я в состоянии, могу ли я спросить: Что. Вы. Со. Мной. Делаете? — стараясь держать маску спокойствия, я неотрывно смотрел ей в глаза. — Вопрос в том, Брайан, что делаешь ты, а не мы, — невозмутимо сказала Донован. В кабинете воцарилась тишина. Ни доктор, ни я не спешили нарушать ее. Ее слова запутали меня, заставили задуматься над происходящим. — Советую подумать об этом. А так, на сегодня все, но мы еще встретимся чуть позже, — она внимательно посмотрела на меня. Я понял, к чему она клонит, и по моему телу прошелся град мурашек. — Нет...— невольно сорвалось с моих губ. — Поверь мне, Брайан, все, что мы делаем, – во благо твоего здоровья, — после этих слов Донован позвала санитаров. С каждым днём моего пребывания в этом месте я всё больше убеждаюсь в том, что попал в самое ужасное место на планете. Здесь обитали опасные психопаты и неадекватные врачи. От доктора Донован веяло могильным холодом, от Беккера воняло кровью, от пациентов смердело безумием и отчаянием, а от санитаров – жестокостью и пустотой. Я не мог выкинуть из головы наш разговор с доктором Донован, пока не заметил, что меня привели в знакомую палату. Внутри оказался доктор Беккер. По его виду было ясно, что он ожидал меня. — Здравствуй, Брайан. Мне доложили о твоих вечерних путешествиях по больнице и о том, как плачевно они закончились. Присядь, — Беккер указал на кушетку. Я послушался его. После вчерашнего я действительно начал прислушиваться к советам «папочки-Пого». Доктор надел резиновые перчатки и включил рядом стоящую лампу, направив свет мне в лицо. — Неплохой удар, — заметил Беккер, а потом коснулся моих скул, осматривая их. — Явных повреждений, кроме синяков, не вижу. Так больно? — доктор сильно надавил на мою челюсть. — Нет. Утром болело. Сейчас уже прошло. Беккер странно посмотрел на меня, а потом ощупал череп. — У тебя лёгкое сотрясение, но позже тебе всё-таки не помешало бы сделать снимок, — Беккер отпустил моё лицо и, сняв перчатки с длинных сильных рук, посмотрел на меня из-под очков. — Так что ты там делал, Брайан? Я посмотрел прямо в его чёрные, бездонные глаза. Чёрные дыры. У меня скалдывалось ощущение, будто, если бы Беккер захотел, он поглотил бы меня без остатка. Кости мои были бы погребены в густой темноте, а душа потухла бы навеки... Тебе пора писать песни, Бри. С такими-то эпитетами. — Я хотел помыться, — соврал я. — Мы оба знаем, что это не так. Я невольно нервно вздохнул и отвёл глаза. Слишком тяжёлый взгляд. — Случайно забрёл туда, пока гулял по коридорам. — А ударила тебя стена? — ледяным голосом спросил Беккер. По телу пробежались мурашки. Я не мог, никак не мог предать Пого или Джорди. После этого меня убьют, либо оставят в одиночестве навсегда. — Да. Я упал. Поскользнулся на полу. Там было много воды, знаете ли, — что было почти правдой. После Джорди действительно остались лужи. Беккер ещё какое-то время прожигал меня взглядом, а потом кивнул как бы самому себе и вызвал санитаров. — Я поверю тебе, Брайан. Но если ты мне солгал... — Беккер так и не договорил, но этого и не требовалось. Его взгляд говорил сам за себя.***
Снова и снова. Снова и снова. Снова и... В голове опять творился неконтролируемый беспорядок. Порывы рвоты истязали пищевой тракт, горло нещадно болело и жгло. В голове постоянно всплывали отрывки мыслей, слепки воспоминаний. Под конец терапии я не то что возбудиться, придти обратно в реальность не мог. «Мама заплетает косички у меня на голове, пока отец работает, и тихо шепчет: — Это наша маленькая тайна. Тебе ведь нравится то, что мама делает тебе на голове?» «— Да, мама.» Из глубин памяти всплывали разные воспоминания, тем самым пытаясь отвлечь мозг от непрекращающейся боли. Я даже не заметил, как меня отстегнули и поволокли на выход из кабинета. Перед глазами мелькали светлые волосы Донован, грязная ухмылка Френка, обрывки эротических кадров. Потом был пол и собственные волосы, спадающие вниз. Кажется, меня притащили в душевую и кинули в угол, включив ледяную воду, которая более-менее взбодрила. От падения заныли колени и рёбра. Френки действительно ненавидел меня, мои ноющие от ушиба об пол кости – тому подтверждение. Умывшись и приняв душ, я почувствовал себя чуть менее дерьмово, даже не то, чтобы хуже первого раза. Ещё парочка таких сеансов и, возможно, я привыкну к подобному. Мне снова выдали новую сорочку, после чего я мечтал лишь о прохладных простынях своей койки, но оказалось, что настало время прогулки, и я наконец-то удостоился чести выйти на улицу. Впервые за все это время я ощутил вечернюю прохладу и легкий ветерок на моей коже. Я уже отвык от таких простых человеческих ощущений. На улице уже темнело, солнце скрывалось за горизонтом, окрашивая небо в разные оттенки красного и оранжевого. Я медленно шагал, а за мной шли Френк и Джек. Если честно, то я бы с удовольствием прогулялся без них. Но, видимо, на улицу мало кого отпускают без присмотра. Хотя, если честно, в тот момент, когда я вдыхал прохладный воздух, пахнущий свежестью, а не лекарствами, мне не хотелось жаловаться. Природа будто восстанавливала мои силы и внутреннюю психологическую броню, усиливая их. Возможно, я ещё смогу пожить в своём уме, находясь здесь. Главное – не опускать руки. Безумие — это болезнь, а с болезнью можно справиться благодаря двум средствам: медицине и силе воли. Сила воли у меня есть, лечить меня здесь не лечат, а делают только хуже, так что остаётся надеяться на свою стойкость и выносливость, которой у меня хоть отбавляй. Всё то время, что я гулял, я размышлял. Думал много и усиленно, о разных вещах. Медленно переходя от одного к другому. Мне и до психушки в голову часто приходила мысль: а что, если бы все сложилось по-другому? Где бы я был сейчас? Так вот на данный момент эти вопросы стали максимально актуальными. Я начал размышлять, зачем вообще начал все это. Зачем так наивно и опасно вел себя в воскресной школе. Я ведь прекрасно знал, что ничего хорошего из этого не выйдет, но ведь упорно продолжал нарушать правила. Одно за другим. Наверно, если бы я не делал этого, то был бы дома. Рисовал или просто валялся на заднем дворе, рассматривая белые обрывки облаков, скользящие по голубому небу. Но я был бы в безопасности и знал, чего стоит ожидать от следующего дня. Плавно мои мысли перешли к больнице. Я стал анализировать то, что произошло с момента моего прибытия сюда. Не сказать, что у меня было много хороших моментов. Отвратительная терапия, которая ломает меня изнутри, медленно уничтожает того, кем я являюсь. Все в этом месте серое, холодное. Глаза Донован, слова Беккера, болезненно-белая палата, стулья и кушетки в кабинетах врачей. От этого всего веяло могильным холодом. Единственное хорошее, что случилось со мной за все это время – знакомство с Пого, а потом и с Джорди. Но я умудрился все это испортить. Я практически потерял тех людей, которые могли помочь мне, которые, возможно, не дали бы сломаться. В этот момент я понял, что должен любым способом вернуть расположение Пого и обрести доверие Джорди. Несмотря на наше «бурное» примирение, я не думаю, что Пого полностью вернул свою уверенность во мне, но я должен добиться этого в ближайшее время. Это теперь стало моей целью, я должен стать частью этой компании, иначе мне не выжить. Вообще, у этих двоих очень специфические отношения, признаюсь, что сначала я не так все понял, но теперь, кажется, все начало проясняться. Конечно, я не знаю, как мне наткнуться на Джорди, но я должен извиниться перед ним, ведь я действительно был кретином. Просить у Пого смысла нет, он красноречиво разъяснил мне свою позицию. У меня особо не было времени подумать о Джорди, но теперь оно появилось. Первый вопрос, который возник в голове: что тут делает настолько молодой парень? Ну, да, Брайан, а что тут делаешь ты? — ответил я сам себе. Но все равно, Джорди в лучшем случае был моего возраста, а, судя по всему, провел тут немало времени, ибо из их вчерашнего диалога было ясно, что Пого знает его давно. За что его все-таки могли сюда посадить? Подростка, такого хрупкого и молодого. Как я выяснил, не совсем хрупкого, но всё же. Запереть его в этом жутком карцере, привязав к кровати. Что могло послужить причиной такого жестокого обращения с ним? Я не мог ответить на этот вопрос. На него могли ответить только Пого и Джорди. Хотя, еще однозначно знали Беккер с Донован, я уверен, что они приложили к этому руку. За всеми этими размышлениями я и не заметил, как меня завели в здание и повели к моей палате. Все это время я будто провел в какой-то прострации. Все эти мысли так выматывали, что после очередного ужина, которым, к моему удивлению была не каша, а суп, и очередных "лекарств" я завалился на койку. Сопротивляться было бессмысленно, утренней кормежки с меня хватило. Я не хотел повтора подобного. По большому счету, я не хотел вообще ничего. Хотелось просто остаться в мире снов, забыть все это, но пока у меня не было такого шанса. Мысли все равно вернулись к Джорди, и тогда я уверенно решил, что извинюсь перед ним, я должен сблизиться с этим парнем. От этого зависит мое будущее.