Severalls

      Я снова не спал. Не спал всю ночь. Я проклял каждого в этой дыре. С каждым часом я ненавидел всех и вся всё больше и больше. Под утро мне захотелось вскочить с койки и долбиться в дверь до разодранных ладоней, до хрипа в лёгких, до посаженого голоса... Я больше не могу терпеть эти ночи.       Разорванная подушка валялась посреди комнаты. Я смотрел на неё и не мог понять, когда именно, в какой момент я разорвал её на кусочки, вытряхивая пух по всей палате. Маленькие пёрышки всё ещё медленно летали в воздухе, встречаясь с первыми утренними лучиками. Одно упало мне на нос, а два других поселились в моих спутанных за ночь волосах. Я мог бы убрать их, но совершенно выбился из сил. Я не хочу ничего, кроме сна. Хорошего, здорового сна, в тишине и покое, но теперь я могу лишь мечтать о нём.       В голову пришла мысль, что, наверное, мне попадёт за разорванную подушку. Возможно, даже не дадут новую, в знак того, что я натворил, тем самым проучив меня. Да плевать. Я всё равно не сплю. Зачем мне подушка, если я не могу упасть в страну Морфея? Зачем мне эта бесполезная вещь? А так я хоть немного успокоился. Давно заметил, что если ты в ярости и хочешь выпустить пар, нужно всего лишь что-нибудь сломать. В моем случае я хотел бы сломать кого-нибудь. Например, моего ебанутого на голову соседа, череп которого, видимо, слишком крепок для бетонной стены. Этот ублюдок не может разбить себе бошку уже четвёртую ночь подряд. Я был готов подняться и помочь ему в этом. Жаль только, дверь закрыта.       Утро наступало как всегда медленно, но верно. В коридоре послышался стук каблучков. Значит, несут завтрак. Значит, сейчас они увидят весь этот бардак и, скорее всего, напялят на меня смирительную рубашку.       Пускай.       В палату, как это ни прискорбно, зашла не милая медсестра, а Стив. За его спиной стояли Френк и Джек. Стив снова промямлил что-то про Беккера и то, что завтрак мне запрещён. Он оглядел палату, но ничего не сказал. Я молча вышел к санитарам, и меня вновь повели в карцер.       Всё повторилось в точности до минуты, меня привели в тот же кабинет, мне ввели тот же препарат, я снова отключился, а потом открыл глаза уже в своей палате, чистой, с новой подушкой. Будто не было ночи, полной безумных криков и стонов за стенами, не было вспышки ярости, не было разорванной подушки.       Неужели у меня снова галлюцинации? Может, это просто плод моего взбешённого воображения?       Я так хотел что-то сломать, что мог просто представить это. В ночи никогда не ясно, что есть правда, а что вымысел.       В этот раз ничего не болело. Не знаю, что этот псих делает со мной, но в этот раз я не чувствовал боли. Даже головной. Хотя, может, это из-за обезболивающих, что я принимаю.       Через какое-то время за мной пришли два санитара, не Джек и Френк, что уже хорошо. Они повели меня мимо общей комнаты, и даже не в душевую, как я предполагал. Меня привели в новое помещение.       Санитары отворили двойные двери, и я увидел довольно большую комнату, уходящую куда-то дальше вглубь здания. Везде стояли небольшие ванночки, способные уместить в себя взрослого человека. Каждая была накрыта полотнищем, которое крепилось к ванной с помощью ремней. В каких-то ванночках уже лежали люди, поверх которых и были закреплены полотнища, что радовало. Я не смущался человеческих тел, а особенно мужских, но видеть огромное количество членов перед своими глазами я бы не очень желал. Разве что один конкретный, которого я, кстати, всё ещё не вижу.       Джорди говорил, что мы обязательно встретимся сегодня здесь, так что я возлагал большие надежды на это мероприятие.       Меня вели мимо рядов ванночек, всё дальше и дальше. Около некоторых пациентов стояли либо санитары, либо медсёстры, которые помогали пациентам принять водные процедуры. Я очень надеялся, что меня посчитают достаточно дееспособным, и не станут караулить так, как этих персонажей.       — Ваша ванна, — сказал санитар. Я кивнул и стал послушно снимать с себя больничную сорочку, с наслаждением бросая её на пол. Я вонял. Вонял, как скунс. Удивительно ещё, как Джорди подходил ко мне и говорил со мной.       — Ложитесь в ванную. Медсестра наполнит её водой.       Я делал так, как говорили санитары: лёг в ледяную ванну, стараясь не завизжать от холода. Мурашки тут же окатили меня волной там, где кожа соприкасалась с ледяной поверхностью. Именно в этот момент в зал ввели Джорди. Мы тут же нашли глазами друг друга. Я счастливо улыбнулся и указал глазами на весь тот процесс, что происходил вокруг меня. Медсестричка подошла к моей ванночке, опустила в неё шланг и пустила тёплую воду. Я тут же облегчённо вздохнул. Вода была довольно тёплой. Ни горячей, ни холодной, а самое то.       Когда моя ванна была заполнена наполовину, Джорди уже подвели к рядом стоящей ванночке. Чему я был несказанно рад. Сегодня наш день, и Господь всевышний (ну, да), сделал так, чтобы я смог поговорить с Джорди.       Джорди встал рядом с ванночкой, лицом ко мне. Он неотрывно смотрел мне в глаза, чуть заметно ухмыляясь, а я, не скрывая, пялился на него. Было на что. Мне сразу вспомнился первые дени в психушке, когда мы ещё толком не были знакомы, а Пого посвящал меня в курс дела. Когда мы спускались за Джорди в карцер, а он пел ту чудесную песню своим мелодичным голоском. Надо будет попросить о песне на бис позже. Также, мне вспомнился строгий взгляд и кулак Пого. Мне сразу же захотелось осмотреться вокруг, вдруг он стоит сзади и тихо осуждает меня, но это выглядело бы довольно глупо, да и я не мог пропускать то, что происходило на моих глазах.       Джорди не спеша стягивал с себя бежевую сорочку, которая, кстати, походила скорее на платье, я был совершенно уверен, что это влияние Твигги. Кусочек за кусочком, белоснежная кожа Джорди открывалась свету. Дьявол, да этот парень бледный настолько, что его можно смело называть Белоснежкой. Мертвенно белой Белоснежкой. Худощавый живот. Руки, длинные пальцы... Всё такое знакомое и неизведанное одновременно, что хотелось выть на месте. Я хочу коснуться его. Хочу целовать это тело, хочу сжимать его в своих объятиях и не быть в этом проклятом месте. Как же надоели эти мысли, ведь это невозможно...       Я уловил взгляд медсестрички, которая смотрела на меня как моя прошлая учительница в воскресной школе. Что-то типо: «Покайся, сын мой, и ступай, молись в чулане». Жаль, что она не знала, что чулан-то мне как раз и нужен был. Жалкая посредница.       — Брайан. Приём. Вас вызывают на мостик, сэр.       Я глупо моргнул, осознав, что всё это время пялился в пустоту, на месте которой несколько минут назад стояла медсестра. Переведя взгляд на Джорди, я улыбнулся. На нас с ним натянули тугие покрывала и крепко закрепили их на ремни.       — Как я и говорил: Банный день. Как ты? — на лице Джорди отразилось беспокойство. Видимо, я выглядел совсем плохо. Криво усмехнувшись, я сказал:       — Не сплю уже... не помню. Много. Совсем не высыпаюсь.       — «Рисуешь»? — с усмешкой спросил он, приподнимая бровь.       — Ох, если бы, — я тоже усмехнулся, — Неужели ты спокойно можешь спать, когда вокруг происходит что-то подобное?       — Знаешь, я как-то и не замечаю уже, с годами эти крики становятся колыбельной для тебя, так что вполне спокойно сплю, — с какой-то досадой отвел он.       — Для меня пока что это бессонница, пытка и желание убивать... Ты, кстати, не видел Пого?       — Нет, — он разочарованно выдохнул, — его, видимо, пока еще не выпускают, но это нормально, так всегда...       Я не знал, что ответить, по Джорди было видно, что он очень скучал по своему лучшему другу.       — Я тут все хотел узнать, я, конечно, не жалуюсь, но что это было в беседке? Это такое «прости»?       — Возможно. Если можно так сказать, порыв...       — Порыв, значит?       — И сколько раз ты собираешься это повторять?       — Пока ты не покраснеешь.       — Это я-то? Если вспомнить, как ты стонал и краснел, то...       — Ладно-ладно. Ты победил, мистер извращенец, но я ожидаю следующего такого порыва, — сказал Джорди, смущённо улыбаясь.       — Как только нас начнут выпускать... И надолго вся эта пародия на тюрьму строго режима? — спросил я, бултыхая руками в воде. Это успокаивало.       — Кто знает? Каждый раз по-разному. В прошлый раз нас не выпускали до конца осени, — сказал Джорди, грустно усмехнувшись.       — Нет, так не пойдёт, — ответил я, недовольно, цокнув. — У меня все руки сотрутся к чёртовой матери.       — У нас какие-то странные темы для разговора, и все они с намёками. Ты не заметил? — сказал Джорди, но его довольный взгляд говорил, что он совсем не против подобных разговоров.       — Что есть, то есть. Да и о чём нам ещё говорить, как не друг о друге. О погоде было бы глупо, так как за окном постоянно один и тот же чёртов дождь. Мы, случайно, ещё не затоплены?       — Если бы, Бри. Всем было бы проще, — сказал Джо, и мы замолкли на какое-то время, только лишь поглядывая друг на друга изредка.       — А ни разу не случалось, что затапливались подвалы, карцер? — спросил я.       — Ну, не знаю, я не помню. Дожди все время шли, а этому куску бетона все нипочем, — с ненавистью фыркнул Джорди, а я усмехнулся.       — Да ладно, неужели никто никогда не сбегал отсюда в такой удобный момент?       — Была пара-тройка смельчаков, но все они в итоге оказывались в карцере. Потом их никто не видел, так что, думаю... — он не стал заканчивать, но это было и не нужно.       — Но на входах же не так много охраны, мы столько раз выходили отсюда незамеченными, и нас ни разу не поймали... — сказал я.       — Знаешь, это было нашей огромной удачей, да и Пого, который провел тут слишком много времени, нам очень подсобил. Он давным-давно выучил смены патрулей. Как я знаю, территория на улице обходится по три раза за ночь. Не думаю, что те охранники носят с собой веточки, — вновь усмехнувшись, сказал Джорди, а я вторил ему.       Если представить, сколько раз нам везло, то это слишком большое число для везения. Пого действительно был своеобразным «смотрителем» этой больницы. Всё ведь при нём: ключи от любой двери, знание охранных патрулей, каждого уголка в этом здании, даже лабиринтов карцера, что находится под главным зданием. Боюсь даже представить, что нужно было сделать и как долго здесь пролежать, чтобы владеть всем этим, не говоря уже про довольно тесные отношения с Донован.       — Звучит не очень обнадёживающе, — сказал я, разочарованно вздохнув.       — Что за темы, Брайан? Ты захотел сбежать и мне не сказал? — на губах Джорди появилась игривая улыбка, но в глазах затаилось беспокойство и подозрение, поэтому я поспешил разубедить его.       — Просто интересуюсь, ничего более. В этой дыре ведь совсем не о чем поболтать. И, если честно, захотелось узнать, насколько всё безнадёжно, — ответил я, отведя взгляд.       Оглядев комнату, я подумал, что хорошо бы уже начать мыться, потому что вода начинала медленно, но верно стынуть, да и надоело уже бултыхаться, как огурчик в баночке с рассолом.       Я просто хочу быть чистым, разве это так сложно мне предоставить? Нужно узнать у Донован, есть ли у них жалобная книга.       — Поосторожнее с такими мыслями, Брайан. Они не дают ничего, кроме самоубийственных, слабоумных и безнадёжных мечтаний о другой жизни. Мы все через это прошли, а вот тебе не советую. Просто не стоит, — сказал Джорди, исказив лицо в недовольной гримасе.       Оглядев его, насколько это позволяло покрывало, то есть лишь его голову, я подумал, что Джорди выглядит довольно нормально для подобного времени. Даже я, человек здоровый, веду себя совсем не так, как обычно.       Разве что синяки под глазами стали более заметными.       Может, его посадили на сильные препараты?       — Как ты? — неуверенно спросил я, пытаясь встретиться с Джорди глазами, чему он упорно препятствовал.       — М?       — Не притворяйся, что не понимаешь, о чём я, — настаивал я.       — Не очень, на самом деле. Твигги всю ночь распевала песни Мэрилин Монро, а под утро устроила истерику, потому что я, видите ли, давно не выпускал её «на волю», — сказал Джорди, закатив глаза, а потом снова поморщился. Видимо, у Твигги нашёлся комментарий к его словам.       — Почему ты не выпускаешь её?       Джорди посмотрел на меня, как на умалишенного, а потом нервно хихикнул.       — Выпускать Твигги в Сезон дождей – всё равно что пустить педофила в детский сад и выделить ему отдельную комнату для приёма деток, — невесело сказал он. — Она снова убьёт или устроит что-то такое, за что мне потом придётся расплачиваться, а я этого совершенно не хочу.       Вдруг двери распахнулись и в комнату завели того, о ком мы говори буквально пару минут назад. Пого вырывался из хватки троих санитаров, крича непристойности, постоянно бормоча что-то себе под нос и рыча так, словно он дикий зверь. Мы с Джорди уставились на то, как его насильно волокут к ванне и буквально пихают его в неё. С трудом стянув с него сорочку, санитары заковали его под ткань так, что он с трудом мог двинуть головой. Всё это выглядело ужасно и даже пугающе. Будто это не Пого вовсе, будто в него кто-то вселился. Совершенно другой человек.       — Да я вас всех тут покромсаю, проклятые нацисты!!! Я знаю, что вы тут вытворяете! Вам не украсть мои мозги! Ах-ха-ха-ха!!!       Я отвернулся, не в силах более смотреть на мучения своего друга. Отвернувшись, я встретился с обеспокоенным и грустным взглядом Джорди, который что-то бормотал себе под нос.       — Хэй, — позвал его я. Джорди смотрел мне в глаза, но будто не видел меня. Он с кем-то говорил. Возможно, с Твигги.       — Нет... Нет, я сказал!       — Джорди, всё в порядке?       — Да... Да, просто... забудь, — сказал он, зажмурившись.       — Твигги? — спросил я.       — ...да.       — Не обращай внимания. Хэй, — я, кое-как извернувшись, вытащил руку из полотнища, пока никого не было рядом, и коснулся края ванной Джорди. Тот удивлёно посмотрел на меня, но, смекнув, что я от него хочу, провозился и со своей рукой, всё-таки вытащил её из-под ткани и взял мою ладонь в свою. Мы молча смотрели друг на друга, понимая всё и без слов. Тепло наших тел само за себя говорило то, что нам и нужно было.       Я заметил санитаров, поэтому пришлось отпустить руку Джорди. Еле засунув свою конечность под покрывало, я спокойно выдохнул, так как они этого не заметили. Джорди тоже вовремя успел спрятать свою руку. К нам подошло трое санитаров, без лишних слов двое начали снимать с меня полотнище, а третий держал в руках папку, из которой что-то зачитал мне.       — Брайан Уорнер, восемнадцать лет, не буйный... ага... можете принять водные процедуры самостоятельно, вам отведено пятнадцать минут, — сказал санитар, а затем кивнул одному из тех, кто снимал с меня полотно. Мужчина тут же отошёл к дежурной медсестре и принёс несколько пакетов с неизвестным содержимым. Поставив один из тех, что были в его руках, около моей ванной, все трое продвинулись к Джорди.       — Джорди Уайт, шестнадцать лет, буйный. К вам приставят двух надсмотрщиков. Если вы будете вести себя плохо, вас насильно вымоют и отправят в карцер, — сказал санитар, а другой проделал то же самое, что и со мной: поставил пакет у ванной. Санитары продвинулись дальше, а я глянул на Джорди. Тот пожал плечами, сделав вид «ну что поделать», и потянулся к пакету. Я последовал его примеру и заглянул в свой. Там лежала одноразовая мочалка, кусок мыла, баночка, видимо, с шампунем, небольшое полотенце и сменные белье и сорочка.       Осмотрев всё своё добро, я даже немного воспрял духом. Чистота – залог хорошего настроения, по крайней мере, в этом месте. Не хотелось бы завести вшей или умереть от какой-нибудь инфекции.       — Я всё хотел спросить, а почему... — начал было я, но в то же мгновение подавился собственным языком. Джорди. Абсолютно голый Джорди нырнул под воду, а затем вынырнул и расплескал половину по полу. Достав из пакета шампунь, он вылил всё содержимое баночки себе на голову, и только посмотрел на меня. На его щёчках играл еле заметный румянец. Всё его лицо выражало глубокое спокойствие и обыденность.       — Да? Ты что-то спросил?       — ...а... Да. Всё хотел узнать. Разве нас не должны были направить в подростковое отделение или что-то типо того? Или... ну...       Я не мог связать и слова, потому что пялился на то, как Джорди продолжает преспокойно мылить себе голову, слушая мой вопрос.       — Мне-то откуда знать. Я не Беккер и не доктор. Ты вообще в курсе, что у тебя всего пятнадцать минут? — спросил Джорди, вновь окунувшись в воду полностью, чтобы смыть мыло с головы.       Я как-то заторможено посмотрел сначала на него, потом на мочалку в своих руках, а потом снова на него.       — И пять из них уже прошли.       Наконец-то опомнившись, я поспешно начал мылить всё, что попадалось под руку.       Вот же идиот! Вместо того, чтобы нормально отмыться, ты пялишься на своего… мы ведь теперь встречаемся, да?       Я снова на секунду остановился, посмотрел на Джорди и глупо улыбнулся. Встречаться с кем-то в психиатрической больнице... Кому расскажешь – не поверят.       Мне таки удалось помыться и стать вновь чистым и обаятельным парнем, что когда-то ступил на порог этого проклятого места и был ещё относительно невинен душой, по сравнению с тем, что мне пришлось пережить здесь.       Спустив воду, я и Джорди выползли из ванн. Я без зазрения совести разглядывал его молочную кожу, что будто светилась после только что принятой ванны. Остановившись на белоснежной заднице, я заторможено подумал, что она моя. Что, если захочу, я могу прикоснуться к ней, что я уже, кстати, делал. Сминал эти мягкие ягодицы в своих руках, ласкал страстно и желанно...       — Я, конечно, не против, но не мог бы ты прекратить пялиться на мою задницу? Вокруг нас существуют и другие люди, который могут не одобрить твоё поведение, — сказал Джорди, при этом игриво ухмыляясь. Спокойствие сняло, как рукой.       Я отвёл взгляд и улыбнулся. Как будто мне было дело до остальных.       — Это психушка, Джорди, а вокруг одни психи. Вот скажи мне, есть ли дело до нас вон тому дёргающемуся придурку?       Джорди даже не стал смотреть в сторону парня, который дергано намыливал себе голову, пытаясь не провалиться под воду. Кошмар.       — Либо ты настолько наивен, либо тебе напрочь отшибло память, Брайан, — сказал Джорди, взглянув на мое тело. Я было подумал отвесить шутку, но он тут же нахмурился, а его рука дёрнулась ко мне, но он тут же остановил себя.       — Что это? Откуда это? Этого же вроде не было?       — О чём ты? — спросил я, проследив за взглядом Джорди и недоумённо приподняв бровь. На боку, рядом с тазовой косточкой, красовался розовый, ещё совсем свежий шрам, с которого будто только-только сняли швы. Я удивлённо на него уставился, пытаясь вспомнить, когда он успел появиться на моём теле. Я вроде бы не падал?...       — Я не... Я не знаю.       Джорди обеспокоенно посмотрел мне в глаза, а я даже и не знал, что сказать. Я был так же удивлён и обеспокоен, как и он.       — Эй, вы! Время на исходе. Чтобы через две минуты, вы были оба одеты и стояли около входа, — крикнул нам санитар, и мы тут же поспешили одеться.       Я всё ещё не мог понять, откуда появился этот шрам и почему я его не заметил.       Не теряя больше времени, мы поспешили переодеться в чистую одежду. Санитар, что кричал на нас, подошёл к нам и отвёл к выходу, к нашим сопровождающим. Хотелось ещё немного побыть тут, с Джорди, просто поговорить. Этот чёртов ливень лишал меня простого общения с ним, не говоря уже о чём-то большем.       Улыбнувшись друг другу на прощанье, мы с Джорди пошли разными путями, ведомые санитарами в наши «покои».       — У вас ведь нет здесь фена, да? — спросил я у Френка, на что он сконфуженно буркнул что-то. О, как же они меня ненавидели, но ненависть эта была взаимной, так что всё в порядке.       Ухмыльнувшись, я всё-таки помечтал о своём фене, который, возможно, теперь просто пылился на полке в моей комнате.       Хотя о чём это я? Мать и отец наверняка уже позаботилось о том, чтобы эту комнату занял новый сын или новая дочь, или просто выкинули весь мой хлам на помойку, что было бы глупо. Выгоднее всё продать на дворовой распродаже.       Ностальгия кольнула сердце. Сейчас, как никогда, мне захотелось побывать на подобной чепухе хоть раз, хоть глазком увидеть, как люди за этими стенами живут своей обычной, нормальной жизнью, пока я медленно сгниваю на своей койке. Остаётся тешиться воспоминаниями и образами, что пока ещё не выветрились из головы. Потом всё забудется. Воспоминания уйдут, мечты вдребезги разобьются об уходящие годы, ведь, возможно, я здесь состарюсь, так и не сделав… хоть что-то.       Как только дверь моей палаты закрылась, я остался наедине с одним большим ничего.       Чем мне заниматься? Ходить от стены до стены и предаваться глупым воспоминаниям?       От них только хуже, они разъедают душу, ведь я больше никогда не смогу сделать ничего из того, что помнил. Здесь царит свой порядок и короткий список позволенного. Хотя, мне ли жаловаться? Пого и Джорди имеют намного больше свободы, чем кто-либо другой из лежащих здесь. Огромная связка ключей от каждой двери, постоянно появляющиеся из неоткуда пачки сигарет, которые Пого, возможно, у кого-то выменивает. Мне позволили иметь в палате альбом и острый предмет – карандаш. Если бы я захотел, я бы спокойно проткнул любому входящему сюда глотку или глаз. Нам позволяли больше, но за этим кроется своя цена.       Приподняв сорочку, я осторожно провёл пальцами по розовому шраму. Вот она, цена. Кто знает, может, Беккер уже что-то вытворяет с моими органами, а я даже не замечаю этого. Но одно я знаю точно – это повторится, и не раз.       Плюхнувшись на койку, я было собрался вздремнуть, раз ночью не удаётся, как в мою палату зашла медсестра с капельницей в руках, а за её спиной стояли санитары.       — Лягте и поверните правую руку внутренней стороной. Вам прописали лекарство внутривенно. Не сопротивляйтесь, вам же лучше, — сказала женщина, устанавливая капельницу у моей кровати. Совершив нужные манипуляции, медсестра смазала спиртом сгиб руки.       — Напрягите руку и медленно сжимайте кулак, — приказала медсестра. Сделав так, как она сказала, я даже удивился, с какой скоростью та ввела иглу, закрепив ее толстым пластырем.       — Не двигайтесь, иначе игла выпадет из вены, — сказала медсестра, настраивая частоту капающего лекарства.       Закончив, медсестра удалилась, а вместе с ней и санитары. Вот тебе и отдохнул, хотя, может, удастся вздремнуть немного...       Проснулся я уже без иглы в вене. Видимо, мне её сняли, когда я спал. Удивительно то, что я даже не услышал грохота открывающейся двери. Спал, как убитый. Оно и к лучшему, я даже немного выспался. Все бессонные ночи были восполнены несколькими часами дневного сна.       Через какое-то время мне принесли ужин. С аппетитом съев принесённую еду, я подумал, что единственный плюс сезона дождей – это вкусная еда. Насколько она вообще может быть вкусной в таком месте, но если сравнивать это и то, что готовят пациенты...       За мной пришли. Джек и Френк приказали идти за ними. Время вечерних поболтушек ни о чём. Но! Я снова смогу встретиться с Джорди. Хоть какие-то плюсы можно найти и в таком фиговом положении.       Меня завели в общую комнату, а я прошел на то место, где сидел в прошлый раз. Пока что в комнате было не так много народу, наверное, меня привели одним из первых. Я решил пока занять себя чем-то, но в комнату зашла Донован и еще несколько пациентов. Я все еще не видел среди них ни Джорди, ни Пого.       Подумав, что еще все равно не начинают, я решил, что его задержали. Надеюсь, что он появится хотя бы после начала.       Он так и не пришел, и от этого эта и без того скучная терапия стала еще скучнее. Я сидел и выслушивал жалобы немногочисленных пациентов, как будто мне есть дело до всего этого.       В голову закралась мысль, что Джорди не мог просто так не прийти на эту терапию, с ним скорее всего что-то случилось, это стало пугать и настораживать. Я очень беспокоился о том, что я даже не могу узнать где он и что с ним. Донован уж точно не будет рада такому вопросу.       — Брайан, в каких облаках ты летаешь? Не хочешь поделиться чем-то с нами? — обратилась ко мне Донован.       — Да нет, не особо... — уклончиво ответил я.       — Что ж, думаю, у тебя появится желание говорить на нашем сегодняшнем приеме после групповой терапии, — Донован поправила очки привычным движением и переключилась на другую жертву.       Ну вот, теперь еще и к Донован идти…       Я всего лишь хотел еще раз увидеться с Джорди, а не идти на очередную промывку мозгов.       Меня очень раздражала вся эта ситуация, Донован, пациенты, как же мне все это надоело. Я хочу в палату, просто хочу отдохнуть, но прекрасно понимаю, что я скорее всего не сделаю этого после приема, потому что начнется очередная ночь. Очередная бессонная ночь.       Когда все закончилось, Донован встала и направилась к двери, подзывая санитаров, чтобы они отвели меня за ней.       Меня вели в кабинет, но я пытался абстрагироваться от всего происходящего, потому что все это чертовски бесило.       Я вошел внутрь и привычно сел на диванчик, а Донован подошла к своему буквально через пару минут с какой-то бумажкой.       — Ну что же, Брайан. Как твое самочувствие? — начала доктор.       — Эммм... Все нормально, — нагло наврал я.       — Я хотела поговорить с тобой о твоих результатах теста. Меня это очень беспокоит.       — В смысле?       — Они ухудшаются, наше лечение не работает, я не понимаю, почему, хотя есть только одна причина – ты сам этого не хочешь.       — Это я не хочу? Меня вообще тут насильно держат, а когда привезли, все было хорошо, я был полностью здоров! Это все заслуга ваша и вашего лечения! — вспылил я.       — Ты обвиняешь нас в своих проблемах? С первого дня ты противился нам, не принимал лекарства, не слушался, это то, что спровоцировало ухудшение, Брайан, — спокойно продолжила Донован.       — Если бы ты слушал нас, то никаких проблем бы не было, и доктору Беккеру не пришлось бы совершать то, что он совершил...       — Действительно, бедный доктор Беккер, рушит нашу психику своими методами воспитания только потому что ему приходится, только потому что мы ему противимся, конечно. Я ничего не упустил? — язвительно спросил я.       — Ты не понимаешь, что ты говоришь. Доктор Беккер – квалифицированный врач, мы все давали клятву помогать людям. Он делает все, чтобы помочь вам, так же, как и я.       — Ты не понимаешь, что с тобой происходит, ты действительно болен, а сейчас твое состояние ухудшается, и только мы способны помочь тебе…       — Хватит убеждать меня в этом! Со мной все в порядке!       — Правда? Посмотри на себя. Ты даже сейчас не можешь контролировать себя. Твои родители рассказали о многих таких случаях, когда ты не смог сдержаться, не помнишь? У тебя серьезные проблемы с контролем гнева, Брайан. Но если бы все ограничивалось лишь этим. Я изо всех сил стараюсь поддерживать твое нормальное состояние. Препараты, которые тебе дают, не думай, что это пустышки плацебо, они помогают тебе, только благодаря им ты сравнительно хорошо себя чувствуешь.       — Я ни за что не поверю вам, после некоторых ваших препаратов я видел галлюцинации, я думал, что схожу с ума. Это ваша вина!       — У каждого препарата свои побочные эффекты. Мы подбирали самый подходящий для тебя. Разве ты не понимаешь? Лечение — это непросто. Это долгий процесс, с удачами и неудачами, Брайан. Прекрати эгоистично зацикливаться на себе. Это мешает тебе увидеть правду, — продолжала настаивать Донован.       — Ложь! Всё это гнусная ложь! Разве то извращение, что Беккер делал с нами, часть лечения? Это должно было вылечить нас!? — с каждым словом, я переходил на крик всё более громкий. Я не мог слушать весь этот бред, ведь это всего лишь очередная промывка мозгов.       Они снова хотят запутать меня!       — Брайан, успокойся. Сядь и выдохни...       — Не хочу слышать ни слова! Вы постоянно это делаете! Вы пытаетесь сделать из меня послушного овоща!...       — Брайан, ты не ведаешь, что говоришь. Ты не в себе. Успокойся, — Донован выставила руки вперёд, пытаясь успокоить меня, но я не слышал её глупого блеяния. Уши заложило, а перед глазами всё поплыло. Мне хотелось сбежать отсюда.       — Ведь даже Джорди, Джорди, у которого полное расстройство личности, разложение собственного я, полностью расшатанное психическое состояние, понимает это и идёт нам навстречу.       — Не смей! Произносить! Его! ИМЯ! — проревел я, резко кинувшись на доктора. Та испуганно вскрикнула, вызывая санитаров, но её дрогнувший голосок мигом потух, под давлением моих ладоней. Тонкая, хрупкая шея. Стоит только нажать чуть сильнее, и кости захрустят, а из горла вывалиться медленно опухающий язык, глаза закатятся настолько, что картина, представшая перед вами, ужаснёт любого.       Я почти не помнил, как накинулся на неё, как пытался задушить, придавив её к креслу собственным телом. Я не помнил, как вбежавшие санитары оторвали меня от полуживой Донован, как я брыкался, рычал и пытался сделать всё, чтобы добраться до блондинистой суки. Как что-то вкололи в шею и отволокли из кабинета.       Я помнил лишь одно — неутолимая жажда смерти. Я хотел убить Донован.       Всё вокруг погрузилось во тьму.