Будущее, в котором нас нет

      Несколько бесконечно долгих секунд свободного падения и беспокойные волны раскрывают свои холодные темные объятия, принимая, обволакивая и заполняя рот соленой жидкостью. Толща воды не позволяет услышать ни единого звука, полностью оглушая, а ощущение собственного тела стирается, когда сильный удар выбивает остатки кислорода и ломает, кажется, разом все кости, превращая их в режущую изнутри пыль. Уже не больно; только странное ощущение пустоты, невесомости и иррационального спокойствия на грани с полным умиротворением.       «Смерть теперь выглядит так?» — думает Уилл, когда вода затягивает их вниз. Только где это «вниз» и что именно кроется под «теперь» он не знает и сам. Теперь, когда они пали, поняли друг друга или, быть может, возвращать что-либо назад уже поздно?.. Мысль ускользает прежде, чем можно ее обдумать. Реальность растворяется в небытии, а единственным ощущением остается теплая кожа, прижатая к собственному телу.       То, что они не разбились о скалы и воду — странное и неуместное чудо, а утонуть было бы нелепо, однако они мерно идут ко дну, утягиваемые холодными щупальцами неведомого существа. Переливающееся оттенками темного оно смотрит из глубины сотнями черных глаз-жемчужин, следит неотрывно за каждым малейшим жестом своих вынужденных жертв, постоянно шевеля кольцами кишащих по всему дну конечностей. Чувствуя кровь, размытую в воде каплями алой краски, пытается подтащить ближе к себе, чтобы поглотить без остатка, растворить двух мужчин в бездне, у которой нет конца.       Удар о скалу посылает импульс от затылка по всему телу, а вспыхнувшая перед глазами ослепительная вспышка действует подобно разряду дефибриллятора. Из онемевших от холода пальцев свободно выскальзывает до того сжатая ткань на чужой спине, оставляя в объятиях Уилла лишь воду, и тогда меняется все. Паника захлестывает и заставляет открыть ранее плотно сжатые глаза, но кроме бесконечной тьмы не видно ничего. Быть может причина в темной воде, без единого намека на проблеск звездного или лунного света. Может, он уже мертв и не в состоянии что-либо видеть и чувствовать, а все происходящее иллюзия обманутого мозга.       Словно в отрицании, боль пронзает все тело разом, будто внезапно отняли капельницу с таким необходимым морфием. Едкой кислотой она расползается от полных соли ран, по каждому сосуду, вене, настойчиво проникает в ядро каждой клетки. Отсутствие воздуха заставляет задыхаться и беспомощно хватать губами отвратительно соленую воду, давясь и захлебываясь, силясь закашляться, но лишь выхватывая новую порцию жидкости на языке. Тщетно борясь с собой и стремительно предающим организмом, Уилл пытается разглядеть в черной и, кажется, густой воде Ганнибала, но реальность такова: его нет, а дно непреодолимо притягивает к себе. Тьма медленно, как пробуя, поглощает тело, затягивая ниже, в глубины абсолютного и первозданного безумия.       Сознание почти покидает полностью, когда Уилл чувствует, как горячая рука перехватывает его поперек груди и тянет куда-то. Вниз или вверх? Смерть или спасение? Это не имеет для него ни малейшего значения, пока гибель или выживание идут рядом с клятвенным вместе. Подчиняясь, Грэм закрывает глаза и ненадолго теряет связь с реальностью, слепо и доверчиво отдает себя в бережные и жесткие руки доктора Лектера, хотя на мгновение непроизвольно возникает и кажется довольно привлекательной мысль утянуть их обоих вниз. Довершить начатое, запечатлев пару убийц на страницах истории: имена на переплетающихся содержанием папках в архиве, десятки и сотни кричащих заголовков газет, книга или даже несколько – все, что останется после. Забвение в их случае это не так уж и страшно.       Захват становится чуть слабее, когда им обоим удается сделать первый вдох холодного, но такого нужного и необходимого воздуха, ярко пахнущего морем и обжигающего легкие новой порцией боли. Заходясь приступами кашля, они изо всех сил стараются держаться на поверхности, хотя высокие волны желают вернуть потерянное глубоко в пучины соленых вод.       Воскресать, как оказалось, тоже весьма болезненно.       Нет вопросов вроде «как ты?» или «можешь плыть?» — они просто не нужны, потому что у них нет выбора. Не говоря ни слова, мужчины медленно плывут к берегу, временами оказываясь под водой из-за очередного неожиданного удара волны. С каждым движением перед глазами мелькают алые всполохи, а попавшая в раны соль делает любой жест еще болезненнее, однако адреналин пока позволяет в некоторой степени абстрагироваться от этого. Ледяная вода и течение затрудняют движение и, спустя минуты, руки и ноги начинает нестерпимо сводить, и только чудовищной силы желание жить помогает упрямо двигаться вперед.       Неосознанно, каждый из них двоих периодически бросает взгляд на другого. Теперь, когда они наконец нашли себя, никто не хочет терять эту нерушимую связь, ставшую почти осязаемой. Кажется, вот оно – вытянуть руку и коснуться кончиками пальцев раз, второй, третий тонкой струны между. Какой звук она издаст? Будет ли это гармоничное сочетание уникальных многозвучных нот или же диссонирующее и разрушительное?..       До берега остается совсем немного, когда Уилл, в определенный момент оглядываясь назад, не находит знакомого силуэта. Сердце, еще живое и горячее, на мгновение замирает в груди, и, не щадя себя, он вновь и вновь ныряет во тьму, пока не находит взглядом того, кого искал.       «Дышит» — единственная мысль, лениво бредущая в мозгу, а оставшееся до берега небольшое расстояние кажется Уиллу адом. Раны отзываются все с большей болью и тело уже почти полностью отказывает слушаться от холода, но бывший профайлер упрямо продолжает плыть, таща за собой почти бессознательного Ганнибала и серьезно опасаясь исчерпать лимит везения на эту жизнь.       Плыть, пока не выберешься. Или не утонешь.       Первый шаг по твердому дну кажется очередным, за эту долгую ночь, чудом. Кривясь от боли, едва соображая от усталости, Грэм беспомощно падает на колени, разбивая их о выброшенные океаном остатки разрушенных горных пород. Он, волоча за собой свою ценную ношу и не щадя содранных о прибрежные камни ни ног, ни ладоней, отползает подальше от берега и громадных штормовых волн, грозящих утянуть своих чересчур удачливых жертв обратно в бездну.       Пара легких пощечин приводят доктора, принявшего удар от падения на себя и пострадавшего много больше, в чувство, и он начинает тяжело откашливаться от воды. Тишина, разрываемая лишь хриплым загнанным дыханием, и недосказанность, зависает между верными врагами, становясь густой и вязкой. Двое мужчин растягиваются на берегу, отчаянно пытаясь прийти в себя от произошедшего, оценить масштаб ущерба собственному телу и разуму, а также понять произошедшее и обдумать что делать дальше.       Первым нарушает тишину Уилл Грэм, смеясь задушено и хрипло, напополам с болезненным стоном от раздраженных ран. Сама ситуация внезапно кажется ему до боли забавной, хотя причин для веселья совершенно нет. Он никогда особо не верил в бога и прочую сверхъестественную ерунду, но после всего произошедшего готов поверить. Выжить после падения с такой высоты можно действительно только чудом, но это наталкивает на мысли о том, что если бог и есть, то он тот еще жестокий шутник. Спасти психопата-каннибала и его, выжившего из ума и следовавшего за этим самым маньяком, как на привязи… Наверняка чрезвычайно любопытно наблюдать за тем, что будет дальше.       Умом бывший профайлер понимает абсурдность и неуместность своего веселья и отвлеченных и беспочвенных размышлений, но остановиться не может. Он смеется до тех пор, пока на глазах не выступают слезы, а дышать становиться еще тяжелее. Мозг, кажется, таким образом пытается защитить остатки психики от излишних ощущений и чувств, сейчас маячивших где-то на периферии мыслей.       Выжили, и теперь Уилл со всей четкостью понимает, что возврата назад больше нет. То, чего он так боялся и отчаянно жаждал темными уголками своего разума — свершилось. Последняя попытка предотвратить это была предоставлена случаю, который решил иначе, нежели даровать им упокоение смерти в объятиях друг друга. Понимает, что пережив собственную смерть он изменился, выпустил настоящего себя и загнать назад не сможет никогда, да и захочет ли?.. Он понял и принял то, чем является Ганнибал, а вместе с тем он понял и принял то, чем является сам, и готов поставить мир на колени. Перед собой, Лектером или ними обоими? Не имеет значения, пока в нем говорят чистые эмоции, а чувство вины вернется только много позже.       Осторожно, чтобы лишний раз не беспокоить раны, Грэм садится, по-детски уязвимо подтягивая к себе колени и скрещивая на них руки, все еще не смотря на человека рядом с собой, так как не знает и совсем немного боится того, что может увидеть в его глазах. Будет ли это разочарование?..       Наконец он чувствует, что здесь и сейчас — это реально. Он реален, как и Ганнибал, все еще лежащий рядом и так пристально прожигающий его взглядом; сырая одежда, облепившая тело как вторая кожа, ледяной мокрый песок и долетающие с пронизывающим ветром водные брызги, лунный свет, отражающийся в каплях на коже и на пенистых гребнях волн — тоже.       Проходит несколько минут, когда он чувствует рядом с собой движение. Ганнибал, стараясь не шипеть сквозь зубы от каждого нового жеста, тяжело поднимается на ноги. Не уходит, а просто стоит, грозной тенью нависая над Грэмом. Не обязательно быть эмпатом и лучшим профайлером ФБР, чтобы понять насколько тот раздражен, ведь аура острой опасности и монотонной ярости окутывает доктора Лектера, словно плотное темное облако.       Освещенный блеклым светом профиль его доктора, слегка размывающийся и вспыхивающий от болевых вспышек, кажется чем-то сюрреалистичным и, в некоторой степени, завораживающим. Решительно подняв взгляд, Уилл встречается своими глазами с лихорадочно блестящими психотерапевта, чтобы тут же, как уколовшись, уставиться в линию пересечения скал с океаном, а волн с берегом. Он ожидает слов и упреков, но их не следует, а потому молча начинает осматривать свое раненное Драконом плечо, осторожно оттаскивая частицы ткани и нитей. Такая безучастность Грэма или вид его крови, хотя и не слишком сильно, но еще сочащейся из раны на плече и скуле, приводят к щелчку спускового крючка в мозгу всегда спокойного доктора, и Уилл почти слышит этот чудовищный звук.       — Я недооценил тебя, Уилл. Ожидал чего угодно, но ты, как всегда, удивил меня, — звучит ужасающе спокойно, хотя и слышно, как голос слегка дрожит от еле сдерживаемой злости, плавно переходя в болезненное рычание. Ганнибал, словно дикий зверь, норовивший растерзать посмевшего неосторожно поднять на него руку нерадивого натуралиста, продолжает уже значительно громче. — Ты пытался убить нас! Себя!       Окончания фраз заглушаются шумно врезавшейся в берег волной, а некоторые слова едва слышны. Ганнибал не был бы тем, кто он есть, если бы не просчитал и этот вариант развития событий. Он дал Уиллу выбор и из всех возможностей тот выбрал смерть. «Мальчишка, все еще пытающийся казаться святым!» — доктор Лектер сам не до конца понимает причины своей злости, но потеря контроля становится почти привычной и нормальной, когда дело касается профайлера.       Удивительнее, чем слышать повышенные тона от Лектера только то, что Грэм не испытывает страха перед разозленным психопатом. Этот хищник может пугать кого угодно, но Уилл уже не боится. Не потому что нечего, а потому что устал. Почему нужно что-то выяснять, оправдываться? Зачем?       «Посмотри, — хочет он сказать. — Посмотри, Ганнибал. Что ты видишь, глядя на меня сейчас?..»       Что увидит он сам, смотрясь в зеркало? Будет ли то его отражение или Лектера, а может просто тень сломанного человека, который вот-вот готов сдаться и рассыпаться под напором обстоятельств? Есть ли еще существо с именем Уилл Грэм или исчезло, поглощенное тьмой? Разбившись в чужих отражениях, осталась ли в нем частица его самого?.. Затерявшись в обилии масок, отыскать себя кажется уже нереальным, бессмысленным и, по сути, ненужным.       На место привычному опасению приходит поднимающееся непонятное чувство, отодвигая все остальное на второй план. С некоторой, ему одной понятной, иронией он усмехается, прежде чем произнести:       — Я не хотел убивать нас, я хотел нас спасти! — говорит он в той же манере, как и его собеседник, дерзко и вызывающе глядя прямо на него. Только часть правды: он действительно хотел их спасти. Смерть в их случае была бы лучшим выходом и достойным завершением, но по нелепой случайности — к счастью или нет — они выжили.       — Мы выжили! Мы - свободны! — выкрикивает Уилл уже вслух, и на дне его глаз ярко вспыхивает то самое, подавляемое им когда-то, безумие, которое в самом начале их общей истории так заинтересовало Ганнибала Лектера и восхищает его сейчас, не заглушая злость, но возвращая контроль над ней. В его глазах мелькает нотка гордости и самодовольства за любимое творение, словно Грэм — прекрасная картина, на которой осталось оставить пару штрихов до ее полного завершения, что не укрывается от внимания профайлера. Совсем не приятно ощущать себя вещью, хотя и дорогой для владельца.        — Это был единственный способ, — исчерпав запал, бормочет Уилл уже значительно тише, в своей привычной манере. — Поймав наверху, они не оставили бы нас в покое. Джек не задумываясь пристрелил бы тебя - сам прекрасно знаешь, а я не хочу за стекло. Поэтому мы должны были умереть для всех…       «Вместе» повисло в конце предложения недосказанной точкой, расставляющей все на свои места и признающее их общее не то поражение, не то победу.       Внезапно накрывает осознание смысла собственных точных и правдивых слов: они мертвы для всех и у них нет ничего, к чему можно было бы вернуться. У него ничего не осталось, кроме доктора Лектера, и если верный враг привык ни к чему не привязываться и каждый раз начинать новую жизнь с чистого листа, то он, Грэм — нет. Ганнибал всегда сдерживает свои обещания, а если решил вытеснить собой все, что имело для Уилла смысл, то сделает это, и он сделал.       Бывший профайлер тоже встает и, чуть пошатываясь, подходит вплотную к своему психиатру. Внутренние чувства и переживания разрывают его, и кажется, будто мир одновременно слишком мал, чтобы вместить двух таких сумасшедших, и слишком велик и принадлежит им. Им обоим.       Кулак врезается в скулу доктора и его голова резко дергается вбок. Сила удара оказывается небольшой. Может, из-за того, что так и было задумано, может, из-за общей слабости Грэма или потому, что удар был нанесен относительно здоровой левой рукой, тем не менее он не способен заставить Лектера упасть даже в том не самом лучшем состоянии, в котором тот находится.       Уиллу становится немного легче. Маленькая и несущественная, но все же месть свершилась. Ганнибал мог бы увернуться, но не стал, мог бы ударить в ответ, но даже не попытался. Возможно, было бы лучше, ответь он ударом на удар. Драка была бы весьма некстати, но помогла бы урезонить неуемное и обжигающее чувство в грудной клетке.       На минуту воцаряется неловкое молчание, после которого Уилл беспомощно утыкается в переход от шеи к плечу доктора, нерешительно прижимаясь и обнимая, как беззащитный потерявшийся щенок, внезапно нашедший своего хозяина, доверчиво и неуверенно жмется в его ладонь. Чувство беспомощности окутывает, словно плотным зимним одеялом. Нет, это вовсе не приятно, если оно душит, а ты и без того заживо варишься в адском котле.       — Доктор Лектер, умирать всегда так болезненно? — Тихий шепот почти сливается с ветром, а шум волн делает его едва различимым, но слушающий всегда услышит, хотя и оставит вопрос без ответа.       Плечи профайлера вздрагивают, когда на его спину ложатся горячие ладони, притягивая и обнимая в ответ. Уилл дрожит, словно ему невыносимо холодно, хотя отчасти так и есть. Слишком много эмоций и боли, даже для сильного человека. Эти пару минут слабости они позволят друг другу и сделают вид, что их вовсе не было, но оба знают, что это ложь. Один из тех видов лжи, который скрепляет между собой еще больше, еще плотнее, чем любая кристально чистая правда.       — Мы на открытой местности. Опасно здесь оставаться, — прорезает тишину голос доктора Лектера и вместе с ним по ушам беспощадно ударяют звуки окружения. Уилл отступает от Ганнибала на половину шага и с сожалением думает, что неплохо было бы снова абстрагироваться от этого чудовищного, давящего и разрывающего голову шума, пусть и в преступно уютных объятиях своего друга-врага.       — Неподалеку есть дом. Отправимся туда, — между тем продолжает спокойный и хладнокровный голос, сочащийся уверенностью, будто Ганнибал оказывается в таких ситуациях постоянно и ничего необычного не происходит. Впрочем, как и всегда. За отсутствием других вариантов, это единственное, что им остается, а потому некоторое время спустя, когда эхо доносит стоны полицейских сирен, пошатываясь и поддерживая друг друга, Грэм и Лектер направляются в сторону леса, раскинувшегося по территории большим темно-зеленым пятном.