***
Ранним и слишком холодным даже для весны утром Джек останавливает машину на обочине по дороге к дому на обрыве и окидывает взглядом место стоянки поисковой группы: бывалые агенты и новички-стажеры, словно разозленные разноликие муравьи, носятся туда-сюда, собирая оборудование и установки, помещая их в вертолет, расположившийся на участке дороги чуть в отдалении, и пакуя собственные вещи, оставшиеся после пяти дней и ночей вдалеке от города, по машинам. Выйдя из авто, на ходу поправляя шляпу, мужчина ищет взглядом знакомое лицо и, выцепив среди снующих тощую, несколько нелепую фигуру в стареньком потертом сером пальто, немного великоватом в плечах и малом в длине, с обмотанным вокруг шеи шерстяным шарфом синим в тонкую ярко-зеленую полоску, направляется к ней. — Добрый день, агент Кроуфорд, — низкий хрипловатый голос мужчины немного за сорок, не вяжущийся с внешностью, перекрикивает шум поднимающегося вертолета с основной частью группы, получая в ответ лишь скупой кивок: — Матесон. — Я слышал, работа в доме уже завершена, что заставило вернуться? Ни за что не поверю, что ты проделал весь этот путь, чтобы спросить как у меня дела, — мужчина усмехнулся, прекрасно понимая истинную цель визита давнего знакомого, но даже это выходит устало и немного напряженно. Руководитель поисковой группы не спал уже которую ночь, а оттого под глазами залегли тени, скорее выгодно выделяя проницательный цепкий взгляд почти черных глаз и делая морщинки вокруг них и у уголков губ более глубокими и заметными, прибавляя тому лишний десяток лет. Порыв ветра взъерошивает темные волосы, вынуждая мужчину раздраженно провести по ним пальцами, убирая короткие пряди со лба. — Сегодня мне передали бумаги об окончании поисков и закрытии дела. Тела все еще не найдены, и я решил проверить действительно ли вы уезжаете. — Как видишь, так и есть. Только не говори мне, что снова пришел просить меня продлить поиски, потому что — предупреждаю — этого больше не будет. — Оуэн, пойми, Ганнибал Лектер это не тот человек, — последнее слово, как и имя заклятого врага, он пренебрежительно выплевывает, словно говорит о гадюке. — Который погиб бы так просто, и я не поверю в это, пока не увижу его труп в морге. — Агент Кроуфорд… — начинает он, но сбавляет голос, когда понимает, что кричать уже не обязательно. — Джек, пойми меня и ты: я и мои ребята прочесали всю округу по дюйму, заглянули за каждый куст и под каждый камень, водолазы облазили все дно, а парни с вертолета тщательно осмотрели площадь в радиусе более, чем пяти километров, и не нашли не единого их следа. Ты и сам понимаешь, что выжить от падения с такой высоты прямиком на скалы невозможно, а еще их раны, течение, температура воды… С самого начала вероятность найти тела была минимальной, а теперь прошло уже слишком много времени. — Еще немного, Оуэн. Я настаиваю: еще немного времени, — упрямо повторяет Джек тем самым тоном, что менее привыкший к грозному виду крупного агента Кроуфорда с самым решительным выражением лица, уже давно уступил бы. Любой, кто знает этого мужчину достаточно хорошо и долго, может сказать о том, что способность к убеждению людей была у него, кажется, всегда, но годы работы в Федеральном Бюро выточили из этого своеобразного не ограненного дара настоящий профессиональный талант, неоднократно помогающий раскрывать дела и добиваться признаний у виновных, инстинктивно зная куда и как сильно нужно надавить. — Нет, Джек, серьезно, — говорит мужчина, доставая из кармана пачку сигарет, закуривая и прекрасно сознавая, что вредная привычка однажды убьет его, если служба не сделает этого раньше, а Кроуфорд замечает небольшое пятнышко на воротничке его пальто, кажется, от кофе, до того сокрытое шарфом, и мгновенно забывает об этом за ненадобностью. — Послушай, я сделал все, что мог: вместо положенных дней прошло в два раза больше, начальство злится, а вся группа валится с ног от усталости. Я не имею права их задерживать и не стал бы, даже если бы мог. — Убийства могут продолжиться, и кто знает, сколько людей тогда погибнет. — Убийства будут продолжаться в любом случае, но это будет не Потрошитель, — Матесон делает паузу, глубоко затягиваясь едким дымом. — Смирись, Джек, они мертвы, и ты в глубине души сам знаешь это. — Возможно, ты прав, — обронил Кроуфорд, и ложь в словах выделяется слишком явно, но собеседник не уличает в этом и лишь красноречиво посматривает из-под бровей. Все же, они не были друзьями, и прокладывать пути для этого никто не желал, тем более через разговоры по душам — это один из тех видов знакомства, когда люди знают друг друга достаточно, чтобы спросить о делах в семье, но недостаточно для приглашения на совместное празднество или получения открытки на Рождество. — Возможно? Я прав, — привычка повторять некоторые фразы за собеседником, иногда лишь немного меняя их смысл или играя словами в перестановки, больше раздражает, чем позволяет продолжить разговор или втереться в доверие к человеку. Подобная привычка была и у Уилла, копирующего интонации и манеру разговора, но у него получалось гораздо лучше и правильнее, если не сказать естественнее, совершенно неосознанно. — Если не возражаешь, я тоже хотел бы поехать домой. Джек кивнул. Он как никто понимает желание мужчины вернуться домой к семье: Эмили и двум их чудесным ребятишкам Софи-Энн и Николасу. Насколько было известно, Оуэн не видел их несколько месяцев, разъезжая по стране с какими-то научными работами в области не то криминалистики, не то психологии, но все же тактично не стал упоминать об этом при агенте, у которого больше не было никого, и даже основная цель в жизни постепенно растворялась в прохладном и свежем весеннем воздухе. — Знаешь, я не советчик и не хочу лезть не в свое дело, но я бы на твоем месте… Наверное, тебе лучше поехать к семье профайлера и сообщить им обо всем лично до того, как это сделает мисс Всегда-сую-нос-не-в-свое-дело Лаундс. Он все-таки был твоим другом. Новая недокуренная сигарета падает на асфальт и растирается подошвой ботинка с оцарапанным носом. Молчание затягивается, и вскоре, когда основная часть машин уже разъехалась, а на площадке осталось всего пара человек, мужчины скупо прощаются и расходятся по своим автомобилям. Вот только голос в голове Джека повторяет фразу, сказанную ему перед тем, как Матесон ушел, похрамывая от застарелого пулевого ранения в бедро: «Он все-таки был твоим другом».***
«Другом». Еще раз перечитав отчеты и документы, Джек пытается заглушить внутренний голос твердящий, что смерть профайлера целиком и полностью его вина. Ранее, он никогда не чувствовал за собой ее груза в полной мере, но теперь… Он был тем, кто втянул Грэма в это с самого начала, тем, кто подтолкнул его в паутину к доктору Лектеру и оставил в одиночестве в маленькой камере тюремного типа в психиатрической клинике, когда поддержка и немного веры — это все, в чем нуждался Уилл. Даже по прошествии трех лет, когда профайлер наконец начал жить той жизнью, которую хотел для себя, Кроуфорд вырвал его из семьи, чтобы позже сомневаться в его преданности общему делу и подозревать в соучастии с каннибалом. Имел ли после всего он право называться другом? Нет. Он сам не многим лучше тех убийц, которых ловит и запирает в клетках: медленно и со вкусом терзать своего друга, зная куда это приведет, но заставляя смотреть во тьму, которая тонкими нитями опутывала, пронзала, по капле втекая в саму его суть и наполняя болью и сумасшествием. Оправдание, что так он спасает сотни жизней уже не имеет значения, когда видишь глаза вновь овдовевшей женщины и слышишь тихие шаги ее сына, пришедшего на крики своей матери.***
Снова начинается дождь. Мелкие противные капли мгновенно пронзают собой одежду, пропитывая тяжелую ткань, а после в свои права вступает ветер, беспощадно жалящий холодом и обещающий затяжную простуду тем, кто оделся не слишком тепло. Дом семьи Грэм встречает его не дружным лаем своры собак, носящихся по двору и игриво машущих хвостами, а слишком давящей, вызывающей только одну ассоциацию, мертвой тишиной и мокро хлюпающей грязью под ботинками. По дороге к этому островку жизни на окраине целого мира, переходящего в зеркальную гладь озера, Джек придумывал сотню способов сообщить последние, отнюдь не хорошие новости, но замерев у порога в ожидании, пока отворится дверь, он растерял их все. Что он может сказать жене, потерявшей любимого мужа? Что хотел бы услышать он сам, когда ушла Белла?.. Дверь, по мнению агента, открывается слишком быстро, лишая возможности подобрать правильные слова, и перед ним предстает сама хозяйка: светлые волосы собраны в низкий хвост, слегка растрепавшийся с утра, усталый взгляд свидетельствует о долгих бессонных ночах, проведенных в одиночестве в пустой и, наверное, непривычно холодной постели. Женщина зябко ежится, плотнее укутываясь в длинную темную шаль, наброшенную на плечи, и несколько обреченно вздыхает, увидев за порогом нежеланного гостя. — Здравствуйте, — наконец говорит мужчина, нарушая тонкую паутинку безмолвия, опутавшую присутствующих плотной пленкой, осторожно проводя пальцами по бумажному конверту в кармане, словно проверяя его наличие. — Надеюсь, у Вас, агент Кроуфорд, есть веская причина беспокоить нас. — Я приехал сообщить, что поиски завершены. — Где он?.. — один тихий вопрос, заданный на грани слышимости после трех секунд молчания; ее губы едва дрогнули, пропуская звуки, брошенные совсем равнодушно, будто речь шла о чем-то постороннем, вроде погоды или не слишком вкусного кофе. Взгляд, направленный куда-то за плечо Джека, совершенно недвижим, как у куклы, и наполнен глухой обреченностью, от которой даже бесстрашный агент ФБР, видавший уже достаточно, внутренне содрогнулся. Когда погибла Белла, у него были те же глаза. — Тело, — он откашливается, понимая, что это далеко не самое подходящее слово в данной ситуации, и поправляет себя: — Уилла… — Тело. Не нужно говорить о нем так, словно он еще жив. То, что от него осталось после падения — это не Уилл. Уже нет. — Его не нашли. — Тогда зачем Вы явились сюда, Джек? Неужели, нельзя было отправить кого-то еще? Послать письмо или позвонить? Я не хочу видеть Вас в нашем доме и мне казалось, что я достаточно ясно дала это понять. — Он был моим другом, и я хотел лично… — Уходите. — …Мне жаль, Молли. Женщина дернула головой, словно сбрасывая маску напускного равнодушия, переводя взгляд на Кроуфорда настолько острый, что почти способный физически разрезать противника на мелкие ленты, оставляя истекать кровью на деревянных досках возле ее ног. Беспощадная воительница, поверженная, но не сломленная, готовая снова ринуться в бой, защищая последнее, что у нее осталось. Пальцы с силой вцепляются в дверь, оставляя едва заметные на немного облупившейся краске борозды от коротких ноготков, и Джек понимает, что это вполне могло бы быть его горло. — Жаль? Вам жаль? Мне жаль, что я дала ему уйти с Вами, жаль, что не остановила, и — черт возьми! — мне жаль, что я не могу даже нормально похоронить своего мужа! И не смейте говорить мне… Говорить о Вашей «дружбе»! Друг никогда не толкнет к смерти! Не позволит умереть! Убирайтесь! Вон из моего дома! — Молли… — Убирайтесь!!! И никогда не возвращайтесь, иначе, клянусь, я убью Вас! — крик пронзил пространство, заставляя птиц вспорхнуть с насиженных веток, а собаку позади женщины поджать уши и жалобно заскулить. Тонкие дорожки тяжелых слез чертят по раскрасневшимся щекам Молли Грэм плавные мокрые линии, когда она резко захлопывает дверь, сползая по ней на колени и зажимая рот руками, дабы не закричать от внезапно пронзившей боли и бессилия, и рыдает впервые за последнее время. Где-то за дверью слышится мужской голос, удаляющиеся шаги и шум заводимого автомобиля, но ей нет до этого дела, потому что она видит понимание на лице своего сына, замершего в проеме, и не знает что ему сказать. Уже позднее, немного успокоившись, Молли найдет небольшой конверт, протиснутый под дверь, в котором будет лежать тонкий ободок обручального кольца со знакомой царапиной на оборотной стороне, оставленной деталью лодочного мотора.***
«Я виноват, Белла, я так виноват» — корит себя мужчина, снова и снова упрекая в недостаточной заботе о близких, обернувшейся трагедией для всех: от него самого до семей тех, кто тем или иным образом пострадал от его нежелания видеть правду. Словно костяшки домино запуская цепь событий собственными руками и подставляя Уилла под удар, агент ФБР не осознавал всех последствий неверно принятых решений, заводящих дальше в лабиринт без выхода. Он думает, что мог бы сделать больше, защитить всех, но не сумел спасти ни любимую жену, ни дорогого друга, а вопрос о напрасности усилий безжалостно сверлит висок. Может быть, Кроуфорд больше понимает Уилла, не хотевшего уезжать, наконец, слышит все то, что тот хотел сказать, и Молли, не желающую отпускать, но тихий настойчивый стук в дверь прерывает размышления, и Джек гонит желание отослать несчастного, что решил побеспокоить его в столь неудачный момент, прочь. — Войдите, — прорезал хриплый от безмолвия голос, пропитанный чем-то отстраненно мрачным. В конце концов, он больше не имеет здесь никаких прав. — Простите, я не хотела помешать. Не ожидала увидеть здесь кого-то, — глубокий женский голос мягко ласкает слух, но яркий свет, разлитый лампами дневного света и падающий из коридора, не позволяет разглядеть протиснувшуюся в кабинет девушку оставляя лишь ее тонкий угловатый силуэт. — А Вы?.. — Оу, простите, — девушка, прижав к себе перекинутый через руку пальто, потупила взгляд, хотя это осталось незамеченным. — Младший агент Кассандра Джейн, сэр, помощник специального агента Джонатана Морриса. — Джек Кроуфорд. — Наслышана о Вас, мне очень приятно познакомиться лично и… — на секунду она замолчала, словно пытаясь сосредоточится и подобрать слова прежде, чем тихо сказать: — Сочувствую Вашей утрате. Словно с резким ударом из легких выходит весь воздух, заставляя задохнуться, и на мгновение Джек забывает, как произносить слова. Каждый раз. Неподдельная искренность, наверняка вызванная личной драмой, убивает больше, чем тысячи лживых возгласов о его подвиге в виде устранения двух серийных убийц, сотен статей в бульварных газетах и одной награды за верную и преданную службу. На лице мужчины не дергается ни одна мимическая мышца, выдавая неожиданно бурную для него реакцию на пару слов, сказанную девушкой, лица которой он не видит, а потому он лишь кивает в знак признательности, заставляя собственную тень, раскинувшуюся справа позади сделать тоже самое. Это большее, на что он способен сейчас. — Думаю, мне стоит зайти в другой раз. — Нет, не стоит, я уже ухожу, — отвечает Джек, быстро поставив росчерк на нескольких страницах, едва ли вдумываясь в смысл содеянного, завершая финальную главу дела всей своей жизни и оставляя лишь эпилог, который включает в только одинокую старость, смерть и вечное забвение. — Мисс Джейн, Вы недавно здесь, верно? — Да, я и агент Моррис были переведены из Чикаго в качестве новых сотрудников, вот и зашла сделать кое-что. Я включу свет, — предупредив, девушка слепо пытается нащупать выключатель, что в незнакомом помещении удается далеко не сразу, и свет резью проходит по глазам, привыкшим к темноте, разбавленной только пятном лампы на изогнутой ножке, заставляя присутствующих прищуриться. Наконец, Джеку удается рассмотреть собеседницу: худая, среднего роста, отчего-то кажущаяся совсем миниатюрной и ломкой. Черты лица окончательно не утратили детскости и не успели заостриться, а потому мисс Джейн выглядит лет на двадцать пять, в то время как истинный ее возраст остается тайной. Воспоминание о первом рабочем дне Мириам Ласс помимо воли всплывает перед глазами Кроуфорда, хотя девушки совершенно не похожи ни внешне, ни поведением, ни даже стилем одежды. — Может, я могу Вам помочь? — Нет, не нужно, — слишком поспешный ответ, за которым следует более собранное и уверенное «спасибо». Словно бы не решаясь пройти в комнату, мисс Джейн суетливо переступает с ноги на ногу, нервно перебирая складки коричневого пальто в крупную желтую клетку, но Джек упрощает задачу, собирая бумаги и направляясь к двери. Что-то в девушке кажется ему отдаленно странным, неестественным, искусственным, что-то в выражении лица или манере говорить, или все дело в тонких белых перчатках, которые не слишком вписываются в общий стиль одежды и кажутся лишними, а может мужчина просто разучился видеть в людях людей, выискивая темную подноготную. — Мистер Кроуфорд, — зовет новоиспеченный агент, оставив полиэтиленовый пакет с логотипом ETRO в ящике стола, и Джек, уже покинувший кабинет, замирает в необычайно пустынном коридоре. — Всего Вам хорошего. — Спасибо, — скупо благодарит Джек, оставляя папку на стойке секретаря, и быстрым шагом покидает здание, в котором он провел большую часть своей жизни, ни разу не обернувшись. Завтра ранним утром заявление об уходе будет лежать на столе руководителя, который нехотя подпишет, принимая выбор одной из ценных своих единиц, и назначит на ее место кого-нибудь еще, а затем забудет об этом, переключаясь на несомненно более важные служебные дела. Отпустить кровавую историю было бы правильнее всего, но когда люди, поглощаемые океанами вины, прислушивались к доводам разума?.. Кроуфорд не хочет думать и чувствовать, цепляясь за любую возможность переключить свое внимание на что-то или кого-то другого. К примеру, на мисс Кассандру Джейн, знакомство с которой может уместиться в четверть часа, вызывающую новый болезненный укол сожалений: свежая кровь, новичок, мыслящий иначе, быть может, слишком искренний и мягкий для выбранной профессии, еще не испытавший того, что сделает из милой хрупкой девушки настоящего агента ФБР, закаленного болью и чужим горем. Садясь в машину и крепко сжимая руль, Джек думает, что будь у него дети, он не хотел бы для них этого. Несколько позднее, уже в просторной и слишком пустой квартире, встречаемый только глушащей тишиной, бывший агент упадет в удобное кресло с бутылкой выдержанного виски даже не сняв с себя пальто. Методично опустошая янтарную жидкость, не утруждая себя поисками бокала, Кроуфорд будет пытаться затмить мысли, возвращающиеся к прошлому вновь и вновь, хотя бы на мгновение, пока не заснет, бормоча что-то в пьяном бреду, в то время как город снова потрясет очередное жестокое убийство.