Флорентийка. Паутина обмана

      Эту ночь я спала спокойно. Ничто не тревожило. Правда, снился какой-то молодой человек, беглый монах, который молился на коленях у заброшенной могилы. А так ничего особенного. Проснулась я не сколько от первых лучей солнца, бьющих прямо в глаза, а от того, что Хатун сидела рядом со мной и трясла меня за плечо. — Хозяйка, просыпайся. Уже утро. Вставай, — девушка не прекращала попыток разбудить меня. — С добрым утром, Хатун, — пробормотала я, сонно потягиваясь и зевая. Я заметила, что лежу на своей кровати, а не на кушетке только тогда, когда открыла глаза. Осмотревшись, я заметила, что папины рубашка и штаны, которые я временно одолжила Филиппу, лежат на стуле и аккуратно сложены. — Но почему?.. Как? Я же на кушетке спала… Ну что за вредный человек, всё равно по-своему сделал! — Хозяйка, ты о чём? — не понимала Хатун. — Что случилось? — Ничего особенного, Хатун. Просто некто умный перенёс меня с кушетки на кровать, пока я спала, а так ничего… — Ах, вот бы мне так! — воскликнула мечтательно Хатун. — Ты такая счастливица… Тебя на руках носит такой мужчина! — Не сомневайся, Хатун, ты тоже встретишь такого человека, — я обняла подругу. — Граф де Селонже ничего не просил передать для меня? — Ой, я совсем забыла! Для тебя записка. — Так что ж ты сразу не сказала? — мой вопрос был больше похож на радостное восклицание. — Сейчас, сейчас, — говорила Хатун, отстранившись от меня и запустив руку в карман платья, извлекая оттуда сложенную вчетверо бумагу, отдав её мне. — Держи. Дрожащими руками, охваченная радостным предвкушением, я развернула послание, вчитываясь с жадностью в каждую строчку: «Благодарю тебя и Хатун за всё, что вы обе сделали для меня. Я и не думал, что существуют ещё такие девушки, готовые прийти на помощь тем, кто в этом нуждается. Благослови Бог таких девушек, как ты, Фьора. Другая бы давно стала изображать из себя монахиню, ревностно защищающую свою добродетель. Я думаю, что в этом есть большая доля лицемерия, но ты этого полностью лишена. Спасибо за то, что не оставила меня мёрзнуть под окном после моего вынужденного плавания в реке. Хочу сообщить, что у меня всё прекрасно. Одежда, которую ты мне так любезно одолжила, Фьора, на стуле. Корзинка, собранная тобою и Хатун для меня, в приюте для бедных. Не беспокойся насчёт этого. Надеюсь, ты хорошо спала? Желаю всего хорошего тебе и твоим близким. Я люблю тебя… Ты не представляешь, насколько сильно!..» И подпись: «Филипп де Селонже.» — Боже, Хатун, он любит меня, можешь представить? Любит! Я как чувствовала, что он не мог уйти, не попрощавшись со мной! Я так счастлива! — тараторила я без умолку, обнимая служанку. — Я ещё никогда так счастлива не была! Хатун, значит, он меня правда любит… — Я же говорила тебе, что он так просто тебя не забудет… — Да, Хатун, ты часто бываешь права, — согласилась я. — Ты права… — Да, я права, а ты моя добрая и любимая хозяйка, — Хатун по-родственному обняла меня. — Хатун, ты такая верная подруга… — А ты такая… — Хатун вдруг осеклась. — Такая красивая и наивная, искренняя… — И дура? — Хозяйка, ты несносна! — Хатун, шутки ради, пихнула меня в бок. Я в долгу не осталась. Ответила ей тем же и ударила по голове подушкой. Не сильно, а так, шутя… — Ну, всё, держись! — схватив подушку, Хатун принялась меня атаковать, нанося с завидной точностью удары по моей голове и спине, ногам и лицу. От меня ей тоже перепадало. Мы вообще со стороны походили на двух сумасшедших девиц, которые били подушками друг друга, валялись на полу в одних рубашках и смеялись так, что в животах начинало колоть. Как будто я снова окунулась в безоблачное детство, когда я и Хатун были всего-навсего двумя девочками, росшими вместе, как две сестры. Кроме неё и Кьяры Альбицци, я ни с кем особо и не общалась из ровесниц… Наверно, не было общих интересов. Ну, ладно, не буду лукавить. Я, по своей глупости, считала себя уродиной из-за чёрного цвета волос. — Фьора, Хатун, — на пороге моей спальни застыла, как соляной столб, моя наставница и гувернантка Леонарда, — что вы тут устроили? Я и Хатун прекратили бой, отпрянув друг от друга. — Слегка подурачились, милая Леонарда, — я изобразила самое невинное выражение лица, какое только могла. — Всего лишь немного подрались подушками. — И не стыдно? Две взрослые девицы, обеих скоро замуж выдавать, красивые, а ведут себя, как глупые девчонки, — Леонарда покачала головой. Мне и Хатун пришлось выслушать ещё много не очень приятного от моей доброй и милой Леонарды, опустив глаза долу. Запас красноречия Леонарды поистине неисчерпаем! Во всех ярких красках она расписала нам всё, что о нас думает. Получилось следующее: 1. Мы две взрослые девушки, которые ведут себя, словно дети. 2. Мы избалованы и непослушны. 3. У нас в голове один ветер. 4. Мы только и думаем, что о смехе и веселье. 5. Вместо того, чтобы тут колотить друг друга подушками, мы должны были давно одеться и позавтракать. — И, кстати, Фьора, ты хотела сегодня отправиться к Кьяре Альбицци, — напомнила мне Леонарда. — Да, спасибо тебе, что напомнила, — поблагодарила я наставницу. — Хатун, помоги мне одеться. Пока Хатун, уже успевшая одеться, помогала мне облачиться в моё зелёное платье с вышитыми на нём химерами золотыми нитями, я стояла и размышляла. Всё думала о событиях той ночи… О руках, которые держали меня, прижимая к себе. Губы, с нежностью касающиеся моего виска и кончика носа… Руки, плотнее закутывающие меня в одеяло, когда перенесли на мягкую кровать… Это письмо, оставленное для меня… Только бы не проговориться Кьяре о том, что тот красивый посланник герцога Карла Бургундского, блистательный рыцарь граф де Селонже, ночевал минувшей ночью в моей комнате…