Флорентийка. Паутина обмана

POV. Фьора.       Из тёплого плена одеяла так не хочется высвобождаться. Хочется спрятать голову под подушкой и забыть обо всём, отдаться целиком во власть Морфея, но некто очень настойчиво трясёт меня за плечо. Пробормотав что-то невнятное, я повернулась на другой бок и сильнее закуталась в одеяло, давая понять всем своим видом, что ужасно хочу спать, что тех нескольких часов мне не хватило. — Фьора, милая, вставай, уже утро. Просыпайся. Матье давно на ногах, одна ты белку в спячке изображаешь. — Леонарда, ради Христа, дай поспать! — отозвалась я по привычке, не ориентируясь во сне на месте и во времени. — Какая я тебе Леонарда? — этот некто, кого я не сразу узнала спросонья, вдруг резко сдёрнул с меня одеяло, от чего я судорожно сжалась в комок, почувствовав лёгкий холод. — Фьора, мужа не узнаёшь, что ли? Я тут же подскочила на своём ложе, словно меня ударило молнией. — Ой, Филипп, — прошептала я ласково, но сонным голосом, с трудом открывая и протирая глаза, всё ещё зевая, — с добрым утром. Как спал? — Хорошо, но насчёт тебя не могу быть уверенным. Давай, встань с кровати, оденься, позавтракай. Мне ещё в конюшню надо зайти, лошадей покормить. Одежду свою новую на стуле найдёшь с тёплым плащом и сапогами. В том, в чём ты из Флоренции уезжала, тебе нельзя путешествовать, простуду ещё подхватишь, — в голосе супруга я уловила теплоту. Простую и безыскусную теплоту. И улыбка у него такая красивая, искренняя и вселяющая бодрость… — Фьора, долго тут не сиди, дел много. Встретимся в общем зале, там же ты и Матье увидишь, — бросил он мне, уходя из комнаты. Размяв затёкшие ото сна руки и ноги, я расчесала волосы гребнем и заплела их в косу. Тут-то мой взгляд и упал на одежду, плащ и обувь, оставленные для меня на стуле. Недолго провозившись с платьем и нижней юбкой, сняв их, я поспешила переодеться в чёрные штаны, сужающиеся к низу. На ноги обула сапоги из хорошей андалузской кожи с высокими голенищами. На тело натянула короткую белую мужскую рубашку, затем последовал камзол. Поверх короткого камзола со стоячим воротником и длинными узкими рукавами я одела кафтан, утягивающийся в талии. Завершением моего нового наряда стал длинный и широкий плащ с капюшоном. Изнутри подбит мехом. Надо отдать должное вкусу моего супруга, всё это вместе хорошо сидит на мне. Так удачно по цвету подобрано и не висит мешком. Самое главное, что удобно и движений не стесняет. Платье решила это с собой не забирать. Не самые приятные воспоминания у меня с ним связаны. Тёмный переулок квартала Санто-Спирито, Марино и Антонио, прижавшие меня к стене, не умалчивающие о своих намерениях. Страшно подумать, что могло случиться в тот день тогда, не приди никто мне вовремя на помощь… Я и мой отец доверяли Марино, считали его другом семьи. Папа много сделал для своего покойного интенданта. Именно папа облагодетельствовал Марино Бетти так, что до вчерашнего дня управляющий жил вполне безбедно, и, помимо самых необходимых вещей, мог позволить себе некоторые излишества. Но Марино отплатил папе чёрной неблагодарностью. Спутавшись с моей тёткой Иеронимой Пацци, мой крёстный, покорённый прелестями Иеронимы, покушался не только на мою жизнь… Раньше родная Флоренция была для меня только самым прекрасным на свете городом, потому что я других толком-то не видела, который отличал особый колорит. Флоренция, словно сотканная из радости, солнечного света, карнавалов, веселья и улыбок, изящества и красоты… Флоренция, воздух которой пропитан жаждой жизни и авантюр, романтикой… И мне нравилось вдыхать полной грудью этот воздух. Мне нравилось чувствовать себя частью своего родного города, образ которого ничто не способно изгнать из памяти и сердца… До сей поры, я видела только один облик города красной лилии. Добропорядочная Флоренция, охраняемая высокими стенами и солдатами, залитая солнечным светом, и отходившая ко сну с наступлением ночи, поскольку в тёмное время суток оставаться на улице становится небезопасно. Вчера я на своём опыте в этом убедилась, узрев другую Флоренцию, её оборотную сторону. Флоренция, настолько же красивая, насколько и опасная. Флоренция преступлений и разврата, убийств и насилия, коварства и вероломства, предательств… Вся человеческая грязь просачивалась из всех щелей и дыр, заполняя всё вокруг… Когда я ещё жила в отцовском доме, я не знала о том, другом облике, своего родного города, живя за толстыми стенами дворца Бельтрами, и под защитой многочисленной челяди, не подозревая о наличии «обратной стороны медали». В ту пору, когда я ещё звалась Фьорой Бельтрами, а не графиней де Селонже, мне был знаком лишь приятный облик Флоренции: нагретый солнцем мрамор Дуомо, извилистые улицы; восхищающий своей величественной красотой, собор Санта-Мария дель Фьоре; торговые ряды на мосту Понте Веккио, настоящий Рай для женщин и сущий Ад земной для мужчин… Но таков был мой мир до вчерашнего дня… Бегло оглядев себя с ног до головы и покрутившись немного перед зеркалом, висевшим на стене, и сочтя себя готовой, я вышла из комнаты и закрыла дверь на ключ, спустившись в общий зал. Ключ сразу же отдала хозяину гостиницы, встретившись с ним, в смысле с владельцем — не ключом, у лестницы. Матье, сидя за столом у окна, о чём-то оживлённо болтал с какой-то хорошенькой девушкой, каштановые волосы которой выглядывали из-под чепца. Крестьянка, как я догадалась по её одежде. Но держится она свободно, уверенно, взгляд не прячет. Мужа моего в зале не было. Он ещё тогда меня предупредил, когда поднял с утра пораньше. Позавтракала наскоро. Перехватила стакан сидра, хлеб с колбасой и сыром, пару яблок и немного тартинок. Мне этого вполне хватило, чтобы насытиться. Когда мне немного наскучило просто наблюдать со стороны за Матье и той девушкой, я подсела к ним. — С добрым утром, мадам, — бодро приветствовал меня Матье, — как спали? Мадам… Так непривычно. Мне всего семнадцать лет, а ко мне тут «мадам» обращаются. Чувствую себя при этих словах даже старше тётки Иеронимы! — Спасибо, Матье. Спала хорошо. Жаль, что недолго. Вы не представите меня своей собеседнице? — задала я вопрос вполне миролюбиво, глядя на шатенку. — Донна Фьора, познакомьтесь, это Аньезе. Работает здесь. Аньезе, перед вами донна Фьора, графиня де Селонже. Супруга моего лучшего друга, — коротко представил Матье друг другу меня и Аньезе. — Сиди, Аньезе, не стоит, — сказала я девушке, заметив, что та подскочила со скамьи и собиралась сделать неловкий реверанс. — Это лишнее. Смущённая, девушка, не задавая вопросов, села на скамью, приветливо мне улыбнувшись, и кивнув головой. — Донна Фьора, хочу сказать, что ваши царапины и синяки стали менее заметны. А изготовила мазь именно эта девушка, — сообщил Матье с некоторой долей гордости. — Спасибо тебе, — я адресовала радушную улыбку Аньезе, — ты определённо хорошо разбираешься в лекарственных травах. — Мадам графиня, неужели вы с супругом так бурно выясняли отношения? — в глазах девушки читались сопереживание и тревога. — Не угадала, он-то на меня руку ни разу не поднимал. Со своей любимой тётушкой, задолго до отъезда из города подралась, — пришлось мне поделиться со своей собеседницей. — Ты просто моего мужа и эту женщину плохо знаешь. — С тётушкой? — недоверчиво переспросила Аньезе. — Да, с тётей. Иеронимой Пацци зовут. Настоятельно тебе не советую с ней знакомиться. Нервы целее будут, — мой ехидный совет вызвал смешок у Аньезе, прикрывшей рот ладонью. — У меня с тётей никогда не было особо тёплых отношений. — Могу ли я полюбопытствовать, почему? — присоединился к нашей женской беседе и Матье де Прам. — Задирала она меня вечно и ненавидела, потому что я была единственной наследницей своего отца, но теперь, я думаю, Иеронима ко мне подобреет, — я грустно усмехнулась своим же словам. — Подобреет? — эхом отозвались девушка и Матье. — Ага. Папа, наверно, считает, как я того и добиваюсь, будто я подалась в бродячие актрисы. Это всё равно, что я пришла бы к нему и сказала, что хочу быть проституткой. Если папа лишит меня моей доли наследства, тётка только получит повод от радости запеть. — Ох, а я-то думала, что у благородных господ жизнь куда проще, — проговорила Аньезе, вставая из-за стола, — я надеюсь, что у вас ещё всё наладится, донна Фьора. Удачи вам и берегите себя. Попрощавшись со мной и Матье, Аньезе куда-то ушла. — Знаете, Матье, я даже завидую Аньезе… — Почему же? — По крайней мере, её жизнь уж точно не превратит в хаос какая-нибудь сребролюбивая родственница. Какое огромное состояние может быть у простой девушки? — Вам грустно? — участливо спросил Матье. — Только от того, что я так и не увидела дорогих мне людей перед отъездом, а так я ни о чём не жалею, Матье… Я счастлива, что папа отречётся от меня и вполне возможно, отдаст мою долю наследства моей тётке. Может быть, тогда она перебесится и успокоится?.. — Донна Фьора, как сказала Аньезе, всё у вас наладится. Уныние вам самый худший помощник. — Вы правы, Матье. Унынием я себе же хуже сделаю. Надо просто себя настроить на хороший лад. — Я рад, что вы понимаете это. — Одно обнадёживает, я хотя бы уверена, что меня любят не за папины деньги… В ожидании Филиппа, пока не пришедшего из конюшни, я и Матье вели разговоры на более оптимистичные темы, чем возможная перспектива отречения моего отца от меня и ликование по этому поводу моей тётки Иеронимы. Немного сыграли в кости на то, кто будет в пути еду на всех готовить, по моей инициативе, поскольку Матье де Праму такая идея не очень нравилась, и он пытался меня отговорить. Плохо у него это получилось… Первое время я выигрывала. Как известно, новичкам везёт. Но потом переменчивая Фортуна сочла нужным повернуться ко мне спиной, лучезарно улыбаясь Матье де Праму. Признаюсь, проигрыши пять раз подряд немного охладили мой боевой пыл. Обиднее всего то, что когда я пыталась отыграться, всё равно проигрывала. Да уж, не могу ручаться, что от моей стряпни никто не отправится скоропостижно к праотцам. Готовить-то я не умею! — Не расстраивайтесь вы так, донна Фьора. Главное не победа, а участие, — подбадривал меня Матье, по-дружески хлопая по плечу. — Зато сколько вам это пользы принесёт! Вот увидите, вы всех очень скоро поразите своими внезапно открывшимися талантами к кулинарии. Матье не учёл только одного, в своём благородном желании приободрить меня, что мне его слова нисколько не доставляли облегчения. С поникшим видом я сидела за столом, поставив на поверхность локти, обхватив руками голову, чуть иронично улыбаясь. — Так-так, — услышали я и Матье знакомый голос, чуть насмешливый, но без издёвки. — Не успел я за порог выйти, как вы уже мою жену азартным играм учите, Матье де Прам? Не порядок, это никуда не годится, — прозвучала в его голосе наигранная строгость. Конечно, это был Филипп, мой муж. — Ну, что, Фьора? Как игра? — спросил меня супруг с интересом. — Первые три партии я выигрывала, но последние пять… — я покачала головой и хихикнула. — Мы с Матье играли на то, кто будет еду на всех в пути готовить. Конечно, этим кем-то оказалась я. — Ничего, Фьора, — подбадривал меня теперь мой благоверный, поглаживая по голове, — бывает. Правильно делаешь, что не расстраиваешься по этому поводу. А на вашем месте, мой друг, — обратился Филипп уже к Матье, — я бы так не радовался тому, что Фьора проиграла пять раз подряд. Всё равно Фьора готовить не умеет. Да, родная? — рука Филиппа мягко опустилась на моё плечо, а я прижала его ладонь к своему лицу, согласно кивнув, подняв голову и глядя на него, счастливо улыбаясь. На последнее замечание я ни капельки не обиделась. Да и как можно обижаться на правду, сказанную столь доброжелательно и с теплотой? — Только запомни на будущее одно, Фьора, — в спокойном голосе Филиппа зазвенели лёгкие нотки властной строгости, — никаких азартных игр на деньги и имущество я не потерплю. Просто так — пожалуйста, играй, сколько угодно. Но только не ударяйся в мотовство. Надеюсь, мы с тобой пришли к пониманию? — Да, конечно! — с огромной охотой выразила я своё согласие. — Как скажешь, никаких азартных игр на имущество и деньги! — Вот и хорошо, — тонкие губы Филиппа тронула тёплая улыбка, — я рад, что больше этот вопрос не придётся поднимать. Без обид, Фьора. — А я ни капельки не в обиде, честно! — искренне заверила я мужа, улыбаясь и глядя ему в глаза. — Просто тебя долго не было, мне и Матье стало немного скучно, и я сманила его сыграть в кости. Какие-то пять секунд Филипп удивлённо смотрел на меня, не проронив ни звука, но потом засмеялся тёплым смехом, который ему плохо удавалось сдерживать. — Фьора, умеешь ты удивить, — проговорил Филипп, делая глубокие вдохи, чтобы успокоиться. — Никогда бы не подумал, что тебе могут быть интересны азартные игры. — Я и сама не знала… — Кстати, Матье, раз вам проиграла пять раз подряд моя жена, то готовить на всех в пути мне. Да, мой супруг и тут прав. Но, если он так не любит, когда играют на имущество и деньги, то я не доставлю ему такого огорчения. Всё сделаю, зависящее от меня, чтобы у моего мужа было больше поводов для гордости мной. Буду стараться вести себя так, чтобы Филиппу потом не приходилось за меня краснеть, потому что моя честь это и его честь тоже. Любая тень, касающаяся моего доброго имени, это тень и на его доброе имя тоже. О, я всё сделаю, чтобы не уронить достоинство имени, которое отныне ношу! К пониманию у меня и моего мужа получилось только что прийти. Надеюсь, что так будет часто. Тогда и семейная жизнь для нас обоих будет почти, что не омрачённой. Не бывает таких семей, где супруги, за все годы в браке, ни разу не повздорили. Иногда небольшие ссоры полезны для остроты. ***** Втроём мы вышли из гостиницы и заехали в ближайшее селение, чтобы купить еды в дорогу: молоко, хлеб, сыр, мясо, зелень, соль и яблоки. И снова в путь… Ещё бы до Генуи быстрее добраться, а уже оттуда отплыть на корабле. Наверно, я полюблю Бургундию. Мне теперь там жить, как-никак. Да и мне уже нравится всё, связанное с Бургундией: кухня, вина, мода… Да, я думаю, что смогу привыкнуть.