Флорентийка. Паутина обмана

      Вылезая из платяного шкафа, где мне довелось провести ночь, я разминал затёкшие ото сна конечности. Сквозь открытое окно спальни струился яркий солнечный свет. Слышалось пение птиц, приветствующих наступивший день. Весна вступила в свои права, пробуждая к жизни природу. Вчера, когда меня преследовали люди из монастыря Сито, мне несказанно повезло очутиться в саду бывшей кормилицы герцога Карла — Симоны Морель-Совгрен. Эта благородная и добрая женщина нашла мне укрытие в шкафу спальни её гостьи Фьоры. Первое время, когда я смотрел на Фьору, мне казалось, что я вновь вижу перед собой моих покойных брата и сестру, Мари и Жана, которых я много оплакивал — настолько сильным было сходство, лишь с той разницей, что Мари была блондинкой, а Фьора — брюнетка. Наверно, высшим силам было угодно послать на моём пути неизвестную мне прекрасную племянницу — живой портрет тех, кого я любил и лишился. Интересно, знает ли Фьора об участи тех, кто дал ей жизнь? Известно ли ей вообще, кто её настоящие родители? Из разговора с Фьорой вчера я узнал, что она всю жизнь (до своего замужества) жила во Флоренции и не была в Бургундии. Девушка с теплотой и нежностью рассказала мне о своём отце и о гувернантке Леонарде с подругой Кьярой и камеристке Хатун. Увы, Фьоре пришлось в письме солгать отцу, что она сбегает из дома ради мечты стать бродячей актрисой, чтобы он отринул её и лишил состояния, которое жаждала заполучить её тётка Иеронима Пацци. — Не думаю, что отец простит меня и пустит хотя бы на порог дома, — скорбно проронила Фьора, вытирая слёзы, — я его практически опозорила своим поступком. — Фьора, не отчаивайтесь, — я положил руку на её плечо, — уверен, ваш отец не сможет долго на вас злиться. — Вы так считаете, Кристоф? — Да. Всё-таки вы его дочь. Быть может, синьор Бельтрами и будет в обиде на вас, но это не продлится вечно. — Хотелось бы мне в это верить, Кристоф, — Фьора чуть заметно улыбнулась. Она немного напомнила мне Жана, у которого была такая же обаятельная улыбка. Сейчас я стоял у окна, глядя на двор. Филипп учил Фьору управляться с мечом. За ними наблюдали Симона, её служанка Шретьенотта и Матье де Прам. Одетые в костюмы для верховой езды, муж и жена сражались на мечах, стараясь предугадать действия друг друга. Девушка попыталась атаковать Филиппа справа, но тот встретил её выпад своим мечом. — Что ты оружием машешь, будто тряпкой? — спросил мужчина, отбив атаку. — Меч должен быть как продолжение твоей руки. Фьора сделала выпад, который был ловко отбит. — Уже лучше, у тебя хорошо получается, — похвалил Филипп супругу. Где-то четверть часа или более того я наблюдал за тем, как Фьора занимается фехтованием. В обращении с оружием она делала немалые успехи, о чём муж ей говорил. Было видно, какое удовольствие ему доставляло учить жену боевому искусству. Я глядел на эту пару, и невольно улыбка трогала губы: Филипп и Фьора прекрасно смотрелись вместе. А мне надо и думать забыть о родившейся мечте быть вместе с Фьорой. Во-первых, она моя племянница. Во-вторых, она замужем и, как видно, счастлива в браке. Вскоре обитатели особняка разошлись по своим делам. Симона, Матье и Шретьенотта ушли в дом. Фьора удалилась вглубь сада, упражняясь с мечом на ходу. Филипп, оставшись один, убрал свой меч в ножны и присел на скамью. Я, покинув свой наблюдательный пост, прошёл в сад и присел на скамью рядом с Филиппом. — Доброе утро, Кристоф. Как вы? — поинтересовался Филипп. — В порядке. Филипп, хочу вас спросить… — О чём же? — Когда вы женились на Фьоре, вы знали, что её настоящие родители Жан и Мари де Бревай? — Знал. — Она сама об этом знает? — К счастью, нет, только спрашивала меня о них. И я сделаю всё от меня зависящее, чтобы не узнала никогда. А вы, Кристоф, что собираетесь делать дальше? — Я думал под вымышленным именем податься в армию герцога, чтобы заслужить титул. Знаю, он в своё время отказал в помиловании моих брата и сестры, но я бургундец, потому имя должно быть бургундским. — Кристоф, насколько я понял, вы — монах? — взгляд Филиппа скрестился с моим. — Да, я давал обет, хоть и по принуждению. — Вы божий человек, Кристоф. Значит эти руки не могут быть обагрены кровью. — Но что мне тогда делать? — На вашем месте я бы вернулся домой, — Филипп дружески хлопнул меня по плечу, — своей матери вы сейчас нужнее. Отца можете не опасаться — он упал с лошади два года назад и теперь парализован, так что ваша мать в Бревае теперь полная хозяйка. — Вы меня убедили. Я так и сделаю. Этим же днём Филипп купил мне коня, одежду и провизию на рынке, куда мы ходили. Прощание было недолгим. С Матье и Филиппом я обменялся рукопожатиями. Симона и Шретьенотта по очереди обняли меня. — Счастливой вам дороги, Кристоф, — пожелала мне Фьора, крепко обняв меня, — и удачи. — Спасибо вам за всё, — промолвил я, забравшись в седло, — я этого никогда не забуду. Филипп, — обратился я к графу. — Да, Кристоф? — Об одном прошу — берегите Фьору. — Это я вам и себе обещаю, — были его слова. Вскоре я покинул гостеприимный дом Симоны Морель, держа путь в Бревай. Скорее бы добраться до родного дома и наконец-то увидеть мать!..