Любовь - это...

- Эгоист. Джон Уотсон и Шерлок Холмс были любовниками почти два года. Шерлок уже слышал, как ругается Джон. - Эгоист, ты такой эгоист. Шерлок создал сводную таблицу ругательств, которым особенно благоволит Джон, отслеживает, когда именно они используются, и индексирует их по степени «накала». «Мелкий говнюк», например, обычно получает только один балл по шкале накала, потому что почти никогда не употребляется как подлинное ругательство. Это скорее утверждение Джона, показывающее, что он не одобряет то, что сделал Шерлок, не будет закрывать глаза на то, что сделал Шерлок, но, тем не менее, он слегка возбужден тем, что Шерлок сделал. - Не могу. Взять другой пример, когда Джон называет Шерлока «прелестным поганцем», у этого ругательства почти всегда индекс в тысячу, где накал измеряется тем, как быстро Джон запихивает обе руки под пояс брюк Шерлока и хватает его за задницу, а потом целует его взасос, пока у обоих не пропадает желание говорить. - Я прямо не могу. Спустя несколько месяцев тщательного ведения записей о ругательствах Джона, Шерлок открыл нечто неожиданное. - Не проси меня с этим смириться. Хотя Джон зачастую ругается, чтобы выразить горькое наслаждение очень реальной болью, самая жесткая ругань Джона Уотсона обычно та, в которой он не ограничивается одним скверным словом. - Ты не можешь так поступать, Шерлок, - почти шепотом говорит Джон, - не делай так больше. Вот в таких случаях Шерлок научился испытывать очень реальный страх. Потому что Джон ругается, не употребляя ругательств, только когда в нем больше ничего не осталось, когда он исчерпал все, что мог бы сказать, когда ему так больно, что выразить это не может никакое сквернословие. Проблема в том, что у Шерлока по-прежнему слишком хорошо получается доводить Джона до такого состояния. Это еще ранние годы их отношений, годы «ухаживаний», как о них впоследствии будет чопорно думать Шерлок, годы, когда Шерлок все еще не может поверить, что Джон будет любить его безоговорочно, будет проводить долгие ночи, нашептывая ему слова, описывающие это, доказывая эту любовь всей кровью и всеми биениями сердца, что у него есть. Что на данной стадии значит, что гений будет творить глупую, глупую херню, например, узнает, что у него пятно в легком после рентгена грудной клетки – дело, ради которого он на это пошел, имело уровень сложности ниже трех, а рентгенолог не знал даже, как правильно пишется слово аферист, - а потом он неожиданно получит результаты и в них будет сказано, - «темное пятно в нижней доле. Хотя, скорее всего, это артефакт рентгенограммы, мы хотели бы пригласить вас на еще один снимок, как можно скорее.» И вот тут в дело вступает глупость: Шерлок запаниковал, потому что Шерлок никогда не рассказывал Джону, сколько он курил раньше, или как он все еще иногда тайком выкуривает по одной сигаретке за раз, так что Шерлок просто слетел с катушек, думая рак, рак, рак. Письмо отправилось в карман, и панику он запихнул туда же, потому что как раз в этот момент в 221Б вслед за ним вошел Джон, так что Шерлок с топотом поднялся по ступенькам, пытаясь скрыть комок в горле и стук сердца, а на следующий день Шерлок пошел купить молоко, и чай, и джем, потому что ему нужно было выбраться из дому и позвонить насчет снимка, - «В четверг? А раньше никак?» - и он забыл про молоко, и про чай, но хотя бы принес домой три разных сорта джема. А потом Шерлок с головой окунулся в пачку экспериментов – один из которых был связан с джемом – чтобы занять свой мозг чем-то на следующие три дня, пока наконец наступит четверг, четверг, четверг. Они позвонили в среду, сказать, что у них освободилось место и можно прийти сегодня. Но Шерлок был в душе, так что Джон сделал то, что Джон делал с тех самых пор, как они начали делать то, что они делают: он ответил по мобильнику Шерлока вместо него. - Здравствуйте, это Ребекка, могу я, пожалуйста, поговорить с мистером Холмсом? Но вот одна штука насчет доктора Джона Х. Уотсона. Он знает этот тон. Он знает тон. Неразглашение личных данных пациента и т.д. и т.п., Джон прекрасно понимает, почему больницы, клиники и лаборатории не представляются по телефону. Но Джон знает тон. Джон сказал, что мистер Холмс занят, попросил Ребекку перезвонить через час. Джон подумал, что ему потребуется как минимум час. Он был неправ. Разговор скатился в тартарары всего спустя пару дюжин слов. - Звонили из больницы. Они перезвонят. – Вот что сказал Джон с порога спальни, когда Шерлок полностью оделся. Он специально подождал до этого момента, потому что подумал, что важно, чтобы у Шерлока был шанс, так сказать, облачиться в доспехи. В конце концов, однако, дополнительная броня всегда нужна именно Джону. Шерлок неотступно следовал за ним, когда Джон вышел в гостиную, взял его пальто, положил его обратно, снова взял и повесил на спинку кресла Шерлока, потом сел в кресло. Запинающимся тихим голосом Шерлок объяснил ситуацию, и после этого Джон и начал ругаться без ругательств, именно после заверений – заверений – в том, что Шерлок не хотел причинять Джону ненужную боль, Джон повесил голову, утратив дар речи. Пока... ...Шерлок не задал простой вопрос. - Почему сказать тебе, причинить и тебе боль, было бы лучше? Джон любил и раньше, это так. Девушек и юношей, потом женщин, а теперь вот мужчину. Так что иногда он чуть лучше понимает, что такое любовь, совсем чуть-чуть лучше, чем Шерлок. Так что он перестал ругаться без ругани и простонал, словно что-то болело у него глубоко внутри. Шерлок опустился на колени и взял Джона за руку: - Скажи мне. На мгновение Джон плотно зажмурил глаза. - Прости. Прости. Может быть, это неправильно. Что я слишком многого от тебя прошу. Ты... ты не обязан делиться со мной всем, Шерлок, нет. Твое тело только твое... но... но ты можешь избавить меня от боли, если... если... Взгляд Джона сместился в сторону, и Шерлок узнал этот взгляд. Он в совершенстве его освоил, этот уход внутрь, возведение баррикад, отчаянный поиск брони. Он взял обе руки Джона, положил на свое, влажное от страха, лицо и взмолился: - Научи меня. Взгляд внутрь поблек, и глаза Джона забегали по сторонам, пока он искал слова. - Если ты страдаешь молча... это причиняет мне боль. Если тебе больно, и я не могу тебя обнять, помочь, утешить, не могу сказать что-то нежное, и приласкать, и поплакать вместе с тобой... господи, Шерлок, это и причиняет мне боль. Когда ты делаешь мне больно и не утешаешь меня, позволяя утешить тебя... это... это... Шерлок безоговорочно любит Джона, он проводит долгие ночи, шепотом описывая эту любовь, предлагая свое сердце и свое тело в качестве доказательства. Почему же, подумал он, при этом он продолжал верить, что Джон не захотел бы дать ему то же самое в ответ? - Пять лет назад я курил каждый день, иногда весь день, и иногда даже сейчас я стреляю сигаретку у сержанта за стойкой регистрации, той, которой ты нравишься, и я рассказываю ей о тебе, о том, как у тебя в волосах двенадцать разных оттенков седины, и как тебе нравится бальзам для губ с лимонным вкусом, и, Джон, я так боюсь того, что они могут найти на рентгене, и чувствую себя так, словно меня вот-вот стошнит, и я люблю тебя, пожалуйста, обними меня, Джон, Джон, Джон. Джон не стал обнимать Шерлока. Джон достал свой мобильник. Он позвонил в Бартс. Он поговорил с двумя людьми. Рентген был назначен на через полчаса. Потом Джон завершил звонок, поцеловал Шерлока, взял его за руку, и они молча вышли из квартиры. Когда слишком много долгих дней спустя пришли результаты, подтверждающие, что все в норме, Джон поцеловал Шерлока, и целовал его, о как он целовал его, бормоча под нос: - Мой прелестный поганец, мой прелестный, прекрасный, замечательный поганец.