Перекресток двух улиц

Джей: Я встречу тебя на автобусной остановке Я: я уже еду Джей: Хорошо Джей: Волнуешься? Я: всего лишь трясутся руки и еле дышу Джей: Моя мама не монстр Я: зато ты монстр Я: удумаешь еще чего-нибудь Джей: Буду хорошо себя вести, обещаю Я: это не помогает не волноваться       Мне пришлось добираться на автобусе, потому что отцу я сказала, что еду на соревнования Мелани, и подвозить меня не надо. Только мне всегда казалось, что я забыла предупредить Мелани о моем плане, но потом я глубоко вздыхала, смотрела в окно на мимо пролетающие деревья и немного успокаивалась.       Маму Джастина я знала, потому что она дружила с моими родителями, когда они жили на нашей улице. Потом отец Джастина купил им дом в богатом районе, и они переехали, устроив прощальную вечеринку. Я помню в тот день мы сидели в комнате Джастина, листали старые комиксы и пили клубничный лимонад. Возможно, с тех пор я люблю его. Через два года мы об этом забыли и стали вести себя так, будто ненавидим друг друга. Хотя Джастин меня любил, а я просто не обращала внимания на него.       Его мама была, на самом деле, очень доброй к окружающим, а к Джастину относилась строго, потому что воспитывала его одна и понимала, что мальчик растет без отца и не нужно его баловать. Наверное поэтому Джастин вырос скрытным, не желая ни с кем делиться своими проблемами и секретами. Как сам он говорил, что он парень и должен вести себя соответственно. Но только это не значило, что он должен был забить на себя и на свои чувства.       Я примерно знала, где живет Бибер. Или думала, что знала, потому что когда вышла из автобуса, я оказалась в совершенно странном и незнакомом месте, хотя должна была быть в центре города. Я: я не знаю, где я Джей: Это в каком смысле? Я: в самом прямом Я: не знаю и всё Джей: Ну Джей: Опиши, что видишь Я: ничего не вижу Джей: Ты прикалываешься надо мной? Я: НУ НЕТ ЖЕ Я: ДОЖДЬ НАЧАЛСЯ Джей: Объясни, где ты Я: какой-то перекресток Я: двух улиц Я: точно такой же, как у Старбакса недалеко от школы Я: напротив меня овощной магазин Я: и суши-бар Я: тут нет никаких табличек и названий улиц Я: что за мертвая часть города Джей: Ты просто проехала немного дальше центра Я: Я НЕ БЫЛА В ЭТОЙ ЧАСТИ ГОРОДА Джей: Была Джей: Обернись Я: Пиццерия Джей: Та самая Я: да Я: я спряталась под козырек обувного магазина Я: тут ливень Джей: Жди Джей: Я сейчас приеду Я: на байке? Джей: Ну, а на чем же еще Джей: Машину я продал Джей: Никуда не уходи, в общем Я: Да я не ориентируюсь на местности, куда я могу деться Джей: Я уже выхожу из дома Я: Беги, Бибер, беги       Было так холодно, что я вся тряслась, и мне пришлось прыгать на месте, чтобы не окоченеть. Дождь лил так, что я не видела ничего впереди себя. А Джастина не было так долго, что я начала волноваться, не случилось ли с ним что, а потом поняла, что уехала действительно далеко от центра. Мне было так одиноко стоять тут под козырьком закрытого магазина, слушать шум дождя и стук своих зубов. Я уже и забыла о своем волнении и об отце, который если узнает, что я обманула его, то придет в бешенство и не сможет меня простить.       Я думала об этом, пока ждала Джастина. И когда услышала приглушенный рев мотора, с облегчением выдохнула. Свет от фар байка разбивал непробиваемую стену дождя. Я боялась выйти из-под козырька, потому что думала, что такой сильный ливень может меня прибить. Я даже еле слышала слова Джастина, протягивавшего мне шлем и дождевик.       Капли дождя били по нашим плечам, всплески от луж намочили мои ноги, слова Джастина растворялись в шуме дождя. Я обнимала его за талию, прижавшись к его спине. Он что-то кричал про скользкую дорогу и про плохое решение приехать за мной на байке. А я обнимала его и точно была в безопасности и точно счастлива, потому что сердце мое билось так громко и с такой неистовой скоростью, что ливень был простым грибным дождем, а рев мотора — мурлыканье кота. Когда вы обнимаете человека, от которого вы без ума, мир становится совершенно другим. Самым прекрасным.       Мы ехали так быстро, что я уже перестала что-либо чувствовать. Мои ноги онемели, застыв в неудобном положении, горло пересохло. У меня появилось ощущение, будто я потерялась в пространстве, чувствуя под собой вибрацию байка, обнимая своего парня за талию. И, кажется, дождь перестал лить, а Джастин…       Я распахнула глаза, когда почувствовала, что байк наш наклоняется в сторону. А Джастин все пытается крутить ручку руля, но у него ничего не выходит, поэтому мы медленно начинаем крутиться с таким ревом и писком, что если бы я могла, то точно бы зажала уши, но вместо этого я прижалась сильнее к Биберу.       — Я не могу повернуть его, -перекрикивает Джастин и шум дождя, и рев мотора, и мое бешено колотящиеся (уже от страха) сердце.       Я закрываю глаза, а в моей голове ни единой мысли, будто мне стерли память и отключили способность мыслить. Будто страх, подступивший горлу, стал моим привычным состоянием. Я глотала ртом воздух, чувствуя, что еще секунда, и я улечу с байка. Я бы могла кричать, но голос пропал. И я только сильнее прижималась к Джастину, думая, что он сможет спасти меня, пока на огромной скорости мы скользим по шоссе вдоль ряда машин. Он не знает, что делать и боится в этом признаться. Он не знает, что делать и боится сделать что-то не то. И мотоцикл снова наклоняет в сторону, а мы все еще куда-то несемся. И я чувствую себя так, будто все мое тело стало ватным, будто страх полностью поглотил меня. И я плачу, потому что это все, что мне остается делать.       В свои последние минуты ты не думаешь о семье, о друзьях, об учебе, о своих незавершенных делах. Ты не думаешь о бесконечной дороге, что должна была быть впереди, о прекрасном парне, которого ты обнимаешь со всей любовью, о дожде и ветре, бьющим в лицо. Ты не думаешь об обидах на отца, о каких-то предательствах, о своих странных снах, о прекрасном брате и веселых подругах. Все, что у тебя есть в твои последние минуты жизни, — это страх, перекрывающий дыхание, нога, касающаяся земли, огромная скорость и парень, кричащий о том, чтобы ты крепче держалась за него. Но мои руки болят. Мне холодно. Мне страшно. И мы все еще летим, а я думаю о том, что если мы разобьемся, то меня не спасет шлем. И мы все еще летим с оглушающим шумом, а затем я открываю глаза и первое, что я вижу, — как Джастин наклоняется вперед, оборачивается ко мне, улыбается своей прекрасной улыбкой, будто все в порядке и все хорошо, а потом — темнота и тишина, сдавливающая голову. И пустота. А потом я проваливаюсь. Я лечу в темном туннеле, открываю рот, чтобы крикнуть, но из него не вырывается ни звука. Я обнимаю себя руками, качаюсь в разные стороны, но продолжаю лететь в черную пропасть. И, кажется, она никогда не закончится. В моей пропасти нет дна, только темнота и эхо чьих-то шагов. Снова туп-туп-туп. Все ближе и ближе. И, наконец, из моего рта вырывается крик, но звучит он как-то отдаленно, будто не я кричу, а кто-то за меня не моим голосом. Но я чувствую, как вибрирует мое тело, как звуки вырываются из моего рта, сталкиваются со стенками туннеля и возвращаются ко мне. Туп-туп-туп. Все ближе.       И я вскакиваю.       Дождь уже не идет, поэтому вокруг так тихо и пусто, что мне кажется, что я осталась совсем одна. А потом я вспоминаю, что случилось, и ужас парализует мое тело, сердце вырывается из груди, а по щекам текут слезы. Первое, что приходит в голову после таких воспоминаний, — не умерла ли я? Но я продолжаю чувствовать, глотать ртом холодный воздух после дождя и даже шевелю пальцами ног и рук. Я лежу на земле, смотря в абсолютно синее небо, хотя несколько минут, а может часов, видела перед собой куртку Джастина. Джастин. И когда я понимаю, что его нет рядом, меня охватывает паника. Он не мог умереть. Он не должен был умирать.       Я позволяю себе прийти в полной сознание, потому что до этого была в каком-то странном пространстве, не позволявшем мне двинуться хоть на сантиметр. Я могла только вспоминать: мы ехали по скользкой дороге, а на повороте у нас отказали тормоза, поэтому байк занесло в сторону. Могла ли я упасть? Мог ли умереть Джастин? Умерла ли я сама?       Я делаю глубокий вдох и, наконец, понимаю, что это не холодный после дождя ветер, а кислородная маска, а синее совсем не небо, а потолок больничной палаты. И я поворачиваю голову, что дается мне с трудом, потому что у меня появляется головокружение, и совсем не важно, что я лежу в кровати. Я слышу писк аппарата, к которому я подключена и начинаю нервничать. Не может же быть всё так плохо? Я заставляю себя пошевелить пальцем и дотягиваюсь до кнопки вызова медсестры. Я нажимаю пять раз, потому что не уверена, что каждое предыдущее нажатие слишком сильное. Я начинаю шевелить ногами, чтобы убедиться, что они и позвоночник не сломаны. Вздыхаю от облегчения, когда чувствую свое тело целым и моим. Я касаюсь холодными пальцами лица и обнаруживаю, что разбита у меня только губа. Лоб цел, но когда я дотрагиваюсь до правого виска, то с ужасом нащупываю бинт и что-то склизкое и горячее и понимаю, что это кровь, которая продолжает идти. Я нажимаю кнопку вызова еще раз и, наконец, медсестра вбегает в палату и улыбается, увидев очнувшуюся меня. Она замечает, что у меня снова идет кровь и снимает мою повязку. У меня такое ощущение, что у меня оттягивает кожу, а по щекам начинают катиться слезы от этого неприятного чувства.       — Все в порядке, Кэсседи, — мягко говорит медсестра, и мне нравится, как она произносит мое имя.       Я сразу успокаиваюсь и понимаю, что все действительно в порядке для меня, потому что я осталась жива, а Джастин? Меня окутывает страх и паника, потому что я не знаю, где он и что с ним. И это чувства страха расползается по моему телу, по комнате, захватывает мое сознание, все мои эмоции и чувства. И я уже не контролирую себя.       — Где Джастин? — я срываюсь на крик, и медсестра вздрагивает от неожиданности.       — Джастин? — переспрашивает она.       — Парень, с которым я ехала, — объясняю я чуть тише, а сердце уже колотится где-то в горле, поэтому говорить мне становится все тяжелее.       — Ах, он, — вздыхает медсестра, забинтовывая мне голову. Она улыбается, а меня это начинает бесить. — Он дома.       — Дома? — удивляюсь я. — Он жив?       — На нем ни царапины, — не прекращает улыбаться она, но я не вижу в этом ничего смешного.       — Почему он не здесь? Сколько я здесь лежу?       — Сегодня второй день, — кивает она, позволяя мне лечь обратно в постель, и накрывается меня одеялом.       — День?       Я не могу поверить, что лежу тут так долго. Эти мысли не укладывались в моей голове, мне казалось, она может взорваться. Такое было напряжение.       — Он хотя бы приходил? — это было для меня, почему-то, важнее всего.       Медсестра взглянула на меня с какой-то печалью в глазах. Так смотрят, когда хотят сообщить тебе очень грустную новость. И только взглянув ей в глаза, я нахожу ответ на свой вопрос. Нет, Кэсси, он не приходил. Целых два дня, пока я лежала без сознания в больнице из-за него, он не приходил. Девушка все еще смотрит на меня так, будто виновата в том, что он забыл обо мне, но я говорю ей, что все хорошо.       — Зато тут целыми днями дежурит другой парень, — пытается она меня успокоить.       — Какой? — вздыхаю я.       — Не знаю его имени, — пожимает она плечами, сворачивая грязный бинт. — Он все время называл тебя «Ки».       Грейсон. Грейсон Бутман целыми днями ждет, пока я очнусь. И я не знаю, что чувствую. Не знаю, что мне чувствовать, потому что обида перекрывает мне дыхание, течет по венам, парализуя конечности. Я уже не в силах что-то сказать, потому что мне слишком больно думать о том, что Джастина здесь нет.       — Через час приедут твои родители, — слышу я голос медсестры как-то отдаленно, потому что все, что она говорит — мне не важно.       Не важно, что у меня разбита голова, что я дышала через гребанную трубку, что я лежала здесь три дня. Не важно, что я могла умереть. Все, о чем я думаю, — это он. И он меня бросил. Оставил справляться одну со своим сознанием и здоровьем. И хотя я не виню его в аварии, но это был его байк. Это он им управлял. И он ни разу не пришел сюда. Даже если бы его не пустили в палату, он бы мог остаться здесь, как это делал Грейсон. Грейсон. Я прокручиваю его имя в своей голове сотню раз прежде, чем понимаю, что это за человек. И то, что он ждал, пока я выйду из комы, затмевает все, что он сделал раньше. Но я продолжаю относиться к нему с некоторой ненавистью. Ничего не изменилось. Я по-прежнему не хочу его видеть и слышать.       — Когда меня выпишут? — я глотаю слезы вместе с горечью.       — Через неделю, — все так же мягко произносит она, выходя из палаты. — Врач зайдет через пять минут. Неизвестный номер: Поправляйся, Кэсси. Мои молитвы с тобой. Сара Майорс. Рэй: хей, солнышко, поправляйся. без тебя в этом мире ужасно. Сьюзи: Кэсси, я люблю тебя. Сьюзи: Выздоравливай, пожалуйста! Неизвестный номер: Вся школа переживает за тебя, Кэсси. Поправляйся. Дэнни хх: знаю, что мои чертовы смс не спасут Дэнни хх: но, кэсси, пожалуйста, приди в сознание Дэнни хх: мы любим тебя Мистер Стивенс: Кэсседи, это мистер Стивенс. Мистер Стивенс: Мы все любим тебя и очень ждем. Неизвестный номер: Это МакМиллан Фин МакМиллан: Мы с тобой, Кэсси. Выздоравливай. Ник: КЭССИ ДЖАСТИН НЕ ВИНОВАТ Ник: Я ЗНАЮ ТЫ ОЧНЕГЬСЧ И НЕ УВИДЕШГЬ ЕГО РЧДОМ Ник: НЕ ВИНИ КГО Ник: Мы бкзумно любмм тебя Кэсси Ник: Пожалуйста не умирай. Неизвестный номер: мы с тобой, Кэсси. Неизвестный номер: все будет хорошо. Неизвестный номер: Уилл Робинсон. Зо: прости, что не пришла сегодня Зо: в коридоре сегодня будет дежурить Грейс Зо: я знаю, ты не видишь этих смс Зо: но я люблю тебя, Кэсси Зо: и я не смогу без тебя, понимаешь Зо: и я отомщу Биберу Зо: я сделаю все ради тебя Зо: только проснись Неизвестный номер: Я столько всего не успел тебе сказать. Грейс. Мелзз♡: Я люблю тебя больше всего на свете, Кей Мелзз♡: Проснись       Вокруг мне все кажется серым и безжизненным, но на самом деле такой стала сама я. Я была бы рада не открывать глаза, не делать новый вдох каждую секунду, не пить и не есть, но когда ты под присмотром злого врача, а потом злого отца, твои планы остаются невыполнимыми. Я не чувствую ни радости, ни грусти, как будто из меня выжали всю жизнь, оставили засыхать в каком-нибудь вакууме. И даже апрельское солнце теперь мне было безразлично. Так и приходит депрессия. Сначала тебе очень больно, а потом тебе становится все равно. Становишься параноиком. Боишься выйти из комнаты, из дома. Боишься открыть глаза, потому что думаешь, что над тобой кто-то стоит. И дышит. Громко-громко дышит. Не можешь встать, будто тебя прижали к кровати. И не ешь три дня. Боишься. Боишься оставаться одной. Хотя уже. Ты совершенно не понимаешь, что происходит. Будто весь мир забыл о твоем существовании, и время идет без тебя. Будто ты вылетел с этой планеты, и никто не заметил. Будто все, что когда-либо касалось тебя или тебе принадлежало, теперь касается и принадлежит кому-то другому. Будто без тебя выходят новые песни, фильмы. Будто без тебя твои друзья гуляют. Но ты же здесь! И ты есть! Прямо вот тут стоишь и не понимаешь, что происходит. И жизнь мимо тебя. И время ускользает. Будто ты не часть этого мира. И каждый раз, когда я думаю об этом, мне становится нетерпимо плохо.       Меня выписали из больницы в конце апреля, и я не видела Джастина все это время. Зои приходила ко мне через день, рассказывала, что происходит в школе и что там ужасно скучно без меня. Я не верила. В школе и со мной было скучно.       Она сказала, что Джастин уже не явился на свои два школьных боя, за что Кев на него очень злится и думает об исключении его из команды; что Грейсон каждый день спрашивает обо мне; что слышала, как Уилл Робинсон говорил с Маркусом Флетчером о том, что хочет пригласить меня на свидание, когда я вернусь; что Скай все время интересуется, когда я вернусь школу, что странно; что мистер Фес все время передает мне приветы. Еще она пообещала мне отомстить Джастину, хотя я и попросила этого не делать. Она только цокала языком, кусала подушечки пальцев и смотрела на меня с невероятной любовью. Редко увидишь такой взгляд у Зои. Она действительно переживала за меня. Но я сама уже перестала за себя волноваться. Голова у меня не болела, хотя маленький шрам у виска напоминал о том дне. А еще злой отец ходил все время, насупившись. Он не ругал меня за то, что я тогда ослушалась его и уехала с Джастином, хотя я представляла, что творится у него в голове. Он же запрещал мне с ним общаться, а я не послушалась. Сейчас я думаю, что мой отец был прав. Мне не стоило общаться с Джастином. Никогда. Ни с Анонимом. Ни с самим Бибером.       В последний вечер апреля, когда из моего окна дул теплый ветер, я сидела за столом, перечитывая параграф по истории. Я барабанила пальцами по столу, вчитываясь в буквы и цифры, но ничего не выходило. Что-то меня все время отвлекало, какой-то непонятный шум снаружи. Поэтому я медленно подошла к окну, села рядом на пол и прислушалась. Из дома вышел мой отец, а потом мне удалось различить голоса. Его и Джастина. Когда я услышала его голос, то по телу прошли мурашки. Я скучала по нему, но от одной только мысли о нем меня воротило. То же я чувствовала когда-то и к Грейсону.       — Что ты забыл здесь? — тихо спросил мой отец.       — Я пришел к Кэсси.       — Я, кажется, не ясно выразился?       — Ясно. Но мне нужно с ней поговорить.       — Я сказал, чтобы ты не приходил сюда, — отец говорил грубее, желая напугать Джастина, но тот не сдавался.       — Мне нужно поговорить с ней.       — Если бы не твоя хорошая мать, Бибер, ты бы сейчас отбывал срок в тюрьме, понятно? Скажи спасибо, что я не заставил Кэсси написать заявление на тебя. Убирайся отсюда.       Мне приходилось сдерживаться, чтобы не закричать. Мне приходилось крепко зажмурить глаза, чтобы из них не потекли слезы.       — Я не уйду, пока не увижу ее.       — Ты ее чуть не убил, — отец закричал так громко, что я вздрогнула. — Теперь ты хочешь увидеть ее? Я с самого начала не хотел, чтобы вы общались.       — Я не хотел причинить ей вреда, мистер Фостер, — он оставался спокойным.       — Я не пущу тебя в дом, — папа поставил точку в их разговоре. — Если ты не уйдешь отсюда, я позвоню в полицию.       — Звоните.       — Джастин, я серьезно.       — Я не уйду отсюда.       — Тогда можешь сидеть тут хоть всю ночь. Мне плевать.       И дверь с грохотом захлопнулась.       — Вот и буду сидеть, — заорал Джастин.       Потом я услышала, как он щелкнул зажигалкой, как в саду загремело что-то железное. Наверное, он пнул это ногой. А потом затих. Я приподнялась, пытаясь разглядеть Джастина. Он сидел, облокотившись о дерево и натянув капюшон на голову, медленно курил. Неизвестный номер: Ты ведь все слышала. Неизвестный номер: Не притворяйся, что тебе все равно Неизвестный номер: Нам нужно поговорить. Неизвестный номер: Ты же можешь мне, блять, ответить Неизвестный номер: Неужели это так сложно? Неизвестный номер: Не уподобляйся своему гребанному папаше Неизвестный номер: Кэсс, ебанный в рот Я: почему ты ни разу не пришел в больницу?       Я услышала уведомление о сообщении на его телефоне, а потом, как что-то зашуршало во дворе. Я снова пригляделась. Джастин подскочил с места, а потом снова сел. Неизвестный номер: Твой отец запретил мне Неизвестный номер: Я почти что ночевал у больницы снаружи, когда этот еблан Грейсон был внутри и строил из себя пай-мальчика Неизвестный номер: Ты бы знала, что я чувствовал в тот момент Неизвестный номер: Кэсси, я правда чуть с ума не сошел Я: почему ты не писал и не звонил, когда я очнулась? ты же знал об этом. Неизвестный номер: Я боялся Я: ты всегда говоришь, что ничего не боишься Неизвестный номер: Я виню себя в аварии Неизвестный номер: Если бы умерла, я не знаю, чтобы бы было со мной Неизвестный номер: Я боялся увидеть тебя во всяких трубках, со шрамами Неизвестный номер: Потому что никак не мог простить себе это Я: ты оставил меня одну Неизвестный номер: Я знаю и я ненавижу себя за это Я: чертов Грейсон дежурил у моей палаты Я: а тебя не было рядом Неизвестный номер: Я же сказал, что твой отец не пускал меня даже на порог больницы Неизвестный номер: Против меня все ополчились Я: какой же ты бедный и несчастный :) Я: это у меня сотрясение мозга. это я лежала в коме, Джастин Я: и ты оставил меня Неизвестный номер: Но сейчас я здесь Неизвестный номер: Я хочу быть рядом, но мне не позволяют Неизвестный номер: Как ты не поймешь Я: что тебе говорил мой отец? Неизвестный номер: Угрожал отчислением из школы и заявлением в полицию Неизвестный номер: Он что-то говорил об изнасиловании. Я ничего не понимаю Неизвестный номер: Я люблю тебя Кэсси. Больше, чем кого-либо. Но я не мог так рисковать. Неизвестный номер: Ты сможешь меня простить? Неизвестный номер: Мою гребанную трусость Неизвестный номер: Я пойму, если не сможешь Неизвестный номер: Я уезжаю послезавтра, Кэсс Неизвестный номер: На чемпионат штата Неизвестный номер: Если ты не хочешь увидеться, так и скажи Неизвестный номер: Мы расстанемся Неизвестный номер: Прости       — Почему ты угрожал ему?       Я сбежала с лестницы, держась за перила, потому что боялась упасть. Голова все еще болела, но я старалась не обращать на это внимание. Я кричала так громко, что слышала, как мое эхо проносится по дому.       — Почему ты не пускал его ко мне?       Мой отец даже не смотрел на меня, держа в руках газету. А мама и Лиам внимательно наблюдали за этой сценой.       Мне хотелось кричать, разбивать все вокруг, сойти с ума и больше ничего не чувствовать. Но теперь мне было больно от чертовой несправедливости.       — Я предупреждал тебя.       — Скажи мне, почему я не должна с ним общаться.       Он отложил газету, сложил руки на груди и взглянул мне в глаза. Я знаю, что не должна была кричать на него, но просто не смогла сдерживать все своим чувства внутри себя.       — После матча я общался с одной девушкой из вашего класса.       — С какой девушкой?       — Скай.       Я выпрямилась. Перед глазами все потемнело. Мне пришлось много и быстро моргать, чтобы прийти в себя.       — Что она сказала?       — Что Джастин изнасиловал ее.       Мама где-то ахнула, а Лиам подавился соком. Все это напоминало мне какую-то мыльную оперу или индийский фильм. Я медленно сглотнула горечь и почувствовала, как она течет внутри меня, задевая каждый орган, делая мне больно.       — И ты поверил ей? — спросила я тихо.       — Нет никаких оснований для ее вранья.       — Тогда почему ты не пошел в полицию?       — Я пошел к директору, а не в полицию. Ты же знаешь, что отец Джастина очень влиятельный человек. Я не хотел делать плохо для него.       — И что дальше? — я прикрыла глаза, готовясь к худшему.       — Директор обещал разобраться. Вот и все.       — И все?       — Скорее всего, они уже поговорили со Скай.       — И все? — воскликнула я. — Это все неправда. Она это придумала.       — Зачем? — вздохнул отец.       — Потому что он любит меня, а не ее, — прошипела я.       — Если этот парень до сих пор на свободе, то значит, что они замяли ситуацию. Но мое отношение к нему не изменить.       — Он не делал этого, — проревела я. — Не делал.       — Иди наверх, милая, — мама обняла меня за плечи. — Тебе нужно отдохнуть.       — Почему ты так поступаешь со мной? — снова кричала я, вырываясь из маминых объятий. Я подбежала к отцу, когда он встал с кресла. Я кричала прямо ему в лицо. — Почему ты так ненавидишь меня?       — Бибер уже смог доказать, какой он человек.       — Да? Какой же?       — Он чуть не убил тебя.       — Но не убил же! — я взмахнула руками. — И он не знал, что тормоза откажут. Он не экстрасенс, черт возьми.       Мама попыталась оттащить меня, но я упиралась, все смотря на своего отца. Когда он успел превратиться в тирана? Когда он успел так возненавидеть меня?       — Это мое решение, Кэсседи.       — Тогда знаешь каково мое решение? Я не хочу больше с тобой разговаривать. Ты не можешь руководить мной и моей жизнью. С чего это вдруг? Я ненавижу тебя так же, как и ты меня, — я выплюнула эти слова ему в лицо.       Через несколько секунд он ударил меня так сильно, что я повалилась на пол. Я схватилась за щеку, которая ужасно горела. Голова снова начала болеть, а из глаз хлынули слезы. Я подскочила с пола, а потом побежала наверх по лестнице, топая ногами. Он ударил меня.       Я хлопнула дверью, начала закидывать все свои вещи в рюкзак. Все, что попадалось под руку: толстовка; зарядка для телефона; зубная щетка; все деньги, которые успела накопить; учебники на завтрашний день; джинсы и сменное белье.       Пелена слез застилала глаза, поэтому я успела удариться ногой о кровать и бедром о письменный стол. Я вытерла слезы воротником майки, высунулась в окно по пояс и начала звать Джастина. Как только он подошел ближе, я начала вылезать наружу, схватившись за водосточную трубу. Этот трюк мы еще давно проделывали с Зои.       Джастин помог мне спуститься, и как только я коснулась земли ногами, то повернулась к нему и, взяв его лицо в свои руки, поцеловала парня, кусая его губы. Я хотела вложить в этот поцелуй всю свою любовь. Хотела сказать им, что прощаю его, что так безумно и отчаянно хочу быть с ним. И когда Джастин отстранился, вытер мои слезы, я прошептала:       — Бежим отсюда. Куда угодно. Только бежим.