Я пью вино и я не хочу Умирать, умирать, умирать, умирать*
Город начал просыпаться: медленно выключались фонари на улицах, в окнах домов загорался свет, на дорогах появлялось все больше машин, уничтожающих тишину шумом колес и громкими «би-бип», распространяющимися на километры. Я глубоко вдыхаю духи Джастина вместе с новым, свежим днем. До нас долетает запах свежеиспеченных булочек с маком и клубничного джема из только что открывшейся кондитерской неподалеку. Джастин причмокивает губами, вытаскивая изо рта чупа-чупс со вкусом колы, и протягивает мне. Не вижу в этом ничего противного, все еще чувствуя на своих губах вкус соленых слез и крови. Мы сидим с ним, обнявшись, на лавочке в цветах и смотрим, как поднимается солнце за огромным бизнес-центром. Вода тихо шумит в реке, Джастин так же тихо сопит, а я улыбаюсь: не о таком ли утре можно мечтать? — Ты выиграл? — вдруг спрашиваю я. — М? — он смотрит на меня непонимающим взглядом. — Ты выиграл? — повторяю я, но стараюсь не смотреть ему в глаза, хотя очень хочется. Каждый раз, когда мы смотрим друг на друга, по моему телу бегут мурашки, да так, что я вечно вздрагиваю. — Да, — он пожимает плечами, будто это само собой разумеющиеся, будто нет ничего проще в этом мире, чем отправить в нокаут огромных мужиков, у которых кулаки размером с мою голову. — Классно, — отвечаю я, хотя не считаю это классным. — Ты же не скажешь тренеру? — Нет, — хмурюсь я и хочу возмутиться, что он вообще такое обо мне подумал, а потом вспоминаю, как Зои хотела его сдать. И выдыхаю. — Джастин… — М? — Ты когда-нибудь думал о самоубийстве? Не знаю, что на меня нашло. Он удивленно взглянул на меня. В его взгляде — испуг. Он сильнее прижал меня к себе, будто испугался, что я сейчас прыгну в эту холодную воду. — Ты чего? — Просто ответь. — Думал, — сказал он серьезно, все еще с подозрением смотря на меня. — Это всего лишь один раз было. — Когда? Он хмыкает, целует меня, словно напоминая, что он рядом и что я могу ни о чём не переживать. — В пятнадцать. Тогда сразу все навалилось. — Что? Вспоминаю фотографию, которая лежит у меня в рюкзаке. Вижу по нему, что не хочет об этом говорить, борется со своими воспоминаниями и странными желаниями. Джастин передергивает плечами: — Всё, — вздыхает он и улыбается, давая понять, что сейчас все будет хорошо, а дальше — еще лучше. — А ты думала? — Нет. — Даже после расставания с Грейсоном? — он произносит это имя, скрипя зубами. Мы играем пальцами, то сжимая их, то разжимая. Он подносит мою ладонь к своим губам и целует ее тыльную сторону. Я улыбаюсь. — Даже после расставания с ним. Мне не хотелось умирать. Это было просто странное чувство. Хотелось исчезнуть. Казалось, что я исчезаю. Но это не было…смертью… Ты рассказывал о том, что хотел спрыгнуть с высотки. Это было в тот момент? — Нет, — качает он головой. — Это было мимолетное желание. Я просто взглянул вниз и понял, что хочу не то, что умереть, а просто почувствовать, какого это: пропасть навсегда. В момент, когда я действительно хотел смерти, я сидел дома. Ты помнишь мой огромный дом? Я потерял там сам себя. Кэсс, фото, которое ты взяла, оно с того дня. Я нарисовал это граффити в знак протеста. — Знак протеста? — Против самого себя. — Ты же не расскажешь, что произошло? — Возможно, когда-нибудь, — он жмурит глаза от солнца, смотря на высотки, стоящие на другом берегу. Я испытываю чертовски сильное желание поцеловать его в скулу. Он улыбается, откидывая голову назад. А я опять целую его: в шею, в нос, в лоб, в губы, до тех пор, пока он не берет мое лицо в руки. — Что на тебя нашло? — Я просто рада, что ты ничего не сделал с собой, — и обнимаю его, носом упираясь в его шею. — О, Фостер, — улыбается он, и я готова плакать от счастья. — Мне так хочется жить… И его слова теряются в смехе и крике Ника, мчавшегося к нам на скейте. Он проехал мимо нас, разбивая воздух, а потом вернулся, поцеловал меня в щеку, а Джастину взъерошил волосы. Он выглядел довольно веселым: улыбка до ушей, с весной появившиеся веснушки, красные щеки и глаза, заслезившиеся от ветра. Воротник его клетчатой рубашки приподнят, но он об этом, скорее всего, и не догадывается. Он закатывает рукава до локтя, разводит руки в стороны и кричит: — Время быть молодым! Пошлите! Джастин наклоняется ко мне и шепчет: — У него бутылка водки в кармане рюкзака. И мы, смеясь, идем за ним. Он уже уехал далеко-далеко, по набережной. Джастин держит меня за руку, мы качаемся с ним из стороны в сторону, хохочем над чуть не упавшим Ником, делаем ставки на то, через сколько он свалится и обнимаемся так крепко, что сердце мое трепещет от счастья, бьется быстро-быстро, вырывается из груди и…я просто обожаю это чувство.Ну, мечтатель Беги сквозь темноту Проносись через поля Давай заблудимся! Купи билет на Марс, Покажи мне дорогу И я точно уверен, что не захочу возвращаться**
Приставать к прохожим; гавкать собаке прямо в морду; курить и бросаться окурками; смеяться так сильно, что болит живот. Бежать к подземному переходу, потому что кто-то там за нами гонится. — Я украл ебанные орехи! — мимо нас проносится Дэнни, в руках держа маленький пакетик. Он буквально перепрыгивает через ребенка на маленьком велосипеде и ныряет в подземку. — Невероятно, — шепчет Мелани, но мы ее слышим. — Что вы с ним сделали? Он же был простым парнем из хора! — Так бывает, — пожимает плечами Ник, делает затяжку, а потом вдруг срывается с места, успев схватить Мелз за руку. — Бежим, бежим, бежим! — кричит Джастин, толкая нас вниз. Мы с Зои оборачиваемся и видим, как к нам несется продавщица из ларька с каким-то дико высоким лысым мужчиной. Мы хватаемся за руки, бежим вниз по ступенькам, наступаем в грязь под лестницей. Эхо наших шагов такое громкое, что мне хочется закрыть уши. Я тяжело дышу, бегу так быстро, как могу, но от смеха я замедляюсь. Ник на своем скейте уже оказался у выхода, а мы все еще бежим. По ногам бьют рюкзаки, в нос ударяет неприятный запах мочи, до ушей доносится музыка уличных музыкантов, играющих какую-то непонятную, но очень веселую мелодию. Где-то сзади кричит злая продавщица, Зои тащит меня за собой. Сердце мое бьется где-то в горле. Мы бежим, потому что Дэнни украл пакетик орехов. Джастин поворачивается ко мне с улыбкой до ушей, тянет руку, и я хвастаюсь за него, как за спасательный круг. Неведомая сила толкает меня вперед и мы, перепрыгивая через ступеньку, выбираемся из перехода. Мы с Джастином заворачиваем в узкий переулок, прижимаемся к стене и замечаем Ника на скейтборде, подбирающего Зои. — Идиоты, — я сажусь на корточки, переводя дыхание. Джастин опускается рядом. — Я счастлив, — он обнимает меня. — Провожаем, будто навсегда. Он замолкает, больше не улыбается и отворачивается от меня. В моем горле застряли слова: «ты же не останешься там?» Я так боюсь спросить это и услышать положительный ответ, что продолжаю молчать, заглатывая вопрос. Горло жжет, язык немеет. Я скидываю это на усталость и на свою плохую физическую подготовку, но понимаю, что это все от взгляда Джастина. — Посмотри на меня, — прошу я, но он оборачивается не сразу. Он снова закрылся. Закрылся так, что не слышит моих слов. Его плечи опустились, дыхание участилось, улыбка исчезла с губ, будто ее никогда и не было. Будто не он секунду назад сказал, что он счастлив. — Джастин, — начинаю я, понимая, что опять начну доставать его, а так не хочу. — Ты вернешься до выпускного? — Да, — неуверенно произносит он. Мы встаем, когда слышим голос наших друзей, но всё равно смотрим друг на друга, боясь услышать что-то неприятное. — Скажи правду. — Я вернусь, Фостер. Правда. Ты же дождешься? — Без победы можешь не возвращаться, — хмыкаю я, и он, сияя, расправляя плечи, наклоняется, чтобы меня поцеловать. И весь мир меркнет, все шумы и голоса затихают. Мы остаемся одни. Всё вокруг перестает существовать, когда он касается моих губ. Трава еще мокрая от росы, но мы постелили на нее куртки, разлеглись, раскинув ноги и руки в стороны. Парни курили, плевали друг в друга, говорили глупости. А я все смотрела на Джастина, улыбающегося каждую секунду, хохочущего с пьяного Ника и Дэнни, которого они изменили до неузнаваемости. Я вспоминаю застенчивого парня, опускающего глаза каждый раз, когда на него кто-то посмотрит, прячущегося за учебниками. Когда Дэнни влился в нашу компанию и понял, что нам можно доверять, он начал раскрываться. Конечно же, в лучшую сторону. Но сейчас, наблюдая за их отношениями с Мелани, я думаю, что ей это не нравится. Она влюбилась в того тихого и скромного мальчишку, а не в этого вечно пьяного парня, говорящего только сарказмом и пошлыми шуточками. И мне стало жаль. Нет, не Дэнни. Я все равно любила его, потому что он оставался прекрасным человеком. Мне стало жаль Мелани. Почему-то очень жаль. Когда Джастин заметил мой взгляд, я закрыла лицо ладонями и почувствовала, как мои щеки краснеют, а в животе все сжимается в узел. Я все еще не могла привыкнуть к тому, что смотреть на него — совершенно нормально. — Фостер, — кричит он, прыгая на меня. Он был таким тяжелым, а я смеялась так громко, что начала задыхаться. Он немного привстал, нависая надо мной. — Вста-а-ань, — тяну я, кладя ладонь ему на лицо. Он кусает меня за пальцы, придавливает меня к земле и хохочет. — Ты тоже выпил? — А мне перед соревнованиями нельзя, -он сжимает пальцами мой нос, и я опять хохочу, дергаясь под ним и уклоняясь от поцелуев. — Устроили здесь порно, — фыркает Ник, давясь лимонадом. Джастин не обращает внимания на его слова, целует меня и отстраняется. Он дразнит меня так несколько раз, поэтому я снова кладу ладонь ему на лицо, и он смотрит на меня через мои пальцы. — Ник просто завидует, потому что вы — единственная полноценная пара в нашей компании, — бурчит Зои, надевая солнцезащитные очки. — В смысле? — Джастин поворачивается к ней, кладя голову мне на плечо. — Мне тяжело, Бибер, — пищу я, но он шикает, ожидая услышать ответ от Зои. — Потому что Мелани и Дэнни находятся на ступени: мы любим друг друга, но боимся в этом признаться. А про нас с Ником я не собираюсь ничего говорить, если ты сам не догадаешься, то я объясню тебе наедине, хотя не горю особым желанием. — Ты ебанная сука, Зои, — хмыкает Ник, щелкая зажигалкой. На этот раз мы с Джастином оба встаем. Он садится передо мной, и я обхватываю его талию ногами. Слышу, как бьется его сердце. Он глубоко вздыхает, смотря на Зои. На ней — маска безразличия. Я не могу видеть ее глаз за очками, но точно замечаю, что ни один мускул на ее лице не дрогнул. — Не первый и не последний человек, который так говорит, — спокойно отвечает она. Ник выдыхает дым в воздух, снова хмыкает. По нему не видно, что он чувствует. Я никогда не понимала и не разглядывала Ника, но сейчас мне почему-то становится его жаль. Я обнимаю Джастина сзади. Мне хочется, чтобы он понял, что все наши ссоры — это просто проверка на прочность. Он оглядывается на меня, а потом снова смотрит на Зои, пытаясь ее разгадать. У него не получится. Моя подруга за всю жизнь научилась играть свою роль. И я не могу сказать, что она — позитивный и хороший персонаж в этой нашей истории. — И тебе нравится, когда тебя так называют? — парирует Ник. Мы с Мелани хотим вступить в разговор, но молчим. Никто не говорит ни слова. Между этими двумя сейчас идет настоящая битва, и мы боимся, что если вступим в нее, то кто-нибудь да пострадает. — Мне просто плевать, — цокает она языком. Ей плевать. Она всегда говорит, что ей плевать, но я почти уверена, что внутри у нее разгорается настоящая буря. Я же знаю, как она любит Ника. Я же знаю, как хорошо она умеет притворяться. — Ты как всегда, Николс. Как всегда все портишь. Они оба спокойны, но дай им волю — вцепятся друг другу в глотку. А я сильнее прижимаюсь к Джастину, хочу, чтобы он оградил меня от всего этого и он, наконец, понимает: — Вы можете оба заткнуться? — он тянет руку, прося у Ника сигарету. — И вы оба все испортили. — На самом деле, — Мелани проглатывает комок горечи. — Я рада, что еду с Кевом и ребятами в Вашингтон. Наконец, не буду мозолить глаза Зои и… Дэнни. Она хватает свою сумку, срывается с места и исчезает в толпе шумной улицы. Дэнни тоже встает, пинает бутылку лимонада Ника и уходит в другую сторону. Шипучий напиток впитывается в землю. Зои целует меня в щеку, и я успеваю почувствовать, что ее — мокрая. От слез. Она тоже уходит. Мы остаемся втроем. Я осмелилась нарушить молчание, уничтожающее нас в нас: — Мелани едет с вами? — Она вчера договорилась с ее тренером. Видимо, еще и мама пустила. — Как Триш пустили с Грейсоном. Джастин резко оборачивается: — Нет, не так.Держи голову высоко, дорогая Я — единственный, кого ранили Но я по-прежнему люблю тебя***
Мы решили сделать вид, что ничего не было, что с самого начала мы гуляли втроем — я, Джастин и Ник. Сделали вид, что нам по-прежнему весело, хотя, отчасти так и было. Просто у нас уже не было желания улыбаться, но это происходило произвольно. Мы завтракали в Арбисе, а потом парни учили меня кататься на скейтборде на набережной, где обычно собирались мотоциклисты. Ник все время орал, что я безнадежна, а Джастин давал ему щелбан каждый раз, когда он говорит это. Мои коленки были в ссадинах и крови, а на лбу Ника — шишка. Поэтому мы с ним ждали, пока Джастин сбегает до аптеки. Когда он вернулся, вооружившись пластырями и антисептиками, мы с Ником просто взорвались смехом. Бибер сначала обиделся, а потом стал аккуратно обрабатывать мои коленки и клеить на них по пластырю. Стоит ли говорить, что я заставила парней тащить меня к школе, откуда должен был уехать Джастин? Ник: Ты посмотришь со мной Гарри Поттера? Я: я люблю Гарри Поттера Я: соглашаюсь Ник: Спасибо Я: а почему ты пишешь мне? Я: стоишь, все-таки, рядом Ник: Не хочу, чтобы кто-нибудь слышал мою мольбу. Я: твою мольбу? Ник: Мне нужна поддержка. Я: как с этим связан Гарри Поттером? Ник: Он часто успокаивает меня. Ник: Джастин уезжает Ник: Мы с ним часто смотрели Гарри Поттера Я: о боже Я: чертовски мило Ник: Чур, ты не знаешь Я: ладно :) Я: заберешь меня у школы? Папа: Что ты делаешь там в субботу? Я: провожаю Мелани Я: и Джастина Я не чувствую ничего, кроме страха. Не слышу ничего, кроме крови, пульсирующей в моих венах, отдающей громкими стуками в моих ушах. Не вижу ничего, кроме его улыбки и хочу раствориться прямо сейчас, исчезнуть, не появляться больше никогда. Чувствую страх. Три месяца назад я точно также провожала Грейсона на соревнования, стояла у школы, натянув его бруклинскую шапку на уши. Я улыбалась, проглатывала слезы, потому что не хотела, чтобы он их видел. Он очень долго болтал со своими друзьями, среди которых был и Джастин, притащивший тогда на проводы бутылку шампанского, которую у них позже отобрал тренер Грейса. Джастин все время спрашивал, буду ли я скучать по своему парню, а я лишь прятала глаза, робко улыбалась и все хотела, чтобы Грейсон взглянул на меня. Он спросил, пойдем ли мы вместе первого марта на день рождения Бибера. Я без сомнения согласилась. Он поцеловал меня на прощание, забежал в автобус. Он оставил меня на этой школьной парковке с его поцелуем на моих губах, со слезами, катящимися по щекам. Он не сказал, что будет скучать. Не сказал, что любит меня. Знал ли он уже тогда, что между нами все кончено? Думал ли он уже тогда о Триш? Я помню ее и Джастина. Помню, как долго они прощались, стоя в стороне. И это действительно было похоже на любовь. Общался ли тогда Джастин со Скай? Думал ли он тогда обо мне? И вот, солнце светит так ярко, что мне приходится жмуриться, вокруг полно людей, разговаривающих о соревнованиях. Джастин стоит прямо передо мной, закинув спортивную сумку, которую ему привезла его мама, на плечо. Я вспоминаю наше утро, нашу ссору, наши поцелуи на людных улицах и смех в парке. Я не хочу его отпускать. Я боюсь, что моя история повторится. Он уедет. И вернется, сказав, что все кончено. Скучает ли Джастин по Триш? Думает ли он о Скай? Вспоминает ли проводы Грейсона? Он, кажется, замечает, как я переживаю, отводит меня в сторону за автобус, берет за руки и шепчет: — Все будет нормально. Но я не верю в его «нормально». Я просто дышу через силу, стараюсь улыбаться, будто все в порядке, но мои руки дрожат. И он это чувствует. Джастин наклоняется, чтобы поцеловать меня, а я лишь обхватываю его шею, стоя на носочках. — Мне будет сложнее тебя отпустить, если мы поцелуемся. — По другой причине, — тихо отвечает он. — Ты просто боишься, что это будет последний по… — Иди, — перебиваю я, набирая в грудь воздуха. Он не отпускает меня, прижимает к себе. Наши сердца бьются так быстро, одновременно. Я вдыхаю его запах, утыкаясь носом ему в шею. Он целует меня в висок. Чувствую, как он глотает слова, справляется с самим собой, а потом произносит: — Я никогда не поступлю так, как он. — Я знаю. Он прижимает меня к себе еще сильнее и с каждым разом в груди раздается глухая боль. Всего лишь неделя. Всего лишь. Одна. Неделя. Мы отпускаем друг друга и, не смотря в глаза, расходимся. Я подхожу к Мелани, обнимаю ее очень сильно, прося приглядывать за Джастином. Я целую ее в щеку и понимаю, что не смогу здесь справиться без нее. Как же чертовски больно отпускать людей. Особенно когда они занимают ключевое место в твоей жизни. Секунду назад ты обнимал их со всей любовью, а сейчас стоишь здесь совершенно опустошенный, не знаешь, что дальше делать со своей жизнью и как справляться с самим с собой. Это больно. Слишком больно, чтобы передать словами. Мы стоим с Ником, касаясь плечами, смотрим, как автобус выезжает с парковки. Когда Мелани и Джастин зашли в него, Кев, улыбаясь, тихо сказал мне: — Я о них позабочусь, не переживай. А я не переживала. Я просто не могла описать то чувство, зародившееся внутри меня. Мне хотелось провалиться под землю, хотелось сжать ладонь Ника так, чтобы он понял, как мне больно, но у меня бы не хватило сил. И мы стояли, касаясь плечами, до тех пор, пока не приехал мой папа. Ник точно знал, что я чувствую. Точно знал, о чем переживаю. Он потрепал меня за щеку, когда выходил из машины папы и прошептал: — Они совершенно разные. — Точно. — Гарри Поттер завтра. — Точно. Всего лишь одна неделя. Я обещаю.