Что-то кроме

Алистер с интересом поглядывал на Табрис – новую старосту эльфинажа, занявшую это место после Валендриана. Эльфийка была молода, симпатична, аккуратно одета в очень практичное платье – если приглядеться, можно было заметить слабый шов, крепящий юбку к корсету. Такие делали для себя орлесианские барды: подол отрывался одним резким движением, чтобы не путался под ногами. А если вшить по нижнему краю стальных заточенных пластин, безобидный женский наряд превращался в грозное оружие. Новая староста уверенно смотрела людям в глаза даже на этом высоком собрании, а среди эльфов подобная смелость встречалась весьма редко. Ходили слухи, что она была как-то замешана в резне, случившейся в поместье эрла Уриена перед самым началом Мора, но никаких подтверждений стража не нашла. Алистер улыбнулся Табрис, и та наконец смущенно опустила взор. Что ж, по крайней мере, королю она бросать вызов была не готова. Королевский совет двигался своим чередом, мирные обсуждения сменялись горячими дебатами, расставленные на столе кубки и закуски сдвигались к краям ради полотнищ карт и тугих свитков устаревших и еще не подписанных договоров. И когда разговор добрался до ремонтных работ в Денериме, все были уже изрядно утомлены. – Мы уже почти два года живем на руинах, Ваше Величество! – новый эрл столицы был склонен к излишнему драматизму – по общему мнению, сказывалась примесь орлейской крови. Алистер поморщился. – Ну, когда я выглядываю в окно дворца, то вижу отличный оживленный город и никаких развалин. Мы точно живем в одном городе, эрл Арнольф? Вельможа поджал губы, но тут впервые за собрание открыла рот Табрис: – Хотите поглядеть руины – посмотрите на эльфинаж! Хотя, – горько продолжила она, – его-то точно не видно из королевских покоев. Советники зашикали на выскочку – так разговаривать с монархом! Но Алистер поднял руку, и все моментально замолчали. Кивком он велел ей продолжать. – Сколько раз староста Валендриан обращался к вам с прошением о помощи? Во время сражения за Денерим наши кварталы пострадали едва ли не сильнее всех – пожары, огры, осадные машины, марширующие войска и огромный дракон! У нас еще не все очаги скверны вычистили. А ведь эльфы точно так же сражались с порождениями тьмы! Наши действия помогли отстоять город, а вместо благодарности и денег на восстановление нам выдали пустую должность при дворе и никакой реальной власти. Вельможи снова возмущенно зашептались, с неприязнью – словно какого-то жука – рассматривая эльфийку. Король же напротив, улыбнулся и спокойно ответил: – Боюсь, староста Валендриан не позволял себе слишком активно привлекать наше внимание к проблемам своих соплеменников. И уж точно не с такой горячностью. Я сегодня же распоряжусь, чтобы часть бюджета, заложенного на ремонтные и строительные работы в столице, была перенаправлена на помощь эльфинажу. Эрл Арнольф застонал. Его величество поднялся из кресла во главе стола, и все встали следом за ним, отвешивая почтительные поклоны. Алистер незаметно поморщился – он все еще никак не мог привыкнуть к выказываемым почестям и непреложным церемониям. – Староста Табрис, прошу вас, задержитесь. Думаю, нам стоит обсудить детали. Прошу в мой кабинет. *** Появление короля в эльфинаже вызвало немалый переполох – никогда еще августейшие особы не снисходили до личного посещения самой жалкой части города. – Решил лично проверить, как идет восстановление, – пояснил он старосте. Сопровождавший его банн Теган фыркнул, а сера Коутрен, обеспечивающая охрану его величества, только настороженно оглядывалась вокруг, ни на секунду не убирая ладони с рукояти меча. Повсюду, насколько можно было видеть, шли строительные работы – стучали молотки, визжали пилы, юркие эльфы сновали по лесам. По воздуху плыл смолистый аромат свежей древесины и кисловатый запах разогретой пакли, перебивая даже застоявшиеся запахи хлорки, тушеной капусты и бедности. – Боюсь, смотреть особо не на что, Ваше величество, – Табрис, если ее и застал врасплох визит монарха, очень тщательно это скрывала. – Мой народ никогда не славился способностью к строительству, а нанять людей мы, конечно, не можем. Поэтому работы движутся медленнее, чем нам хотелось бы. Алистер тронулся вперед, разглядывая эльфинаж и припоминая, как эти места выглядели до сражения с Архидемоном. Большую часть из них он вспомнить не смог. Эльфы в ответ украдкой таращились на него, изо всех сил делая вид, что их совсем не волнует очередной шемлен, пусть и король. Люди какое-то время бродили по улицам, разглядывая стройки и иногда задавая вопросы, но все дома были похожи друг на друга, все жители были заняты работой – если не ремонтом, так чем-то повседневным, и чувство, что они тут лишние, все возрастало. – Вы говорили про скверну, – наконец спросил Алистер. Табрис повела их по отходящей от центральной площади с Венадалем улице и через примерно сотню шагов показала бурое уродливое пятно, сползающее со стены одного из домов на землю и растекающееся неровной кляксой. Вокруг него, на приличном удалении были вбиты колышки, между которыми аккуратные эльфы натянули веревку. – Валендриан всем запретил касаться этой мерзости, а я – даже приближаться. Но дети не всегда понимают опасность, а таких пятен у нас семь штук по всему эльфинажу, Ваше величество. Король спокойно перешагнул веревку, склонился к пятну и потыкал его пальцем, чем вызвал судорожный вздох Коутрен. Шум стройки прекратился, а лица эльфов перекосили гримасы панического ужаса. – Вы что-то делали с ней? – он встал и под неверящими взглядами зашел в пустующий дом, по стене которого ползла скверна. Когда он вышел, Табрис, слегка заикаясь, ответила: – Пол-лили щел-локом, Ваше… – А, – он не дал ей договорить. – Стена пропиталась насквозь, а в землю зараза втянулась не сильно. Надо жечь. Молодой эльф, сопровождавший старосту и чем-то немного на нее похожий, возмутился: – Тут же везде дерево! Весь эльфинаж сгорит! Король покосился на него и продолжил: – Выжигайте все места, но все равно никого не пускайте. От скверны не так легко избавиться, иногда на это требуются годы. Хорошо уже то, что она не разрастается. А я как-нибудь еще наведаюсь к вам, посмотрю, как обстоят дела. Отряхивая руки, он улыбнулся Табрис и неожиданно спросил: – Не хотите пригласить меня в гости? Мне всегда было интересно посмотреть, как живется эльфинажному старосте. У Табрис стал весьма огорошенный вид, а банн Теган, необычно молчаливый сегодня, только закатил глаза. *** Внимание короля к эльфийке быстро стало достоянием молвы. Люди шептались о всяком, однако на самом деле его величество не позволял себе ничего лишнего. И даже не намекал. Он просто раз за разом вставал на ее сторону в спорах со знатью, удовлетворял ее прошения и пользовался любой подвернувшейся возможностью пообщаться с ней наедине. Не сказать, что этих возможностей было много. Да и разговоры оставались деловыми, лишь изредка он мог спросить о чем-то личном – но не слишком – о родителях, об отношении к Церкви, о полученной профессии. Король был неизменно вежлив и предупредителен, но Табрис все равно нервничала. Аристократы стали кидать на нее снисходительные взгляды, но это она могла пережить, однако и собственный народ странно посматривал в ее сторону, а Сорис в последнее время был постоянно раздражен. И она не выдержала. – Ваше величество, эльфинажная староста просит срочной аудиенции, – секретарь нашел короля на тренировочной площадке, куда тот сбегал не столько для поддержания формы, сколько спрятаться от государственных дел. – Хм, – стирая рукавом пот с лица, глубокомысленно ответил Алистер. – Ваше величество, – Табрис показалась из-за спины секретаря. Она уставилась на короля – без своих обычных дорогих одежд, в простой льняной рубахе и штанах, он выглядел одновременно и меньше, и больше, чем обычно. Не подавлял своим статусом, но смотрелся крупнее – выше рост, шире массивный разворот плеч. Кинув недовольный взгляд в ее сторону – впервые на ее памяти – он спросил: – Что вы хотели, староста? И, не дожидаясь ответа, за ворот потянул мокрую от пота рубаху через голову. Сера Коутрен, с которой он занимался, равнодушно сунула тупой тренировочный меч в стойку и ушла на другой конец поля, а Табрис все не могла оторвать глаз от голого королевского торса. Пока Алистер, отфыркиваясь, ополаскивался в бочонке с водой, стоящем на краю тренировочной площадки, периодически окуная в него голову, она насчитала не менее семи крупных рубцов и шрамов. – Я слушаю, – напомнил он, когда мальчик-паж подал ему сухое полотно. Король вытер голову, лицо, грудь и руки, а эльфийка все молчала. Наконец, сглотнув, она все же сумела произнести: – Я бы хотела… наедине, Ваше величество. Лицо монарха немного просветлело, и забрав у пажа свежую рубаху, он кивком отослал и его, и вежливо ожидавшего секретаря. Все праведное негодование и вся решительность, приведшие старосту во дворец, куда-то испарились, пока она наблюдала за королем. Она боялась что так и будет, но полагала, что причиной послужит страх перед правителем, а не… Не то, что случилось. Гладкие перекаты мышц, спокойная сила и уверенность, одинокая капля, скатывающаяся по шее с влажных еще волос. Это все отвлекало. И вместо нарочитой злости, которую Табрис намеренно разжигала в себе, чтобы не струсить, она испытывала растерянность и неуверенность в себе. Алистер слишком часто ставил ее в тупик, и сейчас она не знала, с чего начать. – Э, Ваше величество, – кое-как собравшись с мыслями, обратилась она. – Ходят слухи… о нас с вами. – Правда? – Вы это и без меня знаете! – злость вернулась горячечной захлестывающей волной. Его величество вздохнул: – Если бы я мог повелевать слухами, я был бы самым могущественным правителем на свете, и другие монархи выстраивались бы ко мне в очередь, чтобы выведать секрет. Я бы им, конечно, ничего не сказал, но с удовольствием полюбовался бы на их просительные физиономии. – Но вы даете повод для слухов! – Позвольте уточнить, староста. Вы предпочли бы, чтобы все те милые штуки, которые числятся в жутких книгах моего казначея, как дотации эльфинажу, не были бы сделаны? Табрис, поняв, что перегнула, сдала назад. – Но вы стали давать их только мне. Ведь Валендриан… – Староста Валендриан ни разу не обмолвился о потребностях своих соплеменников. Он предпочитал вздыхать, слушать новости и решения и, насколько я понял, использовать полученную информацию для ваших нужд – сделки, найм, дешевые товары. Она припомнила недавнее прошлое и поняла, что так все и было. Старик всегда возвращался из дворца с новой порцией идей, где можно заработать, выгодно купить или продать что-то и как избежать грядущих неприятностей. Жаль, он не поделился перед смертью с ней своим секретом. С другой стороны, тогда бы эльфинаж не радовал глаз новыми домами. – А… – похоже, ей больше нечего было сказать. Не обвинять же короля в том, что он слишком добр к эльфам. Но он, испортив весь эффект, следом заявил: – С другой стороны, я и в самом деле надеялся вас впечатлить. И Табрис задохнулась от возмущения: этот шемлен оказался таким же, как все они – наглым, самоуверенным негодяем, считающим, что стоит только предложить плату побольше, и любая эльфийка будет к его услугам. Она вскочила с невысокой скамьи, на которую они уселись во время разговора, и, ошпарив короля гневным взглядом, бросилась прочь. Алистер проводив ее глазами, перевел взгляд на рубашку, которую все еще сжимал в руках. Ткань изрядно смялась, но он все равно со вздохом натянул ее на себя. Впереди его ждало еще много дел. *** Следующие полгода староста ходила на королевские советы, используя стратегию Валендриана – слушала, запоминала и ни о чем не просила. Слухи, погуляв еще какое-то время, затихли, напоследок окатив Табрис изрядной порцией грязи. Она слышала и версию о хитрой эльфийке, воспользовавшейся расположением короля, чтобы улучшить свое положение, а заодно и положение остальных эльфов, и более мерзкий слушок о том, что король попользовал ее, а потом, как кость собаке, швырнул эти подачки, и еще множество всяких, одна отвратительнее другой. Ей оставалось только молча игнорировать эту ложь. Но когда к лету стали кончаться запасы еды, а до нового урожая было еще далеко, ее соплеменники потекли к ней набирающим силу ручейком. Они просили ее найти выход, молили о помощи, указывая на детей и стариков – как будто она не знала лично каждого – и вместе с ней пытались придумать хоть что-нибудь. Но в их глазах Табрис видела только одно: «Пусть король снова поможет нам. Ты же сделала уже это однажды, что тебе стоит вновь?» Ни один эльфинажник не произнес этого вслух, и хотя бы за это Табрис была им благодарна. Она очень старалась быть благодарной. Она расшибалась в лепешку в поисках выхода, сбивалась с ног, пытаясь найти хоть что-нибудь, что могло бы помочь, но когда умер первый ребенок, Табрис поняла, что выбора нет. Она пошла во дворец. Почему-то впервые за эти полгода она обратила внимание, как осунулся король. Его ближайший советник, банн Теган тоже выглядел не лучшим образом. У обоих под глазами лежали глубокие тени, а сами они были бледны и усталы. Табрис мгновенно поняла, что ее просьбу услышат и поймут, но вряд ли смогут чем-то помочь. Однако она не могла не попытаться. Не успела она открыть рот, как Теган сочувственно спросил: – Голод? – и ей осталось только кивнуть. Кинув непонятный взгляд на короля, банн отвесил легкий поклон старосте и покинул кабинет. – Теган завтра уезжает в Антиву, а банн Альфстанна – в Неварру, просить помощи. Будем надеяться, у них что-нибудь получится. Как обстоят дела в эльфинаже? Алистер откинулся в кресле, и Табрис поневоле обратила внимание на широкий рубец, видный в распахнутом вороте. Как она помнила, он от верха груди уходил куда-то в подмышку. Оторвав взгляд от шрама, она ответила: – У нас умер ребенок. Трехмесячный малыш, у матери которого пропало молоко. Король посмурнел, и она неожиданно робко для себя спросила: – Вы можете что-то сделать, Ваше величество? – и пока он задумался, принялась резкими движениями распускать шнуровку на корсаже. Брови Алистера поползли вверх, но он не встал из-за стола и не остановил ее. Смотрел только, как она почти застенчиво спускает платье с плеч, как открываются маленькие острые груди, смуглые и с темными венчиками сосков. Ткань прошелестела по ее ногам и открыла взору узкие облегающие штаны и пару широких ножей в ножнах на бедрах. Переступив платье, Табрис сделала несколько шагов к столу. Голая по пояс, но вооруженная, она очень надеялась, что выглядит соблазнительно, а не испугано. И что король не решит, будто это покушение, и не кликнет гвардейцев. После секундного колебания она намеренно неторопливо расстегнула ремни, и ножны с коротким стуком упали на пол. Король пристально смотрел на это представление, не предпринимая ни малейшей попытки остановить ее и, когда она подошла вплотную, легко прикоснулся к коже на животе. «По крайней мере, он не старый и не жирный. И не пьяный вусмерть», – утешала себя Табрис. Вопреки своим ожиданиям она почувствовала, как от его прикосновения по телу пробежала слабая дрожь возбуждения. Раздумывая, ждет ли он, что она опустится перед ним на колени и возьмет в рот, Табрис, преодолевая неприязнь, погладила колючую от проступающей щетины щеку. Алистер притянул ее одним легким движением, прижался лицом между грудей, втянул с шумом телесный эльфийский запах и усадил себе на колени. Он попытался заглянуть ей в глаза, но Табрис ловко избежала этого, припав губами к шраму, видневшемуся в вороте. Вылизывая неровную выпуклую полосу и ощущая на языке солоноватый привкус, она чувствовала, как широкие мозолистые ладони исследуют ее тело, как нежно сдавливают груди и дразняще щиплют за соски. Его величество был неожиданно, до головокружения нежен, и вопреки всякой логике на Табрис накатило омерзение к себе. Стыд раскаленной лавой опалил нутро, уши, щеки, шея горели, как в огне, и она отшатнулась. Король тут же разжал руки, выпуская ее из объятий. Она на секунду отвернулась и, преодолевая себя, кое-как выдавила: – Не так. Я люблю грубо, Ваше величество. Он отреагировал мгновенно, Табрис даже не успела договорить, как оказалась вжата лицом в его стол, а король прижимался к ее оттопыренному заду. Он томительно-медленно повел рукой по спине – от поясницы к основанию шеи, перебирая пальцем каждый позвонок, а потом за волосы приподнял голову. – Вот так, да? Табрис тяжело дышала. Ей хотелось как следует его лягнуть, пару раз добавить в челюсть, а затем навсегда сбежать отсюда, но вместо этого она выдохнула: – Да, Ваше величество. Ее жутко пугала собственная реакция – король ей нравился, а его ласки возбуждали, но вместе с тем отвращение к себе и своей отзывчивости раскаленной тяжестью давило на грудь. Наверное, ей было бы проще накормить соплеменников собственной плотью. Ее размышления прервал резкий болезненный рывок под животом – его величество попытался стащить с нее штаны, дернув за пояс. У него не получилось, и она привстала, торопливо развязывая замысловатые шнурки. Пока она возилась, король слегка прикусил ее за загривок, отчего все волоски на теле встали дыбом, а к промежности словно по обратной стороне кожи потекло будоражащее тепло, и Табрис пришлось зажмуриться, чтобы не застонать от удовольствия, но следом он с силой ущипнул ее за сосок, и визг боли ей удержать не удалось. Она спустила штаны на бедра и почти сразу снова оказалась лицом на столе. Алистер уперся ладонью меж лопаток, прижимая ее к гладкой поверхности – болезненно-чувствительный после щипка сосок упирался в какую-то канцелярскую мелочь, внося в ощущения новый оттенок чувственности. Под ложечкой засосало. Второй рукой король огладил ее голый зад и без дальнейших прелюдий запустил пальцы внутрь. Табрис вся сжалась и попыталась отстраниться, но бедра упирались в столешницу, а на спину давила тяжелая рука. И все же саднящая боль от грубого вторжения немного оправдывала испытываемое ею удовольствие. Король склонился к самому ее уху и, продолжая трахать ее пальцами, прошептал: – Тебе, похоже, и вправду нравится. Ты слишком мокрая для кого-то, кто пришел сюда через силу. Краска стыда залила ее лицо. Он все прекрасно понял, ей не удалось обмануть короля. Она попыталась вывернуться, но безрезультатно. – Я отпущу тебя, но мне показалось, ты намерена идти до конца. Разве не за этим ты пришла сюда? Это было больнее, чем любой удар. Табрис обмякла в его руках и выдохнула в стол: – Да. Сделай это грубо. – Чтобы ты могла ненавидеть меня, – она почти почувствовала, как он кивнул. А затем вынул пальцы и, перебрав все складочки, повел ими вверх. Когда первая мозолистая подушечка толкнулась ей в задний проход, она поняла, что сейчас будет. Пальцы были влажными и настойчивыми, они быстро проникли внутрь, но тонкий скулеж, который издавала Табрис, был вызван вовсе не болью, которой в общем-то и не было. Она выла от унижения. Однако когда в ее лоно скользнул член, она втянула воздух от наслаждения. Его размеры были намного больше, чем привыкла Табрис, распирая ее изнутри. Она даже завозилась, подмахивая, в попытке ощутить его в себе как можно ярче и полней. Удовольствие от непривычно сильных ощущений смешивалось с ужасом от предстоящего. Толкнувшись несколько раз, его величество отстранился и прижал член к заднему проходу. Табрис в ожидании раздирающей боли сжалась и закусила губу, но вместо безжалостного сминающего рывка почувствовала плавное проникновение. Физические ощущения не были неприятными, просто непривычными, но стыд жег нутро, а когда король запустил пальцы ей между ног, лаская, она заскулила от удовольствия. Он двигался неторопливо, размерено, а Табрис хотела быстрее, резче – она пыталась подаваться назад, ему навстречу, но широкая тяжелая пятерня лежала у нее на пояснице, придавливая к столу и не позволяя лишнего. Отвращение к себе и отравляющее, заставляющее терять себя удовольствие сливались в гремучую смесь, вырывающую сознание из тела, оставляя только животную постыдную похоть и желание, чтобы происходящее никогда не заканчивалось. Его величество внезапно сжал в горсти ее промежность, всеми пальцами надавливая на вход, проникая в него, и меняя темп, рванулся вперед раз, другой, третий, до боли вдавливая ее в стол. Табрис почувствовала, как ее плоть сжимается вокруг пальцев короля, перед глазами поплыли темные пятна, а из горла непроизвольно вырвался полустон-полухрип. К толчкам прибавились собственные конвульсии от нахлынувшего удовольствия, и она почти не обратила внимания, как сзади после особенно резкого движения замер Алистер. Они постояли так несколько мгновений, тяжело дыша. Затем король вышел из нее и отстранился. Она слышала, как он отошел и сел в свое кресло, возясь с шнуровкой на гульфике, но не это занимало внимание Табрис. В теле еще гудели отголоски наслаждения, зад все еще ощущался заполненным, но лицо и шея уже горели, уже закручивались болезненно внутренности от презрения к себе и своей жалкой жизни. Она поднялась, с трудом сохраняя равновесие – колени были слабы, а чувство, что в ней все еще находится огромный член его величества, мешая свести ноги, сбивало с толку. Тело было как чужое, плохо слушалось, но она упрямо натянула штаны, не поворачиваясь лицом к королю, сделала пару неуверенных шагов. Подняла ножны и кое-как закрепила на поясе – даже не стала фиксировать нижние ремни вокруг бедер, все равно в таком состоянии она не сможет за себя постоять. Добрела до платья, кое-как втиснулась и наспех затянула шнуровку на груди и, так и не обернувшись, нетвердой походкой пошла к выходу. – Староста Табрис! Голос Алистера был севшим, хриплым. Она замерла, ожидая, что он скажет. – Я прикажу выделить немного из дворцовых запасов. Не думаю, что это сильно поможет, но это все, что я сейчас могу. – Спасибо, Ваше величество, – не отводя взгляда от двери, выдавила она в ответ. – Ваш народ благодарит Создателя, что ему достался такой милостивый и добрый король. Мы будем молиться о вашем здоровье. Она покинула кабинет, чувствуя, как по ляжкам сползает вязкое семя, как противно липнут к коже штаны, как хочется сгореть на месте и никогда больше не смотреть людям в глаза. И вместе с тем, она испытывала благодарность – дворцовые припасы возможно помогут спасти несколько жизней. Даже если одну – чего стоит по сравнению с чьей-то жизнью давно утерянная честь Табрис? Перетерпит, как обычно. Входя в эльфинаж и видя устремленные на нее взгляды поджидающих эльфов, она даже смогла улыбнуться.