Что-то кроме

– Какое примитивное убожество. На лице древнего эльфа отразилось такое презрение и отвращение к открывшейся ему картине, что Хоук тут же захотелось стереть эту гримасу. – А ты думал, Мерриль все выдумала, чтобы тебя позлить? – если и не ударить, то хотя бы попытаться поддеть. Правда, вместо того, чтобы отреагировать на издевку, Явик посмотрел на Хоук с таким пренебрежением, словно перед ним щенок на ковер лужу наделал. Хоук зло цыкнула зубом, в очередной раз пожалела, что связалась с этим жучарой, и зашагала вперед. В небольшой ложбинке перед ними расположился лагерь долийцев. Стойбище было разумно организовано, в нем царили порядок и чистота – в отличие, например, от того же эльфинажа, где бедность и общая неустроенность жизни бросались в глаза. Хоук всегда нравилось бывать тут: чувство собственного достоинства, нежелание склоняться перед ударами судьбы и сдержанная гордость за себя и свою историю пронизывали атмосферу клана. Правда, если сравнивать это с ажурными парящими башнями, о которых любила рассказывать Мерриль, и империей, раскинувшейся на весь материк, то такое кочевье, пожалуй, и в самом деле выглядело… ну, убого. Однако Явику о ее мыслях знать было необязательно. Она поторговалась с мастером Айленом, в надежде продемонстрировать спутнику ремесло современных эльфов, и каждую минуту боясь, что он выскажет что-нибудь особо презрительное и едкое. Тот, к счастью, молчал. Молчал, пока она общалась с хранительницей. Молчал, пока болтала то с одним, то с другим жителем клана. Молчал всю обратную дорогу в город. Молчал, пока они пробирались по переполненному «Висельнику» к апартаментам Варрика. И даже когда Варрик решил расспросить, как прошло их маленькое путешествие, и что интересного и познавательного о жизни потомков почерпнул для себя Явик, того только перекосило от отвращения. Но ни слова не сорвалось с его губ. Хоук даже слегка обеспокоилась, хотя и недостаточно, чтобы что-то предпринять по этому поводу. Древний эльф был, мягко говоря, не самым симпатичным существом, и Хоук не раз пожалела, что решила принять участие в его судьбе. После того, как они с друзьями совершенно случайно нашли его и пробудили из утенеры, на них непрестанно лились потоки презрения и отвращения. Явик терпеть их не мог и не считал нужным это скрывать. Мерриль пыталась найти с ним общий язык, рассказывая известные ей обрывки истории их народа, и в ответ получала только еще больше презрения. Остальные, разок хлебнув надменного высокомерия, старались всячески избегать Жучары – так прозвал Явика по одному ему понятным соображениям Варрик. И только Хоук еще держалась. Во-первых, ей было по-человечески жалко это древнее, не приспособленное к жизни, одинокое существо. Во-вторых, он обладал некоторыми уникальными и весьма полезными талантами, которые в ее полукриминальной деятельности были весьма кстати. А в-третьих, у нее просто рука не поднялась вышвырнуть его из компании. Вряд ли его приняли бы еще хоть где-то. Даже несмотря на уникальные умения. Вот и сидел сейчас Явик с надутым видом за столом, куда постепенно подтягивались все постоянные подельники и приятели Хоук. *** Хоук проснулась от давления в мочевом пузыре. Организм настойчиво сообщал о необходимости посетить уборную. Она предприняла слабую попытку сползти с постели, но, как выяснилось, руки-ноги переплелись с чужими, и так просто выбраться не получалось. Она постаралась припомнить, кто это мог быть, чтобы позвать по имени и общими усилиями распутаться, но в памяти всплывали только обрывки вчерашнего не слишком веселого застолья – и никаких намеков, с кем она могла бы проснуться в одной постели. Еще слегка поворочавшись под чьей-то тяжелой рукой, Хоук осознала, что ко всему прочему она еще и голая, а значит, скорее всего, она не просто спала с кем-то на одной кровати, но и предварительно с этим кем-то предположительно неплохо провела время. Хоук предприняла еще одну попытку вспомнить и снова потерпела поражение. Тогда, решив, что в любом случае она и этот кто-то достаточно сблизились для более-менее бесцеремонного пробуждения, слегка пихнула соседа локтем куда пришлось и позвала: – Эй! В ответ раздалось невнятное мычание, затем шевеление, еще пару мгновений каждый тянул свои конечности на себя… И вот уже Хоук оторопело смотрит в по-кошачьи желтые с неестественно матовым зрачком глаза Явика. Замешательство длилось пару секунд, а потом, словно сговорившись, каждый из них рванул к своему краю кровати, судорожно собирая и кое-как натягивая на себя детали одежды. В сторону друг друга ни Хоук, ни Явик старались не смотреть. Ощущение непоправимой ошибки, казалось, пропитало сам воздух в комнате. Уже у двери, судя по интерьеру – одной из комнат Висельника, Явик буркнул: – Мы никогда не будем вспоминать об этом, – и первым выскочил наружу. Хоук мысленно согласилась и поторопилась следом. Что бы ни произошло, лучше вернуться домой и сделать вид, что ничего не было. Всю дорогу до Верхнего города ей вполне удавалось думать о чем угодно, кроме вчерашнего вечера и последовавшей за ним ночи. К счастью, она и не помнила почти ничего. Пили, играли в карты, отвешивали взаимные подколки, порой переходящие в откровенные издевки – обычное дело в их компании, отдыхающей между заказами. Они не были добрыми друзьями и не слишком старались сблизиться. По крайней мере, кроме Изабелы, которой было простительно, никто не пытался расширить их общение через секс. Хоук точно не пыталась. В голове всплывали мутные обрывки воспоминаний: Явик, сдирающий с нее рубаху, Явик, закидывающий ее ноги на плечи, пальцы Явика под шнуровкой ее куртки. Вот только, насколько она знала древнего эльфа, он тоже не пытался. Более того, для него связь что с современным эльфом, что с шемленом была чем-то из разряда скотоложества. И смутные образы того, как она сама вставала перед ним на колени, облизывала и заглатывала член, как перекатывала в пальцах мошонку и сжимала ладонями его ягодицы, наталкивали на мысль, что виновата в произошедшем все-таки она. Нет, теоретически – если отвлечься от характера Явика – допустить, что Хоук купилась на его стать, было вполне возможно. Явик был самым крупным представителем своего народа, какого доводилось встречать Хоук. Он был выше не только Фенриса, но и многих человеческих мужчин. Гармонично развитое тело и своеобразная, диковатая и грубая, но все же красота его лица регулярно привлекали к нему женское внимание. Но только до того момента, как он открывал рот. Пропитанные отборным презрением, а порой и откровенной ненавистью слова отпугивали от Явика всех, желающих пообщаться с ним поближе. Насколько знала Хоук, даже Изабела решила не брать эту крепость. И, если подумать, немалую часть вчерашнего удовольствия составила мысль, что она, Хоук, первая женщина, касающаяся этого безупречного тела более, чем за тысячу лет. Она гладила кожу на его груди, а казалось, что под пальцами магический полог, скрывающий от глаз сокровенные тайны. Она впивалась своими губами в его губы и представляла, как припадает к сосуду с мистическим напитком. Она ощущала его в себе и грезила об утерянных ритуалах, в которых соединялись не только тела, но и души. И все-таки эти воспоминания не помогали прояснить ситуацию. Потому что, хотя теоретически, Явик был лакомым куском, на деле он оставался Явиком – желчным, высокомерным и невыносимым. Хоук поймала себя на том, что стоит на крыльце поместья, держась за ручку двери, и смотрит перед собой, ничего не видя. Тряхнув головой, словно отгоняя нежеланные мысли, она вошла внутрь. «Мы не будем вспоминать об этом». Пожалуй, это наилучший вариант. – Ванну, Орана. И побыстрее. Хоук решила, что все забыть будет наилучшим вариантом. «Вы похожи на скот, что копошится в грязи ради сиюминутной радости найти что-то съедобное». Хоук вспомнились эти слова Явика, и тут же сама собой в сознании всплыла картинка, как он склоняется у нее между ног, как от его горячего дыхания внизу щекотно и жарко, как прижимается к ней там, внизу, его язык, и Хоук обхватывает Явика за затылок, безмолвно требуя не останавливаться. «Тупое стадо, не способное понять истинного величия», – любил повторять Явик. Вчера он что-то бормотал на своем древнем языке, но Хоук не услышала ни одного знакомого слова. Да и не вслушивалась особо – гортанный рык и протяжный стон в конце не требовали перевода. «Вам всем не хватает сильной руки, вы понятия не имеете, что такое настоящая власть». Его пальцы в ее волосах, направляющие и задающие темп, когда она ласкала его ртом, были неаккуратными, даже грубыми. Пару болезненных рывков и настойчивое желание запихнуть поглубже в глотку Хоук, как выяснилось, хорошо запомнила. Явик двигался, словно его переполняла копившаяся веками нерастраченная страсть – резко, взахлеб. Он рвался к наслаждению так, как, наверное, когда-то рвался к власти. Хоук почувствовала, что «не вспоминать» получается как-то странно. Горячая вода расслабляла, навевала истому, а пальцы сами гладили кожу на животе и бедрах. Обрывочные картинки прошедшей ночи возбуждали не хуже настоящих ласк, и она запустила руку между ног. «Вы все бездумные рабы», – сказал как-то Явик. Пальцы привычно ласкали плоть, безошибочно находя самые чувствительные точки, а накатывающие от легких движений волны горячей воды напоминали о недавних прикосновениях языком. Хоук выгнулась дугой, наслаждаясь полученным удовольствием. «А теперь и я стал таким, как вы. Рабом, чью судьбу решают другие». «Пожалуй, мы еще вспомним об этом», – решила Хоук, расслабленно вытягиваясь в горячей ароматной воде.