Трис
Просыпаюсь ровно в том же положении, в котором и заснула, — в заботливых объятиях мужчины, в которого влюблена. Сейчас мне все равно, что прошла только неделя. Не бывает одинаковых отношений. И мне что-то подсказывает, что это правильно. Я вдыхаю запах Тобиаса, прежде чем выскользнуть из его рук. Только сейчас понимаю, что заснула голой; знаю, что это прозвучит странно, но я горжусь собой. В прошлом я никогда не спала без футболки и редко без нижнего белья. Я постоянно пряталась от Эрика. Он никогда не заставлял меня чувствовать себя красивой. Что нельзя сказать о Тобиасе. Но в данный момент я не могу спокойно разгуливать в таком виде, поэтому беру его рубашку, застегиваю несколько пуговиц и направляюсь в ванную. Перед этим я охватываю беглым взглядом его идеальный торс, спутанные, всклокоченные волосы и великолепное лицо. Просто не могу поверить, что он здесь, все еще в моей постели… Когда оказываюсь в ванной, часть моего мозга, отвечающая за страх, задается вопросом: «Сколько раз он делал это?». Кажется, Тобиас не чувствовал себя неудобно, оставаясь у меня на ночь. Он после всех интрижек так делает? Хотя эту ночь нельзя назвать интрижкой… Я знаю это. Он был слишком внимателен, и волновался точно так же, как и я. Или он просто настолько хорош? Нет, я не позволю себе так думать. Смотрю в зеркало и обращаю внимание на нелепо растрепанные волосы у себя на голове. Я ночью так выглядела? Мои щеки горели от смущения, потому что я не знала, как получать оргазм. Не столько от незнания, сколько от неумения реагировать. Я испытывала так много удивительных ощущений, и при этом давление в нижней части живота нарастало. Мне казалось, что я взорвусь. Кристина рассказывала, что когда впервые испытала оргазм, она даже не поняла, что произошло. Улыбаюсь при мысли, что благодаря Тобиасу я смогла все почувствовать. Он читал мое тело, как книгу. Я помню, как он смотрел на меня с неподдельным обожанием, убеждал, заставлял думать, что я реагирую правильно, более чем правильно. И то, как он не остановился, когда я была на пике. Ещё Кристина упоминала, что хуже всего, когда парень понимает, что ты на вершине блаженства и прекращает, полагая, что дело сделано. Помню, как она говорила: «Подруга, это дерьмо может длиться 10-15 секунд, если мужик знает, что делать!» Тобиас наблюдал за мной все это время. Знаю: он смотрел на меня и получал удовольствие. Блять. Я мокрая, хотя просто подумала об этом. Дерьмо! Как долго я здесь пробыла? Быстро принимаю водные процедуры и чищу зубы. Затем тихо, на носочках, иду на кухню. Очень хочу вернуться к нему в постель, но рациональная часть меня побеждает, и я решаю сделать нам кофе, потому что уверена, что в какой-то момент ему нужно будет идти на работу. Хотя вчера он работал допоздна, так что, возможно… — Просыпаться в постели без тебя — одно разочарование. Я надеялся, что этот день начнется с той ноги. — Черт! — роняю я, слегка подпрыгивая в воздухе. Зачем он так со мной?! Не знаю, да и меня не волнует, как долго я смотрю или как выглядит мое лицо, потому что к стене моей прихожей прислоняется великолепный мужчина ростом метр девяносто. Он худощавый, загорелый; кубики пресса с характерной V-образной формой тела внизу живота, продолжающейся в его узких чёрных трусах-боксерах. Он видит, что я пялюсь на его трусы. — Ах, да, ты говорила, что не любишь боксеры, так что… Я сглатываю. Этот мужской идеал мог снять нижнее бельё и выбросить его в мусорное ведро. — Кроме того, я не смог найти свою рубашку, — заявляет он, ухмыляясь. — Да… Надела, что увидела первым. Не удержалась. Надеюсь, ты не возражаешь… — Не возражаю? — говорит он, подходя ко мне. — Видеть вас, Трис Прайор, в одной из моих рубашек — самая сексуальная вещь, на которую я когда-либо смотрел. — Он приближает меня к себе, мягко целует в щёку и шепчет на ухо: — И мне очень нравится, когда твои волосы такие растрёпанные. — Блин! — ворчу я, пытаясь пригладить их. Я забыла расчесаться! — Я же серьёзно. Ты такая красивая и сексуальная. — Ты идиот и лгун. И этим предаёшь свою татуировку, — говорю я, поворачиваясь, чтобы вернуться к приготовлению кофе, но ещё и в попытке скрыть свои покрасневшие щёки. — Неужели? — произносит он, двигаясь ко мне ближе и тем самым упираясь своей эрекцией в мою спину. — И сейчас думаешь, что я — лгун? Я стону и, обернувшись, притягиваю его для поцелуя. Чёрт возьми, он хорошо целуется. Кладу руки на его блистательную грудь и толкаю к стене рядом с холодильником, не разрывая поцелуй. Затем провожу ладонями по его невероятному прессу и, дразня, скольжу пальцами по его затвердевшей длине. Он выпускает тягучее «м-м-м-м», когда я сжимаю его член сквозь ткань трусов. Он… ух ты. — Люби меня так, как можешь любить только ты… Люби меня так, как можешь любить только ты… И касайся так, как можешь только ты… Воу! Как дела?.. Прекратите! — говорит она, быстро закрывая глаза. — Пожалуйста, лучше не отвечайте. — Блять, Кристина! Я оборачиваюсь и края моей, или на самом деле его, рубашки, поднимаются, крутясь вокруг моего тела во время этого движения. — Трис, ты не говорила, что по пятницам ходишь без белья! Внезапно! — выпаливает она, когда идёт к себе в комнату. — Я вас покину, только возьму свои книги! Лоб Тобиаса покоится на моём затылке, когда я, шокированная, стою вместе с ним. Затем его начинает трясти. Он в порядке? Он смеётся! — Это не смешно! Она меня в покое не оставит! — шепчу я раздражённо. — Думаю, пятница без белья — мой новый любимый день недели, — шепчет он мне на ухо, затем наклоняется и целует в шею. В меня всё ещё упирается его член. — Ну, кто сказал, что это может быть только по пятницам? Это может быть и по понедельникам… — говорю я, медленно поглаживая его. — Вторникам… — продолжаю я, двигаясь вправо и влево… — Трис. — Средам… — шепчу, хватаю его руку и кладу на свою грудь под рубашкой. — М-м-м-м-м, — сквозь зубы, как будто его пытают. — В четверг… — произношу я, беру его свободную руку и прикладываю её между своих ног, где он сразу сжимает клитор пальцами, так, будто под действием естественных рефлексов. — Пятницу мы обсудили… — Да? — говорит он, после чего тяжело сглатывает. — А как же суббота? — спрашивает Тобиас, теперь начиная тереться собой вверх-вниз по моей спине. — Да… — выдыхаю я, когда его движения ускоряются. — Черт, воскресенье?.. — У тебя сегодня ранняя или поздняя смена? — спрашивает Кристина, небрежно появляясь в кухне, а Тобиас поворачивается и начинает рыться в том, что, я уверена, он думает, что это кухонная тумба. — Поздняя. Она смотрит на меня и поднимает большой палец вверх, шевеля губами «отличная задница». Быстро перемещаюсь, чтобы прикрыть его, однако невольно возбуждённо ей киваю. — У меня тоже! Ура! Увидимся в восемь… О, Четыре! Это шкафчик с моющими средствами. Беее! — Она захлопывает дверь за собой и поёт всю дорогу вниз по лестнице. Тобиас кивает, а затем резким движением взваливает меня себе на плечо и тащит в спальню, говоря сквозь зубы: — Она же твоя соседка по комнате, да? — Он кидает меня на кровать, а я хихикаю. — Я встретил эту удивительную, идеальную женщину, которую захотел сделать своей… навсегда… хотя пару дней не был уверен, что она заинтересована… и у неё есть соседка. — Он отворачивается, закрывает и запирает дверь на замок. — И не просто соседка по комнате… — произносит он, возвращаясь ко мне и умело расстёгивая на мне свою рубашку. — А Кристина… Кристина! Прежде, чем я могу сказать хоть что-нибудь взамен, его рот на моей правой груди, в то время как он массирует и выкручивает сосок левой. Я часто дышу. — И, кстати… Обязательно быть такой дразнящей? — спрашивает он, проводя языком по моей ключице. — Ты же знаешь, что на данный момент… это… пытка. — Последнее он говорит между поцелуями. — Кто бы говорил… — отвечаю я через вздохи. — А что, если я не буду тебя дразнить? И с этими словами я толкаю его, переворачивая на спину, нависаю сверху и сажусь ему на живот. Зарываюсь пальцами в его волосы и глубоко целую, что ему, кажется, нравится, потому что он обнимает меня и тянет на себя. Мои предплечья находятся по обе стороны от его головы, когда я ненадолго отстраняюсь, чтобы посмотреть ему в глаза. Они такие проникновенные. — Привет, — говорю я с глупой улыбкой на лице. — Привет, — отзывается с такой же улыбкой. Я начинаю двигаться то вперед, то назад над его невероятно эрегированным членом. Он хватает меня за бедра, когда я намеренно промежностью задеваю его трусы. — Ты сказала, что не будешь меня пытать… — скулит он. — Черт… если ты не остановишься… Я не смогу… Ах… себя контролировать. Я не прекращаю. Знаю, что он имеет в виду, но я хочу услышать, как он это скажет, поэтому просто смотрю на него с поддельным невинным любопытством. — Тобиас, о чем это ты? — Ты знаешь, о чем я… Ебать… — Несмотря на то, что он попросил меня остановиться, он немного двигается подо мной. — Все… по-другому… — говорит он, и я прикусываю его сосок, что ему нравится. Я непроизвольно двигаю бедрами. — …мы с тобой… другие… И я не хочу… — Я знаю… М-м-м-м… Я тоже не хочу. — Блять… Я хочу быть внутри тебя. Так сильно сейчас. Ты понятия не имеешь… — Доверься мне, — проговариваю я, с трудом выдыхая. — Я знаю. — Ох… После чего стягиваю с него боксеры, освобождая его жесткий член на свободу. Я наконец-то могу видеть, что можно описать только как самый впечатляющий пенис. Он дергается в нужде, когда я смотрю на него. — Трис, ты заставляешь меня нервничать… — говорит и смеётся одновременно. — Прости. Ты просто потрясающий… — Вроде он выглядит расслабленным. Он видел себя? Я любопытно слегка дотрагиваюсь указательным пальцем до стекающей влажности на кончике и волочу его вплоть до основания, из-за чего он откидывает голову обратно на подушку. Отвожу его правое бедро в сторону и твёрдо, но аккуратно оборачиваю пальцы вокруг его пульсирующего члена, и перемещаю свой кулак вверх-вниз в медленном устойчивом движении, используя его сперму в качестве смазки. — Твои руки… Ух… Они такие… Черт, Трис. Я так понимаю, что его возбуждение увеличивается все больше и больше, как и мое, когда ерзаю на его мускулистой ноге. Он тянется ко мне, хватает за ягодицу, сжимая и массируя, в то время как я продолжаю двигаться вперед и назад. Я наблюдаю за его лицом, а он посасывает и кусает нижнюю губу. Медленно дразню головку левой рукой, экспериментируя, все еще скользя правой по его значительной длине. Он поддаётся бёдрами в ответ. — Проклятье! — выдыхает он. Я угождаю ему, и это доставляет мне почти такое же удовольствие. Боже, я хочу взять его в рот. Но я слишком нервничаю. Не уверена, что я когда-либо была хороша в этом, и это Тобиас, поэтому хочу, чтобы всё было идеально. — Черт, — выпаливаю непреднамеренно, когда его правая нога сгибается под моим мокрым естеством. Он услышал, потому что его руки находят меня и начинают массировать клитор так медленно, что я на мгновение теряю след того, что делаю. Господи… ему лучше остановиться… Я беспорядочно скольжу по его ноге, а затем замечаю, что он, опираясь на локти, смотрит на меня. Он стреляет глазами сначала туда, где я гладила его, а потом — где он делал приятно мне, и увлажняет свои губы языком. — Я вот-вот… кончу… — выдавливает Тобиас с трудом, а потом его челюсть расслабляется, и он падает на подушки. Это возвращает меня к моей задаче, которая касается его. Я так промокла на его ноге, что провожу по ней рукой и использую влагу для увлажнения. Встаю на колени, беру его член двумя руками и двигаю ими в тандеме. Он кладёт ладони в положение «руки вверх», а затем опускает их и сжимает одеяло. Мне нравится, что я делаю это с ним. Он пульсирует в моих ладонях, когда я нижней рукой вожу вверх-вниз, а той, что находится выше, сжимаю. — Черт, я так близко… Боже, Трис… Он увеличивается даже больше, чем я думала, что это возможно; его живот непроизвольно стягивается, и я быстро накрываю его покрывалом, когда он дрожит, изливаясь на мои руки. Медленно и мягко поглаживаю его еще пару раз, прежде чем отпустить и вытереть ладони о простынь. Я подползаю к нему, чтобы поцеловать, но у меня даже не было шанса, потому что он садится, поднимает меня с колен, сдавливает рукой мою задницу и срочно погружает в меня свои талантливые пальцы. Он не перемещает их туда-сюда, как в прошлый раз, а держит внутри, шевеля ими там, одновременно испытывает мою левую грудь ртом. Я хватаюсь за его руку, что внутри меня, и за его затылок, удерживая на месте, и стону громче, чем когда-либо в своей жизни. — Не останавливайся, не останавливайся, не останавливайся… Господи… Боже мой… О… Ох… Ох… — Когда волны наслаждения накатываются на меня одна за другой, я не могу выговорить ни слова. Тобиас погружает и вынимает пальцы, а я спускаюсь на землю, и останавливается из-за того, что я валю его на кровать, щекой прижимаясь к его телу. — Ну… блять, — ворчит Тобиас. — Я же кончила, — отвечаю приглушенным голосом, потому что мое лицо спрятано в его груди. Он громко смеется. — Да. — Делает пару тяжелых вдохов. — Могу я быть честным? — О нет… Я сделала что-то не так.— Работа руками — это хорошо, но я могу сделать это себе сам. — Я сейчас заплачу. — Но что бы, черт возьми, ты там ни делала, я понятия не имею, потому что я почти отключился… Был выше того, что мог… когда-либо… сделать… сам. — Опля! Опля! — Ура! — Да, я сказала это. — Боже, ты такая восхитительная, — говорит он, обнимает меня обеими руками и держит так, смотря на меня. Мы просто пялимся друг на друга, улыбаясь, как идиоты. Но мне нужно кое-что сказать. — Спасибо за то, что не против повременить с сексом. — Он кивает и смотрит на меня со всей серьезностью. — Я не шутила. — Согласен. Я думаю о том, что этим ты пыталась сказать… — Что? Ты не понял мою бессвязную болтовню? Кажется, я доходчиво изъяснилась, — говорю я, слегка смеясь. Он сглатывает, а я смотрю, как его Адамово яблоко* судорожно подергивается вверх и вниз. Почему это так сексуально? — Я обожаю тебя и не хочу просто трахаться, зная тебя неделю. Дерьмо! Я не говорю, что так и есть… В смысле, я чувствую, что знаком с тобой намного дольше, но… — Он вздыхает, проводя рукой по лицу. — Тобиас, притормози. Перестань пытаться осторожничать в своих словах. Просто говори, что у тебя на уме, и я дам тебе знать, если это меня бесит. — Ничего себе, — произносит он с усмешкой, когда его брови сводятся вместе. — Не могу сказать, что девушка когда-либо говорила мне такое. — Ну… всегда пожалуйста. — Ладно. Ну, начнём! Знаю, что мы знакомы с тобой всего неделю, но мне плевать, потому что мне кажется, что намного дольше. Ты мне очень нравишься, и я мечтаю заниматься с тобой сексом постоянно, потому что я парень, но я хочу, чтобы все было идеально, а не чтобы мой пенис воспользовался твоим влагалищем. — О Господи! — говорю я, во время смеха закрывая лицо руками. — Какого черта?! Ты сказала: «Перестань пытаться осторожничать в своих словах». — «Чтобы мой пенис воспользовался твоим влагалищем»? — Кто так говорит? Он опирается на локоть и смотрит на меня. — Ладно. Я хочу, чтобы все было идеальным, а не чтобы мой твердый, как камень, член, воспользовался твоей горячей мокрой киской. Лучше? — исправляется он, ложится на спину с руками под головой и улыбается самодовольно. — Намного лучше. И довольно жарко, — отвечаю я, отражая его улыбку. Похоже, мне нравится грязный Тобиас. — Я тебя услышал.Тобиас
Это утро было потрясающим. То, что я проснулся и не увидел Трис, свернутую калачиком рядом со мной, как я ей сказал, меня разочаровало. Мне очень понравилось держать ее в своих руках всю ночь, — хорошо, определенно не всю ночь, учитывая, что мы легли спать в четыре утра. Нам нужно будет это наверстать. Но потом, когда я заметил ее в едва застегнутой моей рубашке; увидел ее великолепные всклокоченные волосы и сонные сексуальные глаза… Блять, хотел бы я иметь фотографическую память, потому что это изображение было бы со мной всю жизнь. И теперь я улыбаюсь, как тупица, потому что рассчитываю пялиться на нее такую много раз… И не нужна фотографическая память. А это ощущение ее рук, когда они обхватывают мой член с ее влажностью в качестве смазки. Мой друг просыпается от одной мысли об этом. Чувство ее киски, ерзающей на моей ноге, пока она ласкает меня… Мне нужно присесть. Работа руками, как правило, отличная вещь, но я могу сделать это самостоятельно. Чёрт возьми, если бы ввели олимпийские соревнования, Трис была бы золотой медалисткой по всему миру. Не то чтобы меня это устроило. Мы были так близки к сексу… Господи, я хотел, и, думаю, что она тоже. Это меня и пугает. Я не могу устоять перед ней. Исходя из моего опыта, и это много о чём не говорит, отношения долго не длятся, если поторопиться в физическом плане. Хотя Зик и Шона стали встречаться, когда Зик пошёл в тренажёрный зал «Бесстрашие» пробоваться на инструктора по самообороне. Он сказал, что припёр её к стене в мужской раздевалке, после того как закончилось собеседование, и вот они вместе два года спустя. В ту ночь он завалился ко мне домой с пивом и произнёс: «Четыре, дружище… Я только что встретил женщину своей мечты!» Он такой подкаблучник… Как я неразговорчивый. У Шоны немного другая (но не намного) версия того, как прошла та ночь, но в любом случае они все еще вместе, и Зик даже упоминал о предложении. Надо принимать решение. Пока обойдёмся прилюдиями? Да. Это правильно. Решение принято. — Привет, Бад, — говорю я, кивая ему, и направляюсь в здание. — Э-э… Четыре? — Я возвращаюсь к его окну. — Курьер «Джимми Джона» искал тебя, и я сказал, что ты обязательно получишь… это. Он протягивает мне сэндвич «Джимми Джона» с запиской. «Я завидую этому сэндвичу. С любовью, Трис». Решение не принято.***
В 17:00 я пишу Трис сообщение, для того чтобы узнать, какие у неё планы на ужин. Она работает сегодня допоздна, но я надеюсь, что она захочет перекусить перед тем как начать. Трис: «С удовольствием». Я: «Как насчёт того, чтобы встретиться прямо сейчас? Знаю, что у тебя не так много времени». Трис: «Сейчас я навещаю брата, а потом хочу сделать несколько снимков на «Navy Pier». Может, встретимся там?» Я: «Звучит здорово». Я: «Не терпится тебя увидеть». Трис: «Мне тоже». Трис: «Не перебор?» Я: «Нет… Я едва не добавил еще». Навещает своего брата? Она не говорила, что он живёт в городе. Она ничего не рассказывала о нём, кроме его существования. Кто я такой, чтобы мне рассказывать? Надеюсь, она расскажет, и тогда я узнаю больше о её истории. Час спустя я нахожу её сидящей со скрещенными ногами на скамейке прямо у колеса обозрения. Она выглядит такой умиротворённой, глядя на чикагский горизонт над водой. Я просто стою и смотрю на неё. Она одета в обрезанные джинсовые шорты — по тому, как они задрались, могу сказать, что они очень короткие, — и в выцветшую толстовку с «Чёрными ястребами»*** Она поклонница Ястребов? Её волосы в замысловатом пучке, а также на её голове тонкая повязка. Она поднимает свою камеру и, похоже, использует её больше как бинокль, а не по назначению. Но потом замечаю, что она время от времени нажимает на кнопку спуска затвора. Скорей бы уже она мне показала свои работы. Трис кладёт фотоаппарат и улыбается своим рукам. Кажется, она довольна тем, что ей только что удалось запечатлеть. Должно быть, она чувствует моё присутствие, потому что быстро поворачивает голову вправо и одаривает меня улыбкой, что греет мою душу. — Привет. — Привет, — говорю я. Сажусь рядом с ней и нежно целую её в щёку, кладя руку на спинку скамейки. — Кстати, это лучший сэндвич, который я когда-либо пробовал. Только я чуть не потерял самообладание от того, что творило моё воображение. Спасибо за «просмотр кинофильма». — Рада помочь… Без шуток, — говорит она, смеясь. — Значит, фотографируешь Navy Pier? — И не говори. Полное клише, да? — Я ничего не собирался говорить. — Это место — одно из лучших в городе для наблюдения за людьми. Оно привлекает людей со всего мира, веришь или нет. Именно оно и привело меня сюда. — Как это? — Ну, колесо обозрения сыграло роль в том, чтобы я оказалась в Чикаго… Я сбежала бы с Киттриджа в любом случае, но именно поэтому я выбрала Чикаго. — Серьёзно? — спрашиваю я, наслаждаясь тем, что узнаю о ней. — Единственной поездкой, в которую нас взяли родители, была в Чикаго. Конгрегация*** моего отца выделила деньги и тем самым вынудила его взять нас на двое суток с собой в «отпуск». Который состоял только из прогулок по городу и комментирования папой чрезмерного потребления, потворства и коммерциализации. — Она смеется и вздыхает от воспоминаний. — Помню, как смотрела на колесо обозрения и злилась, потому что он притащил нас сюда и объяснял, как легкомысленно было платить за поездку на этом «куске металла». И скольким людям мы могли бы помочь, сэкономив деньги, которые мы потратили на поездку. — Она останавливается и, кажется, думает. — Извини, но я не понимаю, как это привело тебя сюда. — В связи с моим бунтарским характером, я сказала себе, что не только прокачусь на этом чертовом колесе когда-нибудь, но и перееду в Чикаго всем назло, и буду жить жизнью чрезмерного потребления, потворства и коммерциализации. Я смеюсь. В этом вся Трис: делает противоположно тому, что говорят ей люди. — Я также сказала себе, что если у меня когда-нибудь будут дети, я никогда не заставлю их чувствовать себя виноватыми за желание заниматься тем, что делает их счастливыми. Не то чтобы я хочу растить их эгоистичными — достаточно знать, что наслаждение жизнью делает тебя лучше, а не хуже. В этом есть смысл? — Да. Я вижу Трис матерью. Бьюсь об заклад, она бы отлично справилась. — Они не хотели, чтобы я каталась на этой штуке… — Подождите, что? — Эй, ты в порядке? — спрашивает она. Представляю, как выглядело мое лицо. — Тобиас? — Да, я в норме, — говорю, улыбаясь. Почему ты так улыбаешься? Меняй тему! — Ну, если колесо обозрения затащило тебя в Чикаго, то это лучшее, что когда-либо делал этот город, — произношу я, обнимая ее. Я смотрю на ее лицо и вижу широкую улыбку. — А ты как здесь оказался? — Как ты знаешь, я жил в Хайленд Парке, пока не пришло время поступать в университет. Я решил подать документы в UIC****, хорошо зная, что не попаду. Хана сказала, что я должен хотя бы попытаться. Я отправил самое недоделанное вступительное эссе в истории этого универа, но как-то поступил и магическим образом получал полную стипендию. — Здорово. В UIC? А почему «магическим образом»? — Самое смешное, что мои оценки в средней школе были отстойными, потому что мне было насрать… Ну, тогда. Так что все это не имело никакого смысла. Только не думай, что я полный идиот… — Хорошо, давай не будем это сейчас обсуждать… — Могу я закончить? — говорю, шутя. — Итак, я разузнал, что к этому приложил руку мой отец. Я предпочитаю называть его Маркусом, кстати… Она кивает. — Он пожертвовал большую сумму денег Университету Иллинойса в Чикаго и основал фонд стипендий. Как думаешь, кто стал первым «победителем»? Трис вздыхает. — Может, это и неправильно, но щедро… очень щедро… Я не понимаю. Я думала, между тобой и твоим отцом не было никакой любви. — Не было. — Не знаю, что еще сказать. — Хорошо. — Хорошо? А где «почему»? Или — «что произошло между вами двумя»? — Спасибо, что не спросила, почему. Она улыбается, глядя на воду. — Расскажешь… когда-нибудь, — говорит она, и воцаряется неловкое молчание. — Так ты принял его «предложение»? — Сначала нет. Я решительно не собирался это делать. — Я глубоко вздыхаю. — Хана, — тихо говорит Трис. Я смеюсь. — Ага. Она сказала, что не один ребенок захотел бы поменяться со мной местами в одно мгновение, если бы это дало им шанс улучшить свое будущее. И что я не должен упускать эту возможность только потому, что я упрямая задница. Что мне нужно использовать это как мой шанс на успех: стать лучше, больше работать, зарабатывать. Кого волнует, что это деньги Маркуса? Используй их во благо… А это хоть что-то, — говорю, слегка улыбаясь. — Это была напыщенная речь в ее лице, а я просто хмурился и дулся. — Мне кажется, она мне очень понравится. — Она тебя полюбит. Ты упрямая. — Да. Уж кто бы говорил. Два упрямых человека… Как думаешь, что будет, когда мы поругаемся? — Надеюсь, много примирительного секса… - Что. Я. Говорю. — Может… начнем ругаться прямо сейчас? — шепчет она, подтягивается, слегка кусая чувствительное место за ухом и проводя правой рукой вверх по бедру. Я хватаю ее кисть, и она хихикает. — Прекрати, пожалуйста… — Я стискиваю зубы. — Это ты упомянул секс. — Знаю. Я идиот. Я по-прежнему твердо намерен контролировать себя, находясь с тобой рядом. — Кладу руку, что лежала на скамейке, на ее плечи. Она застенчиво улыбается и говорит: — Вообще-то, ты мне нравишься такой. Я о том, что ты так думаешь. — Она делает глубокий вдох. — Кстати, а почему рассуждаешь подобным образом? Я трясу головой, потому что собираюсь предоставить ей самый честный ответ, который могу: — Я пока не могу выразить это словами. — Потираю затылок и отворачиваюсь, на самом деле не желая видеть ее реакцию на мой расплывчатый ответ. — Я тоже, — мягко говорит она. Мы сидим в дружеской тишине несколько минут. — Итак, ты, наверное, хочешь знать о моем брате. — Если ты готова рассказать. — Он живет в центре Каррингтон — лечится от психической и наркотической зависимости. — Живет там? — Он там постоянно проживает — пациент. Хотя часто спрашивает, когда вернется домой. — Я полагаю, что не вернется? — Не в ближайшем будущем. Или никогда… Она смотрит на горизонт над озером Мичиган. Знаю, ей просто нужна минутка, чтобы выразить свои мысли словами. — Мои родители погибли в автокатастрофе. Мы предполагаем, олень перебежал дорогу перед машиной. Это единственное объяснение, которое имеет смысл, поскольку мой отец был смехотворно осторожным водителем. Они нашли машину, врезавшуюся в дерево. — Она делает глубокий вдох, а я беру ее за руку и машинально начинаю перебирать ее пальцы один за одним в своей ладони. — Следователь сказал, что не сработали подушки безопасности, и если бы сработали, мои родители, вероятно, были бы живы. — Мне жаль, Трис. Больше нечего сказать. — Калеб купил машину на стоянке подержанных автомобилей, зная о том, что барахлят подушки безопасности. Отец не разрешал ему садиться за руль, пока он не отвезет машину к механику. Спустя два дня, как Калеб купил автомобиль, он собирался на свидание со своей девушкой Сьюзан и солгал, сказав отцу, что уже решил вопрос с неисправностями. На следующий день мои папа и мама взяли машину Калеба, чтобы выполнить поручения… — Слезы, которые давно уже собрались на ее длинных ресницах, скатились из глаз. Только слезы… Почти как физическая реакция на грусть, но не эмоциональная. Интересно, почему? — Калеб так и не простил себя… Я тоже долго обвиняла его… Я чувствую себя виноватой в том, что он живет в Каррингтоне. — Почему? — мягко говорю я, массируя её костяшки пальцев. Она игнорирует мой вопрос — пока не готова на него ответить. — Он начал пить… сильно… Потом взялся за наркотики. Через шесть месяцев после смерти родителей сосед нашел его на полу в кухне едва живым от передозировки героина. — Теперь за ее слезами скрываются эмоции. — Я уехала в Чикаго на следующий день после похорон и с тех пор не возвращалась… Меня не было рядом с ним… Я была слишком увлечена своим собственным дерьмом… Беру выбившиеся пряди и прячу ей за ухо. Я никогда в жизни не хотел прекратить чью-либо боль так сильно — даже больше, чем своей матери. Из того, что я знаю о Трис, — она не нуждается в утешении. Ей просто нужно знать, что она не одинока. Так что я прижимаю ее к себе и просто позволяю ей выплакаться. Я целую ее в лоб, провожу правой рукой вверх и вниз по ее руке. Она дрожит, поэтому я притягиваю ее к своей груди и кладу подбородок на ее голову. — Теперь у него есть только я, — говорит она приглушенным голосом в мою грудь. — Трис, любой человек, у кого есть ты — самый счастливый на свете.Трис
— Хм-м… хорошо. — Я просто не помню… Вроде это был виски… В нем был лайм… В любом случае, что бы там ни было смешано, он был сладким… Но не слишком сладким… А, и в нем, возможно, был Егермейстер.***** Я слушаю, как девушка пытается описать мне напиток, который она пила здесь на прошлой неделе, сделанный барменом, но не мной. — Я практически уверена, что ни один бармен на планете не смешал бы виски с Егермейстером в коктейле. Почему бы тебе не сказать, что тебе нравится, и я тебе что-нибудь сделаю, — нетерпеливо говорю я. — Круто! Ладно, мне нравится виски и Егермейстер. — Черт бы меня побрал. Я делаю ей виски с сахаром и лимоном и наливаю ей бокал Егермейстера. — Спасибо! Извини, ты, наверное, ненавидишь обслуживать таких людей, как я. — Поверь мне, я обслуживала и похуже. Записать на счет вашего столика? — М-м-м-м… — Она поворачивается, пытаясь привлечь чье-то внимание. Невысокий темноволосый мужчина машет ей рукой, а затем обводит столик, сигнализируя, что все напитки — за его счет. — Да! Ура! Это мой начальник… Он потрясающий… Я киваю, как будто мне не все равно. — Примерно раз в месяц он затаскивает рядовых сотрудников сюда на счастливый час, остается с нами, зависает и все такое. Говорит, что без нас у него не было бы такой успешной компании. Круто, да? — Очень круто. — Кстати, меня зовут Лорен. Ты здесь почти каждую пятницу, верно? — Да, — говорю я, вытирая барную стойку. Она смотрит на меня вопросительно. — Я Трис… Прости. — Ничего. — Она осматривает переполненный бар с тех пор, как попала сюда. — Ищешь кого-то? — О! Вау, это настолько очевидно? — Да. — Высматриваю парня, который мне нравится. Он часто сюда приходит. — Оу. — Мне совершенно плевать. Она наклоняется ко мне, как будто рассказывает секрет: — Когда он узнал, что я бываю здесь по пятницам, он ясно дал понять, что в будущем планирует наведываться сюда чаще. — Похоже на светлое будущее. — Я кофейный бариста в его офисе, и когда в последний раз обслуживала его, то поняла, что он хотел, чтобы я подсунула ему свой номер, потому что он проверил свою чашку, надеясь, что я это сделала… В любом случае, я его не вижу. Спасибо, Трис! — И она уходит! — Очередная жизненная история? — спрашивает Линн со своего рабочего места. Я просто пожимаю плечами, не проявляя интереса. Наверное, потому, что эмоционально истощена из-за того, что изливала душу сегодня днем. Но в то же время я чувствую себя легче. Кристина знает о Калебе, но я никогда не говорила ей, что то, что он в психиатрической клинике, отчасти моя вина. Она сказала: «это не твоя вина», «не вини себя», «ты не знала, что это произойдет». Пожалуй, все уместные и разумные вещи. Только тот, кто искренне сожалеет о содеянном, знает, что никакое утешение не исправит такого рода раны. Тобиас, должно быть, сожалеет. Он знал: все, что мне нужно, это чтобы кто-то был рядом… Поэтому молчал и просто слушал меня. Он прижимал меня к себе так, как никогда раньше не прижимал. Как будто пытался взять на себя часть моей боли, чтобы несколько уменьшить бремя. — Трис! Черт побери! 4 Hendricks и тоник, 4 Bombays и тоник, 4 Tanquerays и тоник — и все с двумя лаймами! — говорит громко и раздраженно Линн. — Просто сделай им всем Tanqueray, — указывает Тори, проходя мимо. Она права — люди редко замечают. — Значит, ты и Четыре, да? — спрашивает Линн. — Ты правда хочешь знать или притворяешься заинтересованной? — Притворяюсь заинтересованной. — Я так и думала. — Просто к сведению. Он хороший парень. — Ух ты. Как он на вкус? — Как сперма. — Я чуть не давлюсь своим Джеком и колой. — Господи, Линн! У меня высокая терпимость к мерзким комментариям, но ты победила в соревновании! — Эй… мне нравится то, что мне нравится! — Она смеется надо мной, когда уходит. Я очень старалась не вспоминать о Тобиасе, зная, что не увижу его сегодня, и теперь я могу думать только о том, каков он на вкус! Не могу сказать, что замечала за собой подобное раньше! Когда смотрю направо, я вижу разгневанную Кристину, топающую в моем направлении. — Почему я узнала… только что… об Але… от Тори?! — Кристина буквально у меня перед носом. — Потому что я почти тебя не видела! — А позвонить? Написать смс? — Ты подумала, что только что сказала про смс!.. Как можно это рассказать в сообщении? Давай посмотрим… Привет, тот, кого я считала хорошим другом, приставал ко мне в подсобке! Живем один раз! Она вздыхает, успокаиваясь удивительно быстро для человека, который был только что расстроен. — Хорошо, я просто не ожидала, а потом еще ты так отреагировала… — Она начинает делать Belvidere и тоник. — Как я отреагировала? — спрашиваю и замечаю парня за барной стойкой, что вертит пустую бутылку Голубой Лагуны, тем самым подзывая меня. — Ты чертовски хорошо знаешь, как отреагировала. — 24 доллара, мальчики! — говорит она, кокетливо улыбаясь двум мужчинам, когда вручает им свои напитки. — Ну, уроки самообороны, которые ты заставила меня получить, когда я переехала сюда, очень пригодились. — Повторяю: ты знаешь, что я не об этом. — Если ты так хорошо осведомлена, то я, блять, не обязана тебе говорить, — бросаю сердито ей в ухо, когда беру бутылку Голубой Лагуны и иду к стойке. — Трис, верно? — А? Да… — Ты меня совсем не помнишь? — Извини… Я встречаю много… — Да, да. Видимо, я не произвел хорошего впечатления. Беру ответственность на себя… Мэтью — я дотронулся до твоей груди. — О Боже… Ты прав, это было ужасное впечатление. — Уверена, мои щеки стали ярко-красными. — Я думал, оно было запоминающимся… Если только это не случается часто. — Прости, я была очень рассеянной тем вечером. И нет… это не так. — Последний комментарий меня просто бесит. — Прошу прощения, если это прозвучало странно или неправильно, или и то, и другое. Я смотрю на него. Он симпатичный, в манере Марка Руффало. Но не Тобиас. — Что-нибудь еще? — Да… давай глянем… — Он берет меню напитков. Я оборачиваюсь. Все, кажется, беспокоятся. — Я бы хотел… сходить на свидание, — констатирует он как ни в чем не бывало. Я просто зыркаю глазами влево и вправо, пытаясь найти человека, с которым он, возможно, разговаривал помимо меня. — Со мной? — спрашиваю недоверчиво. Он поднимает брови. — Да… Если только нет другой красивой барменши, к груди которой я случайно прикоснулся. Раз такое дело… — Спасибо за предложение… В смысле… — Я качаю головой. Немного не так, да? — У меня есть… — Парень, — говорит Тобиас и садится на барный стул рядом с Мэтью. Мой любимый голос. — У нее есть парень, — повторяет он, устанавливая зрительный контакт со мной и не прерывая его. На моем лице, наверное, самая глупая ухмылка… За всю мою жизнь… Когда-либо вообще. — Вообще-то, я и сама могла закончить. — Я просто подумал, что тебе нужна помощь… Ты выглядела немного сомневающейся, — ухмыляется он. — Эй, никто не сомневался! — протестую я, хватая его за воротник и приближая для быстрого поцелуя, на который он отвечает, улыбаясь в мои губы. Мне это нравится! Когда отстраняемся, понимаем, что еще не закончили. Сейчас мы улыбаемся, а затем наши рты сливаются в другом поцелуе. Он слаще и длится немного дольше. Мы снова хотим прекратить, но с большим рвением возвращаемся друг к другу: его язык находит мой, и я взбираюсь на стойку, которая отделяла меня от него. Мы наедине, да? Воспользуйся этим! Я провожу пальцами по его волосам и прижимаю его к себе. В ответ он кладет руку на мой затылок и сжимает в ладони мои волосы. Я стону, потому что от этого мои трусики мокрые. Второй рукой проводит по моей спине и крепко сдавливает ягодицу. — Да! Покажите класс! — кричит Кристина, и все в баре начинают свистеть и смеяться. Мы с Тобиасом смотрим друг на друга, а затем он шепчет своим удивительным ртом в мое ухо: — Так, мы явно не одни… У нас будут серьезные проблемы с эксгибиционизмом в будущем. — Жду этого с нетерпением. Он качает головой, а потом увлекает в новый поцелуй.