Пепел

      Утро сменило ночь, и взошло солнце, оповещая жителей Детройта о наступлении нового дня. Все обитатели дома Ройбергов крепко спали, но сам хозяин так и не сомкнул глаз до рассвета, разглядывая белоснежный потолок над головой. С первыми солнечными лучами, изнывая от бесконечного течения мыслей и противоречий, мужчина принялся расхаживать по комнате, в надежде немного успокоиться. Майкл никак не мог взять в толк произошедшие ночные события. Поведение девушки, в которую был влюблен его сын, нарушало границы дозволенного. Воспоминания о признании школьницы и неудачная попытка поцеловать его — взрослого мужчину, не давали Ройбергу покоя.       Майкл не желал думать о Нильсон, но частично потерянный контроль над собственными мыслями позволял её образу всплывать перед глазами. Запечатленные в памяти, как на кинопленке, кадры о вызывающем изумрудном взгляде и мягких губах проскользивших по коже, провоцировали мужское воображение. Чем дольше Майкл оставался наедине с собой, тем слабее становилось внутреннее сопротивление и, наконец, прекратив борьбу, мужчина всецело отдался неумолкающему сознанию. Подобно горной реке, оно унесло Ройберга далеко от родного берега, открыв перед ним необъятность водных простор и безграничность свободы.       Потолок над головой превратился в экран кинозала, где ничем не стесненное воображение презентовало свой собственный фильм. Главная героиня с огненно-рыжими волосами и проникновенным кошачьим взглядом, играла далеко не детскую роль, заставляя одним своим видом сходить с ума от возникшего зова плоти. Стерев общепринятые границы и нравственные нормы, Ройберг вновь увидел перед собой соблазнительную молодую женщину, чей образ противоречил привычному представлению о семнадцатилетней школьнице. Воспоминания об этой удивительной и непохожей на других Теа, затмили разум тридцатипятилетнего мужчины, вытеснив собой все, чем прежде была занята голова.       Разбушевавшаяся не на шутку фантазия, напрочь откинув здравый смысл, рисовала перед Майклом картины, лишенные неловкости и смущения от огромной разницы в возрасте. Впервые в жизни Ройберг был увлечен женщиной настолько, что перестал отдавать себе отчет во времени, покорившись причудливой игре собственных иллюзий. Мужчина окунулся с головой в омут, где стерлись границы между сном и явью, а потаенные желания вырвались наружу, обнажая порочные помысли их обладателя. Воображение не скупилось в изощренности и распутности, представляя Майклу красочное безумство действий.       Подростком Ройберг испытывал весьма похожее возбуждение от украденных у отца и засмотренных до дыр журналов Playboy. Он помнил в мельчайших деталях каждую «девушку месяца», проводя с пышногрудыми красавицами незабываемые минуты наедине. Фантазия Майкла, стоило дать ей волю, даже в том нежном возрасте не знала границ, что уж говорить о вырвавшихся наружу желаниях взрослого мужчины, подкрепленных опытом и практикой. Они доводили Ройберга до исступления. Перед глазами мелькал видеоряд соблазнительных кадров, где Теа Нильсон бесстыдно стонала в его объятиях.       Внезапная трель будильника заставила повернуть голову и с раздражением взглянуть на дребезжащий на прикроватной тумбе аппарат. Но вовсе не он заставил Майкла вскочить с постели и, схватившись за голову, начать мерить спальню шагами. Фотография Джо, стоявшая рядом с часами, вернула мужчину в реальность, разрушив плен неуемных фантазий. Сын смотрел на отца лучистыми, невинными глазами, в них не было и намека на те непристойности, о которых несколько секунд назад грезил Ройберг. Его Джонатан был влюблен в Теа, испытывая к ней самые искренние порывы души.       Стыд обуял мужчину, а пренебрежение к себе заполнило все естество. Майклу никогда еще не было так отвратительно от собственных желаний. Стоя посреди комнаты, он изо всех сил сжимал кулаки и тяжело дышал. Переступив грань дозволенного, Ройберг напрочь забыл о чувствах сына. Для Джо рыжеволосая школьница была не просто очередным увлечением, а первой влюбленностью, образ которой остается в памяти на всю жизнь. Мужчина не должен был осквернять выбор собственного ребенка порочными фантазиями, но не сдержался, не смог остановить себя в тот момент, когда мысли о Нильсон ворвались в воспаленное сознание. Бесспорно, она была хороша, даже красива для семнадцатилетней школьницы, но вовсе не внешние данные заставили акцентировать на девушке внимание. Проявленный к Майклу повышенный интерес, заинтриговал мужчину, сподвигнув искать причину столь непозволительного любопытства.       Все ответы лежали на поверхности, но Ройберг не хотел замечать их, предпочитая не видеть очевидного — Нильсон увлеклась им. Ее взгляды и поведение с самого начала сигнализировали об этом, но Майкл прогонял от себя мысли о возможной симпатии со стороны подруги сына. Вероятно, начитавшись бульварных женских романов, девочке захотелось испытать чувство влюбленности ко взрослому мужчине. Ройбергу следовало догадаться об этом намного раньше, но заблудившись в ошибочных предположениях, он слишком долго шел неверным путем, пока сама Теа не показала дорогу.       Необузданные желания, направленные на малолетнюю пигалицу, обеспокоили и напугали Майкла. Он чувствовал себя чокнутым Гумбертом, вожделевшим ребенка. Нет, безусловно, Теа Нильсон не была двенадцатилетней Лолитой, но вполне годилась Ройбергу в дочери, и этого было более чем достаточно, чтобы держать себя в узде. Мужчина и предположить не мог какие эмоции способна вызвать в нем подруга сына, самонадеянно уверив себя в адекватности и невозможности заинтересоваться столь юным созданием.       Рассвет застыл, растворившись вне времени. Майкл Ройберг продолжал мерить комнату шагами, путаясь в собственных мыслях. Уже очень давно мужчина не чувствовал себя так неловко, словно подросток, застуканный отцом за курением травки. Он прекрасно помнил всепоглощающий стыд перед единственным родителем, который лишь молча покачал головой, не проронив ни слова на нелепые попытки пятнадцатилетнего Ройберга оправдаться. Вот и теперь, стоя перед фотографией сына, не способной осудить его за безумные фантазии, Майкл чувствовал себя прескверным образом. Глубоко внутри он ощущал уязвимость и бессознательное увлечение, но зрелый разум отказывался принимать подобные вольности.       Первые солнечный лучи проникли в спальню и робко коснулись паркета. Ройберг перевел взгляд на незашторенное окно и слегка сощурился. Утро неумолимо вступало в свои права, но мужчине, не спавшему всю ночь и окончательно потерявшему счет времени, понадобилось несколько секунд для возвращения в реальность. Майкл остановился и выпрямившись, огляделся. Комната сейчас напоминала мужчине склеп с заживо погребенными остатками здравого смысла, и лишь яркое пятнышко света под ногами, давало надежду на воскрешение былого благоразумия.       Подняв с пола разбросанные вещи и наспех одевшись, Майкл покинул опостылевшую спальню. Решение, внезапно пришедшее в голову, не позволяло терять ни секунды. Больше всего на свете хозяин дома желал избавиться от наваждения, до сих пор удерживавшего мужчину в своих железных объятиях. Несколько ступенек вниз и Ройберг оказался в гостиной, где на журнальном столике лежал толстый телефонный справочник. Словно в забытьи, он принялся перелистывать страницы, пока не нашел то, что искал.       Длинные гудки на другом конце провода казались Майклу чередой бесконечных звуков. Отчаявшись услышать долгожданный ответ, Ройберг хотел было положить трубку, как вдруг появившийся из ниоткуда голос абонента, заставил крепко сжать телефон в руке. — Слушаю, — сонно прохрипел динамик. — Мистер Нильсон? Доброе утро! Прошу прощения за столь ранний звонок...

***

      Трехнедельный домашний арест напоминал Теа преисподнюю, где изо дня в день ее поджаривали на медленном огне. Ненависть к Майклу Ройбергу с каждой минутой, проведенной в заточении собственной комнаты, только крепчала. Нильсон не понимала поступка взрослого мужчины, позволившего остаться в его доме, чтобы наутро безжалостно передать на руки отцу. Взбешенный Кристофер Нильсон, появившийся на пороге гостевой спальни, поверг Теа в безмолвное оцепенение. Округлив глаза, она смотрела на мужчину не отрываясь, будто видела перед собой привидение.       Отец, всегда умевший контролировать собственные эмоции, впервые поднял на девушку руку, отвесив звонкую пощечину, после чего рывком сдернул школьницу с кровати, заставив одеться. Спускаясь вниз по лестнице, она встретилась глазами с хозяином дома, который с безразличным видом стоял в гостиной. Злость прожгла Теа изнутри, заставив крепко стиснуть зубы, чтобы не разразиться проклятиями в адрес человека, находившегося в нескольких метрах от нее. Сомнений не осталось, Ройберг позвонил ее родителям. Только так можно было объяснить внезапное появление мистера Нильсона в чужом жилище. Догадка школьницы подтвердилась, когда отец, шедший впереди нее, обратился к Майклу: — Я прошу простить мою дочь за причиненные неудобства. Уверяю Вас, мистер Ройберг, впредь подобное не повторится. — Я не мог поступить иначе, — будто оправдываясь, начал мужчина, — Мы все когда-то были подростками и, пропадая ночами, напрочь забывали, как волнуются наши родители. — Не могу не согласиться. В надежде найти беглянку, мы обзвонили всех знакомых вчера, — Кристофер недовольно взглянул на дочь. — Именно поэтому я и принял решение оповестить, Вас о местонахождении Теа, будучи уверенным в Вашем волнении за собственного ребенка, — Ройберг натянуто улыбнулся и перевел взгляд на школьницу, которая тут же опустила глаза, не желая смотреть на предателя. — Очень правильное решение. Мы с женой Вам безмерно благодарны, поскольку через несколько часов уже собирались обратиться в полицию. Я считаю, следует серьезно обсудить с нашими детьми их поведение! — голос мистера Нильсона стал жестким и беспрекословным, будто он только что отдал Майклу приказ, о невыполнении которого не может быть и речи. — Полностью солидарен, как только Джонатан проснется, я задам ему хорошую взбучку! — заверил Кристофера Ройберг.       Теа начало мутить от натянутой любезности двух мужчин, строящих из себя добропорядочных родителей. Уж кто-кто, а ее отец никогда не отличался стремлением заняться воспитанием дочери, о чем Нильсон напомнила ему, как только они, покинув дом Ройбергов, сели в машину. — Послушай, — спокойным тоном начал отец, заводя мотор, — я всю свою жизнь зарабатываю деньги, чтобы вы с матерью ни в чем не нуждались. Да, лично я не прикладывал руку к твоему воспитанию, но сделал все для того, чтобы ты была под присмотром лучших профессионалов в этой области. Поверь мне, Теа, это дорогого стояло. Я сам отбирал весь персонал, начиная от домработниц и заканчивая гувернантками. Ты всегда была проблемным ребенком и далеко не все хотели мириться с твоим характером, не смотря на солидный ежемесячный гонорар. Пойми меня правильно — я не желаю видеть свою единственную дочь в неравном окружении. Этот школьный приятель... Как его? Джо! Он совершенно не тот парень, с кем стояло бы проводить время. Ну какой в нем толк, если он только и делает, что бренчит на своей гитаре. Я пообщался с его отцом... — Папа! Да откуда ты знаешь... — попыталась перебить мистера Нильсона Теа, но он лишь больно схватил ее за запястье, развернув к себе, и продолжил монолог. — Я сорок лет живу на этой земле и давно научился разбираться в людях, в отличие от тебя. Джо — никчемный парень! Чем он займется в будущем? Эпоха рок-звезд канула в лету с концом семидесятых, и никто сейчас не станет платить хорошие деньги за игру на бас-гитаре. Поверь мне, я тоже когда-то был молод и увлекался музыкой, но она, увы, не способна приносить стабильный доход. — Но Джонатан просто мой друг! — Теа предприняла еще одну попытку возразить отцу, но и она оказалась безуспешной. — Вы молоды и горячи. Из обычного друга он легко превратиться в нечто большее, а я не хочу появления внуков раньше, чем твердо поставлю тебя на ноги и не подберу подходящую пассию. Джонатан Ройберг не тот молодой человек, который нужен моей дочери. И не смей мне перечить! Я считал тебя более разборчивой! Папаша Джо — неплохой парень. Его знает каждая собака в округе, он творит чудеса с машинами, но это единственное достоинство. Ройберг такой же невежа, как и сын, хотя ловко скрывает это за грамотной и красивой речью. Я запрещаю тебе приближаться на пушечный выстрел к их семье и, если понадобится, переведу в другую школу. Это возмутительно — ночевать у какого-то смазливого юнца. Все! Разговор окончен, три недели ты не покинешь пределы своей комнаты, а на прогулку будешь выходить в сопровождении матери или миссис Элиот*. Возражения не принимаются, и ты об этом прекрасно знаешь!       Спорить с отцом и отстаивать свои права было бессмысленно. При всей лояльности к Теа и потаканию ее капризам, Кристофер Нильсон был весьма принципиальным и категоричным человеком. Никто в семье не смел пойти против его решений. Вот и сейчас, не проронив ни слова, девушка лишь неотрывно смотрела в окно, стараясь не заплакать. В душе царил хаос, состоявший из бури эмоций, готовых вырваться наружу в любую минуту. Отец еще долго говорил что-то о вреде алкоголя для юного организма, ужасающем и неподобающем поведении и прочих выходках, но школьница больше не слышала его, полностью погрузившись в собственные мысли.       Дни под домашним арестом тянулись конвейерной лентой. Первую неделю Теа держалась очень стойко. Девушка не выходила из комнаты, часто отказывалась от обеда и не желала разговаривать с родителями ни под каким предлогом. Звонки и сообщения от Джонатана разрывали телефон, но она не брала трубку и не реагировала на послания, считая семью Ройбергов настоящими предателями. Не смотря на возникшую ненависть, мысли о Майкле не выходили из головы, но школьница изо всех сил старалась прогнать их.       Намного больше Нильсон взволновали слова отца о выборе нужной пассии. Неужели она не хозяйка своей жизни, и почему кто-то имеет право запрещать ей общаться с «неравными» людьми. Изо дня в день Теа мысленно прокручивала разговор с главой семьи и не понимала резкой перемены в его настроении и поведении. Да, мистер Нильсон всегда отличался довольно жесткой диктатурой, обычно касавшейся его коллег и ее матери, но только не самой Теа. Переосмысливая раз за разом услышанное, девушка пыталась найти выход из сложившейся ситуации, но ни одна стоящая мысль не посещала голову.