Пепел

      К концу второй недели, проведенной под домашним арестом, Теа изучила комнату в мельчайших подробностях и теперь с закрытыми глазами свободно ориентировалась в пространстве, не боясь наткнуться на какой-либо предмет интерьера. Такими незамысловатыми играми школьница развлекала себя последние пару дней. Опостылевший ноутбук, пылился на письменном столе, окруженный девичьими рисунками. По большей части, выполненные карандашом, они отражали пейзаж за окном в разное время суток, но один из них — помятый и вновь разглаженный, лежал в дальнем углу. С него неподвижно смотрел мужчина, имевший невообразимое сходство с Майклом Ройбергом.       Продолжив немую забастовку, Нильсон старательно отказывалась от еды, но родителей поведение дочери вовсе не беспокоило. Напротив, они, казалось, забыли о существовании младшего члена семьи, погрузившись в ежедневные заботы. И лишь миссис Элиот –личный помощник и гувернантка в одном лице, причитала, каждый раз находя нетронутый поднос с обедом под дверью воспитанницы. Женщина, знавшая девочку с самого рождения, привыкшая к ее капризам и безумствам, впервые всерьез забеспокоилась о подопечной, но не спешила бить тревогу в надежде на скорое примирение девочки с отцом.       Ежедневно, с наступлением ночи, Нильсон незаметно пробиралась на кухню. Там, сидя прямо на полу, она уплетала наспех приготовленные бутерброды и запивала их любимым апельсиновым соком. Тусклый свет из приоткрытого холодильника, не способен был рассекретить школьницу, и девушка спокойно восполняла пропущенные за день приемы пищи. Вряд ли ее мелкое воровство кто-то замечал, ведь запас провизии в доме годился на небольшую роту солдат.       Теа непременно хотела доказать свою независимость. Именно поэтому она стойко держала удар и не пошла к родителям с повинной, уповая на их благосклонность и аннулирование наказания. Девушка твердо решила отстоять свое право на общение с людьми, не взирая на их доход и родословную. Нильсон не желала в тайне водить дружбу с теми, кто не нравился ее отцу. Совсем скоро она станет совершеннолетней и самостоятельно будет принимать решения, а пока маленькая бунтарка дала себе слово выдержать испытание, свалившееся на голову.       В одну из таких ночей, доедая ужин, Теа услышала громкие голоса, доносившиеся из гостиной. Испугавшись, школьница молниеносно закончила трапезу и на цыпочках пробралась к двери, стараясь незаметно раствориться в темноте доме. Однако, узнав баритон отца, Теа решила повременить с уходом и, проскользнув вглубь коридора, остановилась на безопасном расстоянии от комнаты, где шел ожесточенный диалог ее родителей.       Кристофер Нильсон мерил гостиную быстрыми шагами, скрестив руки на груди. Едва сдерживая гнев, он то сжимал, то разжимал кулаки. Его супруга сидела в мягком кожаном кресле, отрешенно глядя сквозь семейный портрет, висевший на стене, куда-то в пустоту. — Я запрещаю! Ты никуда не полетишь! — твердо произнес хозяин дома, остановившись напротив жены. — Хватит! — громко возразила женщина, встряхнув головой, будто вернувшись в реальность. — Я не хочу дальше слушать этот деспотичный тон. Я устала бояться сказать или сделать что-то против твоей воли, — Линда Нильсон медленно встала и, обойдя мужа, подошла к окну. — Что ты несешь? – голос мужчины сорвался на крик, а руки с плотно сжатыми кулаками опустились вдоль тела. — Кристофер, как ты не хочешь понять – наши дороги расходятся. Сколько еще можно так существовать? — она резко развернулась и с ненавистью взглянула на супруга. — Я полюбила другого человека. Пойми это и отпусти меня! – последние слова матери отозвались в голове Теа болезненным эхом.        Секунду назад ее мир перестал быть прежним. В комнате воцарилась гробовая тишина, и девочка прикрыла рот рукой, осознав как часто и жадно хватает им воздух. Отец медленно приближался к матери, пока не оказался рядом с ней на расстоянии вытянутой руки. — Повтори, что ты сейчас сказала? — прошипел он, и Теа заметила, как капельки пота выступили на висках обычно хладнокровного и безэмоционального мужчины.       Линда Нильсон откинула прядь русых волос назад и произнесла спокойным тоном: — Послезавтра я улетаю в Италию. Я ухожу от тебя, Кристофер!       Звонкий удар рассек воздух. Мать схватилась за правую щеку и пошатнувшись назад, вжалась в портьеру, висевшую позади нее. Теа застыла с немым криком на губах, боясь пошевелиться. — Этим ты платишь мне за все, что я делал для тебя, подлая шлюха? — лицо главы семьи было обезображено гневом, а правая рука то и дело подрагивала в попытке нанести очередную пощечину. — Ну давай, бей! Чего ты уставился на меня! — миссис Нильсон сделала шаг вперед, бесстрашно глядя в глаза разъяренному супругу. — Ты забыл, как начал изменять мне, когда Теа и года не было от роду. Деловые встречи, работа допоздна, слеты коллег в других городах, из которых ты возвращался загорелым и счастливым. Этот дешевый сериал давно пора прекращать! Я не желаю больше строить из себя примерную жену известного адвоката. — Заткнись! — взревел Кристофер.       Мужчина с силой схватил супругу за волосы и, развернув, бросил в мягкое кресло. — Ты разбудишь дочь своими воплями, сука! Мне плевать куда ты собралась, но подумай о Теа, дождись ее совершеннолетия! — прохрипел мистер Нильсон, склонившись над женщиной.        Сердце Теа ушло в пятки. Она никогда прежде не видела ссор родителей и даже в мыслях не могла предположить, что отец способен поднять руку на мать. Школьнице казалось, будто произошедшее – сцена из чужой жизни, но чем дольше девушка оставалась безмолвным свидетелем возникшего конфликта, тем четче осознавала – это случилось с ее семьей. Родители впервые на глазах дочери перешли черту, показав истинное лицо их супружеской жизни. — Теа все поймет, Кристофер! — тяжело дыша, произнесла женщина, стараясь принять вертикальное положение. — Конечно! Я лично расскажу ей про тебя, конченная ты сука! — от очередного удара голова миссис Нильсон безвольно откинулась на спинку кресла. — Прекратите! — не выдержав закричала девочка, показавшись из своего укрытия. — Что ты делаешь здесь? Немедленно возвращайся в свою комнату! — прогремел отец, указывая рукой наверх.       Школьница попятилась назад, но уже через секунду, развернувшись, опрометью бросилась прочь из дома. Выскочив на улицу, не разбирая дороги, она бежала что было силы, прижимая к груди наспех схваченные кеды. Пелена слез позволяла разглядеть лишь силуэты перед собой и не натолкнуться на ближайший фонарный столб. Ночной ветер путал волосы, мешал движению, но Теа даже не думала останавливаться. Тело превратилось в стальной панцирь, а ноги, не зная усталости, уносили ее на другой конец города, в незнакомые и весьма опасные районы Детройта.        Нильсон остановилась когда совершенно выбилась из сил. Рухнув на землю, она предусмотрительно выставила перед собой ладони. Переводя дыхание, Теа пыталась избавиться от слез, беспрестанно моргая. Прошла пара минут, прежде чем ночная улица, приобрела четкие очертания. Оглядевшись, девушка поняла, что оказалась в совершенно незнакомом районе Детройта. Разруха царила вокруг: заброшенные здания, сгоревшие автомобили, напоминавшие железный шлам и мусор, лежавший повсюду. Сердце забилось еще быстрее, а страх сковал изнутри, когда совсем рядом послышался громкий свист. Обернувшись на шум, она встретилась глазами с двумя мускулистыми афроамериканцами, направлявшихся в ее сторону. Попытка подняться ни к чему не привела. Ноги не слушались, а разбитые ладони саднили и кровоточили. Теа прижала колени к груди и обхватила себя руками.       О положительном исходе предстоящей встречи и речи быть не могло. Криминальная обстановка в Детройте после закрытия крупных автозаводов с каждым годом ухудшалась, достигнув своего апогея, и превратив многие районы города в настоящее гетто. Скупая за бесценок землю, город наводнили афроамериканцы из южных штатов. Не желающие работать, они занимались в основном наркоторговлей и преступностью. Семья Нильсон давно планировала переезд в Нью-Йорк, но идущие в гору дела отца и прибыль от выигранных судебных процессов, заставляли главу семьи повременить с отъездом. Бензиновый кризис помогал семье школьницы наращивать капитал, но никто и предположить не мог, что благодаря ему Теа столкнется лицом к лицу со смертельной опасностью на одной из заброшенных улиц Мидлтауна.* — Интересно, что эта малышка забыла здесь? — поинтересовался невысокий коренастый мужчина, подойдя к девочке вплотную.        От него разило потом, грязной одеждой и перегаром даже на расстоянии. Теа невольно поморщилась, чем позабавила второго незнакомца. — Дин, по-моему, ты ей омерзителен, — рассмеялся высокий широкоплечий негр, сотрясаясь всем телом.        Он был ничуть не лучше своего приятеля: такой же оборванный, грязный и отвратительно воняющий. Мелкая дрожь пробежала по телу, а дыхание замерло, когда присев на корточки, мужчина провел липкими пальцами по все еще мокрой от слез девичьей щеке. — Так почему же зареванная милашка оказалась здесь ночью совсем одна?        Тембр его голоса напоминал скрежет металлических предметов друг о друга, и Теа усилием воли заставила себя сидеть смирно, чтобы скрыть отвращение, испытанное от внезапного прикосновения. — Пожалуйста, не трогайте меня. Мой отец вам хорошо заплатит! — дрожащим голосом пролепетала Теа.        Ей вдруг стало безумно страшно: на висках выступили капельки пота, а сердце билось так сильно, что казалось ударяется о ребра и гулким эхом отдается во всем теле. — Пожалуйста, — повторила она, прежде чем почувствовала, как тело резко оторвалось от земли и прямо перед ней возникли два огромных белых зрачка, выделявшихся, на черном, как ночное небо, лице.        Мужчина крепко держал ее за плечи, не позволяя пошевелиться. Потное лицо вплотную приблизилось к Теа, и девушка от испуга и неожиданности перестала дышать. — Мне все равно кто твой отец и сколько он мне заплатит, — тихо произнес он.        В эту секунду чьи-то руки грубо схватили Теа сзади, сжимая кожу предплечий до боли. Дыхание перехватило, а ноги предательски задрожали. Она открыла рот, но вместо крика лишь с шумом выпустила из легких воздух. Происходящее казалось ей ненастоящим. – Тащи ее дальше от дороги! – прогремел афроамериканец.       Свет уличных фонарей становился тусклее, а темнота вокруг сгущалась. Крепкие пальцы впивались в тело, но Нильсон не ощущала боли. В висках пульсировало, и мысли отчаянно путались, не позволяя придумать хоть какой-то план спасения. Да и что она могла сделать против двух взрослых и сильных мужчин. Теа почувствовала, как лопатки коснулись прохладного асфальта. Шокированная, с широко распахнутыми глазами, она видела перед собой лицо человека, собиравшегося сделать с ней нечто ужасное, но была не в силах ни оттолкнуть его, ни закричать. Мужчина навис над ней так близко, что кожу щек обдало жарким и зловонным дыханием. – Пожалуйста... – одними губами прошептала школьница, моля о пощаде.       Звук рвущейся ткани разрезал воздух, и душераздирающий крик эхом разнёсся по безлюдной улице, отразившись в осколках потемневших и пыльных стекол, разбросанных по асфальту и, отскочив от них, ударился в лобовое стекло, проезжавшей машины.       Майкл Ройберг с силой вдавил в пол педаль тормоза. Сидевший на соседнем кресле и забывший пристегнуть ремень безопасности пассажир выругался, больно ударившись о лобовое стекло. – Ты больной! – закричал он на водителя. – Я чуть пол лица себе не снёс! Какого черта ты затормозил на пустой дороге? – Джеффри дотронулся до переносицы кончиками пальцев и поморщился от боли. – Крик... Ты разве не слышал? – с сомнением в голосе спросил Майкл.       Он был почти уверен, что несколько секунд назад отчетливо различил сквозь игравшую из магнитолы музыку, женский вопль, донесшийся с улицы, но его коллега и приятель Джефри Никсон думал иначе. Мужчина вытаращил на Ройберга глаза и, покрутив пальцем у виска, произнес: – Если из-за визгов Джаггера ты готов припечатать меня к стеклу, то я настоятельно советую тебе обратиться к специалисту.       Майкл будто не слышал его колкого ответа и, припарковав машину, вышел на улицу. Джеффри последовал за ним, пытаясь вразумить товарища. – Приятель, ты заработался. Тебе уже чудятся крики в абсолютной... – но не успел он договорить, как женский возглас, короткий, но слишком отчётливый и леденящий душу, прорезал ночную тишину. – Бежим! – скомандовал Майкл, хватая из машины бейсбольную биту, хранившуюся под сиденьем.       Ройберг никогда прежде так остро не чувствовал опасность. Женский крик, переходивший в визг указывал мужчинам дорогу, и совсем скоро они оказались около заброшенного склада. Все стихло и гробовая тишина окутала развалившееся здание. И только ветер, игравший кронами деревьев, остался единственным звуком, усилившим тревогу в сердце. Переводя взгляд друг на друга мужчины вели немой диалог, где задавали друг другу вопрос: «Куда дальше?» Однако, долго искать ответ не пришлось. В нескольких шагах, за поворотом, послышался едва уловимый писк. – Нам туда! – отчеканил Майкл.       Ройберг никогда не был безучастным – так воспитал его отец. Тому, кто попадал в беду или оказывался в сложной ситуации, он всегда протягивал руку помощи, никогда не прося ничего взамен, но делал это ровно до тех пор, пока человек не начинал пользоваться проявленной добротой. Так уж устроено большинство из нас: чем больше мы получаем, тем быстрее привыкаем к подобному отношению и перестаем быть благодарными. Напротив, ощущение вседозволенности, поселяется внутри и подобно червю, прогрызающего яблоко, не оставляет ничего, кроме испорченной сущности.       Этот раз не стал исключением, и Майкл, расслышав женский крик в безлюдном и опасном районе Детройта, ринулся на помощь. То, что он увидел – шокировало, заставив остолбенеть на несколько секунд. На земле лежала девушка. Неприкрытая нагота, выдавала юный возраст, а клочки наспех порванной одежды, валявшейся рядом – замысел двух мужчин, склонившихся над жертвой, подобно коршунам. Один из них, зажав ей рот рукой, не позволял звать на помощь; другой – пытался справиться с брыкавшимися стройными ногами.       Застав насильников врасплох, Майкл и Джеффри выиграли время, позволившее им вершить собственное правосудие над людьми, не имевшими моральных устоев. Драка оказалась ожесточенной и кровавой, но справедливость восторжествовала, и, умоляя о пощаде, двое мужчин, корчась от боли, лежали на земле.       Запыхавшийся Ройберг, сплюнул кровь с разбитой губы и отбросил в сторону биту. Только сейчас он наконец смог рассмотреть девушку... и обомлел. Перед ним была Теа. От нанесенных ударов ее лицо распухло, а правый глаз заплыл так сильно, что стал практически не виден. «Моя девочка!» – вырвалось откуда-то изнутри и сорвалось с губ. Мужчина аккуратно взял Нильсон на руки и поднял с земли. Она была такой лёгкой, словно пушинка, совсем невесомой и даже сейчас непозволительно волнующей. Теа была без сознания, но сердце билось ровно и спокойно. Майкл чувствовал это, осторожно прижимая ее к своей груди. – Джеффри, – позвал он друга, звонившего в ближайший полицейский участок, – Я знаю ее. Это бывшая девушка моего сына!