Пепел

      Теа сидела на больничной койке,  уставившись на большой палец правой ноги. Нильсон хотелось плакать навзрыд, опрокидывать предметы, попадавшиеся под руку и выть от бессилия, но концентрация внимания не давала в полной мере прочувствовать ужас случившегося. Вцепившись мертвой хваткой в матрац, она боролась с собой.  Почти сутки назад ее жизнь изменилась: наивная девочка умерла, а эмоции, рвавшиеся наружу казались пережитком прошлого – бессилия и ничтожности лежавшей на земле обнаженной школьницы, над которой собирались надругаться. Теа вспомнила все. Кадры произошедшего стояли перед глазами, сменяя одну отвратительную сцену за другой.       Тошнота то и дело подступала к горлу. Тело реагировало куда острее собственных эмоций. Стараясь взять под контроль все свое существо, Нильсон встала и, шагнув по направлению к окну, услышала шум открывающейся позади двери. Незваный гость застыл на пороге, но стоило девочке обернуться, увидеть знакомые черты, как вся ее броня разлетелась на тысячи осколков, обножив истинные чувства. Теа рухнула на пол и зашлась в рыданиях. Майкл преодолел расстояние между ними молниеносно, накрыв своим могучим телом, словно плащом, он не переставая твердил только одно слово: – Тише ...       Никто из них не знал сколько времени они провели в объятиях друг друга, но, в конечном итоге, любая истерика имеет свойство заканчиваться. Слезы высохли и всхлипывания прекратились. Голова школьницы перестала вздрагивать на груди Ройберга, но он все ещё продолжал монотонно гладить Теа по волосам. – Простите меня, – прохрипела Нильсон.        Голос не слушался, и каждое слово давалось с трудом. – Я не должна была говорить вам... Так глупо! Я была, как во сне, где можно все. И вы были там... Простите. У меня не хватит смелости теперь взглянуть на вас.       Она замолчала, и Ройберг только сейчас осознал – решительные намерения пристыдить Теа за развязное поведение канули в лету, не оставив и следа. Он готов был провести вот так, сидя на полу,  сколько угодно, чувствуя тепло ее тела и ощущая, каким ровным становится дыхание ещё недавно плачущей девочки. – Я тебя не виню. Ты молода и порой не отдаешь себе отчёт в словах и поступках, – мужчина по-отцовски потрепал школьницу по голове. – Я не сержусь. Как ты себя чувствуешь? Доктор заверил, что никакой угрозы для здоровья нет. – Сначала было страшно, – проговорила она. – А потом я ничего не чувствовала, будто все не со мной, и я уже давно в теплой постели дома. Все – сон. Хочется проснуться, но не могу. Как вы меня нашли? – не поднимая глаз спросила Нильсон. – Я ехал из автосервиса, когда услышал твой крик. Он находится в этом районе. Как ты оказалась в таком опасном безлюдном месте одна? – Ройберг осторожно приподнял Теа за подбородок в надежде заглянуть в глаза, но она дернулась и зарылась лицом в его и без того мятую рубашку. – Я не могу на вас смотреть, мистер Ройберг, простите... – едва расслышал мужчина. – Не смотри,  но расскажи мне все. Как ты очутилась там босая и в лёгкой футболке? Что случилось, Теа? – эти вопросы волновали Майкла с первой секунды их неожиданной ночной встречи. – Я сбежала из дома. Отец ударил мать у меня на глазах. Он думал я сплю, но я все слышала и видела их ссору. Это было отвратительно. А потом, когда я не могла больше сидеть в укрытии и смотреть на то, что происходит – я сбежала. Не хочу больше возвращаться домой. У мамы есть любовник, а папа оказался тираном. Если он когда-нибудь ударит и меня? Что мне делать, Майкл? У меня больше нет семьи!        Ройберг почувствовал, как горячее дыхание Теа обожгло ткань ворота, добралось до кожи и разошлось тёплыми волнами по телу. Он практически ощущал ее губы на своей шее. Внутри все заныло, но мужчина твердо решил сопротивляться собственным желаниям, даже теперь, когда воспоминания о поцелуе ворвались в его сознание с новой силой. Нильсон приподняла голову, и ее горячий лоб прильнул к его щеке. Кожа к коже. Невыносимо. И вновь она назвала его просто по имени, отбросив все правила приличия, нарушив границы. – Послушай, Теа! – пересилив себя, выговорил Майкл, нервно сглотнув. – Семья – это самое ценное, что у тебя есть. Да, между супругами бывают ссоры и разногласия, но я уверен, что твои мама и папа очень любят тебя, несмотря ни на что. В остальном – это их личные взаимоотношения, в которые не стоит углубляться. Иногда семьи рушатся, но любовь обоих родителей навсегда останется с тобой. Я здесь, потому что твой отец попросил меня об этом. Он считает, что мое присутствие благоприятно скажется на выздоровлении. – Мой отец попросил вас? – школьница отстранилась и ошарашенно уставилась на Майкла. Ее распухшее от ударов личико было пунцовым, но даже сейчас оно казалось мужчине неимоверно прекрасным. – Я думала – вам важно знать, что со мной... Вы же спасли меня! Вы же... Так это все ради него! Господи, какая я идиотка!       Девочка вскочила на ноги и заметалась по палате. Ройберг совершил очередной опрометчивый шаг, заикнувшись о просьбе мистера Нильсона, но было уже поздно. Волна гнева накрыла Теа и она, сыпля проклятия в адрес Майкла, измеряла комнату хаотичными шагами. – Теа! – не выдержав взревел мужчина. – Прекрати немедленно! Ты – глупая девчонка! В первую очередь я здесь потому что ты важна... – он замолчал на мгновение, обдумывая следующую фразу, – для моего сына! Ты важна для Джо! – Для Джо, – нараспев произнесла школьница, остановившись напротив Ройберга. – Так вот значит, что вами движет! Любовь к сыну! – она всплеснула руками. – Из вас вышел отличный отец, который без зазрения совести целует любимую девушку собственного ребенка.         Майкла будто током ударило – он действительно предал Джонатана своим поступком. И самое омерзительное было в том, что мужчина ни секунды не сожалел о случившемся. Теперь он знал вкус ее губ и этого вполне хватило, чтобы раз и навсегда понять – рядом с Теа ему невероятно сложно быть просто отцом. Мужчина, желавший обладать женщиной, рвался наружу,  пренебрегая всеми законами здравого смысла. – Ты сама спровоцировала меня! – Ройберг повысил тон, но это его не спасло,  и ответ прозвучал лишь оправданием. – Ты не понимала, что творишь! Я – мужчина! А ты – молодая соблазнительная девушка! Черт бы тебя побрал! Мое тело среагировало! Не более, Теа!       Его собственный голос звенел в ушах. Опять враньё. С недавних пор в нем поселилось нечто большее, чем просто похоть. Ему хотелось быть рядом с этой несносной школьницей, оберегать, заботится, знать о ней все, но Ройберг не позволял себе мыслить в подобном ключе. Только в одном он сейчас не кривил душой – девочка была важна для Джонатана. Его сын влюблен. Собственное наваждение обязательно пройдет, стоит лишь подальше заткнуть свои желания. – Уходите... – ее голос стал тихим. – Я благодарна Джо за чувства ко мне, но не могу ответить взаимностью. Прошу вас, исчезните из моей жизни раз и навсегда. Мне и так тошно от того, что родители оказались совершенно чужими друг другу людьми, теперь ещё и вы со своей правдой. Лучше бы вы никогда меня не спасали! – она взглянула на Майкла глазами полными слез. – Изнасиловали, убили ... Я бы не слышала того, что вы только что мне поведали. Я чувствую себя резиновой куклой из ближайшего секс шопа, которая необходима только с одной целью. Не более... мистер Ройберг!       Она замолчала и, развернувшись, направилась к окну. Майкл стоял как вкопанный, не в силах сдвинуться с места. Он понимал – сейчас самое время разорвать их невидимую, пока ещё тончайшую связь, но вместо того, чтобы уйти – остался. – Мы могли бы стать приятелями, – неожиданно для себя выпалил мужчина. – Я благодарен за честность перед моим сыном. Спасибо, что не играешь с его чувствами. Ты не вещь и не резиновая кукла, но и не ребенок и должна понимать – подобное поведение провоцирует, заставляет видеть в тебе женщину, даже если тебе всего семнадцать. – Вы покажите мне свою мастерскую?       Нильсон медленно развернулась, и Ройберга прошиб холодный пот. Только сейчас он заметил, как изуродовано лицо школьницы – заплывший глаз и кровоподтёки на скулах, содранная кожа на подбородке и рассеченная бровь. Все это время он не хотел видеть действительность, заостряя внимание только на своих эмоциях и чувствах, но теперь, когда накал страстей спал и все встало на свои места, Майкл прозрел. – Теа, – ошарашенно пробормотал Майкл, – что эти мерзавцы сделали с тобой! – это был не вопрос, скорее беспомощное восклицание, которое Ройберг не смог подавить в себе. – Только сейчас заметили, – усмехнулась девушка. – Внутри меня просто отымели! Но я стараюсь держаться, – она издала неестественный гортанный звук, и слезы покатились по щекам. – Ну что ты, перестань...       Майкл совершил в ее направлении несколько неуверенных шагов, будто боялся, что школьница оттолкнет его, не разрешит подойти ближе. Но стоило ему оказаться на расстоянии вытянутой руки, как Теа сама сократила дистанцию, крепко прижавшись к мужчине. Непокорные волосы защекотали подбородок, а одежда на груди в мгновение стала влажной. Слова закончились. Они застыли в объятиях друг друга, наслаждаясь моментом безмятежного единения. Майклу стало наплевать, как выглядит эта картина со стороны, что будет потом и как он займётся самобичеванием, когда окажется наедине с собой, но сейчас она была рядом. – Пообещай мне, – выдохнул Ройберг в девичью макушку, – ты никогда больше не станешь рисковать собой, что бы ни случилось! – Только взамен на ваше обещание, – Майкл с трудом разобрал ее ответ. – Хорошо. – Вы покажете мне свою мастерскую. Я хочу увидеть то, чем вы занимаетесь. Взглянуть на старые машины, узнать их истории.       Ройберг был обескуражен. Ни одна женщина не просила о подобном. Им было глубоко безразлично, что привлекает его в этом металлоломе. Любовь к «железному хламу» только раздражала представительниц противоположного пола, заставляла ревновать, устраивать истерики и служила поводом для ссор. Даже понимающая Эбби считала одержимость раритетным авто – блажью, хотя никогда не говорила об этом прямо. Майкл прекрасно чувствовал ее негодование, когда отказывал во встрече, реанимируя очередного «больного».       Ему всегда хотелось поделиться, но те кто был рядом никогда не проявляли интерес к делу всей его жизни. На удивление, равнодушие сына к автомобилям не стало ударом для мужчины, он понимал – душа мальчика стремилась к музыке, но никогда не терял надежды. Ройберг верил – однажды Джонатан полюбит машины также сильно, как и он сам. Эта любовь незримо течет по венам и разгорится в нем непременно, стоит лишь подождать. –  Я... – начал Майкл, но не успел закончить. Из-за двери послышались шум и голоса. Один из них, до боли знакомый, громко произнес: – Пустите меня! Я имею право войти! Я уверен – там сейчас мой отец.       Когда Джонатан влетел в палату, грубо оттолкнув доктора Гильермо, преграждавшего ему путь, он увидел заплаканную Теа, сидевшую на кровати и стоящего поодаль отца. – Привет, – произнес Ройберг-старший будничным тоном, будто ждал появления сына все это время. – Папа, ты... Что ты здесь делаешь? Почему ты не сказал мне, что поедешь сюда? – возмущению Джо не было предела. – Я попросил его приехать, – раздался позади негромкий голос доктора. – Я прошу, говори тише, Джонатан. Помимо нас в больнице полно других пациентов, которым нужен покой. Теа он также необходим. – Но для чего папа здесь? – не унимался Ройберг–младший, напоминавший «ребенка-почемучку», терроризировавшего родителей вопросами. – Боже мой! – взмолилась Теа. – Оставьте меня! Джонатан, – она со злостью взглянула на бывшего возлюбленного, – что тебе нужно? Ты – последний кого я захочу видеть в этой комнате! Меня тошнит от тебя, пойми же наконец! – ее голос сорвался на крик и в подростка полетел электронный градусник, оставленный медсестрой на тумбе. – Немедленно все покиньте палату! – громко скомандовал Гильермо Эвейро. – Мистер Ройберг, вас я буду ждать в своем кабинете. Нам есть что обсудить.       Словно в тумане Майкл вышел за дверь. Только сейчас сердце перестало учащенно биться. Ещё несколько минут назад, его спас собственный слух. Прошептав: «Джонатан здесь!», Ройберг усадил Теа на кровать, а сам встал как можно дальше от нее. Именно в это мгновение распахнулась дверь. Его сын был в бешенстве, и Майкл впервые почувствовал пропасть разверзшуюся между ними. Он виноват во всем. Ему нельзя было приезжать, поддаваться на уговоры мистера Нильсона, снова видеть ее. Эта девочка разрушала его жизнь. Джонатан не остановился, когда отец звал его в надежде поговорить. Его мальчик, которого он любил всем сердцем, его сын – просто ушел.       Тишина царила в кабинете доктора Гильермо. Мужчина сидел в кресле, устремив взгляд в экран монитора, но тут же перевел его на гостя, стояло тому возникнуть в дверном проёме. – Я тебя ждал, – Эвейро учтиво кивнул в сторону небольшого дивана возле письменного стола.       Ройберга не стояло приглашать дважды. – Майкл, – начал разговор лечащий врач школьницы, – что с тобой происходит? Я знаю тебя давно, но впервые вижу в таком состоянии. Мне хватило невооруженного взгляда, чтобы понять –  ты в смятении, мой друг.        Собеседник напротив хотел что-то возразить, но Гильермо остановил его. – Не перебивай, пожалуйста. Мне хочется оказаться неправым, но эта девочка важна не только для твоего сына... – Она важна для меня! – поддавшись эмоциям, Ройберг вскочил с дивана. – Джонатан любит эту девчонку. А ей плевать! По стечению обстоятельств я спас ее. Богом клянусь, думал так бывает только в кино. Услышал крик, прибежал на помощь, а там она. Не рассказал Джо специально. Зачем его ещё больше травмировать? Ему и так плохо, а узнай он, что Теа пытались изнасиловать, избили и сейчас она в больнице – не нашел бы себе места. Они расстались. Когда вы вошли, мы говорили о Джонатане, об их отношениях. Господи, если бы ты знал, Гильермо, как я хочу, чтобы все это закончилось. Ещё никогда в моей семье не происходило такого дурдома!       Майкл замолчал. Он смотрел на старого приятеля, стараясь понять насколько убедительным был его монолог. Да, он врал, но не чувствовал угрызений совести. Его внутренние переживания принадлежали только ему. Разум диктовал действия, но коварные эмоции и желания брали верх, вмешивались в события, меняли реальность, где совершенные поступки противоречили всем законам логики. Мужчина понимал – еще немного и он будет раскрыт, уличен в неподобающей увлеченности подругой сына. – Ты бесстыдно молод! – пренебрежительно взглянув на Ройберга, отчеканил Гильермо. – Тебе тридцать пять лет. Что с тобой? Займись своей личной жизнью, женись, роди еще ребенка, если уж из тебя получается такой превосходный отец. Дай парню насладиться прелестями подростковой поры. Своим неадекватным поведением и чрезмерной заботой ты только портишь отношения с сыном. – Пожалуй, ты прав! – облегченно выдохнул Ройберг, но вовсе не из-за полученного совета. – Я предоставлю Джонотану больше свободы. Черт с ним! Мне и правда тридцать пять.       Навалившись на стол, Майкл дружески похлопал Эвейро по плечу. – Спасибо тебе. Я пойду. Мне безумно хочется в душ и поспать. Надо набраться сил перед разговором с Джо. Надеюсь мы сумеем после всего случившегося найти общий язык. – Удачи! И не делай глупостей. Помни – Джонатан уже совсем взрослый, ему не нужна нянька... – доктор так и не успел договорить, дверь за гостем захлопнулась, возвратив в кабинет тишину.       Покидая больницу, Майкл Ройберг отчетливо понимал – совесть замолчала. Перед глазами стояло лицо Теа: избитое, заплаканное, но невероятно прекрасное. Ему хотелось бросить все, оставшись с ней здесь, но здравый разум уносил его все дальше от места, где было так непозволительно находиться; и лишь голос Джимма*, доносившийся из динамиков, упрямо твердил: «People are strange...»**, и сейчас, как никогда ранее, мужчина, сидевший за рулем, был в этом убежден.