От синиц до спиц

3.1       Её прошлое было длинным и скучным. Даже пение со временем приелось. Все эти восторженные взгляды, заворожённые лица и улыбки, обращённые ей одной. Комплименты с простым желанием заглянуть под юбку. Да, Черри любила платья. В основном чёрные, иногда чуть выше колен, но не очень короткие. Нет. Такой радости озверевшим людишкам в заполненном зале она никогда не дарила.       В другой, в нерабочей жизни платья ей были чужды. Всегда. Она как будто превращалась в иного человека, надевая их, и этот человек мог жить только на сцене, дыша песнями и светом прожекторов.       Но к выступлениям она готовилась дома, и Кайн видел её не только в клетчатых огромных рубашках, но и в платьях.       Черри бы надела что-то ради него теперь, в доме, но тут платьев нет, тем более — чёрных.       И всё, что им обоим остаётся — вспоминать прошлое.       Вспоминать то, чего больше никогда не будет. 3.2       Последней каплей становится Джим, обнимающий Дженни в детской. У стола стоит Тэн, как полуживое изваяние, напряжённая, словно струна, и просит одним взглядом выйти.       Черри не выходит — исчезает.       Скрывается с глаз.       Но не с камер.       Дом на удивление тих. Как в первый день. Из-за этого дышится немного легче, и сердце внутри клокочет громче, не пытаясь забиться в угол и скрыть свою слабость.       — Забавные у вас тут игры в любовь начались, — трещит камера в кинотеатре. Дверь захлопывается, таймер пикает, но в доме нет никого, кто бы задумался проходить испытания.       — Раз она не помнит — что? Ей всё можно? — огрызается Черри, забираясь на диван с ногами и обхватывая себя руками. Держаться было не за что, так что ей приходилось держаться за саму себя. И за искажённый скрипом голос.       — Я понимаю тебя, Перо, — говорит он.       Говорит он — ей. Понимает — её.       Она кричит.       Она орёт на него.       Она срывается.       — В Пере здесь нечего понимать!       И что-то кидает в камеру.       Предмет падает на пол с чересчур громким звуком, камера едва не падает за ним.       Черри тоже падает — в пропасть, и бьётся обо все выступы.       Например: почему Джим не пытался разобраться в ней? Или: почему никто не спрашивал о её прошлом, об этих странных гляделках с Кайном и доверительных разговорах в его комнате?       Почему никто ничего для неё так и не сделал?       Это ведь элементарно: «Ты в порядке, Черри?»       В голове отзывается голосом каждого: «Помоги, Перо». 3.3       Пора что-то делать помимо рыданий в закрытых комнатах.       Так что она возвращается к тому, с чего начинала.       Черри не сразу замечает, что его тоже делят надвое: Джим и док — два совершенно разных существа в одном теле. Один — живой, имеющий за плечами разочарование и боль, и чувства, и неприязни, а второй — не знающий отказа и печали, всегда готовый помочь, лечащий, добрый дядя-доктор. От второго Черри тошнит больше, чем от первого.       От себя и от Пера её тошнит одинаково.       Она завидует доку — так очевидно, что можно заметить, даже если не захочешь.       Поэтому ей нужно сломать его. Сломить. Поэтому Черри ходит вокруг, помогает ему, ищет с ним вещи, приносит еду с кухни, радостно улыбаясь, смеётся легко, заливисто, громко, невзначай дотрагивается до его рук, волос, соприкасается плечами и изредка сталкивается какими-то одичавшими взглядами, — одичавшими в понимании мы катимся в пропасть.       — Вдвоём, — говорит Черри.       Джим смотрит на неё непонимающе, перестаёт забинтовывать кисть последовательнице — его руки так и застывают в воздухе.       — Прости? — переспрашивает он, боясь чего-то.       Своих мыслей.       — Давай поднимемся на чердак, говорю, — Черри хмурится, кусая губу, и дёргается взглядом в сторону девушки. — Вместе.       Джим успокаивается, Джим дышит, вдыхает, улыбается, продолжая работу.       — Почему бы тебе не позвать кого-то ещё из Последователей? — отзывается он, чувствуя, как ещё секунду назад натянутые нервы вибрируют, расползаются, словно змеи, и сворачиваются в неприкосновенный клубок.       — Это моя находка, — с нажимом произносит она, — и я собираюсь ей делиться либо ни с кем, либо с тобой, с главой воронья. — Черри смотрит на дверь, раздражение в ней вскипает бурей. — Неужели непонятно?       Джим думает, что же ей ответить.       Что же делать.       — Вдвоём, — повторяет Черри. С нажимом. И смотрит на последовательницу, — та, опуская голову всё ниже, вскакивает, сбивчиво лепечет что-то про «я закончу сама» и убегает.       Черри, подперев подбородок рукой, ликующе улыбается в ладонь.       Чёрт.       И кто тут кого хотел сломать? 3.4       Джек странный. Загорелый, взъерошенный, кожа на ладонях потрескавшаяся, руки в царапинах. Не бывает и минуты, чтобы он не мычал себе что-то под нос. Улыбался подпольщик обычно криво, одним уголком сухих губ.       — Джек странный, — говорит Черри, задумчиво водя пальцем по шее и пялясь в потолок. В подвале сегодня тепло — печка греет.       — Кто из нас страннее, — отзывается Джек, не отвлекаясь от кропотливой работы, — я, вполне нормальный молодой человек, или ты, говорящая с пустотой, когда здесь есть предмет обсуждения? Это была твоя идея. Говорить обо мне. В комнате со мной. Ты странная, Перо.       — Черри берёт замашки странного Пера и сама чуть-чуть становится странной. Вот так.       Она отбивает ногой ритм по бочке.       — В самом деле странная, — усмехается Джек. Он улыбается как обычно, одним уголком губ. — И брата моего изводишь. Бедняжка.       — Не говори на него. Он гордо держится.       — Я о тебе. Ты — бедняжка.       Черри непонимающе хмурится и смотрит на него.       Джек, повернувшись к ней, улыбается.       Не одним уголком губ.       Сердце у Черри совершенно внезапно и некстати заходится. Почему — она не знает. 3.5       — Кошмар. Что в этом доме творится. Что ты вообще творишь, Билл!       Черри замахивается на мужчину подушкой, но тот хватает её одной рукой и мягко забирает, бросая на диван.       — Не знаю. Но ей за двадцать, — отвечает Билл, присаживаясь в кресло и оставляя трубку на пуфике. Черри, сидя на полу за столом, подтягивает пуфик к себе, берёт трубку и рассматривает её со всех сторон.       — Но меньше тридцати? — прищурившись, парирует она очередным вопросом. — Старик, тебе за сорок.       Билл вздыхает.       — Все возрасты любви покорны.       — Попкорны. Не неси чушь.       — Я ведь не говорил, что питаю к ней высокие чувства или собираюсь признаваться в чём-то…       — Но ты вякнул что-то про любовь. У кого что болит — тот о том и говорит.       Билл нехотя краснеет, сцепляя руки в замок у подбородка, и отводит взгляд.       — Эта твоя… как её там? Выглядит как старуха? — нерешительно спрашивает она, неловко переворачиваясь на спину и глядя на него вверх тормашками.       Черри роняет трубку, когда от той самой девушки ей прилетает статуэткой в ногу. 3.6       Черри плюёт на супер занятого Джима и решает идти на чердак одна. Собрав волосы в небрежный пучок, она захватывает ключ и выходит из своей комнаты. Пройдясь в другой конец дома, спокойно, напевая себе что-то под нос, как на прогулке, и оглядываясь на приоткрытые двери комнат, Черри останавливается возле единственной запертой, последней на этом этаже. Она думает, что же там может скрываться.       Ведь говорят, что там сидит Кукловод.       Два раза повернув ключ в замке, Черри распахивает дверь и шумит как только можно — пинает лежащую у входа коробку, оглядывается вокруг, успевая удариться о сломанный стул и разбить стеклянный шарик, раздражённо кидает ключ в стену. Наверное, она немного надеялась спугнуть кого-нибудь шумом.       На самом деле ей просто нравилось вести себя вальяжно и некрасиво в этом доме. В чужом доме.       Черри смотрит на стул, смотрит внимательно, щурится, скрещивает руки на груди, подходя немного ближе.       Пара секунд — и стул поворачивается. Сидящий на нём человек, копируя её позу, скороговоркой выдаёт:       — Прежде, чем ты спросишь — я не Кукловод. Райан Форс. А те…       — Бедняжка, — обрывает его Черри, ухмыляясь и разглядывая точенные черты лица мужчины. Она дёргается, осознавая, что слово «бедняжка», неотрывно крутящееся в голове, наконец-то слетело с языка таким же безоговорочным тоном, как у Джека. — Вызубрил, чтобы успевать оправдываться до того, как тебе врежут?       Он приподнимает бровь, с непониманием оглядывая стоящую перед ним взбаламученную и взлохмаченную девушку.       — Почему мне должны врезать? Я ведь не Кукловод.       — Я знаю, что ты не Кукловод. Тот лицом более-менее вышел, а ты совсем нет.       Райан хмурится, пытаясь осмыслить сказанное, и, когда Черри разворачивается, собираясь уйти, последний раз оглядывает комнату и подмечает, что полезного можно унести, он хватает её за руку — всего на секунду, одно лишь прикосновение с целью остановить, но Черри замечает, какая у него горячая кожа, и поворачивается только из-за этого.       — Откуда ты знаешь, как он выглядит?       Она хмыкает, слыша механический скрежет камеры.       — Загадка всего дома, Райан Форс, не-Кукловод, — перечисляет Черри пункты его короткой биографии. — Почему бы тебе самому не поискать ответ на вопрос?       И уходит, захлопывая за собой дверь, как воспитанный человек, и не оборачиваясь.       Райан, замечая пиканье таймера, раздражённо шипит.       — Она видела тебя? — заинтересованно-удивлённо спрашивает он у камеры.       — Как я и думал: внимательная девочка, — совершенно спокойно отвечает ему Кукловод и ничего больше не добавляет. 3.7       И всё-таки, что-то здесь было не так.       Эта дымка. Этот холод внутри, стоит ступить на последнюю ступеньку лестницы. Эти сны, в которых она ходит среди сплошного тумана и темноты, хватая руками пустоту, ища что-то, что нельзя найти.       Черри ступает со ступени на пол — и нога подгибается. Она почти падает — вовремя хватается за перила. В глазах рябит, тело ломит, лоб горит и что-то не так.       И отчего-то ей кажется, что она не здесь.       — Перо?       Алиса появляется в дверях, застывая на месте, и смотрит на неё, как на дуру.       Черри словно бьют под дых.       — Достойная дочь, — говорит она, чувствуя, как воздуха в лёгких совсем не остаётся и вдохнуть не получается, потому что сердце не бьётся, не качает кровь. Кто-то мёртвый, холодный, ледяной, невыносимый, противный сидит в её некрепком теле и управляет им неумело, в панике хватаясь за живот и соскальзывая на пол.       Призрак исчезает, стоит закрыть глаза. Силы тоже исчезают, а голос Джима эхом звучит где-то на грани сознания.