От синиц до спиц

4.1       В доме, где она жила, пахло пылью. Животных они не держали — отец, редко бывавший дома, был против, но, чёрт, его «против» так бесило, что хотелось повеситься. Или это просто подростковые проблемы?       Амелия никогда не могла до конца понять, что значит «любить». Особенно свою семью. Мать глядела сквозь неё, вытирая стол от крошек, Амелия валялась мёртвой на кровати, свесившись головой вниз, новая-она, ещё не имеющая имени, бушевала внутри, пытаясь вырваться из слинявшей кожи — и однажды у неё получилось.       Дом маячил за спиной недолго — пару кварталов, а потом исчез за другими домами и деревьями. На улице стояла жара, вечер, лето, асфальт плавился под ногами, вилял то вверх, то вниз, кругом пьяные люди, неприятные мужчины, оборачивающиеся ей вслед. Одному такому она показала средний палец, пошатываясь от усталости.       Её забили в угол.       Она забилась в угол.       Всё как во сне, такое призрачное, далёкое, почти позабытое, когда пришёл Кайн, спасая Амелию от чужих прикосновений. Они разговаривали недолго, в основном молчали, сидя плечом к плечу на каменной стене в парке, а внизу раскинулось озеро.       А потом он предложил ей жить с ним.       А потом она согласилась — не сразу, конечно же. Странно это: жить с незнакомым парнем, который немного старше неё. Но идти ей было некуда.       В доме Кайна пахло пряностями. За распахнутой дверью на гладком полу, выложенном тёмно-красным линолеумом, лежал кот.       А потом Амелия поняла: Кайн был так же одинок, как и она. 4.2       Камеру в кинотеатре она всё-таки сломала, запустив в неё статуэткой. Но Черри плевать. Позже Перо пройдёт все испытания Кукловода, искупит свою вину и выслушает поддельные угрозы, но ничего не изменится.       Камеру заменить можно.       Заменить сердце Черри — нельзя.       У Пера сердца нет — она понимает это со временем, превращаясь в другую себя, в свободу, не чувствуя ничего, пропадая в бесконечных поисках и заботах.       Дженни вспоминает что-то там.       Черри что-то там забывает.       И это «что-то» — она сама.       — Я не могу, — плачется ей рыжая, склонившись над столом и спрятав заплаканное лицо во вспотевших ладошках.       — Я могу, — говорит Перо.       — Хватит, — шипят камеры, или виновник всех бед? — Ты моя марионетка, а не общий спасательный круг. Вперёд, девушки. Одна на чердак, другая в прихожую. Пятьдесят секунд обе.       Черри второй раз ломает камеру, но уже на кухне. 4.3       Лампочка на кухне погасла совсем внезапно, словно вслед за сломанной камерой Кукловод решил отомстить; Дженни испуганно-приглушённо вскрикнула и выскочила из комнаты. А стол — легчайший путь к лампе — был ветхий, так что никто из мужчин не решался лезть на него, а рыжей, поранившей ногу из-за гири, уж точно не дали бы взобраться выше пола.       И позвали, конечно же, Перо.       Она стояла, смотрела на эту совершенно некстати старую деревянную конструкцию — стол, и думала, на кого мягче будет падать в случае чего. В комнате, светя фонариком, ошивался Джек — король ремонта и подколок, Джим — чёрт знает зачем, и Дженни, застывшая в проёме двери.       На стол Черри всё-таки залезла.       Лампочку она выкручивала минуту точно, а вот теперь новую вкручивает и того дольше. Когда Джек поднимает фонарь на неё, Черри шипит, потому что тот светит прямо ей в глаза.       — Проверь давай, — говорит она раздражённо. Дженни щёлкает выключателем — и свет слепит глаза.       Джек уходит быстро, потому что боится, что ему в руки впихнут тарелку со свежим супом, а есть не хочется, но от рыжей не отвертишься.       — Джим, а, Джим? А ты влюблялся? По-настоящему и крепко, — невпопад спрашивает Черри, стоя на краю — и стола, и невидимой пропасти в ад.       Джим мешкает, кидая на неё непонятный робкий взгляд — и сразу же отводит его.       — Влюбился, — коротко и глухо отвечает мужчина.       Черри в пропасть пока не падает, но валится со стола со всеми присущими её особой грации взмахами руками и проклятиями — прямо на дока.       Кукловод, с явными смешинками в голосе, говорит:       — Не влюбишься тут.       Перо какого-то чёрта краснеет. 4.4       Бродя по дому от одной двери комнаты к другой и не решаясь зайти ни в одну, Черри понимает, из-за чего у неё зашлось сердечко, тогда, в подвале, после странного разговора с Джеком.       Он видит её насквозь.       Черри дрожит от плеч до ног, устало оседает на пол у самой лестницы, прикрывая глаза.       А она думала, что брат дока просто пробрался на одно с ним место. Глупо. Такого не может быть. Слишком он слаб и открыт. Отчего-то Черри кажется, что он спокойно подставит ей свою грудь под тяжёлые удары — таким готовым на всё казался Джек. Свободным. Несгибаемым. Вольным.       Джек.       С самого начала он сражался охотнее всех. И каким, интересно, горе-паяльщик был в той жизни, в повседневности, рядом со своей девушкой. Заботливый? Целовал её в висок? Приглаживал растрепавшиеся волосы?       Всё это останется в нём внутри.       Как и у Черри и Кайна, который всё реже оглядывается на неё, сидит с Дженни вечерами в детской, помогает Тэн разливать чай, беседует с ними о чём-то, и из-за притворённой двери слышатся тихие смешки. Самыми тёплыми местами в доме, в пустых, тёмных коридорах, Черри кажутся дорожки света, выглядывающие из комнат, где кто-нибудь чем-нибудь занят, и она шагает по скрипящим половицам — медленно, смотря на свои ноги, проскальзывает немым призраком под камерами — наверное, Кукловод её не понимает, но молчит.       Кто-нибудь понимает Джека?       Хоть кто-нибудь?       Потому что даже Джим его не понимает. Черри знает — это сквозит в каждой джековской улыбке, адресованной брату, после того, как они помирились.       Он хорошо научился прикрывать ложь правдой.       Забыл ли Джек, зачем это делал? Для чего начинал — и как понял, что не сможет иначе?       Черри не понимает, как этот дурак может терпеть себя, ведь если у тебя есть раны — они никуда не денутся, но прятать их так глубоко в себе — смерти подобно. Но она не имеет права упрекать его, действуя абсолютно так же.       Самый дорогой ему человек там, в другом измерении, в другом мире, и он, может, больше никогда её не увидит — свою любимую Эжени.       Черри видела письма, которые Джек писал ей, не отправляя, но не читала.       Да и не хотелось.       Самый дорогой ей человек был поблизости, в этом доме, но он уже не считал её самой дорогой.       А считал ли когда-нибудь?       Черри теряет надежду. Перо в ней всегда будет готово сражаться.       Джек — а он теряет надежду? Угасает ли она с каждым новым днём, прошедшим в этом замкнутом кошмаре? Понимает ли, что никто не достанет их, как игрушечных человечков из игрушечного домика, развернув его и разделив пол на две части. И играющий ребёнок не прикрутит кому-то из них игрушечную голову к игрушечному телу.       Если пол и разверзнется, то там будет не подставка — ад.       От таких мыслей становится плохо, и Черри решает больше не приходить к Джеку. 4.5       Она сидит на том месте до утра, склонив голову к плечу, и смотрит в противоположную стену. Глаза слипаются, но Черри упрямо открывает их, ленясь пошевелить хоть пальцем. Коридор темнеет так, что не видно даже вытянутой руки, а через некоторое время немного светлеет, заливаясь синевой.       Кажется, за окном уже начинает светить солнце, когда Билл поднимается по лестнице, раскуривая трубку — и останавливается на последних ступенях, замечая спящую девушку. Он наклоняется, чтобы разглядеть кто это, и шумно вздыхает, ничуть не удивляясь, что это — Перо. Её бледное лицо выглядит таким уставшим, а кровь, прилившая к алым-алым губам, бурлит в спящем теле — лоб Черри горит, когда Билл прикасается к нему и думает, что хочет попросить у всех денёк отдыха для неё. Но это не работа — долг, да и старик здесь не босс, к сожалению. Или к счастью?       Он выгибается, чувствуя боль в спине, и задумчиво смотрит поверх её тёмной головы. Даже во сне кажется, словно Перо где-то бродит, что-то ищет, цепляется, говорит, молит: ресницы подрагивают, губы едва заметно шевелятся, воздух просачивается через зубы с лёгким шипением — похоже, у неё не дышит нос. А когда нос не дышит, то во сне тебе кажется, что ты задыхаешься, и чтобы ты не делал — не можешь унять это чувство. Билл не уверен, хочет ли будить живой шторм. Он стоит возле неё уже минут шесть, если не дольше, и, Господи, если Кукловод наблюдает за ними через свои стеклянные глазки камер и собирается сказать ему что-то потом, то лучше Билл сразу же спустит Черри с лестницы, толкнув её ногой в сторону.       У Пера хорошие рефлексы, так что, скорее всего, она очнётся раньше, чем слетит хотя бы с одной ступеньки.       Билл, выбирая между оставить её здесь, на съедение каким-нибудь мимо проходящим дуракам, или разбудить, останавливается на втором варианте и мягко трясёт её за плечо. Черри что-то бурчит, морщась, и не просыпается, но когда он сжимает руку чуть сильнее, прощупывая косточки, она распахивает глаза и дико смотрит прямо ему в лицо.       — Доброе утро, — тихо произносит Билл, делая шаг назад и перемещая трубку во рту на другую сторону.       — Посмотри на меня, — Черри внезапно смеётся, жмурясь, отклоняясь к стене и проводя рукой по лбу. Она смахивает волосы, лезущие в глаза, заводит прядку за ухо, а потом стягивает резинку с совсем развалившегося хвоста и мрачнеет. — Кем мы стали.       И Билл читает по её взгляду: придурками, цепляющимися за последний свет. 4.6       Черри хмурится, останавливаясь, когда к ней в библиотеку заходит Райан, не вылезающий с чердака, и зовёт к себе.       — Из-за тебя в прошлый раз мне пришлось выполнять задание Кукловода, иначе меня обещали, — он делает короткую паузу, — наказать.       Она помогает ему из доброты и хорошего настроения. Когда они собирают арбалет — Черри неуверенно косится на Райана и, в общем, ограничивается стальным подозрением — не её ли он хочет застрелить.       С их первой встречи прошло всего несколько дней, и Дженни в это время всё пыталась выпытать о человеке на чердаке, но не получила ровным счётом ничего, кроме отмашек, зевков и прямого игнорирования. Рыжая успела хорошенько достать Черри, и тогда она начала думать, что лучше ей больше никогда не встречаться с этим Форсом, иначе от него останутся ошмётки.       А в итоге победило любопытство.       — И что ещё ты можешь собрать, чудо-создатель? — Перо оборачивается к нему, смотрит украдкой через плечо, заинтересованно оглядывает его худую фигуру и хмыкает.       — Всё, чем ты не сможешь пользоваться, — отвечает Райан. Черри качает головой.       — Какие мы критичные. Думаешь, этими штуками, — она кивает на собранные камеры и арбалет, и ещё какую-то ловушку, — пользоваться сложнее, чем людьми?       — А ты пользуешься людьми?       Его голос так спокоен.       Так спокоен.       Что никто бы ни за что не поверил ему, особенно Черри.       У Райана зародились сомнения ещё тогда, при их первой встрече на чердаке и размытом ответе Кукловода о том, что Перо знает его в лицо, и теперь они ворочаются непрочным комком внутри его головы, извиваясь, изгибаясь, и когда Райан оглядывается на неё, выхватывая сгорбленную фигурку посреди бардака, надеясь, что она не занесла кирпич над его головой, он мажет взглядом по губам, гордому взору, острому носу и скулам, замечает выбившиеся из пучка тёмно-красные прядки и не может за всем этим — за простой оболочкой, под которой обязательно должно что-то находиться, за угловатыми плечами и тонкой шеей, под выпирающими ключицами — найти её, Черри, настоящую и явную.       Райан думает: а есть ли в этой оболочке вообще хоть что-нибудь?       — Где та деталь, о которой ты говорил? Как там её?.. Господи, — она раздражённо вздыхает, перебирая ворох железок на столе, — я никогда не запомню эти тупые названия.       — Где ты? — необдуманно спрашивает Райан вместо ответа.       — Что? — Черри удивлённо озирается, перешагивает через кипу книг на полу, задевает её ногой и резко дёргается вперёд, руша всю стопку.       Он не ждёт от неё ответа, поджимает губы и отворачивается, намереваясь отвести разговор в другое русло.       — Тебе нужна Черри или Перо? — она упирает руки в бока, стоит так близко к нему, что он может разглядеть родинку на щеке и потрескавшуюся кожу губ. На самом деле между ними три больших шага, но Райан всегда был внимателен.       Всегда.       А тут не заметил, как в одной уживаются двое.       — Вот если Перо, — она дёргает головой, закрывая на секунду глаза. — Они создали меня.       Он молчит, наблюдая за ней. Они уже минуту не двигаются со своих мест, и, хотя прошлые полчаса Райан не отходил от стола, а Черри не слезала со стула у двери, это непривычно, и неправильно, и сводит с ума, потому что хочется что-то сделать, разрушить затянувшееся напряжение.       Первая — понимает он.       — А если Черри? — она кусает губу, разводя затёкшие плечи, заглядываясь на потолок и бесшумно выдыхая через рот. — Они заперли меня.       Вторая. 4.7       Черри знает, что Кукловод и Дженни как-то связаны, но как именно — это всё ещё тайна.       — Если ты не хочешь вспоминать, не значит, что не хочет вспоминать она.       Огонёк камеры светится прямо у неё за спиной.       — Перо, ты слышала? Слышала, как она задыхалась в истерике от нахлынувшего прошлого? — презрительно-взбешённо спрашивает Кукловод, сверля дыру взглядом между её лопаток. Всё его нутро напряжено до невозможного, руки сжаты в кулаки, пальцы подрагивают и в груди что-то колет. — Нет, не слышала, — отвечает он сам себе.       Какой разговорчивый в последнее время.       Какой живой, оказывается. Такой же человек, как и все они.       Черри почти радостно выдыхает, не так, как если бы её ударили, но так, как если бы с ударом промахнулись, ведь в этой человечности есть — должна быть — слабость.       Он создал Перо. Знак свободы. Положил этот крест на неё, и Черри стала олицетворением. Свободы ли?       Не пустой ли тяги к чему-то недосягаемому?       — Знаешь, — говорит она, разрывая звенящую тишину прихожей, стоя на том месте, где Алиса слушала её бред, — обычно я как-то описывала зрителей. Тебя я назвала мнимым.       Кукловод вздыхает в микрофон.