ID работы: 4166497

Цепь

Bleach, Katekyo Hitman Reborn!, Kuroshitsuji (кроссовер)
Джен
PG-13
Заморожен
134
автор
Creeky бета
Размер:
85 страниц, 12 частей
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
134 Нравится 38 Отзывы 82 В сборник Скачать

Часть 3: 5 дней и ночей с Ичиго Куросаки 2.0

Настройки текста
Примечания:
      Каким-то неведомым даже ему способом, Шон Миллер — бывший некогда пастырем при старенькой церквушке на своей родине, оказался в стране восходящего солнца. Смутное воспоминание того, что толкнуло его на этот рискованный шаг, даже спустя шесть лет маячит где-то на периферии сознания, то доводя до нервного срыва своей навязчивостью, то успокаивая душу своей постоянностью и неразрешимостью, — что стало для бывшего пастыря очень удивительным.       Первое время после переезда Шон вспоминает с содроганием… Не зная языка, обычаев, быта — не зная ничего, он оказался будто в бушующем море.       Теперь это даже кажется ему немного смешным: все его потуги понять, принять, прижиться. Вообще Миллер был довольно труслив и консервативен, считая, что искать новые пути решения и вообще что-то менять — дело совершенно неблагодарное и ни к чему хорошему не приведет. К тому же на это накладывалась еще и приверженность к церкви, поэтому вдвойне удивительно, что мужчина оказался здесь почти без гроша в кармане. Впрочем, это уже пережитки прошлого.       Еще, будучи совсем маленьким, Миллер рос крупным ребенком. С возрастом это не ушло, но мужчина по этому поводу совершенно не волновался. Он считал, что пастырь должен быть видным. Вообще, если говорить о внешнем виде, то Шон не был красивым человеком. Если бы у читателя была возможность оказаться рядом с ним, то, наверняка, эта встреча окончилась бы, едва ли начавшись, потому что нечто, окружавшее бывшего пастыря, вызывало почему-то резкое недовольство, иной раз, приводя к агрессии. Маленький, объемный мужчина с бегающими глазками и с какой-то натянутой, фальшиво-сладкой улыбкой почему-то никак не мог найти общий язык со своими прихожанами, от того и бедной была его маленькая церквушка. Также бывший пастырь считал, что как представитель церкви он должен стоять выше, чем остальные, ведь он несет свет людям, которые давным-давно погрязли в грехе.       Сейчас Шон Миллер являлся прилежным работником в малоизвестной фирме, название которой не принесет читателю не малейшего пояснения. Работой бывший пастырь оказался вполне доволен и уже довольно продолжительное время ждал, как «с минуты на минуту» ему отдадут пост главного менеджера небольшого отдела, который пусть и считался подотделом, но все же, на взгляд Шона, был крайне необходим.       Каждый день он приходил на работу и ждал, когда откроется дверь в их маленький захламленный всеми вещами, которые не смогли найти место в других отделах, рабочий закуток, и начальник фирмы сам, улыбнувшись и с благоговением пожав руку Шону, скажет, что теперь этот отдел полностью под его юрисдикцией. Возможно, после этого они даже перекусят вместе, и начальник пообещает Миллеру, что поможет ему в получении более высокой должности. Только начальник все не приходил, наверное, у него было просто много работы, поэтому в очередной раз, выходя их душного помещения, Шон косит свои злые глазки на других сотрудников, что каждый день после работы идут выпить, и упрекает их в грехе.       Очередное утро очередного дня ничем не отличалось от сотни предыдущих. Так, в маленькой серенькой и пахшей почему-то то ли сыростью, то ли затхлостью каморке, которую Шон с гордостью называл своей квартирой, до звона излишне громкого будильника оставалось считанные минуты. Солнце, что по обыкновению должно будить кого-то из героев в комнатке не появлялось, ведь окна выходили на западную сторону, но, признаться честно, и во время буйства заката солнце категорически отказывалось показываться в данном помещении. От того и было в комнатке как-то неуютно и холодно. Впрочем, Миллер и здесь нашел свои плюсы. Например, так он избавляет себя от лишних удовольствий, которые, проникая в нашу жизнь, уничтожают наши души.       Но дело здесь даже не в этом…       Иисус явился бывшему пастору Шону Миллеру во сне. Высокий, здоровый и сильный, в золотистом сиянии, он шагал по луговой траве и между деревьями, а Миллер следовал за ним. Стоял день, ясный славный день, и солнце парило, теплое и белое, в высоком синем безоблачном небе. Деревья и растения вокруг него были зелеными: ни пыли, ни грязи на этой яркой зелени, а трава под ногами — мягкая, шелковистая, слегка пружинящая. Свежий воздух звенел от птичьего пения.       Иисус обошел заросли невысоких кустиков, название которых Шон совершенно не знал, и теперь Миллер понял, где они находились. Он узнал заброшенный участок на возвышенности в дальней части города. Туда не ходили и детей старались оградить от этого места, потому что сотни торчащих прямо из земли железяк, словно руки давно погибших существ, не внушали людям доверия. Говорили, что раньше здесь был парк. Однако Миллер, побывавший в этой части города когда-то однажды, его совершенно не признал: рук, тянущихся в небо, не было, вместо них стоял огромный центр, чем-то напоминавший городской кинотеатр; лужайки прибраны и в разные стороны тянули свои продолговатые тела.       Иисус, отойдя от здания на несколько метров, остановился и повернулся к Уиллеру. Лицо Спасителя обрамляли прекрасные волосы, падавшие густыми кудрями Ему на плечи, а каштановая, с рыжеватым оттенком бородка сверкала в солнечных лучах. Лицо Его выражало бесконечное терпение и понимание, и когда Он заговорил, в голосе Его, твердом и одновременно успокаивающем, прозвучала Истина. — Шон, — сказал Он, и Его голос был как музыка для ушей Миллера, — я выбрал тебя для особой задачи.       Миллер хотел ответить, хотел упасть на колени и, всхлипывая, пробормотать благодарности, но почувствовал, что не может двинуться, завороженный мощью, исходившей от Христа.       Иисус поднял руку и показал на землю вокруг себя. — Здесь ты построишь Мою церковь. Теперь Шон Миллер снова обрел голос. — Какую церковь должен я построить?       Иисус ничего не сказал, но церковь немедленно предстала внутреннему взору Миллера. В одно мгновение на него снизошло озарение, и он увидел церковь во всех деталях: ее размеры, материалы, из которых она будет построена, все предметы, находящиеся в ней. Это было потрясающее здание по масштабности его замысла, грандиозное свидетельство славы Господа, по сравнению с которым древние храмы казались лишь бледными тенями; оно было слишком величественным и впечатляющим для городка, подобного этому. — Величие Господа можно славить в любом месте и в любое время, — сказал Иисус, ответив на его сомнения еще до того, как Шон успел их высказать. — Господу нет нужды помещать Его церковь там, где люди заметят ее: люди увидят ее там, где она будет построена.       И Миллер понял. Верующие, достойные, заслуживающие этого, узнают о том, где возведена церковь, и постараются посетить ее. Пилигримы со всего мира стекутся в этот маленький городок, чтобы приобщиться к славе Христа, отраженной в великолепии Его церкви. Слепые прозреют, направив свои незрячие глаза на нее, калеки исцелятся, прикоснувшись к ее стенам. Верующие будут вознаграждены, неверующие уверуют, неправые исправятся, и царство Бога на Земле вырастет из этого скромного семени.       Глаза Миллера наполнились слезами, и божественный образ Спасителя стал размытым. — Я… я люблю Тебя, — запинаясь, сказал Миллер, опустившись на колени. Иисус улыбнулся такой сияющей и блаженной улыбкой, что свет от нее пробил завесу слез и озарил лицо Миллера. — Я знаю, — сказал Он.       Когда Миллер проснулся, было позднее утро, и он лежал, уставившись на серый с отслаивающейся краской потолок над своей кроватью. Будильник что-то истошно вещавший прямо рядом с Шоном, все никак не мог дотянуться до сознания мужчины. Привычный мир Шона Миллера рассыпался прахом. Теперь-то бывший пастор знал, почему оказался здесь и какая честь ему оказана.

***

      Когда я проснулся на следующее утро, часы уже давно перевалили за полдень, поэтому назвать утром утро не получалось, как бы я не старался. Поерзав пару минут на постели, я пришел к неутешительному выводу о том, что уснуть снова у меня не получится. Несколько минут я просто лежал, раскинув руки, и всматривался в потолок. Не знаю, чем меня он так привлек, но я маниакально пытался выискать на нем хоть что-то отдаленно напоминающее трещину, но либо за квартирой хорошо следили, либо Ичиго надоело каждое утро смотреть на расползающуюся паутину на потолке, и он ее замазал. Хотя, ни тот, ни другой вариант мне не кажется правдивым.       Медленно повернув голову, уткнулся взглядом прямо в проем между коридором и комнатой. Вообще, помещение было небольшим и больше смахивало на комнатку в общежитии. Впечатление она оставляла двоякое: вроде и обжитое с множеством мелких деталей, а вроде и заброшенное в виду кое-где видневшейся пыли, пачек от чипсов или лапши, да и общей чуть унылой атмосферы.       Тяжело вздохнув и в некотором роде даже скучая по своей прежней чистой и светлой комнате, я поднялся. В квартире стояла тишина, только чуть слышно гудел холодильник в кухне, да капала где-то вода. Вероятнее всего Ичиго ушел в школу, хотя и шептало что-то внутри, что именно этот человек далек от прилежного ученика обычной школы (необычных в нашем городке не было). Я еще раз окинул помещение взглядом, а затем, подхватив несколько вещей из сумки, отправился в ванную.       Уже стоя на кухне спустя неопределенное количество времени, я внезапно осознал, что я сбежал из дома. Как бы странно, конечно, этого было не знать, но дело тут, в общем, в другом. Если попытаться вкратце рассказать эти три дня, то выходит какая-то странная белибердистика. Вот я спокойно шел домой, как обычно ожидая встретить в одной из комнат родного дома постороннего мужчину, но стоит мне это сделать, как я бьюсь в истерике и несусь, куда глаза глядят, лишь бы подальше от единственной константы в моей жизни. Потом рыжик и моя зацикленность на проживании именно с ним, странный район и не менее странные сны. Как-то это не доставляет мне особой радости.       Стул подо мной снова что-то жалобно проскрипел, а я в некой прострации уставился в стену. Если подумать логически, то мое поведение глупо и абсолютно бездумно. Нет, говорят, конечно, доверяй своему сердцу, но что-то как-то все это все больше походит не то на фильм ужасов, который как-то принес в класс один из мальчишек — признаться честно, я так и не понял, от чего все в классе так дружно кричали, это же все не по-настоящему, — не то на старенький фильм про драки, где опытность актеров косит на обе ноги. Ладно, может быть в некоторых вопросах слушать интуицию и нужно, но…       И именно сейчас эта пресловутая интуиция звякнула что-то тихое и неясное, рассеевшись так быстро, как и мои одноклассники, после слов, об отмене уроков, и оставила после себя какое-то тянущее ощущение то ли беды, то ли еще чего-то. Но ясно одно, сегодня что-то будет и не факт, что это мне понравится. Пару раз моргнув, я опустил глаза на свои пальцы. Нда, если я продолжу в том же духе, то неизвестно куда заведут меня мои мысли.       Решительно поднявшись, я направил свои стопы в комнату. Впрочем, как направил, так и остановил. Стоило мне оглядеть комнату, забитую не пойми чем, я пришел к неутешительному выводу, что делать здесь совершенно нечего, так как в помещении отсутствовал даже банальный телевизор.       Книг вокруг так же обнаружено не было, кроме разве что нескольких, но, прочитав их название, я мало того, что едва не сломал себе язык, так к тому же и ничего не понял. Мне как-то сразу стало грустно. Это что же получается, я совершенно один в чужой, так сказать, квартире без малейшей возможности покинуть сей гостеприимный дом и здесь совершенно отсутствует что-либо, чем можно было бы не то, что занять, убить время. От неожиданности я даже присел. Здравствуйте, приехали, я ваш дядя — Кактус!       Помедитировав несколько минут, я поднялся и приступил к единственному пришедшему в мою буйную голову делу. Ладно, уговорили, не единственному, но что-то красить и так подпорченные обои мне было совестно, еще не известно, как на это бы отреагировал Ичиго, а метать что-то с балкона мне показалось по-детски глупым и совсем чуть-чуть пугающим, все же это вам не светленькие улочки понятного тебе города, а неясное нечто, которое еще и аукнуться тебе может.       В общем, я принялся за уборку, и вот честно лучше бы я этого не делал, потому что та кака, которую я находил в процессе, приводила меня в состояние близкое к обмороку. Хорошо, я согласен был обнаружить просроченные продукты или нестиранные носки, но не несколько пистолетов найденных мною в самых труднодоступных местах (для кого как, конечно). К этому сверху прилагалось несколько пачек патронов и штук десять ножей разного размера. Ладно, хорошо, у каждого свои скелеты в шкафу, но когда я в этом шкафу рядом с пачкой презервативов — боже, как я в тот момент смутился, — обнаружил странный пакетик с не менее странным порошком внутри, меня в буквальном смысле трясло. Однако самое странное тут не в этом. Мало того, что я догадывался, что содержится в пакетике, к тому же интуиция радостно позвенькивала на заднем плане, так к тому же меня это не беспокоило! Нет, беспокоило, конечно, но не в плане того, что рыжик связан с преступностью, а в плане, не будет ли ему что-нибудь за хранение!       После этого я культурно закрыл шкафчик и пошел пить чай. После четвертой выпитой подряд кружки я понял, что готов встретиться с этим лицом к лицу и, поставив себе в уме галочку, отправился покорять новые вершины. Впрочем, ничего более мне найти не удалось. К счастью это или к горю, я так и не решил, поэтому с чистой совестью заканчивал уборку.       Заканчивал, как и начинал я, как выяснилось позже ее зря, потому что стоило мне домыть полы, как ключ в двери шумно повернулся и, едва перешагнув порог, этот рыжий идиот свалился своей окровавленной футболкой прямо на только что вымытый мною пол! Я от возмущения как стоял, так и сел. Правда, чуть позже до меня дошло, что здесь что-то не так и кровь от здорового парня не будет расползаться в разные стороны по моему чистому когда-то полу, да и здоровый парень не будет валится с ног и хрипеть что-то невнятное.       Признаться честно, я не знаю, как мне удалось что-то сделать, но в какой-то момент я обнаружил себя внимательно слушающего невнятное бормотание парня. Он что-то говорил про аптечку, что нельзя звонить в скорую, что нужен кипяток. Кажется, он сказал что-то еще, но я так и не понял что. Я, если уж говорить откровенно, ничего не понял. До меня доходила действительность, словно я в огромном стеклянном куполе, толщина которого была с ладонь. Но все же каким-то чудом я оказался возле Ичиго с набором всего необходимого. Я даже помог ему перебраться в более менее сидячее положение. А потом отполз чуть дальше по коридору и во все глаза уставился на происходящее.       Меня колотило. Ичиго, конечно, тоже колотило, но для него это, по всей видимости, было чем-то нормальным. Я в круг избранных не входил, поэтому меня трясло. А еще, когда парень, оттянув края раны, потянулся прямо туда, чтобы достать пулю, меня вырвало. Честно, не кушая сегодня ничего, я буквально чувствовал, как желудок сводит спазмами, и он вместо еды пытается проложить себе путь наружу. Я давился слезами, пока желчь раздирала мне горло, растекаясь горечью на языке. В порыве истерики я даже не заметил, насколько неудачно подставил трясущуюся руку, поэтому ничего удивительного в том, что я плечом рухнул прямо в образовавшуюся лужицу. Единственное, что я действительно осознавал, так это была ледяная стена за моей спиной, которая появилась сразу после моего маленького позора.       Ичиго же продолжал свою трудоемкую работу. Когда внутренности встали на место, а всхлипы перетекли в молчание, хотя слезы и продолжали полосовать щеки, неприятно стягивая кожу, парень уже затягивал последний шов на небольшой с виду ране. Мне тогда подумалось, что лишние дыры могут привести к сквозняку в организме, а мама так не любит, когда у меня идут сопли.       Рыжик шипел, пытаясь обмотать себя бинтом, но от большой потери крови его руки тряслись, а повязка постоянно сдвигалась, принося не самые приятное ощущения ране. Я не знаю, как я вообще мог оторваться от своей новой маленькой константы, но в голове билась лишь одна мысль о том, что Ичиго плохо, и ему надо помочь. Я, правда, не знаю, как мне удалось совершить нечто подобное в моем-то состоянии, ведь я фактически не реагировал на действительность: в ушах стоял шум, глаза застилала желтоватая пелена, колени подгибались, а сознание гуляло где-то на просторе вселенной, но я все же сделал это, преодолев пропасть, что разделяла нас недавно.       Бинт в моих трясущихся руках явно не вызывал доверия, но либо рыжику было настолько плохо, либо мой истрепанный вид привел его в шоковое состояние, но препятствовать мне не стали, наоборот даже помогли. Я уже не ревел, это мешало смотреть на то, что я делаю, но тихие шмыги продолжали терзать мое сознание. Стараясь аккуратно обматывать парня бинтами, я медленно приходил в себя, поэтому стоило мне завязать вполне себе милый бантик на другой стороне от ран, я уже более менее понимал, что все, что сейчас произошло, поставило окончательную точку в наших с Ичиго взаимоотношениях.       Я отодвинулся от парня и, опустив голову, уставился в пол. Рыжик на это ничего не сказал, он вообще ничего не сказал. Он сидел, молчал и явно обдумывал, что сделать со мной и возможно ли как-то исправить ситуацию. Не знаю, как, конечно, он собирался это исправлять, но проблески каких-то особо удачных идей все же мелькали в его голове, потому что он смотрел на меня как-то уж подозрительно странно. — Ты как, парень? — хриплый голос рыжика заставил меня вздрогнуть. Вместо ответа я покивал парню, якобы я в порядке. Кажется, он мне не очень-то и поверил, я себе в этот момент тоже слабо верю. — Надеюсь, ты все же понял, что находится рядом со мной, это не самое лучшее, что могло прийти в голову ребенку, — кажется, ему было очень сложно говорить. Я кивнул. — Теперь ты вернешься домой? — я какое-то время ничего не отвечал, а потом неожиданно даже для себя отрицательно помотал головой. Ичиго тоже немного не оценил моей шутки и будто впал в ступор. — Так, ладно, давай еще раз, ты вернешься домой? — с нажимом повторил парень и выжидательно взглянул на меня, хмурясь. Из-под неровной челки я видел, как плотно он сжимал челюсть и как дрожь пробивала все его тело. Я снова помотал головой, слыша, как сквозь зубы выдыхает Ичиго, явно не ожидая от меня подобного упорства. Возможно, он и прав, и вся его последующая немногословная речь о плохом примере, угрозе моральному и физическому здоровью должна была убедить меня в его правоте. Только вот что-то внутри совсем тихо говорило, что все правильно, что все так, как и должно быть. Верил я этому мало, парень напротив тоже, но возвращаться домой я не собираюсь. — Твою! Кхм. Ладно, придется… — я не знаю, что его остановило, может, это от боли, а может, так на него подействовал мой взгляд. Я, конечно, не уверен, что рыжик разобрал в моих глазах именно то, что я вкладывал, смотря на него, но все же основную мысль он понял правильно, поэтому собирался уже возмутиться. Однако остановил его деликатный стук в дверь. Я испуганно дернулся, в то время как Ичиго напрягся. Видимо, в гости сегодня прийти никто не должен был.       Ичиго поднялся, кивнув головой в сторону комнаты, а сам, опираясь о стенку, двинулся к двери. Почему я не последовал совету парня, я не знаю, а в следующий момент я увидел, как за дверью незнакомый мужчина поднял пистолет на рыжика. Задохнувшись от накатившего страха, я забился под стол на кухне, — видимость от этого хуже не стала, к слову сказать. Парень, ожидавший чего-то подобного, как-то слишком шустро для раненого накинулся на «гостя». Я видел смутно, — слезы снова застилали глаза, — кажется, Ичиго побеждал, а потом я увидел, как его приложили головой о стенку. На этом моменте моя психика решила, что для моего же блага лучше не видеть того, что может произойти после.

***

      Честно, от своего обморока я ожидал кошмаров. В общей сложности так и было, пока из ниоткуда, буквально разрывая пространство, словно ткань, не взялись двое странных людей. Я не видел их лица, какой-то неясный свет окружал их, но я слышал, что один из них приятным голосом говорил, что все будет хорошо. Весь его образ, даже воздух вокруг него говорили о том, что этому человеку стоит довериться, — даже если не хочется. Именно поэтому его слова я принял в штыки. А вот второй человек мне понравился больше, хотя смех, который не прекращался с момента появления его здесь, вызвал во мне не то обиду, не то отвращение, — вам бы понравилось, если бы вас оплевали? А смеялся он так будто нарочно. Все потому, что весь его вид, пусть и напоминал гиену, — нам недавно на биологии о них рассказывали, — но был однообразен. Первый же мужчина имел вид скромного рабочего клерка, улыбку мороженщицы, которая иногда давала мне мороженое просто так, и глаза отца, которому позвонили с работы, едва он успел переступить порог. Видя, что я не особо слушаю его проповеди на тему добра и всеобщего блага, он протянул ко мне свои руки и, сжав плечи, взглянул на меня неодобрительно. Так же делала мама, когда я не оправдывал ее ожидания, да и руки у них были чем-то похожи: теплые, мягкие, с длинными тонкими пальцами. В связи с последними событиями эти незначительные сходства пробудили во мне волну негодования, обиды, злости и чего-то еще, такого маленького и пушистого прямо у самого сердца. Слезы набежали на глаза, я вырвался из рук мужчины и хмуро взглянул на него. Смех второго человека усилился, первый же прибывал в недоумении.       Что было дальше я не знаю, потому что внезапно вместо темноты, где я находился вместе с двумя неизвестными фигурами, появилась темнота, которая бывает, когда закрываешь глаза. Сразу вспомнился удар головы рыжика о стену. Странно, если Ичиго ум… проиграл, то вряд ли бы я лежал на кровати. И даже если бы меня забрали с собой, то поверхность, на которой бы я проснулся, точно была бы не постель. Значит, Ичиго выиграл и перенес меня на кровать, но проблема состояла в том, что это не могла быть постель Ичиго, так как недостаточно мягкая для нее и как-то коротковата, — ногами я как раз сейчас упирался в изножье. Вывод, Ичиго, конечно, победил, но мы сейчас не в его квартире. — Да как ты мог втянуть в это ребенка, дубина ты безмозглая?! — доносился из-за двери женский крик. От неожиданности я даже подпрыгнул на постели. Огляделся. Похоже, все действительно закончилось благополучно, потому что невнятное бормотание, следовавшее за вопросом, я разобрать не мог, но по голосу определил, что это Ичиго. Похоже, его отчитывают из-за моей скромной тушки. Впрочем, я решил пока не вмешиваться, во-первых, может мне повезет, и я услышу что-нибудь интересное, а во-вторых, ему полезно, особенно когда он напугал меня своей едва ли не смертью. Вспомнив об этом, меня сразу же стало тошнить и нервная дрожь пробила все тело. Чтобы хоть как-то отвлечься, я стал рассматривать помещение, в котором оказался. Ничего примечательного: комната в старом стиле, стол со стулом у соседней стенки да кровать, на которой я собственно и сижу.       За стенкой к крику девушки присоединился еще один — мужской, который обозвал рыжика «малолетним придурком». Было еще что-то неясное, но странный звук, внезапно резанувший по ушам, установил в помещении абсолютную тишину. Новый мужской голос произнес что-то неясное, а потом добавил, что если я не собираюсь возвращаться домой, то меня надо отправить или в полицию или в детский дом. Ну, или что-то вроде этого.       Возмутившись до глубины души, я выскочил из комнаты, где был до этого, и воскликнул, что никуда я не поеду. На меня воззрились четыре пары глаз: Ичиго, девушки-брюнетки, парня с лошадиным хвостом вместо волос почему-то красных и мужчины в зелено-белой панаме. — А тебя не спрашивают, — злобно донеслось от лошадки. Стало обидно. Действительно, они, значит, решают мое недалекое будущее, а я, значит, заткнись и сиди молча. Мое негодование разделила девушка и со всего размаху залепила парню оплеуху. Правда, для этого ей стоило хорошенько подпрыгнуть, но она, похоже, уже успела натренироваться. Вот девушка мне понравилась, а лошадка не очень. — Да, как ты можешь говорить это ребенку! — грозно выкрикнула она, а потом повернулась ко мне и попыталась изобразить самую добрую улыбку. До мороженщицы и дяди из сна ей, конечно, далеко, но есть в ее улыбке что-то такое приятное: — Но здесь ты остаться тоже не можешь, — а вот сейчас мне снова обидно, потому что прозвучало это так, будто мне пять, и я совершенно тупой.       Сжав кулаки, я взглянул на нее, низко опустив голову. Видимо, уловив мое настроение, она пустилась в разъяснения, в то время как парень, психанув, уселся за низенький столик, вокруг которого все и происходило. Ичиго сидел там же, но его голова была низко опущена, и весь вид говорил об усталости, а вот мужчина вызывал во мне страх, так как стоял дальше всех, прикрыв часть лица веером, и неотрывно следил за мной.       Я снова сказал, что никуда уходить не собираюсь. Девушка выдохнула и пустилась на второй круг, парень сверлил меня взглядом, что не шло не в какое сравнение с взглядом, под которым чувствуешь себя лабораторной крысой. После третьего круга, взвинченная девушка попросила рыжика ей посодействовать. Некоторое время он молчал, а потом, оглядев меня, сказал, что не имеет ничего против моей персоны, находящейся рядом с ним. Небольшая пауза и дружный ор двух молодых людей разносится по комнате, иногда перебиваемый едкими комментариями мужчины.       Я терпел долго, но и я психовать умею, поэтому, набрав в легкие побольше воздуха, я во все горло крикнул, что я остаюсь с Ичиго, и хрен они меня куда денут. Тишина, последовавшая за этим, даже принесла некоторое удовлетворение, пока ощущение подвоха не заставило меня посмотреть на свои руки.       Они горели.       Пламя не обжигало, и вообще не было похоже на огонь. Насыщенно оранжевый цвет с красными вкраплениями настоящего пламени не шел ни в какое сравнение с этим мягким сияющим огнем. Ощущение тепла на пальцах приносило иррациональное удовольствие. Я даже коснулся горящими пальцами щеки, но приятное ощущение не изменилось, не стало жечь и приносить боль. Но всего хорошего в меру. Поэтому от избытка эмоций я снова упал в спасительный обморок.       Кошмары в этот раз меня не мучили. Только тепло, появившееся в душе после возникновения пламени, свернулось в животе. Может быть, именно оно и отгоняло все ужасы, пришедшие в тот день по мою душу.
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.