Не замечай меня

Саша вышел с заднего сидения внедорожника и пошел к дому. Вот уже с неделю он вновь пользуется услугами своего водителя — верного Гриши. Саша не сосредоточен и разбит до такой степени, что не может сам садиться за руль, и Саша ни с кем не обсуждает свое состояние. Саша сбит с толку и подавлен, потому что первый раз в жизни его предали. Тим пропал вот уже как пять дней назад. Просто исчез, не позвонив, не сказав ни слова. И это после того, что было между ними накануне исчезновения. Саша знает его лицо лучше своего собственного. Саша помнит его запах, оттенок кожи, ее текстуру, помнит схемы родинок на его плечах… на щеке. Саша в трансе. Он до сих пор ощущает во рту вкус его члена, потому что это был первый и единственный член в его жизни, который он пробовал и хотел, хотел и пробовал. Саша душевно болен, потому что Тима больше нет, и он не знает насколько глобально это «нет». Нет ли Тима в Москве, стране или просто в Сашиной реальности? Или Тима уже в принципе нет, как формы жизни на этой планете. Саша чувствует страх — животный, холодящий кровь; страх, диктуемый инстинктами, с таким ничего нельзя сделать, от него нельзя отвлечься. «Теперь это саундтрек к твоей жизни, привыкай», — вторит страху внутренний голос. «Лучше бы ты остался тогда у меня», — вкус потери парализует все мысли, отравляя рецепторы. Страх потери самого себя. Обреченность на бессмысленное существование уже есть, она стала частью реальности, Саша уже живет этой новой, с привкусом бесконечного одиночества жизнью пять долгих дней. Страх за Тима, без Тима, вне Тима. Он больше эгоистичный, чем объективный. Тима ищут все: полиция, высокопоставленные друзья отца Саши применяют свои властные полномочия, чтобы выйти на какого-то подростка. Пока никто не нашел и малейшей зацепки. Оказывается, стать невидимкой проще простого. Безутешная мать — безутешна. *** Саша вошел в комнату уставший и воняющий отчаянием. Вкус горечи во рту, в горле — сдавливающий трахею ком. Сегодня снова никаких новостей, в ментовских сводках, которыми снабжает отец, нет ни неопознанных тел, ни поступавших в больницы и морги неизвестных семнадцатилетних парней с потерей памяти, ни подходящих пострадавших в ДТП. Очередной день, отравленный страхом, подошел к концу. «Ну вот, ты выжил — можешь себя поздравить, без него теперь каждый день будет просто черно-белым, немым кино, но ничего — ты втянешься, пусть и не сразу». Бросил рюкзак на пол у двери, посмотрел на часы на стене — половина третьего. Выдохнул и, расстегивая манжеты рубашки, окинул невидящим взглядом пространство. Реальность пошла кругами, будто в нее угодил камень. В его кровати кто-то лежал, накрытый одеялом. Саша подошел ближе: голые плечи, узнаваемый рисунок из родинок на них, темная, влажная челка закрывала половину лица. Сердце сжалось. — Тим… Сука. Оказывается, в жизни и такое бывает. Что-то исчезает, а потом, когда ты приходишь домой после очередного адски тяжелого дня, пропажа неожиданно обнаруживается в твоей постели, будто там и была все это время, пока, ты, дурак, читал какие-то сводки, ломая голову, что же натворили его родители, и с маниакальностью Пуаро выстраивал ход событий: «Куда же направилась жертва, после того, как…». «Ах, да, ты знал, что у него проблемы, ты не должен был его отпускать». Он не верил, просто смотрел на него и не верил. Вещи Тима сложены небрежной кучкой на стуле у окна, сквозь жалюзи пробивается дневной свет, попадая на его кожу, делая ее еще более бледной. Саша попытался сглотнуть подступивший к горлу ком, но добился лишь того, что на глазах выступили слезы. Страх отпускает, постепенно разжимая каменные пальцы на горле и сердце, зыбкий мир постепенно обретает прежние формы, звуки и цвета. Провернув ключ в замке, Легков направился обратно к кровати, на ходу расстегивая рубашку. Нет, он не будет его будить, просто убедится, что все в порядке. Стянул джинсы и, забравшись под одеяло, лег рядом. Сначала осторожно, а потом все смелее и смелее обнимая его голые, худые плечи. Он уткнулся сзади в шею, закрывая глаза, втянул воздух. Саша узнал запах своего шампуня и уже сквозь него запах самого Тима. В голове стало тихо впервые за все дни поисков. Спокойно и хорошо — Тим рядом… Саша зашарил руками по его телу под одеялом, будто бы проверяя на наличие повреждений. Сделать вывод о стопроцентной целостности дорогого тела помешала мысль о том, что Тим совершенно голый. «Голый… совершенный…» — внутренний голос был теперь на его стороне. И еще Тим теплый и сонный… Саша слышал его поверхностное дыхание, и этот запах кожи… Запах, который боялся уже никогда не почувствовать. Тим вздохнул глубже и зашевелился, провел рукой по прильнувшему сзади бедру, сквозь сон ощутив Сашино присутствие, и прижал ближе к себе, надавив ладонью на поясницу. — Саш… — слабым голосом прошептал он. Саша просунул руку ему под шею и обнял крепче. — Сука, где же ты был? — Обними меня, Саш… Я так скучал. Ни объяснений, ни извинений, лишь очередное условие, но Саша выполнил, вжимаясь сильнее в его спину, просто он не привык быть несчастным. У Саши стоял так, что даже обида и злость на Тима были не способны выключить это возбуждение. Сейчас было необходимо, как воздух, восполнить его отсутствие в своей жизни за все эти проклятые дни. Саша сжал пальцами острый подбородок, разворачивая к себе его лицо, и поцеловал открывающиеся навстречу губы. Осторожный поцелуй перетек в глубокий засос, руки под одеялом, лаская живот, начали спускаться все ниже. Тим возбужден. Устроившись затылком на сильном плече, он закрыл глаза, подавляя в себе недоверие. Он пришел к Саше, как только вернулся в город, он скучал по Легкову, и все, что он сделал в эти дни, он сделал в первую очередь ради нормальности их отношений. Мозги отключились, когда Тим застонал в подушку, видимо прохладная смазка на Сашиных пальцах обожгла теплую после душа и сна кожу. Откинув флакончик с лубрикантом в сторону — прошлогодний подарок Леры на День Святого Валентина, — Саша трогал его так, как тогда в душе, уже не целуя, а просто прижавшись губами к гладкому плечу. Мысленно он уже был в нем. Тим едва слышно постанывал, когда влажные пальцы выскальзывали из тела, и глушил всхлипы в подушку, когда они вновь проникали в него — медленно, но упорно подготавливая для чего-то важного, запретного и болезненного. — Саш… — Тише… — Саша приставил головку к тугому, пульсирующему, изученному вдоль и поперек отверстию. — Я боялся, ты не вернешься, — хриплый голос колыхнул волосы, и в ту же секунду Тима выгнуло дугой, но крепкие объятия удержали на месте. Саша не смог медленно, все-таки причинил боль. Тим вжался затылком в твердое плечо, впервые принимая член внутри собственного тела. Саша обхватил напряженного, как струна, парня и, закрыв глаза, замер. Лишь когда Тим снова смог вздохнуть, Сашины руки, сдавив острые косточки бедер, зафиксировали его под нужным углом и в нужном положении — Легков начал двигаться медленно, надламывая и выворачивая невинную душу, показывая, как сильно он мучился без него все это время. Он имел Тима, кусая до боли губы, зарывшись лицом в его волосы. От мысли, что он лишает Тима девственности, хотелось кричать, а от мысли, что Тиму все это нравится, помешательство наступило в прямом смысле. Саша гладил плоский, напряженный живот с проступающими в самом низу тонкими, голубыми венами, он чувствовал под пальцами твердую головку, сочащуюся смазкой, он сжимал его член и, тут же отпуская, гладил бедра, живот и грудь, жадно и больно сминая кожу, трахая уже в полную силу. Саша сжал пальцы под острой коленкой и задрал выше стройное бедро. Проникновение стало запредельно тугим и глубоким. Всего несколько толчков в новом положении, и Тим застонал в голос от обострившихся ощущений, что-то внутри затронуто и растревожено, что-то, имеющее прямой доступ к его сердцу, мозгу и центру удовольствия в нем. Пришлось зажать ему рот. Легков чувствовал взмокшее лицо, острые скулы, горячие, влажные губы, чувствовал, как зубы впиваются в ребро ладони, больно прикусывая кожу. Так сильно стучало сердце, так отчетливо онемели конечности, и так мало было осознания того, что происходит между ними. Развернув Тима к себе, целуя глубоко и впервые грубо, Саша начал ложиться сверху. Послушно развести колени и впервые почувствовать, как члена касается другой, такой же горячий и твердый. Тим за чертой теперь, Саша изменил его, меняет прямо сейчас его тело и душу. Он потянулся к припухшим губам, обхватывая сильные плечи. Сашин живот, руки, лицо, потерянный, почти пустой взгляд — все так близко, так ощутимо и одновременно нереально. Тим неосознанно поглаживал хищно выгибающуюся над собой спину, задыхаясь от собственного жара и запаха Сашиного разгоряченного тела. Пот прошиб от затылка до кончиков пальцев, когда Тим почувствовал горячее и влажное давление внизу. Саша проникал слишком медленно и выходил полностью, растягивая его все сильнее, кайфуя так неприкрыто от того, как обреченно и мучительно надламываются резные брови, как меняются черты лица Тима, как он туго сжимается вокруг члена. От его стонов ехала крыша, ничего сексуальнее не существовало ни здесь, ни в любой другой возможной реальности, Саша понимал это так же отчетливо, как и то, что солнце встает на Востоке, а заходит на Западе. Тим перестал дышать, и даже сердце замерло — в новом положении все воспринималось острее и больнее. Сашин живот коснулся напряженной головки, прижался и отстранился. Саша двигается все резче, и ему все кайфовее трахаться с парнем. А Тим… Снова задета точка внутри. И теперь это не совпадение, а ритмично повторяющаяся закономерность — снова остановка сердца, и боль, перемешивающаяся с агоническим наслаждением, вытесняет все, чем был до этого Тим Легкодымов. Он замер под ним, напоследок рвано вздрогнув несколько раз — Легков его часть теперь без сомнений и угрызений, и как же приятно чувствовать, что Саша не торопится, что дает ему время перевести дух, прийти в себя, продолжая накрывать собой, целуя медленно и осторожно. Теперь они любовники — за такое не жалко и умереть, Тим сможет, если будет нужно. Тонкие пальцы в жестких волосах заскользили медленно и мягко. Расслабленное лицо, закрытые глаза, Тим целовал доверчиво и благодарно. Саша толкнулся сильнее, срывая стон, заставляя тонкие пальцы, только сейчас нежно касавшиеся его лица, больно впиваться в спину. Тим приподнялся, упираясь ступнями в кровать, давление на волшебную точку стало невыносимым. Саша кончал в него, выгорая, как спичка, от ощущения того, как обесточенный Тим все еще что есть сил сжимается вокруг члена. Влажные ресницы, бирюзовый свет под ними: — Я хочу это сказать. Саша, не перебивая, просто смотрел и трогал слишком красивые, чтобы быть правдой, черты. — Хочу сказать это вслух, только ты молчи. Пообещай, что ничего не ответишь. Просто ты должен знать. Я чувствую сейчас всё так отчетливо, ты должен знать, Саш… — Говори. — Я люблю тебя. … — Тим… — Тихо… молчи. Прошу… — Тим закрыл ему рот ладонью. — Теперь ты просто знаешь то же, что и я.