Путь к славе

Пока он шел до работы, внутри боролись два вопроса: как вести себя с французом? Учитывая, что сегодня день проб, а с того самого дня они больше не пересекались, но в зрительном зале он присутствовал каждый вечерний спектакль, а иногда и дневной. И куда пропал человек со второго ряда? Он не появлялся уже неделю. Не то чтобы молодой человек расстроен этим фактом, но любопытство — дама коварная, она порой не дает спокойно вздохнуть, пока не успокоится. Перебирая возможные варианты неожиданного исчезновения тайного воздыхателя (а может ненавистника, данный вариант еще не был рассмотрен) он добрался до театра, разделся в служебном гардеробе и, быстро собравшись с мыслями, поднялся в репетиционную. К восьми утра в зале у станка было лишь три человека: его бывший, еще один его бывший и, как он когда-то думал, будущий. Они даже не обернулись на звук его прихода, о чем-то тихо переговариваясь. Скинув толстовку и сделав на голове нечто вроде пучка, он встал у станка на разминку. Однако, разминка требовалась не только его мышцам, но и голове: слишком надолго там застоялись мысли о французе. Невинный поцелуй, как дань уважению? Симпатии? Началу дружбы? Что это было, он так и не понял и, в ближайшее время, желал выяснить. Как можно скорее выяснить. Через полчаса в зале прибавилось еще человек десять, а после, неторопливо вошел — с кипой бумаг — виновник последних недельных волнений всей труппы театра. Базиль окинул собравшихся чуть сонным взглядом, а потом, едва улыбнувшись, объявил: — Жду всех на большой сцене. Все находившиеся в зале переглянулись, с немым вопросом в глазах: а разве не здесь должны быть пробы?

***

Когда все расположились в креслах в зрительном зале, и подтянулись еще несколько человек, француз стоял в центре неосвещенной сцены и что-то листал. Казалось, он не замечал взглядов, обращенных к нему, полностью окунувшись в свои записи. Прошли долгие пять минут до того, как Базиль положил себе под ноги бумаги и посмотрел на собравшихся «зрителей». — Я думаю, что для всех не секрет, зачем мы сегодня собрались здесь. Но мало кто из вас понимает, почему именно в большом зале. Так вот, птенчики, вы будете играть здесь, а не в зале для репетиций: мне нужно, чтобы вы чувствовали сцену, понимали, для чего вы здесь, существовали в произведении органично и всецело. А ваши дрыганья на паркете в зале мне нахрен не нужны. Я ясно выразился? Все были в шоке? Да это слабо сказано. Никто не ожидал такой речи и таких жестких интонаций. Особенно в контрасте с его, казалось бы, безобидной внешностью и милой улыбкой после тирады. Базиль медленно сошел в зал и выбрал седьмой ряд место шестнадцать — четко посередине. — Желающие? Или по списку? На сцену поднялся один из сидевших ближе к сцене. Шумно выдохнув, он повернулся лицом ко всем и встал в первую позицию. — Что ж, похвально. Я жду от вас чего-то стоящего, раз вы настолько уверены в своих силах. «Прикрыв глаза на пару секунд, как бы входя в образ, первый доброволец начал читать Шоу, кажется, Immaturity. Достаточно необычный выбор, но интерпретация могла быть оригинальнее. Слишком пресно и обыденно, нет натянутой струны». С такими мыслями он наблюдал за тем, что разворачивалось на сцене. Через пару фраз, режиссер выкрикнул: — Вон со сцены! Следующий! — Но. — Нет, стоп! Т-ш-ш-ш… не говори ничего. Меня не интересовало, не интересует и никогда, ни при каких обстоятельствах, не будет интересовать, что думает актер о моем решении. Меня волнует только зритель и его изнеженное понимание происходящего на сцене. Да, им нужно разжевывать и, желательно, еще положить в рот всё, что ты хочешь сказать. Но, твою мать, это надо делать тонко и искусно, будто он сам до этого дошел. А ты сейчас подложил зрителю в моем лице произведение, как дешевую проститутку. И не кого-то, а великого Бернарда Шоу. Ты хоть сам понял, что сделал? Можешь не отвечать, это риторический вопрос. Он, кажется, сейчас расплачется. И пара актеров из зала тоже. На вид безобидный и скромный режиссер превратился в безжалостную тварь, способную любого сожрать с потрохами, если он ему не понравится. Такого поворота не ожидал никто. Парень пулей вылетел со сцены и, сгребая свои вещи в одну охапку, выбежал из зала. Воцарилась тишина. Никто не решался пойти вторым, думая, что его прочтение окажется не достойным внимания француза. — Все? Больше никто не желает? Друзья мои, тогда придется сворачиваться, и я должен буду сделать вывод, что зря все это затеял? Медленно поднявшись на коченеющих с каждым движением ногах, он все-таки решил пойти на сцену. Плевать, что от гордости после таких экспериментов не останется и следа, может повезет, и француз смягчится. Ведь ему же не приснился тот поцелуй и тот вечер в кафе. Что-то же между ними промелькнуло? И не только тогда, но и сейчас что-то странное появилось в глазах Базиля. Интерес, смешанный с чем-то подозрительно опасным для актера. Желание поставить на место за смелость? Пройдя на сцену и встав ровно посередине, было понятно, что пути назад уже нет. Позорно сбежать нельзя. — Я вас внимательно слушаю, молодой человек. POV Актера Я надул в штаны. Или мне так кажется? Но, однозначно, морально я обосрался, и он это чувствует. Презабавная ситуация. Я не знаю, что читать и как читать. У меня правда есть одно произведение, но данную работу никто не видел, она была делана чисто для души. И... Так! Соберись! Тряпка! — «Маленький принц» Антуан де Сент-Экзюпери. В оригинале. Что он скажет на это? Я выбрал отрывок с лисом. Честно говоря, это моя любимая книжка, и я не перестаю удивляться, читая ее и перечитывая. Не знаю, почему выбрал именно в оригинале ее прочитать. Французский меня не особо прельщает: однако, передо мной сидел француз и, кажется, я попал в точку. После моих слов он ощутимо напрягся, и между бровей залегла складка. — Так, спасибо, я прекрасно понял. Оставайся на месте. Базиль прикрыл глаза и закрыл лицо ладонями. Что вообще сейчас произошло? Меня прервали после нескольких предложений. Это нормально? Где я лажанул? Хотя, может и не лажанул, он сказал оставаться на месте. — Допустим, я принял твое прочтение данного произведения. Что ты еще можешь мне показать? — Танец? — Это был вопрос? — Нет… Я могу показать танец. — Музыка с собой или так, подрыгаешься в тишине? Сука! Он продолжает издевается. — С собой. Включите, пожалуйста, музыкальное сопровождение. На самом деле заготовленного танца у меня не было, но не принести музыку я не мог. Никогда не знаешь, что в голове у того или иного режиссера. Однако, заиграло прекрасно удивительное сочетание классических инструментов и баритона вокалиста HIM*, и я отключился от внешнего мира, полностью отдавшись импровизации. Тут без тени смущения могу сказать, что я один из лучших в нашем театре. Мне больше импонирует танцевальная, нежели актерская составляющая театра. Конечно, хотелось пойти в балетную школу изначально. Да что там хотелось, я даже пытался поступить. Но после провала и откровенно резкой критики со стороны педагогов, решил, что нужно попробовать себя в чем-то другом, но близким по духу к танцу. Что ж, в театральные вузы пройти, как оказалось, не так уж сложно — мне предложили два бюджетных места. На этот раз мне дали закончить импровизацию, не прервав даже ближе к концу. Базиль сидел с задумчивым лицом и внимательно смотрел на меня. По коже пробежал холодок. Что-то сейчас будет. — Спасибо. Встретимся на репетиции. Это все?! Я решил, что нужно быстрее свалить, пока он не передумал. Быстро бросив, практически не слышное «хорошо», я спустился со сцены, захватил свои вещи и смог вдохнуть полной грудью и выдохнуть только тогда, когда за мной закрылась дверь большого зала.