Огненная тень

      Каждый раз, сталкиваясь с Теймилом в коридоре, Шейлан пытался понять, холодеет ли амулет. И ни разу не сумел. То ли сказывалось постоянное присутствие огненной магии, то ли новый капитан и вправду не имеет никакого отношения к Огню. Надо проверить. И проще всего – в часовне, в которой Теймил проводил часы и в которую Шейлан заглядывал только перед бойнями.       Как ни странно, неожиданной поддержкой выступил Ролмас. Он страстно желал выяснить, как Теймил относится к некоторым спорным моментам Книги Огня (точнее, как подозревал Шейлан, навязать ему свою точку зрения на эти моменты. Ну-ну). Только вот капитан ему не попадался. Выяснить у Шейлана то, что он уже узнал, бывший проповедник, похоже, считал ниже своего достоинства. Так что Ролмас шумно возмущался, суетливо прятал трубку и пытался найти Теймила, не связываясь при этом с Шейланом. Как доложил вездесущий Рей, незнамо как выяснивший, что его наставнику новый капитан совершенно не нравится, Теймил порой резко сворачивал, услышав голос Ролмаса. Впрочем, посоветовать тому быть потише Шейлан не спешил. Он забавлялся наблюдением за этими прятками, в которых пару раз участвовал ещё и Артур.       Пока Шейлан не хотел переходить к активным действиям. Ему вполне хватило того, что рассказала Нирэша. Всё свободное от обязанностей капитана и возни с учеником время он посвящал изучению «Великого Пламени». Дело постепенно двигалось.       Капитан Теймил присутствовал не на всех трапезах. Однако в один вечер он пришёл на ужин, ещё когда не было жрецов. Шейлан рассказывал Рею один довольно занимательный приём. Возможно, ему просто показалось, что ученик на мгновение испуганно распахнул глаза и дёрнулся к нему, подальше от Теймила. Незаметно коснуться амулета было почти невозможно, да и что почувствуешь через ткань рубашки? Однако Шейлан рискнул. Тряхнул головой, чтобы несколько прядей упали на грудь, и убрал их, мизинцем прижав амулет к коже. Чуть прохладнее, чем всегда. Самую малость. Так, как во время резни, озарённой пожаром. От жреческой магии кристалл бывал куда холоднее.       Подозрения всё крепли. От присутствия Огненных Ищеек амулет морозил кожу сильнее. Значит, не Ищейка, хотя кто знает, как они могут скрывать свою сущность?       Тем же вечером Шейлан впервые наткнулся на то, что искал.        «Жги, Алый Отсвет! Пылай, сожги дотла плоть греховную, дабы навеки от удовольствия отрёкся сей сосуд! Жги всё, что красою названо устами людскими, ибо ничто есть земное пред ликом Творца! Да не осквернится тело сие наслаждениями!       Сияй, Оранжевый Отсвет! Сиянием своим уничтожь очи телесные, дабы не смущали они истинного взора! Да не узрит никогда создание сие лжи, что миссию великую смутить попытается!       Очищай, Жёлтый Отсвет! Да не затмят сомнения грешные да чувства излишние веры священной, что в подтверждениях не нуждается! Оставь лишь разум младенческий, ибо без надобности размышлять орудию сему! Да не сумеет сосуд сей боль и страх ощутить, так очисть его от чувств!       Снизойди на сей сосуд опустошённый, Белый Отсвет! Заполни его своею истиной да верой, дабы без раздумья уничтожал он пособников Ночи зловредной, праведникам грозящей! Подари ему Пламя очищающее, что дано нам Творцом!»       Шейлан провёл языком по пересохшим губам. Вот оно. Вот так создают Ищеек. Уродуя тела, выжигая глаза и разум. Наконец-то. Неясно лишь, как отбирают тех, кто «достоин» этого ужаса.       Теймил зряч. Он не может быть Ищейкой, но почему тогда под руку с ним идёт страх? Нет, до этого Шейлан ещё не дошёл. Он ещё не нашёл описания чувств, которые должны вызывать Огненные Ищейки, и кто знает, найдёт ли? Он не знает, как воспринимают Ищеек чистокровные люди, а спрашивать у того же Рейдена… Нет. Опасно. Рей тоже боится Ищеек, Шейлан это помнил, только вот почему? Потому, что ему всего пятнадцать лет, или же потому, что этих монстров невозможно не бояться?       Мысли заметались. Шейлан глотнул воды прямо из кувшина, смачивая пересохшие губы. Цепочка амулета сдавила шею, не позволяя дышать. Надо читать дальше. Шейлан думал, что оставил впечатлительность в прошлом, насмотревшись на убийства, но почему-то описание в «Великом Пламени» обрушилось на него пыльным мешком. Казалось, он готов к чему угодно. К чему угодно, кроме этого. Без глаз, без чувств, почти без разума, с обожжённым телом… Единственное, что могут Ищейки – убивать.       Едва ли он сейчас заснёт. Наверняка опять придут кошмары. Надо отвлечься. Шейлан решительно захлопнул книгу, сунул её под матрас и вышел, застегнув на груди пряжку перевязи. Быть может, прохладный воздух заставит его ненадолго забыться.       Шейлан гулял по полутёмным коридорам замка-монастыря. В монашескую часть он попасть не мог, да и не стремился, хоть порой ему и было интересно, что происходит там, за крепкими дубовыми дверями. Но зачем? Если можно спросить у той же Нирэши. Уж для неё едва ли запирались двери монашеских келий.       В тусклом свете замок рисовался совершенно другим, нежели днём. Шейлан прежде редко гулял просто так. Всё больше спешил куда-то, а сейчас ему не надо было спешить. Тёплый желтоватый свет не обрисовывал каждую трещинку, как белое сияние днём. Очертания скрадывались, и много лет знакомые коридоры казались совсем другими, загадочными и новыми. А зрению полукровки виделись цветными лишь огоньки свеч да блики. Всё остальное стало всевозможных, тончайших оттенков серого и синеватого, порой уходящих в совсем уже беспроглядную черноту под самыми сводами потолков.       Мягкие шаги почти не нарушали синюю тишину. Шейлан чуть улыбался своей свободе. Пусть ненадолго, всего на этот вечер, пусть груди по-прежнему касается амулет, своим холодом предупреждающий об огненной магии. Зато не нужно следить за всеми вокруг, не позволяя зайти за спину. Он остался в одиночестве. Наконец-то.       Шейлан вышел в нежилую часть замка. Грубые камни дышали холодом. Когда он заглянул в окно – прорубленное намного позже, чем был построен замок, – то увидел только тьму. Ласковую мягкую черноту ночи, которую так любил.       Пора было возвращаться. Не ровен час кто-нибудь увидит, как Шейлан бродит в почти полной для человека темноте. И тогда пойдут вопросы. Тут уже едва ли можно отделаться своей избранностью. Творец даёт возможность видеть в темноте только для дела. Шейлану было жаль уходить из прохладной синевы. Впрочем, в комнате было так же темно. Он не стал зажигать лампу. Подошёл к распахнутому настежь окну, опёрся на подоконник и нырнул в звёздный хоровод, отыскивая знакомые созвездия среди серебряного бисера, упавшего на платье Небесной Сестры.       На ум пришла легенда, услышанная в детстве. Маленькому Шейлану очень понравилась Небесная Сестра из этой почти сказки. Тогда она показалась ему похожей на маму. Такая же умелая, только мама шила простыми нитками, а не драгоценным бисером. А Небесная Сестра расшивала своему миру наряд и случайно просыпала на подол целую горсть серебристых шариков. Должно быть, дело было зимой.       Конечно же, небо – никакая не твердь и не ткань. Даже жрецы давно согласились, что выше воздуха – пустота с огненными шарами звёзд, которые Творец создал из своей мощи вместе с Солнцем. Только не хотелось верить, что они правы. Звёзды принадлежат Небесной Сестре. Едва ли жрецы могли так подумать: они ненавидели легенды не о Творце. А представить, что Небесная Сестра выше их бога – ересь и костёр.       Темнота настраивала на странно-лиричный лад. Но для лирики было не время. Шейлан достаточно устал за день, чтобы до утра забыть про Огненных Ищеек. Завтра снова придётся разбирать выцветшие слова на пожелтевшей пахучей бумаге. Можно было бы наслаждаться этим запахом, наслаждаться хрупкостью ветхих листов, как в юности. Можно было бы – если бы не смысл написанного. Стихи Шейлан всегда читал с восхищением – «Великое Пламя» же вызывало ужас.       Прохладная вода окончательно прогнала страх. А когда Шейлан вернулся в комнату, холодный ветер выдул из его головы все мысли, кроме одной: не замёрзнуть, закрывая окно. Теплее не стало даже под выстуженным одеялом.       Несколько минут спустя Шейлан всё же расслабился и провалился в полусон. Он слышал шум ветра, но не мог открыть глаза и даже повернуться. Всё проходило мимо, как из-за толстого одеяла. Мысли растаяли в ночной темноте с серебряными бисеринами, как те, что рассыпала Небесная Сестра.       Проснуться пришлось, хоть и не хотелось покидать уютный домашний сон. Даже амулет на груди не мешал наслаждаться теплом невнятных образов. Камень тоже согрелся от тела. Или дело в том, что епископ с его огромной магической силой снова покинул монастырь?       Рывком поднявшись и опустив ноги на прохладный пол, Шейлан потянулся до хруста. Вчерашний вечер затянулся дымкой. Гулкие синеватые коридоры, звёздная вышивка в бархате ночи, холод выстуженной степи. Но мужчина был уверен, что вернётся ужас перед «Великим Пламенем», едва он откроет заложенную обрывком бумаги страницу.       Восток только чуть порозовел. Шейлан поднялся на крышу с томиком стихов, начатых уже два дня назад. Пока он не отыскал ничего, что могло бы описать то, что он ощущал рядом с Ищейками и в меньшей степени – рядом с Теймилом. Но ведь, если подумать, в юности он так же пугался жрецов, боясь, что подведёт амулет. Амулет не подвёл. – Смерть, – вполголоса произнёс Шейлан, скользя взглядом по пепельному облаку на розовом зареве. Но он не боится смерти. Не стремится к ней, но и не боится. Он – воин, и смерть всегда стоит под рукой. В лезвиях его мечей, в багровых тяжёлых каплях на стали… и в его сердце. Она выходила холодом расчёта в бою и яростью, позволяющей фехтовать без единой мысли. Что же может пугать больше смерти?       Неужто боль ожогов? Да, Шейлан давно не испытывал настоящей боли, только приятное напряжение в мышцах после сражений и тренировок. Нет, боли он бы так не боялся. И так тело покрыто шрамами – и давно зажившими, и не могущими зажить. Нет, дело не в боли как таковой. Скорее – в ожидании боли.       Небо посветлело. Шейлан наугад открыл книгу и вгляделся в едва заметные даже ему буквы. Нет, не то. Всё не то! – А где же небо? Скрыто за стеной, – негромко прочитал Шейлан. Из стихов, что читал сожжённый менестрель, он запомнил лишь это. И ещё несколько строк того же печального стихотворения.       Вот оно! Первый солнечный луч ударил по глазам, и вместе с этим Шейлана прошибло осознанием. Скрыто – не видно – неизвестность – опасность. Люди боятся не темноты, а того, что в ней! И так же никто не знает, что скрывают жёлтые плащи. И неизвестность куда страшнее любой боли, даже костра. Человеческий разум склонен воображать ужасы, способные свести с ума, даже если ничего подобного быть не может. Выходит, Ищейки влияют на сознание, и, судя по записям в «Великом Пламени», неосознанно.       Говорить это Рейдену точно нельзя. Пусть боится Теймила, тогда он точно не полезет на рожон и не станет ничего выяснять. Нечего выяснять будет. Неприятно таиться от ученика, но что поделать. Пока он слишком юн, да и стоит ли открыться? Рей считает своего наставника человеком. Если он узнает, что есть Шейлан по-настоящему, может пойти к епископу, и тогда – костёр. «Как наше Небо заперли огнём»… Нет. Рейден едва ли предаст, но отвернуться – может. И тогда проповеди возьмут своё. Магия проповедников – да того же Ролмаса – запрёт его настоящую душу. Такие, как Рей, не идут в Воины Огня. Выдержит ли он эту грязь? Ладно, ещё не поздно отослать его к своему наставнику, человеку много мудрее. Сколько ему должно быть? Не меньше шестидесяти. Должно быть, он совершенно не похож на того южанина с весёлыми тёмно-карими глазами, которого Шейлан оставил пятнадцать лет назад.       Солнце наполовину выползло из-за горизонта. Стало совсем светло, и Шейлан поспешил вниз, в белый неживой свет уже по-дневному горящих свеч. И, разумеется, перед дверями трапезной, куда он отправился, отнеся стихи к себе, болтался ученик, сверкая стальными глазами. – Что не пошёл встречать рассвет? – Проспал, – захлопал ресницами Рей. – Наставник, а можно тебя спросить? – Да спрашивай, – понизил голос Шейлан, обводя взглядом подтягивающихся Воинов Огня. Теймил ещё не появился. – Почему люди боятся Ищеек? В Книге Огня ведь сказано, мол, на них благословение Творца. Они же хорошие. – Как тебе сказать, Рей… – протянул Шейлан. Рискнуть, не рискнуть? Страшно. Да, это страх неизвестности. Но совсем не такой, как рядом с Теймилом и тем более – Ищейками. – Видишь ли, Огненные Ищейки – не люди. А всего… – Как не люди? – невежливо перебил Рей. – А кто? Ой, прости. – А вот так. Были людьми, но потом их человеческое выжгли и снова наполнили Огнём. Я не договорил – всего незнакомого, чуждого, боятся, потому что непонятно, что от этого ждать. – Разве это плохо? – захлопал глазами юноша. – Это же так интересно! – Не все так любопытны, как ты. – И тут амулет чуть похолодел. Совсем чуть-чуть. Если бы Шейлан не прижал его заранее к коже полосой ткани, не заметил бы. Появился Теймил, и в животе что-то сжалось. Рейден пискнул и тут же выпрямился с самым независимым видом. Да, тоже боится, хоть и пытается не показывать этого.       Что-то крутилось в голове, ещё не пойманное. Шейлан потёр лоб, отодвинул от глаза прилипший к коже волос. Легче не стало. Что он сказал свеому ученику? Люди боятся чуждого… Да! Ищейки не просто скрытны, они полностью чужды людям, больше, чем любой теневик! Вот оно. И все кожей ощущают эту чуждость.       Надо следить за Теймилом. Часовня – келья – трапезная. Порой выходит размяться на плац. Предлагать спарринг страшно. А вот увидеть, скажем, поединок с… да хоть с Тьяритом. Капитан обещал поддержку – вот пусть и выполняет свою часть уговора. А ещё прогуляться до часовни, посмотреть на Теймила там. Вдруг наедине с Творцом он что-нибудь скажет? Слух Шейлана куда лучше, чем у чистокровного человека.