По струнам сердца

      — И где же ты шлялся, юноша? — Дис гневно взирала на Кили, глаза матери буквально метали молнии. Из строгой прически не выбивалось ни волоска, платье было застегнуто на все пуговицы. Кили сглотнул, ежась. Сарн помог ему слезть с пони и сделал шаг назад, взяв лошадок под уздцы. — Тебе не было два дня и ночь! Торин послал на поиски! Ты не мог хотя бы предупредить?! Мы так волновались! Я не спала всю ночь!       Дис гневно зыркнула на Сарна, и тот, пробормотав извинения, поспешил к конюшням, уводя с собой пони. Кили чувствовал себя так, будто лишился последней поддержки. К горлу подкатил ком, а ладони задрожали. Во всем теле появилась слабость, и он тихо пробормотал:       — Привет, мам.       — И это все, что ты можешь мне сказать? — взвилась Дис. — «Привет, мам»? Неблагодарный ребенок!       Кили почувствовал, что начинает закипать. В конце концов, он не виноват, что в том трактире варят такое крепкое пиво! Он честно хотел вернуться вечером, но ему помешали обстоятельства. И Сарн… Почему он не привез его домой? Почему оставил там? Вполуха слушая крики матери, он опустил голову, грустно вздохнул, а после и закатил глаза.       Как же все не справедливо.       — Ты наказан, Кили! Не смей выходить из дома неделю! А если выйдешь — пеняй на себя! Мы с Торином больше не будем с тобой церемониться. Выпорем — и дело с концом.       Кили ощутил, что краснеет. Его, взрослого, практически совершеннолетнего гнома, выпорят? Да как так-то… Холодный ветер неприятно бил по пылающим щекам. Кили не решался поднять взгляд на мать. Ему оставалось только стоять посреди двора и краснеть, сцепив руки за спиной.       — Иди в свою комнату и немедленно ложись спать. Как же я от тебя устала. — Дис тяжело вздохнула и, махнув рукой на нерадивого отпрыска, вошла в двери Чертогов.       Лицо Кили горело от стыда. Мало того, что мать пригрозила ему розгами, так это еще и слышала, как минимум, треть Чертогов. Что ей стоило подождать, пока Кили войдет внутрь? Ничего. Она просто хотела его унизить.       Кили вздохнул и с силой провел руками по лицу. Так не хорошо. Она ведь очерняет не только его, но и свою репутацию, репутацию Торина. И его мало волновало, что он это заслужил.       Идти в свою комнату не хотелось жутко, но, вздохнув, Кили решил подчиниться. В конце концов, мать ясно дала понять, что если он ослушается, мало не покажется.       — А сильно вам влетело-то, Ваше Высочество, — ухмыльнулся подошедший Сарн. — Скажите спасибо, что дядюшки вашего здесь не было, иначе получили бы в два раза больше.       — Тебя не спрашивал, — огрызнулся Кили. — Не лезь ко мне! Я еще напомню леди Дис, кто должен был привезти меня домой и кто этого не сделал. Не думай, что отвертишься. Не в этот раз. — И развернувшись, Кили вошел в Чертоги. Сарн, на удивление, промолчал.       .       .       .       В его покоях оказалось жарко натоплено и душно. Кили вздохнул и, присев на скамеечку, сбросил сапоги. Опухшие ноги не освежало ничего, и встав, он поковылял к окну. Открыл его и тут же благодарно вздохнул. Прохладный ветер шевелил волосы, обдувая лицо и разгоняя жар, скопившийся в комнате за его отсутствие.       Не хотелось ничего. Только принять ванну и уснуть. На неделю, пока мать не смягчится.       А еще больше не хотелось видеть Торина, разговор с которым его явно ждет.       Внезапно в голове возникла дикая мысль: а что если сбежать? Подальше от этикета и правил, уроков кхуздула и боев на мечах, нудных церемоний и чопорных обедов; сбежать от государственных дел, к которым пытался приобщить его дядя; сбежать от вечно нервной матери и тени первого ребенка, его потерянного брата, которого мать не отпустит никогда и с которым всегда невольно будет сравнивать Кили?       Кили улыбнулся. Он никогда так не сделает. Слишком… А что слишком? Любит мать? Нет, увольте, он прекрасно без нее обошелся бы — никто не парил бы ему мозг ненужными правилами и не горевал о Фили. Предан государству? Да нет, ему, в общем, плевать было и на Синие горы, и на Эребор, которым грезил дядя Торин. Друзей у него, стараниями матери, не было. Кили ничего здесь не держало.       А там, за окном, свобода… Никто не указывает, что пить и что есть, с кем общаться, а с кем — нет. Можно делать, что пожелаешь.       Невольно Кили начал строить планы. Деньги у него есть, целый мешочек золотых, припрятанный под отходившей половицей, возможности — тоже есть. Только взять пони с конюшни и собрать одежду с оружием. А еще он мог бы работать: каменщиком, плотником, ювелиром, в конце концов, — дядя обучил его этим ремеслам.       Он не знал, что его останавливало. Какая-то привязанность к этому месту. Он провел детство в Чертогах и знал каждый закоулок.       Встряхнув головой, чтобы отогнать непрошенные мысли, Кили отошел от окна и направился к незаметной двери, ведущей в купальню. Покои у наследника были что надо — большая спальня, отдельная купальня и просто огромный кабинет (Кили, правда, не знал, зачем он ему нужен, но это уже было не важно).       Сбросив с себя вонючую и грязную одежду, он с наслаждением опустился в холодную воду. Он бы хотел горячую ванну, но и такая ему подходила. После пьянки, похмелья и длительной прогулки на пони все тело ломило, а голова буквально раскалывалась. Внезапно заурчало в животе, и Кили вспомнил, что последний раз он ел вчера, да и то все осталось на траве около того городка.       Городок… Странное там что-то произошло. Кили взял кусок мыла и принялся намыливать волосы, размышляя о происшествии. Пахло гарью, и вороны — предвестники беды… Что-то приключилось. На соседнее селение явно напали. Но кто? Орки здесь не ходят, а разбойники побоялись бы действовать в открытую. Сделав заметку, что завтра необходимо рассказать обо всем дяде, он смыл мыло и, основательно замерзший, вылез из ванны.       Грязную одежду он так и оставил на полу и, завернувшись в большое полотенце, босыми ногами пошлепал в спальню. Холодный ветер немного разогнал тепло, но после ледяной воды Кили было не так хорошо, как ему хотелось бы. Он почувствовал, что начинает замерзать и закрыл окно.       Сбросив полотенце на пол, Кили юркнул в постель и зарылся носом в теплое одеяло. Сразу стало хорошо и уютно. Устроившись поудобнее, гном прикрыл глаза.       Перед тем, как сон окончательно сморил его, Кили подумал, что сбежать было бы не так уж и плохо.       .       .       .       Утро Билла не задалось с самого начала. Квартирка, которую он снимал, продувалась всеми ветрами (еще бы — вместо стекла в окно Билл приладил кусочек тонкой древесины), а это не способствовало хорошему настроению. Он поплотнее завернулся в тонкое и местами практически дырявое одеяло и попытался снова уснуть. За окном заорал как всегда пьяный сосед, и Билл с раздражением подумал, что поспать ему уже не удастся.       Вставать тем не менее не хотелось, и он подумал, что неплохо было бы проваляться в кровати целый день. Но Билл знал, что это невозможно. Ему еще нужно было на работу, которую лежа в кровати выполнить не получится.       Он рывком отбросил одеяло и нехотя сел, тут же поежившись. Даже теплая кофта, в которой он спал, не спасала от холода. Пол тоже был удивительно холодным.       Поеживаясь, он встал и тут же потянулся к фляге с вином, чтобы хоть немного согреться. Вина, однако, не оказалось, и Билл запоздало вспомнил, что вчера опустошил свои запасы. Разочарованно отбросив флягу (чистоплотностью он не отличался), Билл выпил немного воды и умылся из глубокой миски.       Холодная вода немного его освежила, и он стал нехотя одеваться, надеясь, что не проспал. Впрочем, даже если и проспал, ему все равно ничего не будет. Бедняга Фил что-то придумает, чтобы выгородить друга. Он на ходу сжевал небольшой кусок хлеба и уже натягивал сапоги, как вдруг в дверь постучали.       — Билл, это я, Финн, открой, пожалуйста, — проговорил гость. Голос его звучал как-то хрипло, и Билл неосознанно ощутил тревогу, сковавшую сердце. Билл, не задумываясь, распахнул дверь и замер.       Финн выглядел просто ужасно: лицо перемазано кровью и сажей, глаза покраснели, а посиневшие губы мелко-мелко подрагивают. Он был только в изорванной рубашке, штанах и сапогах. Несмотря на стужу, плаща при нем не оказалось. В руках он крепко-крепко сжимал мешок, в котором лежала верная скрипка.       — Финн, что с тобой случилось?! — воскликнул Билл и посторонился, пропуская гнома внутрь. Финн только покачал головой и, не стесняясь, вошел в небольшую квартирку друга. У Билла он бывал часто и уже давно не испытывал ни капли смущения.       Вздохнув, Финн сел на стул и закрыл лицо руками. Билл растерялся. Он не знал, что делать. С одной стороны, ему было безумно жалко Финна, его лучшего друга, за которого он готов был сделать что угодно (ну, почти что угодно), а с другой стороны, его ждала работа — все-таки деньги нужны были всем. Он разрывался.       Билл почесал в затылке, растрепав и без того растрепанные волосы. А затем нырнул в небольшую комнатку по соседству, служившую одновременно и кухней, и купальней, залез в непримечательный шкафчик и достал неприкосновенный запас крепкого алкоголя. Он вздохнул еще раз и взвесил флягу на руке. Немного, но Финну хватит. Он взял запыленный стакан, наскоро протер его полой рубахи и поспешил обратно в комнату.       Финн сидел, уронив голову на руки, его плечи мелко вздрагивали. Билл похолодел. Финн плакал. Плакал по-настоящему, всхлипывая и дрожа от разрывающих его рыданий. Билл никогда не видел, чтобы друг плакал. Он всегда был самым жизнерадостным, самым светлым из их компании, никогда не унывал и уж точно никогда не плакал. Поэтому он немного растерялся, губы дрогнули, и в груди что-то кольнуло. Он едва не выронил стакан, но вовремя сумел его подхватить.       — Эй, друг, — он тронул Финна за плечо, — хватит.       Финн не ответил, продолжая всхлипывать. Билл прикусил губу и убрал руку.       — Финн, я сейчас быстро сбегаю к Филу и скажу ему, что меня не будет. Вот, выпей, это поможет. — Он придвинул к нему флягу и стакан. — Ты, главное, держись. Я скоренько. Ты даже не успеешь глазом моргнуть. — И Билл выскочил за дверь, позабыв надеть плащ.       .       .       .       Вернулся он действительно быстро. Финн переменил положение и теперь сидел, откинувшись на спинку стула, и смотрел прямо перед собой. Лицо опухло от слез, а волосы были всколочены.       Билл неоправданно долго возился с сапогами, стараясь не смотреть на друга. Он не знал, что ему сказать. Сердцем он догадывался, что случилось. На улице он видел огромное количестве людей и гномов, грязных, раненых и плачущих. Некоторых он даже узнал — видел, когда приходил к Финну в гости. Почему-то казалось, что милой, доброй Христы больше нет на свете.       Все-таки разувшись и сняв перчатки, он сел напротив Финна. Гном выглядел безучастным ко всему. Билл потянулся к фляге, которая оказалась полной до краев — такой, какой он ее и оставил. Билл поежился. Дела были совсем плохи. Судя по всему, Финн, сменив положение, больше не шевелился.       — Так ты расскажешь мне, Финн? — прошептал Билл, наполнив стакан крепким самогоном и залпом его выпив. — Просто скажи, что случилось, и я больше тебя не трону, честно. Можешь остаться ночевать у меня, — немного помолчав, добавил он.       Финн вздрогнул. Взгляд стал немного осмысленней.       — На город… — Он сглотнул. — … напали. Мы с Лиссой бежали… И Крис с нами… Там был дым и огонь. И мама… — Тут по его щекам вновь покатились слезы. — Она в последнее время плохо себя чувствовала. Наверное, легла спать и… и… сгорела… Просто не успела выбежать из дома. — Он всхлипнул и, схватив стакан, осушил его.       Билл ощутил, как сердце его упало в пятки. Христу он любил. Добрая и нежная, она никогда не давала повода говорить о себе плохо. Да, в городе о ней ходили гнусные сплетни, но люди злы. Билл понимал, что все это — неправда. Она вкусно готовила и всегда ласково с ним общалась, любила заплетать ему косы и смеялась, что они с Финном похожи, как братья.       Он молчал, не зная, что сказать. Только прикусил щеку. Глаза жгло от слез и, схватив со стола флягу, он сделал хороший глоток. Странно, но алкоголь даже не обжег горло, только дал скопившимся слезам наконец пролиться.