Потерянные и неисцелимые

Я прижимаюсь щекой к стеклу, глядя, как мимо меня проносятся бесконечные поля. От прежнего мира, каким мы его знали, остался лишь пустой остов. То ли войны, то ли гонка вооружений выпили из истощенной планеты все силы. Не было больше густых, влажных лесов Амазонки. Там, где раньше цвел вереск, теперь был лишь сухой песок. Белые медведи исчезли с лица Земли вместе со льдами, даровавшими им защиту и пищу. Про волков, зайцев, лис, про куниц и медведей, даже про собак и кошек дети теперь узнавали из полузабытых сказок. Земля доживала последние дни, и человечество вместе с ней. В поезде, где я еду, полно детей из моей школы. Мы едем далеко-далеко на юг, туда, где еще цветут деревья, где трава еще пробивается из черной земли, где воздух дышит запахом цветов и морской солью. Где от края до края горизонта плещется бесконечный живой океан. Но сейчас у меня есть только пустоши за окном. Я гляжу на иссушенную до пыли землю и редкие пучки травы, на остовы зданий, высящиеся вдалеке, на низкие, тяжелые тучи, заполнившие все небо. Пустые, ничейные земли выпивают из меня все силы, и я чувствую, что превращаюсь в бледную тень самой себя. Но от окна я не отворачиваюсь, и взгляд продолжает скользить по серым землям, серым зданиям, серому небу, серому-серому-серому... Но иногда завеса бесконечной серости приподнимается, и солнечным лучом ко мне скользит она. Она улыбается, присев рядом, и вся я устремляюсь навстречу этой улыбке, этим лучистым глазам. Она говорит легко и спокойно, и я внимаю каждому слову, вырезая у себя в памяти скальпелем каждую улыбку, каждый жест. То, о чем она говорит, волнует меня меньше, чем те, кто когда-то жил в этих давно разрушенных зданиях, но я вторю каждому слову. Мы говорим о поэтическом конкурсе, что ждет нас там, на юге. О стихотворениях, что я так старательно пишу. О спутниках, ждущих прибытия. Мы не говорим нио тоскливой пустоте за окном, ни о ее лучистых глазах, ни о чем настоящем, что есть здесь, сейчас. Я молчу о том, что поехала лишь для того, чтобы быть рядом с ней. Или о том, что каждая строчка моих стихов - о ней и для нее. И мне одновременно тоскливо и хорошо, я касаюсь ее пальцев, вдыхаю запах ее волос, слушаю ее голос. Но все заканчивается. Детей много, и перед всеми она чувствует свою ответственность. Когда она поднимается, мне хочется взмолиться, чтобы она осталась. Пожалуйста, прошу, не уходи, дай мне еще насладиться твоим светом. Но я молчу, глядя ей вслед. Мир снова погружается в серость и тишину.