— Скажи, любовь проходит? — Проходит, друг мой. Проходит, оставляя воспоминания, которые мы ошибочно принимаем за любовь и часто совершаем ошибку, возвращаясь. Очень сложно провести линию между любовью и воспоминаниями о былой любви.
Останавливаю машину в Центральном парке в пяти минутах ходьбы от дома. Кладу голову на руль, обнимая его обеими руками. На улице ни души, и лишь в свете фонарей заметно, как сильно колышатся кроны деревьев от гуляющего вверху ветра. Ни собачников, ни бегунов: всех напугали первые холода. Вдруг вспоминаю, что в сумке лежит подарок для этого предателя Лето, который так и не вручила ему. По радио ди-джей радостным голосом объявила, что сейчас поставит свою любимую группу, от которой она лично писается кипятком. И вот, когда я отчаянно пытаюсь привести мысли в порядок, прося у Вселенной снисходительного жеста и помощи в указании единственно верного пути, собственная машина заговорила со мной голосом Лето. Там и тут из колонок Джаред вещал то, что я сама себе напевала в душе:No matter how many times that you told me you wanted to leave No matter how many breaths that you took you still couldnʼt breathe
Меня накрыла лавина эмоций, состоящая целиком из комьев злости и обиды. И я, как законченная психопатка, принялась избивать руль со всей дури до жжения в ладонях, поскуливая сквозь стиснутые зубы от боли, которая опять прорывалась наружу сквозь кожу в районе ребер. Сейчас он мне за все ответит! Этот пакет с рубашкой я засуну ему в глотку, а рукавом от неё ― задушу, и буду с упоением смотреть, как с милого личика Джеюшки стирается наглая ухмылка. Как он смел врать мне? Зачем так подставлять, заставлять чувствовать себя полной дурой, как будто мне снова двадцать лет?! Резко вывернув руль, давлю педаль газа в пол и еду обратно в отель. За двадцать с лишним минут, пока неслась по Пятой авеню, уже несколько раз прогнала в голове свой яростный монолог. Могу ли я убить в таком состоянии? О да, еще как могу! Автоматические двери отеля Ritz-Carlton гостеприимно раскрываются передо мной и не удостоив девушку за стойкой даже взгляда, я направилась прямиком к лифтам. ― Извините, мисс, из какого Вы номера? ― попытался остановить меня секьюрити. ― Из семьсот семнадцатого, ― прошипела я. На мою удачу двери первой же кабинки распахиваются и я ускользаю от дальнейших расспросов. Полная решимости, аккуратно стучу в черную дверь, чтобы не спугнуть жертву: ― Это Джейн, впусти меня, пожалуйста, ― говорю я. К великому удивлению, через пару секунд щелкает замок. Я осторожно тяну ручку на себя и бесшумно вхожу, прикрывая дверь за собой. В просторном люксе царил полумрак: горели только пара бра у кровати и лампы в ванной, через матовое стекло отбрасывающие лучи белого света мне под ноги. Просторная кровать еще заправлена: они только что вернулись. Бежевые и шоколадные тона в интерьере делали помещение теплым и уютным, располагая, скорее, к спокойной беседе, чем к хладнокровному убийству. Панорамные окна, открывающие вид на часть ночного Джерси и Гудзон были не зашторены, позволяя в полной мере насладиться неповторимым видом. Комнату заполнял голос Кидиса, сопровождаемый бодреньким ритмом барабанов и гитары, практически заглушая шум воды в ванной. ― Red Hot Chili Peppers, серьезно? ― улыбнулась я, вслушиваясь в слова песни «Canʼt stop». ― Что тебя так удивляет? ― дверь в ванную распахнулась и из нее появился мокрый Лето с полотенцем на бедрах. Мельчайшие капельки воды стекали по торсу поблескивая в приглушенном свете. Аккуратно уложенные до этого волосы теперь были влажными и торчали в разные стороны, и он одним ловким движением руки тут же привел их в порядок. Только это не тот Лето! ― Где Джаред? ― только и смогла выдать я, стараясь не думать о том, что полуголого мужика вот так, на расстоянии вытянутой руки, не видела без малого года два. ― Откуда мне знать? Наверное, в своем номере, ― ответил Шеннон. Я в полном ступоре наблюдала за перемещениями Лето по комнате не понимая, почему за ужином в ресторане Джей назвал официантке номер апартаментов брата, а не свой: это план такой коварный, или они просто платят за еду по очереди? ― Ты чего пришла? Тебе, вроде, на работу завтра, поспать хотела, нет? ― спросил виновник всех моих бед, лениво потирая затылок вторым полотенцем, безразлично глядя мне в глаза. ― Мне нужен Джей и по глупости я решила, что это его номер. Нет уже смысла к нему идти, так что, передай, пожалуйста, ― наконец достаю пакет из сумки. ― Это так, ерунда, ― кладу сверток на туалетный столик и спешу к двери. Но дернув за ручку, тут же получаю грубый толчок в грудь, пригвоздивший меня к стене. С дверью пришлось попрощаться, и Лето с силой закрывает ее обратно. Я оказалась зажата между ним и стеной. Шелковая рубашка моментально пропитывается влагой от его тела, неприятно холодя кожу. ― Поговори со мной, Дженни, ― прошептал Шенн, склоняясь надо мной. Руками он уперся в стену, преграждая мне пути к отступлению. Тут же становится нечем дышать, и я слышу только, как бьется собственное кроличье сердце. ― Смотря что ты подразумеваешь под разговорами, ― отвечаю, нервно сглатывая и вдыхая аромат его кожи, смешавшийся с гелем для душа. Склонив голову на бок, Шеннон внимательно смотрит на меня, хитро прищурив глаза. По губам скользит легкая ухмылка. Левая рука, до этого отделявшая меня от спасительного выхода, теперь мягко переместилась под куртку, едва касаясь спины через шелковую рубашку и поднимая ее край выше. Провожу пальцами по татуировке на ребрах в ответ на его немой вопрос. Он отстраняется и быстрым движением сильных рук стягивает с меня косуху, отбрасывая ее в сторону. Я, не теряя ни секунды, набрасываюсь на Шеннона с жадным поцелуем, с интересом исследуя каждый миллиметр его рта. «Родной», ― проносится мысль голове, но я тут же гоню ее прочь. И понять не успела, как осталась без джинсов, рубашки и белья, оказавшись на кровати под Шенноном. В мои планы не входило делать все быстро, да и он с этим делом никогда не торопился. Я хотела получить не всё сразу, а по кусочку, смакуя каждое движение, каждый вздох, взгляд, каждый звук моего имени, срывающийся с его губ. Я хотела насладиться каждым его движением в моем теле. Шеннон ответит за все, отработает все мои нервы, потраченные за столько лет. ― Твою мать, Шеннон, ― я не могла толком открыть глаза и понять, как долго спала. ― Который час? ― Половина шестого, рассвет скоро, ― спокойно ответил он. ― Сто лет не видел пленочных фотоаппаратов. Он из сумки выпал, я поднял, ― Шенн вертел в руках самую любимую из моих камер, оправдываясь. Густая дымка облаков плыла по небу, цвета которого плавно перетекали из розоватого у горизонта до темно-синего в вышине, где еще поблескивали звезды и настырно сиял полумесяц. У панорамного окна в тусклых рассветных сумерках ясно вырисовывался силуэт Шеннона, но эмоции на его лице оставались для меня непрочитанными, как и то, что он думал о случившемся. ― Ты вырубилась прямо на мне. Я даже не поверил сначала, что ты спишь, ― в хриплом голосе отчетливо слышалась самодовольная ухмылка, как не старался он её скрыть. ― Надо в душ, ― кутаюсь в простынь и в несколько шагов долетаю до ванной. Подставляю тело под горячие струи воды и понемногу прихожу в себя. Пытаюсь понять, в какой момент мне снесло крышу и почему вовремя не остановилась. Последнее, что помню перед тем, как уснуть ― чувство, как силы окончательно покидают меня и закрываются глаза, а в голове: «еще разочек и в душ, и тогда точно домой». «А как же гордость?» ― противно пищало подсознание. «Инстинкты победили, уж прости», ― ответила я. Не ладилось у меня с мужиками последние пару лет, а тут полуголый представитель сильного пола сам плыл в руки. По чистой случайности им оказался мой бывший. Ну не отказываться же от хорошего секса из-за такой мелочи?! И дело тут вовсе не в каких-то там чувствах, которых за восемь лет порознь не осталось, а в том, что он делает то, чего другие никогда не смогут ― заполнить пустоту в грудной клетке и придать физической близости хоть какую-то ценностью. Напористость, временами даже грубость двадцатилетнего парня в постели или размеренность, с которой занимается сексом мужчина на двадцать лет меня старше ― ничто по сравнению с тем, что творит со мной Лето. Он будто не с телом моим играет, а с душой, снимая с нее слой за слоем толстую непрошибаемую броню, которой я обрастала годами. Всё так же замотавшись в огромную простынь будто в платье без бретелей, выбираюсь из ванной и крадусь за своими вещами. ― Замри и смотри сюда, ― командует Шеннон. Я инстинктивно остановилась, как вкопанная. За приказом последовал щелчок затвора: он уютно устроился на кровати с камерой в руках и оттуда снимал меня, стоявшую на фоне рассветного неба. Я только снисходительно вздохнула и, заметив свое белье и остальные шмотки, сгребла всё в охапку и повернувшись лицом к городу, стала спешно одеваться. Отбираю фотоаппарат и заталкиваю на место в сумку, стараясь не смотреть на Шеннона. Ботинки нашлись под кроватью и прыгая то на одной ноге, то на другой подобно кенгуру, по пути к двери натянула уже оба. ― Было хорошо, спасибо, ― прошептала я, выходя из номера. ― Во сколько ты освобождаешься? Я заеду, ― сказал он наклоняясь для прощального поцелуя, когда я уже скользнула за порог. ― Шенн, остынь, ― остановила его, вытянув вперед руку. ― Было хорошо, но это ничего не значит, ― я закусила губу, издевательски вскинула бровь и, сделав один оборот вокруг своей оси, оставила Лето с открытым ртом в дверном проеме. Да! Я трахнула самого Шеннона Лето и ушла, помахав на прощанье ручкой! В приподнятом настроении прыгаю в машину, но по дороге домой стараюсь не думать о том, что произошло ночью. И всё-таки где-то внутри еще мучили сомнения, правильно ли я сделала, что ушла? То есть в том, что правильно поступила, оставшись, я была уверена и сейчас молила Вселенную о том, чтобы она подала мне очередной знак. С Бродвея сворачиваю на Пятую: широкая улица практически пуста, только я и еще с десяток сумасшедших куда-то едут в субботу в шесть утра. Как жаль, что Starbucks закрыт так рано, потому что кофе сейчас катастрофически не хватает. Я зевнула и поправляя солнцезащитные очки, прибавила музыке громкости: ― В 2010 году Rolling Stone поместил эту композицию на тридцать шестое место в списке «500 величайших песен всех времён», тем самым сделав «One» песней U2, стоящей на самом высоком месте в этом рейтинге, ― разговаривало со мною радио бархатным баритоном и воображение рисовало мужчину лет тридцати с приятными чертами лица и стаканчиком латте в руке. ― И этим ранним субботним утром она звучит для тех, кто хотя бы раз в жизни был влюблен. Вы что, серьезно? Только разговора по душам с Боно мне сейчас не хватало! Эта песня стояла на повторе в плеере, когда я летела из Нью-Йорка в Сеул, так что она слишком тесно связана для меня с Шенноном.Одна любовь — Одна жизнь, Когда это единственная потребность В ночи… Одна любовь, Которую мы должны разделить, Покинет тебя, детка, если тебе Всё равно…
За восемь лет у меня не было отношений. По крайней мере, серьезных. Самый продолжительный «роман» длился всего год, и это было три года назад. Джеймс был старше меня на двадцать лет, да вдобавок еще и женат. Ничего особенного, только стабильный секс по средам и пятницам. Я даже не позволяла себя целовать ― слишком личным мне это казалось даже в двадцать девять лет. Лишь изредка ему удавалось вырвать у меня пьяный слюнявый поцелуй, после которого я тайком вытирала губы рукавом рубашки, как ребенок. Он чувствовал себя молодым и нужным рядом со мной, а я получала обожание и охапки цветов дважды в неделю. А когда я наигралась в интриганку, ушла без объяснения причины и перестала отвечать на звонки. Но всё равно чего-то не хватало, и мне удачно подвернулся начинающий манекенщик. Парню тогда едва исполнилось двадцать. Непреодолимая пропасть, когда парень младше тебя на десять лет! Это было взаимовыгодное сотрудничество: он мне — снос крыши на протяжении целого месяца, я ему — портфолио и выгодные контакты. И мне даже казалось, что я была влюблена, но потом прошло, к счастью. Мне нравились поздние завтраки на кухне, запах мужчины (пусть и совсем юного) в моей квартире, и его беспрекословное исполнение всех моих ночных капризов. У него было одно милое качество: он хотел впечатлить более опытную партнершу, поэтому выкладывался в постели так, что иногда его даже приходилось тормозить. Сверкая желтыми глазами с порога меня встречает оголодавшая Банши, которую я так неосмотрительно бросила одну без еды и воды. Мурлыкая, угольно-черная кошка провожает меня на кухню, пристально следя за тем, что я делаю с ее миской: в знак одобрения я получаю пушистым хвостом по лицу. Пока приводила себя в порядок и смотрела какой-то бессмысленный фильм, не заметила, как заснула. А когда очнулась, рядом со мной вибрировала Банши, сидя на разрывающемся смартфоне. Кошка всерьез считала, что если так делать, то я ничего не услышу и не проснусь: таким образом она берегла мой сон. Пять непринятых вызовов и одна смс-ка: «открой». Раздраженно топаю к двери и с силой дергаю ручку: ― Предатель. Нет тебе больше веры, ― пробурчала я, но гостя впустила, завидев у него в руках два стакана кофе из Starbucks. ― Прости, что? ― Джаред был явно в образе и, ухмыляясь, вальяжно вошел. ― Ты обещал, что его не будет, ― возмутилась я, принимая кофе. ― Это латте? ― Я его не приглашал, тебе легче? А ужин ― естественная потребность организма здорового мужчины. И это латте макиато: кофе в молоко, а не молоко в кофе, ― улыбнулся Джей, в очередной раз блеснув знаниями о любимом напитке, заставляя меня ослабить оскал. ― Вот не верю тебе, что ни говори ― просто подставил меня! ― Разве я затолкал тебя к нему в номер и не выпускал всю ночь? ― усмехнулся Джей понизив голос до шепота. ― Откуда ты знаешь? Было ясно и так: на нем уже красовалась новенькая рубашка цвета хаки, усыпанная пальмовыми листьями и тропическими цветами. Только девять утра! Когда Шенн успел наябедничать? ― Нет в мире такой тайны, которую бы Шеннон мне не поведал. Только вот выглядел он слегка не в себе, что ты с ним делала всю ночь? ― Ничего такого, о чем бы Шеннон тебе не поведал, ― съязвила я. ― Ну, вы поговорили хотя бы? ― Не хочется тебя расстраивать, но мы на разговоры особо время не тратили. ― Но перспективы-то есть? ― не унимался он. ― Джей, что за фигня? Нам это не нужно. Видишь, как здорово без него? Я живу и радуюсь жизни, иду куда хочу и когда хочу. Ну, развлеклась в кой-то веке, но это ничего не значит! ― Сколько-сколько у тебя кошек, ты сказала? ― Чего? У меня только Банши! ― Оглянуться не успеешь, как лет через пять в этой квартире будет уже десяток Банш! Никто не говорил, что у тебя на лбу неоновыми буквами светится табло «Мужика не было хрен знает сколько»? И чего ты такая упертая, а? ― Джей прошел в гостиную и теперь с интересом изучал стены квартиры, увешанные моими работами. ― Ей услугу оказываешь, а она еще и обвиняет во всех смертных грехах. А Шеннону плохо без тебя, только он не хочет этого признавать ни в какую. Нужно хорошенько дать ему пинка, чтобы он понял. И такой пинок ты сегодня обеспечила, правда? Можешь ведь, когда захочешь! ― Как он? ― обреченно выдохнула я осознав, что все события этой ночи отчасти дело рук Джареда, и пусть не напрямую, и пусть он и сам не ожидал такого размаха. ― Уже три года, как чист, ― отвечает Джей. ― Если ты об этом, конечно. Конечно, я об этом! Это Шеннон думает, что мы восемь лет не виделись, а мы не то, что виделись, я его еще и в машину свою заталкивала, и выталкивала из нее. И это если опустить все шоу, на которых я побывала, стараясь держаться подальше от сцены. Около пяти лет назад среди ночи мне позвонил Джаред и просил приехать к одному ночному клубу у черта на куличиках в Кингс Каунти. Шеннон всего навсего ушел вразнос и перебрав с выпивкой и еще какой-то дрянью, подрался из-за перспективы сомнительного секса с сомнительной особой, с другим претендентом на право доминировать над ней той ночью. Благо сил хватило, чтобы набрать брата. К тому времени, как Джей приехал, Шеннона вытолкали из клуба и он в полубессознательном состоянии валялся у черного хода. Ни один таксист бы не согласился посадить к себе в машину человека в таком виде. Да Джей и не хотел светить брата в этом неприглядном обличии на оживленной ночной улице ― оставалась только я и мой черный Mercedes. Пока я добиралась, Шеннон заснул, обвившись вокруг пожарного гидранта, а Джей топтался рядом и со злости пинал асфальт. Мы затащили его на заднее сиденье и отправились к ним в отель. Краем глаза я успела заметить, как разбиты вкровь руки барабанщика, на скуле красовался здоровенный синяк, а под носом алела запекшаяся кровь. Это чудовище мирно спало всю дорогу, у Джареда чесались кулаки, а я не понимала, как к этой ситуации относиться. Не проронив ни слова, довезла братьев до места назначения, помогла выгрузить спящее тело у отеля и быстро уехала, наматывая сопли на кулак. Было больно видеть его таким. На моей памяти с Шенноном такого никогда не происходило. Джей был зол, но брата оправдывал, постоянно повторяя, что на них свалилось слишком много. Слишком много славы, денег, алкоголя, наркоты и баб. Если у младшего еще хватало ума держаться от этого на расстоянии вытянутой руки, то Шеннон с головой нырял в приключения, да так, что все окружающие захлебывались от последствий. Старший ничего не помнил, что не удивительно, и мы с Джеем предпочли о моем участии в этом увлекательном эпизоде не упоминать. ― Очень интересно, ― Лето вырвал меня из мрачных воспоминаний своим голосом. Он разглядывал черно-белое фото манекенщика, снятое в ванной. Глаза парня были прикрыты, а по лицу и телу ручьями стекала холодная вода. Это было лучшее фото из портфолио, сделанного мной. ― Сколько ему лет? Двадцать два максимум, ― умник сам задал вопрос и тут же на него ответил, явно догадываясь, что мы с мальчишкой не всегда были чисто в деловых отношениях. ― А плиточка-то на заднем плане знакомая, ― он заговорщически прищурился. Я только вскинула взгляд к потолку. ― Ты чего пришел? У меня съемка через полтора часа. ― Пришел поблагодарить за подарок. ― Не за что. Хотя не нужно было тебе дарить― ты слишком вредный стал. Стареешь не по дням, а по часам. ― Да и ты моложе не становишься, а всё ждешь чего-то, ― ответил любезностью друг. Мы с Джаредом сделок с Дьяволом не заключали, но для своих лет оба удивительным образом хорошо сохранились: я хоть и ругалась на блестящую кожу, но была ей благодарна за отсутствие морщин даже после тридцати. А что с Джеем ― хрен его знает. Наверное, упал в цистерну с омолаживающим кремом еще ребенком, или криптонит потер, или еще чего противозаконного сделал. ― Кто сказал, что я жду? Мне одной гораздо лучше, чем с кем бы то ни было, ― я пожала плечам. ― Останусь одна, заведу десять кошек и буду вечно пьяна. О, и прическу сделаю, обязательно, как у Грейс Коддингтон! ― Я его к тебе в руки привел, а ты слиняла, как последняя маленькая поганка. Сколько еще времени нужно, чтобы ты простила? ― Я не злюсь на него, ― а по правде, уже начинаю закипать. ― Злишься, Джейн, еще как злишься. Гвен, значит, простить было проще? Хотя, за что прощать? Вы тогда даже не встречались. ― Я же сказала, что не злюсь на него! Что еще ты хочешь услышать? ― Ты скажешь то, что я хочу услышать, или правду? На кого ты злишься, если не на Шеннона? ― Я злюсь на себя! Доволен? ― не выдержав, срываюсь не то на крик, не то на писк. Просто поразительная особенность у братьев Лето выводить из равновесия, нарушать мой привычный уклад жизни при каждой встрече. Что не свиданка, то оргазм или еще какая феерия идиотизма. ― Я злюсь потому, что такая дура и снова на те же грабли прыгаю весело и с разбега! ― Иди обниму, дурашка, ― Джей притянул меня к себе и не выпускал до тех пор, пока дрожь в коленях окончательно не исчезла. ― Знаешь, куда бы вы не пошли, все дороги снова сведут вас вместе. И как ни крути своим хвостиком, ты часть семьи. ― Ты сам-то в это веришь? ― улыбнулась я. ― У вас больше общего, чем тебе кажется. И я сейчас не про плод вашего совместного творчества говорю. ― Джей, я просто не хочу проходить через это снова. Да и не смогу, наверное, ― всхлипнула я. ― Каждый раз возвращаюсь, и он каждый раз убивает меня. И тут не Шеннона винить нужно, а себя ― это ведь мой выбор. ― Если он еще какую херню выкинуть вздумает, я сам ему голову откручу, поняла? И вообще больше никому в обиду тебя не дам, а то сопли уже по колено висят, ― он отстранил меня от себя и внимательно посмотрел в глаза. ― Почему ты такой подкупающе заботливый? ― Потому что мне от тебя кое-что нужно, ― серьезно сказал Джей. ― Это что еще? ― Подбрось меня к Терри, а? ― расплылся он в улыбке. ― Так бы сразу и сказал, а то «я тебя защищу, бла-бла-бла», ― подхватываю сумку и жестом приглашаю Джея покинуть квартиру. Кофе мы допивали уже в машине. Я собрала волосы в высокий хвост и Джаред смешком дал понять, что оценил мою шею в лиловое пятнышко. ― Ты когда в Лос-Анджелес летишь? ― спросил он. ― Самолет в половину второго ночи. Остаюсь на свадьбу, выполняю несколько заказов и возвращаюсь в Нью-Йорк точно к Неделе моды. А потом опять Милан, ― тяжело вздохнула я. ― Сходишь к маме в гости? Она часто про тебя спрашивает, ― просит Джей. ― Схожу, если скажешь, где подвох. ― Никакого подвоха. Нас не будет еще восемь недель, так что не беспокойся на этот счет. ― Тогда я с удовольствием, ― бодро отзываюсь я. Останавливаю машину у неприметного таунхауса, в котором обитал злобный гений Ричардсона. ― Она будет очень рада. Терри привет передать? ― спрашивает он, выходя из машины. ― Только в комплекте с поцелуем в задницу, ― выдала я. Джаред только отрицательно замотал головой и исчез от греха подальше. По признанию Джея, я стала нравиться ему гораздо больше после того, как бросила Шеннона. Ну, еще бы, теперь брат был в его полном распоряжении: никто не отвлекал его пустой болтовней по телефону в неподходящее время, он не рвался в на другой конец страны в перерывах между турами. Репетируй себе спокойно хоть днем, хоть ночью, или сутки напролет ― это уж как Джаред повелит. Но как бы не так: контролировать Шеннона у младшего получалось хуже, чем ему бы хотелось. Проблемы вскрывались одна за другой: и бабы, и алкоголь, и местами наркота. Жизнь рок-звезды пришлась Шенну по душе и он пользовался положенными по статусу привилегиями сполна. У меня не хватило смелости позвонить ему спустя полгода отсутствия, хоть я и обещала. Трусливо набрала Джареда и попросила передать Шеннону, чтобы тот забрал свои вещи из Лос-Анджелесской квартиры. С тех пор мы не сказали друг другу ни слова за восемь лет. А Джаред неожиданно стал мне лучшим другом. Я могла позвонить в любое время дня и ночи и истерически пропищать, что мне дали разворот в очередном номере и Эмме тут же поручалось этот журнал приобрести. Лето всегда перезванивал и комментировал мои работы, собственно, как и я новые альбомы, за что мне всегда полагался подписанный экземпляр с доставкой на дом. Съемка прошла на ура и к вечеру я уже была дома, сославшись на усталость и оставив ретушь на усмотрение Грейс. Особо не заботясь о порядке, сбрасываю практически всю одежду на пол по пути в кухню, оставшись только в легкой майке и трусах. Заварив крепкий чай с мятой, уютно устраиваюсь на подоконнике не включая свет в квартире, чтобы как следует насладиться закатом ― приятным знаком того, что эти безумные сутки наконец-то заканчиваются. Налитое в миску молоко Банши игнорирует, запрыгивает на подоконник и начинает протяжно мурлыкать, тереться мордой о мои руки, ища ласки и одобрения. Устало прислоняю голову к косяку и только сейчас понимаю, что всё тело ноет от напряжения. Делаю несколько глубоких вдохов и выдохов, прижимая кошку к себе, пытаясь выпустить пар, но замираю, прислушиваясь к звукам, доносящимся от входной двери. Там явно кто-то ключом в скважине орудует, только вот кто?! Бесшумно сползаю с подоконника и вооружаюсь первым, что попадается под руку ― квадратной гриль-сковородой весом под два килограмма. Поняв, что дело неладно, кошка крадется вслед за мной. Перебежками в полной темноте подбираюсь к входной двери и прячусь за вешалкой, приняв позу бейсболиста перед ударом по мячу. Только вместо биты снаряд у меня не совсем обычный. Наконец, щелкает замок и дверь со скрипом, до смерти пугающе медленно, отворяется. Перестаю дышать, занося сковородку выше. А дальше как в замедленной съемке: включается свет, я налетаю на незваного гостя со сковородой, чтобы оглушить, но он хватает меня за запястья, уворачиваясь. От встреченного сопротивления хватка ослабляется и мое оружие летит на пол, с глухим звуком ударяясь о паркет. Пара удивленных каре-зеленых глаз смотрит с недоумением на мое исказившееся от страха лицо, пока я пытаюсь отдышаться. ― Какого хрена? ― спрашивает Лето. ― Это я должна спрашивать, какого хрена ты вламываешься без приглашения? ― взбунтовалась я, пытаясь освободить зажатые руки. ― Жаль, что не успела врезать сковородой по морде! ― Спокойно, малыш, ― тихо и по слогам проговорил он. ― Спокойно? Как мне быть спокойной, когда всё это время у тебя были ключи от моей квартиры? И что, от Лос-Анджелесской тоже? ― ахнула я. ― Ты просила уйти и забрать вещи, про «вернуть ключи» в записке не было ни слова, ― улыбнулся он. ― Ну ты и задница, Лето! Неужели это не очевидный факт?! ― А вдруг трубу прорвет, когда ты на другом континенте, а я единственный, у кого есть ключ? ― Верни оба, сейчас же! Да отпусти ты меня наконец! ― он ослабил хватку и я смогла вырвать только левую руку, а на правой Шеннон только сильнее сомкнул пальцы и поднес ее ближе к своему лицу, чтобы как следует рассмотреть татуировку на ребре ладони, состоящую всего из двух букв и вензелей с обеих сторон. ― «Si»? Что это? ― он прищурился, проводя пальцами свободной руки по чернилам на моей коже. ― Это значит «Да» по – итальянски, ― огрызнулась я. ― Или «Сиенна», ― улыбнулся он. ― Тебя эта история хоть чему-то научила? Ну, например, предохраняться, когда спишь со школьницами? ― лучшая защита ― это что? Правильно, нападение. Садись, Харди, пять. Вопрос повис в воздухе, заметно сгущая кислород вокруг, делая его вязким и всё менее пригодным для дыхания. ― Ты симпатичнее, когда твой ротик занят другим, ― спокойно сказал он, освобождая мою руку. ― Нарисовался ― хрен сотрешь! Что тебе здесь нужно? Он извлек из кармана куртки мою фенечку из стеклянных бусин, переливающуюся цветами от морской волны до темного болотного. Вот это провал, так провал: вчера стянула ее вместе с рубашкой и бросила с остальными вещами, чтобы Шеннон не заметил, что я до сих пор ношу этот его маленький подарок из Флориды. ― Горничная нашла под кроватью. Это точно твоя, потому что моя всё время на мне, ― в доказательство он протянул правую руку с глифами, на которой красовалась не менее потрепанная, чем моя, видавшая виды нить с точно такими же бусинками. ― Не злись. Джаред сказал, что ты улетела в пять. Свет не горел, вот я и решил подняться. ― Я когда-нибудь придушу твоего братца! Сказала же, что улетаю ночью, ― раздраженно зарычала я. ― Как он нас с тобой ловко провел, а? ― Шеннон только рассмеялся в ответ. ― Ладно, не важно уже. Спасибо, что вернул. Она напоминает мне кое о чем. — О чем? — О тебе и Сиенне, и о том, какой дурочкой я была. Беру из его рук фенечку, стараясь не прикасаться к коже. Когда натягиваю ее на руку, нитка рвется и все до единой стеклянные бусинки разлетаются по полу. — Блин, — выдыхаю я, опускаясь на колени, чтобы собрать горошинки. Шеннон следует моему примеру и вот мы уже вдвоем исследуем паркет сантиметр за сантиметром. — Черт! Твою мать! Убери ее! — вдруг заорал Шеннон не своим голосом. Я не сразу поняла, что случилось наблюдая за тем, как он пытается скинуть с себя шипящий комок шерсти. — Блять, да убери же ты ее нахрен! Я бросилась разнимать Шеннона и Банши, яростно цепляющуюся когтями и зубами за его лицо, шею, руки, куртку! Кое-как удается схватить кошку, но чувствую, как когти ее глубоко засели в ладонях Шеннона. Выбор не велик, и я резким движением прижимаю животное к себе — та моментально прячет когти и едва заметно подрагивая, шипит. У Шеннона рассечена бровь над левым глазом и алая струйка крови устремилась прямиком к подбородку. Татуировка на шее стала не заметна из-за распухших царапин, а руки были изодраны и прокушены в нескольких местах. — Извини, она обычно так себя не ведет, — оправдываюсь я. — Вообще ее такой никогда не видела, — выпускаю Банши в спальню и закрываю дверь. — Идем, обработаем царапины. Сажаю Шеннона на стул в кухне и пытаюсь найти хоть что-то, чем можно обеззаразить раны. — Это она тебе так бровь расхреначила? — ужаснулась я, промакивая салфеткой кровь. — Пока я пытался сбросить эту тварь, меня настиг дверной косяк, — улыбнулся он, глядя мне в глаза, когда я сажусь напротив. — При всём уважении, не называй Банши тварью. Она бы не сделала этого без причины. — И в чем я перед ней виноват, по-твоему? — Ты напугал меня и держал за руки — она расценила это как угрозу. — Так набросилась бы сразу! А эта… сатана дождалась, пока я опущусь до ее уровня. — Ну, она злопамятная. Ничего кроме виски для обработки ран не нашлось и когда я поднесла к лицу Шеннона пропитанную алкоголем салфетку, он жестом попросил сначала сделать глоток из бутылки. На каждое мое прикосновение к кровоточащим отметинам он только улыбался, ни разу не ойкнув от боли. Скорее напрягалась я, боясь причинить еще больше неудобств. — Кофе хоть как-то компенсирует твои страдания? — спросила я, когда закончила обрабатывать ссадины и вытаскивать шерсть из царапин. — Может, лучше виски или вина? — Кофе — хорошая идея. Но и винишко — неплохая, — усмехнулся он, помогая достать большие бокалы с самой верхней полки. — Красное сладкое подойдет? — Несомненно. Шеннон с минуту наблюдал, как неловко я боролась со штопором и плотно засевшей в бутылке пробкой. — Как ты дожила до такого возраста? — он отобрал бутылку и в пару секунд справился. ― Зато не спилась, ― ответила я. ― Чтобы твоей Банши долго жилось, ― Шеннон разлил ароматное содержимое по бокалам и поднял тост. Отставляю бокал, слизываю приятную сладость с губ. На мгновением между нами повисает неловкое молчание и я почему-то стеснительно кладу ногу на ногу, при этом одергивая майку как можно ниже. ― Завела бы мужика, что ли, ― я отрицательно качаю головой в ответ на это предложение. ― Или ребенка. ― У меня уже есть, хватит, ― я выставила ладонь перед собой, интуитивно защищаясь от этих разговоров. ― А ты почему не женишься? ― Ну, знаешь, нет у меня таланта делать женщин счастливыми. Только портить могу мастерски, ― ухмыляется он. ― Джаред сказал, ты проиграла суд. Мне жаль. ― Да не было суда. За несколько дней до заседания Рейчел устроила истерику, пообещав раструбить всем СМИ, кто настоящие родители Сиенны и все обстоятельства ее рождения в случае, если меня признают пострадавшей стороной. Я посчитала, что тогда не нужно было привлекать столько внимания к девятилетней девочке и к тебе заодно. Ей бы это жизнь сломало. К тому же, рассказать правду о том, как всё было, никто не может: врачица умерла, а Адам не пойдет против жены. Зато, когда Сиенне стукнет восемнадцать, по закону я смогу сама ей все рассказать. Каких-то четыре года осталось. ― Как ты? — спросил он, беря в ладони мое лицо и заставляя смотреть в глаза. ― В полном порядке. Я научилась проще относиться к этой ситуации. ― Ты жалеешь? ― Ни капли. Все у нас с тобой было не зря, Шеннон, ― отвечаю я абсолютно искренне. Он аккуратно убирает прядь волос мне за ухо, приближая свое лицо к моему, и я вопреки инстинкту самосохранения тянусь к нему навстречу и через мгновение уже ощущаю сладковатый вкус его губ. Столько боли он вкладывает в этот поцелуй, что мне на мгновение становится не по себе. Он не позволяет отстраниться, крепко держа меня за затылок. Другая рука скользит под майку и останавливается на груди, едва заметно ее сжимая. От этого из легких вырывается глухой стон. Шеннон расценивает это как руководство к действию, теперь уже полностью стягивая майку, оставив меня в полупрозрачном кружевном подобии лифа. Пытаюсь отдышаться и, может быть, даже одуматься, но горячее дыхание Шеннона на моей шее щекочет кожу, пуская по телу волну мурашек. Сил сопротивляться уже нет, да и надо ли? Кто говорил, что не в чувствах дело? Нет, то не я была вовсе. Его рука скользит вниз по животу, ловко проникая под кружево нижнего белья, и я забываю как дышать.