In My Veins: just stay

Дни потянусь безликим серым хороводом и от каждого из них оставался привкус горечи на губах. Я просыпалась и засыпала в слезах. Подушка просолилась насквозь, а Шеннону пришлось купить в супермаркете приличный запас бумажных салфеток. О дне рождения Джея вспомнила только через три дня, и никто даже не потрудился мне напомнить. После Нового года парни повезли меня в больницу, чтобы доктор решил, можно ли снимать корсет с ребер. Но, как я ни умоляла их отвезти меня к Мегги ― ничего не вышло. Слезами их не прошибить, а драться одной рукой довольно сложно. Корсет оставили еще на неделю, а о снятии гипса с руки не могло быть и речи. В конце концов, мне кажется, парням просто надоели мои тихие поскуливания в подушку и они стали реже появляться в моей квартире и задерживались совсем ненадолго. Я понимала их и, наверное, поступила бы так же, как бы малодушно это ни звучало. Я поняла, как сильно мне нужен хоть кто-то из Лето рядом, когда осталась одна практически на целый день. Джей прислал свою Эмму с пакетом еды и чтобы та помогла мне «с какими-то там женскими делами». Что Джаред имел в виду под этими словами ― я так и не поняла. Да и с Эммой я обошлась достаточно грубо: взяла еду и на предложение о помощи ответила хлопнувшей прямо у нее перед носом дверью. Потому что была расстроена. Потому что кто-то считает, что я не справлюсь. Потому что все бросили меня. Потому что Шеннон не приходил уже несколько дней. Каждый день курьер продолжал доставлять мне букеты алых роз. Шеннон в свои редкие визиты делал вид, что понятия не имеет, откуда цветы. Когда я почувствовала в себе достаточно сил ― поняла, что так больше продолжаться не может и написала ему сообщение: «не нужно больше приезжать, теперь ко мне заходят Эль и Гвен. и хватит уже присылать цветы». Ответ не заставил себя долго ждать: «окей. я понятия не имею, кто шлет тебе цветы». Я ждала другой реакции, других слов. Ждала, что он как всегда начнет протестовать и тут же примчится. А получила только сухое «окей». Я соврала: ни Эль, ни Гвен ни разу не приходили. Мачеха звонила пару раз и в общей сложности мы проговорили не больше пяти минут. А отец вообще удрал на другой континент по работе. После нескольких звонков, оставшихся без ответа, Макс выключил телефон. Было странное ощущение, что он похоронил меня вместе в Мегги и поэтому теперь отмахивается от моих назойливых звонков: призраки телефонами не пользуются. Никто ни разу не спросил, как я себя чувствую, что у меня внутри. Я ведь тоже потеряла любимого человека! Но никому до этого не было никакого дела … Когда я уже пустила слезу, готовая вот-вот удариться в истерику, в дверь позвонили. Я двигалась к ней, наверное, целую вечность подобно зомби, волоча за собой загипсованную ногу. Но звонивший был настойчив и в глубине души я надеялась, что это Шеннон, у которого, кстати, есть ключи. Но каково же было моё удивление, когда распахнулась дверь: ― Здравствуй, Джейн! ― не успела я ничего ответит, как Джеймс поставил у порога свою внушительных размеров сумку (что не могло не настораживать) и бросился обнимать меня. ― Черт! Ребра! ― захрипела я. ― Только не ребра! ― Прости, прости! ― силу объятий он убавил, но отпускать меня совсем не спешил. ― Как же я рад тебя видеть! Как я рад… Но про себя я этого сказать не могла. Хотелось, чтобы он скорее отпустил меня и больше не прикасался. Слишком ярко всплыл в памяти момент нашего расставания: Джеймс мне надоел, опротивел, а встречи с ним стали невыносимы. ― Да закрой ты дверь хотя бы, ― не выдержала я. ― Прости, ― уже в который раз извинился он, а меня взбесило это еще больше. ― Если бы ты только знала, как я… ― Зачем ты приехал? ― наконец освободившись из душных объятий, спросила я. ― Как… за тобой, ― недоумевал он. Как будто ответ должен быть для меня очевиден. ― Как только узнал, что случилось ― сразу же стал собираться к тебе. Ты получала цветы? ― Какие цветы? ― Я слал тебе по букету каждый день, ― Джеймс улыбался как ни в чем не бывало. ― А, так это ты… Я смотрела на него разочарованно, с раздражением. Не могла не заметить, как явно теперь проступала седина у него на висках. Какими заметными были морщины вокруг глаз, и какой дряблой становилась кожа. Возраст, думала я, коснется и меня уже совсем скоро. Я снова думала о Меган. О том, как день за днем я, подобно Джеймсу, буду обзаводиться седыми волосами, морщинками и, возможно, пигментными пятнами, в то время как она ― навсегда останется в памяти женщиной с утонченной красотой и идеальной кожей. Подростками нам казалось, что умереть юной ― безумно романтично. Подобно Моррисону или Джоплин ― уйти, чтобы навсегда остаться молодой, прекрасной. Сделать достаточно ошибок, попробовать всё, но не успеть обзавестись обязательствами ― и умереть, раствориться. Так могли думать только глупые тринадцатилетние девочки, не знавшие жизни и уж тем более не представляющие, что такое смерть. Горе уродливо. Я видела его в глазах матери Джули Стюарт, когда она умерла. Боль, злость ― вот всё, что осталось у этой женщины и она не знала, кого еще затащить с собой на дно отчаяния. Я видела это в глазах Макса. Только в отличие от миссис Стюарт, мой брат предпочитал тонуть в одиночестве. Вряд ли мы с Меган, всерьез рассуждая о плюсах ранней смерти думали, что это случится с кем-то из нас. А теперь я чувствовала то же, что и миссис Стюарт и не знала, кого бы еще затащить с собой на дно сырой ямы, пахнущей кислой почвой после дождя, и имя которой «горе». ― Джейн, ― осторожно позвал Джеймс. ― Всё в порядке? Я поняла, что тупо пялилась перед собой абсолютно позабыв о незваном госте, неловко мнущемся в ожидании приглашения пройти в гостиную. Моим ответом был глубокий вздох и я, опираясь о стену, поползла обратно в свое убежище. ― Ты что, не рада меня видеть? ― он шел за мной. К сожалению, шансов удрать не было. ― Да как тебе сказать… Я просто не ожидала, что ты вот так появишься на пороге моего дома с чемоданом в руках, когда я предпочла бы вообще никого не видеть и не слышать ближайшие пару - тройку лет. ― Рухнув на диван, я накрылась одеялом с головой. ― Я не уеду без тебя, ― решительно заявил он. В голосе сталь, совершенно не свойственная его обладателю. ― Что бы ты ни говорила ― без тебя я не вернусь в Нью-Йорк. ― Тогда добро пожаловать в Лос-Анджелес, штат Калифорния, ― безразлично бросила я из-под одеяла.

***

Джеймсу очень хотелось остаться в моей квартире до тех пор, пока я не сдамся и не отвечу согласием на отъезд. «Там твой дом, ― твердил он. ― Именно там». Я выселила его в захудалый отель в квартале от квартиры ― надеялась, что так он скорее вернется обратно в Нью-Йорк. Но прошло три, пять дней, а он не спешил: являлся ни свет ни заря всё с теми же успевшими порядком надоесть букетами роз, и оставался до тех пор, пока я не начинала выходить из себя, потому что практически не спала по ночам и дневные посетители меня не особо радовали. Польза от Джеймса была только в одном: исполнение любой прихоти, будь то пачка сигарет и стакан дрянного кофе на завтрак, или бутылочка Шардоне на ужин. Я стала понемногу привыкать к его присутствию. Но не могла не злиться на Гвен, по чьей наводке Джеймс здесь и оказался. Сестренка опять вмешивается в мою жизнь и, черт побери, она абсолютно уверена в своем на то праве. Невыносимыми для меня стали ночи. С закатом приходилось включать свет во всей квартире ― я стала до смерти бояться темноты. Снился один и тот же сон: мы с Меган в машине, разговариваем, смеемся. А потом в свете фар прямо перед нами на шоссе появляется Джули Стюарт и, пытаясь не сбить ее, Меган резко дергает руль. Снова и снова один и тот же отрывок всякий раз, как я закрываю глаза и проваливаюсь в забытье. Очнувшись в кромешной тьме с болью в ребрах, я не сразу понимаю, где нахожусь и кричу ― хочу услышать себя, знать, что я еще здесь, что жива и в сознании. Меган. Я жду, что она позвонит в дверь, войдет, скинет неудобные туфли у порога и, вручив пакет каких-нибудь сладостей, пройдет мимо меня в кухню, крикнув ― «Чаю мне!». Жду, что она позвонит и начнет тараторить без умолку о моем брате и свадьбе. Внутри всё сжимается от мысли, что этого больше никогда не случится. «Я всегда рядом, пока ты помнишь обо мне», ― сказала она. Не знаю, приснилось, привиделось ли, но голосок её звучал в голове отчетливо и звонко, будто она стояла рядом. ― Перекрашивайте, ― скомандовала я маляру, которого пригласила накануне вечером, указывая на потолок спальни. ― Сначала потолок, а завтра стены. Мебель передвинут. ― С цветом определились окончательно? ― парень скептически поджал губы. ― Ага, ― равнодушно ответила я. От белых потолков нужно избавляться, думала я. От всего, что напоминает о днях, проведенных в больнице, нужно избавляться. ― Вы сможете купить потолочный плинтус самостоятельно? Мне сложно выйти из дома сейчас. Он утвердительно кивнул и принялся раскладывать рабочий инвентарь, а я вышла, чтобы не мешать. В дверь коротко позвонили. Я подумала, что это Джеймс, и шла открывать нарочито медленно. Но на пороге очутился курьер с пакетом: ― Мисс Джейн Харди? ― поинтересовался парень. ― Да. ― Распишитесь в получении, вот здесь! ― он подал мне бланк доставки и я поставила в нем свои инициалы. ― Спасибо. Приятного дня! ― И вам, ― ответила я, принимая пакет. Потом закрыла дверь и принялась разглядывать посылку. «Milano. Italia» ― гласила информация об отравителе. Я разорвала упаковку: внутри оказалась черная бархатная коробка, перевязанная красной лентой. Я осторожно развязала её, откладывая в сторону вместе с крышкой. В коробке ― красная упаковочная бумага. Убрав первый слой, обнаруживаю записку, но читать не спешу ― и так известно, от кого подарок, и на душе становится чуточку теплее. В предвкушении, подобно маленькому ребенку в Рождество, скорее избавляюсь от оставшейся бумаги и моему взору предстает черное кружево. Я понимаю, что это то самое узкое черное платье с корсетированным верхом и атласной юбкой из последней коллекции, которое мне так хотелось заполучить пару месяцев назад. С замиранием сердца открываю записку: «Дорогая Джейн! Мы знаем, что произошло. Очень сожалеем о твоей утрате и желаем скорейшего выздоровления. С надеждой поработать с тобой в следующем сезоне, твои italiano p.s. оставь себе аванс как маленький подарок на праздники » Улыбаюсь, а глаза все равно наполняются слезами. Это был заказ мечты, к которому я стремилась много лет. И когда мне наконец хватило уровня, чтобы получить этого клиента, жизнь внесла свои коррективы в мои планы. Слов пока хватает только на простое sms: «Grazie mille, Доменико. Оно прекрасно! Поцелуй за меня Стефа». А что потом? Не помню ― дни не считала. У телефона разрядилась батарея и включать его так и не стала. Целыми днями просто лежала на диване и крутила в голове наш с Мегги последний день. Разве так бывает, думала я, что всего за несколько часов до аварии она смеялась вместе со мной, как ненормальная, не чувствуя при этом ни намека на опасность? А я? Мне же снился этот кошмарный сон, но я не придала ему значения, потому что не верю в знаки. Кошка всячески препятствовала тому, чтобы я вышла из дома в тот вечер, но я и её проигнорировала. Неужели всё это было предопределено? Если всё это правда, и нужно было прислушаться к словам Джули и истошным крикам Банши ― могла ли я предотвратить то, что случилось? Если да, то я и правда виновата в её смерти. Никто не произносил этого при мне вслух, но в молчании Макса, Гвен и мачехи читалась простая истина: «на её месте должна была оказаться ты». И если бы время можно было повернуть вспять, то я бы не раздумывая поменялась с ней местами. Больно. Не так, как от расставания, нет. По-другому, намного сильнее. Прошло уже больше трех недель, а легче не стало. Такое ощущение, что все внутренности выскребли, оставив бесполезное тело умирать в темном углу. При этом хотелось сделать себе еще больнее, снова и снова воскрешая в памяти моменты, наполненные присутствием Меган. Не уверена, что все воспоминания реальны: что-то подсознание дорисовывало самостоятельно, когда я впадала в оцепенение. Можно было сидеть так часами ― воображая себе несуществующее будущее, несуществующих детей, придуманное счастье, которое у Мегги обязательно было бы, если бы … «Как я теперь без тебя, Мегги?» ― говорила сама с собой надеясь, что она услышит. Стоило только погрузиться в сон, и она возвращалась: гладила меня по голове, держала за руку и улыбаясь, тихонько шептала простое «все будет хорошо». Мне в это не верилось. ― Джейн! Джейн, проснись, ― твердо говорил Джаред, треплющий меня за плечо. ― А ну просыпайся, мерзавка, ― сказал он уже чуть мягче, когда я открыла глаза. Я сидела на диване, загипсованная нога закинута на кофейный столик. Телевизор что-то бубнил, а за окном утро было в разгаре. Кроме нижнего белья и растянутой майки на мне больше ничего не было, и я неуклюже потянула на себя одеяло. ― Может, объяснишь? ― Джей испытующе смотрел на меня. ― Что объяснить? ― безразлично спросила я. ― Почему ты не отвечаешь на звонки и не открываешь дверь. ― Он достал свой телефон из кармана кожаной куртки и позвонил кому-то: ― поднимайся, ― обращался он уже не ко мне. ― Я просто не хотела ни с кем разговаривать. ― Даже со мной? ― Джей присел рядом. ― Да-а-а, ну и бардак ты устроила. Стало очень стыдно: по полу были разбросаны обертки от конфет, бутылки от газировки, вина, пустые упаковки из-под чипсов. У противоположной стены покоилась горстка битого стекла и сломанных фоторамок ― я сбивала их теннисным мячом? ― Шеннон сейчас придет, ― сказал он и поднялся на ноги, еще раз обводя взглядом беспорядок в гостиной. ― Я буду в кухне. ― Вот блядство, ― выдохнула я, пытаясь вспомнить, когда в последний раз чистила зубы или расчесывалась. ― Не то слово, ― коротко произнес Шеннон, застыв на пороге комнаты. Я молчала, пока он обходил вокруг меня, осматривая погром, бросая на меня полные сожаления взгляды. ― Что? ― грубо поинтересовалась я. ― Просто … не понимаю, откуда у тебя алкоголь. ― Он поднял незаконченную бутылку Бордо с пола и поставил её рядом с залапанным жирными отпечатками бокалом на столик. ― А ты еще чаще заходи ― не такое увидишь, ― я откинулась на диване так, чтобы не видеть его грозного лица. ― Да и вообще, какого черта? Мой сериал начинается, отойди от экрана. ― Мы волнуемся, ― ответил он, подойдя ближе и тем самым еще больше загораживая обзор. ― Ну ты же видишь, что это напрасно, ― я сунула в рот шоколадную конфету из коробки, стоявшей рядом. ― Всё прекрасно. ― И свои работы со стен ты сняла тоже потому, что все прекрасно? И бардак здесь такой по этой же причине, я прав? ― Шеннон подошел к стене напротив и поднял несколько разбитых рамок и коробку с платьем. Осколки хрустели под его ботинками, больно раня мозг. ― Чего ты хочешь? Чтобы я сказала, как все плохо?! Что я не справляюсь с собой? Хрена с два кто-то от меня это услышит! ― Меня задолбало твое «я справляюсь»! Ты никогда не справлялась! Никогда! И сейчас загоняешь себя в яму еще глубже! Но ты этого не признаешь, потому что ты ― справляешься! ― он кричал на меня. Наверное, второй раз в жизни Шеннон позволил себе повысить на меня голос. Я вжалась в диван, но сдаваться не собиралась. ― А меня бесит твое «не спорь, я все решил»! Пошел ты, Лето! Плевать я хотела на твое мнение и заботу! ― кричала я в ответ. ― Ай! ― резкая боль согнула меня пополам и я как рыба глотала воздух, бесшумно шевеля губами. ― Что?! ― он подлетел в одну секунду, с ужасом глядя на меня. ― Ничего, ребра … Врач предупреждал, что так будет еще какое-то время. ― Я задержала дыхание, потом сделала пару медленных глубоких вдохов ― отпустило. ― Кто-нибудь заходит к тебе? ― Шеннон перешел на спокойный тон, присаживаясь рядом. ― При всём уважении к твоему отцу и мачехе я не вижу, чтобы кто-то из них рвался тебе на помощь. ― Это потому, что я никого не прошу мне помогать, ― отрезала я. ― Ты и не должна их просить. Разве они не понимают, что ты здесь одна, практически беспомощная? Ты даже не можешь выйти на улицу за едой! Это просто свинство ― бросать тебя в таком состоянии. Я мог бы и раньше догадаться … ― Я не беспомощная! ― Да? И чем ты питаешься? ― Шеннон разворошил кучу оберток от батончиков и чипсов, валявшихся у дивана. ― И кто это у нас такой старательный ― носит тебе бутылочки с винцом? Вряд ли ты выпиваешь всё это сама. Ответ пришел сам собой, в прямом смысле этого слова ― Джеймс удивленно хлопал глазами, переводя взгляд с меня на Шеннона и обратно. Из пакета, который он держал в руках, предательски выглядывала бутылка вина, сдавая собутыльника. ― Дверь была открыта и я … ― начал он нерешительно. ― Это Джеймс, ― наконец сдаюсь я. ― Мой старый знакомый из Нью-Йорка. Он помогает, а потом увезет меня в Нью-Йорк, домой. ― Я не хотела в Нью-Йорк до этого самого момента. Решение пришло только что, от безысходности и понимания, что здесь я так ничего и не налажу. От этих слов Джеймс гордо расправил плечи. ― Он хреново помогает, не находишь? ― Шеннон вопросительно поднял брови, в упор глядя на вновь прибывшего. ― Простите? ― возмутился мужчина. Шеннон встал и медленно подошел к нему, презрительно меряя взглядом незваного гостя ― способ психологического давления, ― подумала я и едва заметно улыбнулась. ― Слушай, мужик, ― начал он спокойно, ―возвращайся, наверное, туда, откуда приехал. Что ты вообще о ней знаешь, а? ― Мне кажется, Джейн сама в состоянии решить, что ей делать, ― Джеймс уже не так уверенно держал себя, но я видела, что отпускать меня никто из них не собирается. По крайней мере ― пока. ― Джейн сейчас даже не в состоянии определить, что для неё хорошо, а что плохо, ― Шеннон многозначительно перевел взгляд на пакет, который Джеймс все еще не выпускал из рук. ― Думаю, ты тоже не очень-то в этом разбираешься. ― Я был с ней всю последнюю неделю, ― резко выпалил Джеймс. ― И я знаю её гораздо лучше, чем ты думаешь. ― Ты что, с ним встречалась? ― Шеннон переключил презрительный взгляд на меня. Джеймс что-то шипел на Шеннона, Шеннон саркастически хихикал, и ни один не собирался останавливаться. ― О, Боже, хватит … ― взмолилась я, накрывая голову руками. Но никто не обращал на меня внимания. ― Хватит, слышите? У меня голова раскалывается. Заткнитесь оба, пожалуйста. Молчание. Секунду или две оба смотрели на меня. Первым не выдержал Джеймс: ― Я не вернусь без тебя, слышишь? Господи, да скажи ты ему, чтобы убирался вон! Я зажмурилась, как папа учил в детстве, если снился дурной сон: закрываешь глаза и считаешь до десяти; когда откроешь ― страшилка исчезнет сама собой. В детстве это волшебство работало безотказно. Но сейчас страшилка не то, что исчезать не хотела ― она продолжала без умолку трепать своим языком о том, как нам было хорошо вместе когда-то, как сильно меня любит, и что никто нам больше не нужен. ― У нас общий ребенок, она тебе не говорила? ― Шеннон дождался паузы в длинном монологе и решил вставить свое крепкое словцо. Оппонент не нашел, что ответить. Тогда Лето удовлетворенно улыбнулся и продолжил: ― а из полицейского участка, когда ее с дозой дури взяли, может, ты ее вытаскивал? И когда она снотворное ела горстями, как карамельку, и когда приходила пьяная до беспамятства, вся мокрая и грязная ― кто был с ней? Ты? Ты был с ней, когда у нее все было хорошо. А собирать ее по кусочкам ― это не твоя работа. Более того, ты с этим даже не справишься. Ты просто не знаешь, как это ― когда Джейн Харди пытается прийти в себя. Готовься находить и отбирать сигареты, выпивку, в худшем случае ― кокаин. Ключи от машины всегда в руке, чтобы в случае чего лететь за ней. Сейчас легче, потому что ее проще догнать, с одной-то сломаной и второй вывихнутой ногой. Мы не можем её с тобой отпустить, понимаешь? Это опасно. И снова тишина. В кухне Джаред чем-то звякнул и я только сейчас вспомнила, что он всё еще в квартире. Джеймс раскрыл было рот, чтобы что-то сказать, но получилось у него не сразу. ― Джейн, ― обращался он ко мне. Шеннон так и не пустил его дальше входа в гостиную. ― Это правда? Всё, что он сказал сейчас ― правда? ― До единого слова, ― ответила я, держась рукам за голову. Шеннон, конечно, преувеличивал, но мне совершенно не хотелось разрушать тот образ неуравновешенной наркоманки-алкоголички, только что сложившийся в представлении Джеймса. Мне просто хотелось, чтобы всё это скорее закончилось. Помедлив немного, он наконец выпустил из рук пакет, звенящий бутылками и, больше не сказав ни слова, вышел. Я тихо всхлипывала, а Шеннон снова сел рядом, обнимая меня за плечи. ― Только не говори, что всерьез собиралась уехать с этим старикашкой, ― в голосе скользило торжество: он победил, прогнал соперника со своей территории. ― Я не знаю … ― продолжая всхлипывать, я теперь уткнулась в плечо Шеннона, сдабривая крокодильими слезами его джинсовую рубашку. ― Просто попроси, ― шепнул он. ― О чем? ― не понимаю я. ― Чтобы я помог, ― ответил Лето. ― Я не стану этого делать, если ты сама не попросишь. Два слова, просто скажи их. ― Тебе зачем это? Чувство вины мучает, или банальная жалость? ― я чувствовала себя уязвленной, беспомощной, и что хуже всего ― Шеннон это видел. Я не такая, давно не такая! Мне уже не двадцать, и я не стану поддаваясь эмоциям изводить себя страданиями и самоистязанием. Но оглядевшись вокруг, понимаю, что именно этим последние три недели и занимаюсь. ― Я просто хочу помочь ради всего того, что между нами было. Не ищи в этом подвоха, ― тихо проговорил он, будто маленького ребенка успокаивал. ― У меня нет права лезть в твою жизнь, пока ты сама об этом не попросишь. ―Да? А сейчас что было? ― я улыбнулась. ― Это другое, ― с напускной серьезностью ответил Лето. Я помолчала с минуту, пытаясь отрепетировать в голове эти жалкие просьбы о помощи, которых всю жизнь так старательно избегала: ― Помоги мне, Шеннон, ― собственный голос показался неестественно писклявым, детским. ― Что? ― он сделал вид, что не расслышал. ― Черт … Помоги мне, Лето, ― уже увереннее сказала я. ― Я сделаю всё, что скажешь. Только не бросайте меня больше. ― Для начала ― ты переедешь ко мне, ― сказал Шеннон, удовлетворенный моей безоговорочной капитуляцией. ― Одну тебя оставлять нельзя, как выяснилось. ― А почему ты не останешься здесь? ― я выпрямилась и серьезно взглянула на него, не понимая необходимости в переезде. ― Если у тебя та же кровать, что и восемь лет назад, то я не стану здесь спать. Спина, знаешь ли, нуждается в определенном комфорте, ― ответил он. ― Ты живешь на последнем этаже в доме без лифта. Тебе нужно выходить на улицу, а твоя нога еще как минимум полтора месяца будет в гипсе. Твою мать, чем думают твои родственники?! ― И на каких основаниях я перееду к тебе? В качестве кого? Как мы объясним это окружающим? ― В качестве кого ― меня не особо волнует. Но здесь ты не останешься. ― А знаешь, я могла бы переехать, раздели мы аренду поровну. И вроде как я уже не так тебе обязана, ― а это идея, Джейн! Пять баллов за сообразительность. ― Я обычно не беру с женщин денег за ночлег, но с тобой иначе не выйдет, да? ― торжествующая улыбка обнажила белые зубы. Он напоминал хищника, тащащего добычу в свою берлогу. Я подпрыгнула на месте, когда краем глаза заметила Джареда с мусорным мешком позади себя. ― Что? ― удивился он, когда я вопросительно посмотрела на него. ― Просто немного прибираюсь, ясно? ― и продолжил, как ни в чем не бывало собирать обертки от конфет, бутылки и банки из-под газировки. ― Где чемодан? Будешь командовать, что собирать. Мы с Шенноном отравились в мою комнату, чтобы взять самое необходимое. Он не оценил новый дизайн спальни, видимо, мысленно еще раз подчеркнул, насколько сильно я тронулась умом за последний месяц. От небесно-голубого не осталось и следа ― стены и потолок теперь были цвета горького шоколада, а разделял их только белый потолочный плинтус. Наспех закинув немногочисленные вещи в чемодан, я выудила из шкафа платье-миди в черно-зеленую клетку и попросила Лето помочь одеться. Поверх платья накинула черную косуху, а на левую ногу надела удобный кроссовок с тремя белыми полосками. ― Ладно, поехали, ― скомандовал Шеннон. ― Я есть хочу. ― Я останусь, ― отозвался Джей. ― Приберусь немного. ― Мне стало неловко за себя и свое поведение. Я густо залилась краской и поспешила надеть черную шляпу с широкими полями, чтобы скрыться от позора. В небольшой кофейне в Западном Голливуде, куда мы забрались по пути в дом Лето, в середине дня посетителей было мало. Мы устроились в самом дальнем углу, но я не переставала озираться по сторонам в ожидании поймать любопытные взгляды. Здесь пахло настоящим кофе, мятой, апельсином и корицей. В витрине прямо напротив моих глаз выставлены с десяток видов чизкейков, еще больше ― пирожных, круассанов, тартов с яблоками, клубникой и персиками. ― Я зверски голоден. Что будешь? ― Шеннон разглядывал меню, а я не понимала, хочу есть или нет, когда подошла официантка. ― Блинчик. Парочку. С шоколадом и бананами. И чашку горячего шоколада с перцем чили, ― произнесла я. ― Потом сливочный чизкейк и латте макиато. ― Умница, ― довольно промурлыкал Шеннон.