In My Veins: just stay

Я не спала уже больше суток, смертельно устала, а есть хотелось ужасно, так что по дороге к Джареду не было варианта лучше, чем заехать в McDonald’s и прихватить с собой пару чизбургеров, отвратительную жареную картошку и целое ведро ледяной колы. Есть все эти гастрономические излишества решила здесь же, в машине, на парковке. Тишину в салоне нарушало лишь шуршание бумаги и мое чавкание. Меня вырвало в бумажный пакет с чизбургером и картошкой. Казалось, что тошнота подкатила неожиданно, и я даже не успела понять, что произошло. Но, похоже, я просто упорно её игнорировала всё это время. Сложно представить, как организм вообще смог продержаться на стрессе, кофе и сигаретах так долго, и решил сигнализировать о капитуляции только сейчас. Меня трясло мелкой дрожью, сердце бешено стучало о грудную клетку, будто пыталось докричаться: «я здесь, я всё ещё чувствую»… Я всё ещё чувствую, Шеннон … Я всё ещё хочу … Что со мной происходит? Почему я не могу встретиться с ним лицом к лицу и оборвать все ниточки, связывающие нас, раз и навсегда? Почему, когда всё уже сделано, в глубине души я продолжаю искать ему оправдания, цепляться за несуществующую надежду? А как ещё объяснить этот побег? Глаза защипало от подступающих слез, которые на этот раз сдерживать я даже не пыталась. Просто разрешила себе чувствовать это, чем бы оно ни было. Затем, со смирением приняв тот факт, что лучше мне уже вряд ли станет, я вернулась за кофе. Лучше не стало, но в целом — сносно, и можно было двигаться дальше. Сжать зубы и двигаться дальше. Я не могла уйти в свою квартиру — туда Шеннон придёт в первую очередь, — хотя это и было бы самым оптимальным решением. К Гвен поехать тоже нельзя: она потребует объяснений, и мне придётся расколоться так или иначе, и тогда Макс тоже будет поставлен в известность. У этих двоих какая-то телепатическая связь, или Гвен просто язык за зубами держать не умеет. Ехать в Нью-Йорк — тоже так себе идея, ведь бегать от проблемы я не намерена, а всего лишь хочу быть на достаточном расстоянии и упорядочить мысли в голове. Поэтому я и воспользовалась предложением Джареда пожить в его гостевом доме. К тому же, раз он уже в курсе всего, мне не придётся врать и уходить от закономерных вопросов. И мне просто нужен друг рядом — по этой причине вариант с отелем или съёмным жильем тоже отпадал. У меня была только одна просьба: не говорить о том, что случилось со мной, пока я сама не захочу. Ключ от входной двери нашёлся под фикусом, как Джей и говорил. Здесь я была всего один раз: с жуткого перепоя Джаред привёз меня сюда, а затем вызвал Шеннона. Пока возилась с ключом, в дверь прошмыгнула чёрная тень, затем материализовалась в пушистую кошку и, как только я вошла, своим резким и твердым «мяу!» известила меня о том, что неплохо было бы подкрепиться. — Банши, — я протянула к кошке руку, и та подставила мордочку для ласки. — Ну ты и шлюшка, скажу я тебе. Стало чуточку теплее где-то в глубине моей онемевшей души. Всё время моего отсутствия кошка жила своей жизнью, позволяя таскать себя между домом Джея и Констанс. С последней, по словам Джареда, они ладили хорошо. На вопрос «как так вообще получилось», я услышала вполне ожидаемый ответ: чёрная тварь ненавидит Шеннона. Что ж, она невзлюбила его с первой их встречи. Может, надо было прислушаться к чутью животного? В моём распоряжении были одна спальня и ванная на втором этаже, гостиная с кухней и ещё одной маленькой ванной комнатой на первом этаже, подписки на Netflix и НВО, полный холодильник еды и тишина: я объяснила своей помощнице и агенту, что в ближайшую неделю не буду выходить на связь и все вопросы подождут, после чего перевела телефон в авиарежим. В общем, это был почти курорт. Мне нужна была полная изоляция от мира, новостей, друзей. Я не хотела никого видеть и себя являть миру тоже желания не было. Но если от внешнего мира скрыться удалось, то от себя убежать ещё никто не смог. Поэтому для меня дом из спасительного тайного оазиса превратился в маленький личный адок с пакетом «все включено». Как бы мне не хотелось убедить себя, что итак все уже определила и назад пути нет — что-то всё равно сдерживало меня. Я — склеенная фарфоровая чашечка. И я вот-вот рассыплюсь. Ночи напролёт я проводила сидя в кухне с сигаретой в руке при выключенном свете. Всё крутила и крутила в голове произошедшее, как заевшую пластинку, просто не в силах нажать на «стоп». Оцепеневшая, в принципе не испытывающая никаких эмоций по этому поводу, я смотрела этот фильм снова и снова, пока под утро меня не накрывало спасительным сном. Каждый вечер Джаред осторожно заглядывал и предлагал посмотреть что-нибудь, как сегодня, например. Наверное, боялся, что я совсем одичаю. Мне же было спокойно в его обществе. С ним можно было просто молчать, и одно это уже действовало на меня исцеляюще. Джаред — он как ангел-хранитель, только с первичными половыми признаками. Мы облюбовали диван в гостиной, и сейчас досматривали первый сезон «острых козырьков». Бирмингемский акцент сводил меня с ума не в самом хорошем смысле этого слова. — Ты сегодня поздно пришёл, — упрекнула я друга. — Я вот-вот вырублюсь, а ты ещё и весь диван занял. Теоретически это, конечно, твой диван, но фактически — ты у меня в гостях. Джей с критическим прищуром уставился на меня: — Задница встала — место потеряла. — Я делала тебе чай, — ставлю две чашки ароматного зелёного на столик у дивана, не в силах больше терпеть воздействие высокой температуры на мои пальцы. — Иди сюда, — Джаред распахнул объятия, приглашая прилечь рядом. Я скрестила руки на груди, молча глядя на него с укоризной. — Я смертельно устал и не сдвинусь с места. Ложись рядом или садись на пол. Не долго думая, устраиваюсь рядом — лицом к телеку, спиной к Джею, — и он накрывает меня своей рукой. Такой простой и тёплый жест, и я сразу расслабилась. — Меньше всего сейчас я хотела бы почувствовать твою эрекцию своим бедром, — предупредила я. На что Джаред от души рассмеялся и ответил: — На тебя у меня не встанет никогда и ни при каких обстоятельствах. Ты не женщина, Харди. — Серьезно? И кто же я? — Ты жена моего брата, — уже без шуток ответил он. «Пока», — хотела добавить, но не стала. Я не знаю. Я уже ничего не понимаю. — Как он? — Я бесконечно зол на него, но мне жаль Шеннона. Он с ума сходит и не понимает почему ты не выходишь на связь. Он почти уверен, что ты здесь, но я прикидываюсь идиотом и все отрицаю. А так как в Нью-Йорке он проверить не может, я могу успешно изображать недоумка ещё какое-то время, — затем, немного помедлив, добавил: — ты точно решила? — Не узнаю, пока не увижу его. А видеть его я совсем не хочу. Сколько я могу здесь оставаться? — Сколько захочешь. Ты это и так знаешь. Я обреченно вздохнула. Мне нравилось сидеть здесь, подальше от той жизни, которая мне, как оказалось, едва ли принадлежит. Я не могла выбросить из головы фотографию той девушки: того, что я как две капли воды была похожа на неё, настолько, что становилось жутко от мысли, как такое вообще возможно. Джей не отвечал на вопросы, что касались прошлого Шеннона и этой Элис. Он считал, что Шеннону самому стоит объясниться. У меня внутри зародилось что-то вроде обиды или разочарования: Джей знал, но ничего мне не сказал. Однако, включив мозг, я поняла: а что, по сути, он мог сделать? Ещё при знакомстве подойти ко мне и сказать, как я похожа на бывшую брата? Предоставить мне перечень всех его правонарушений на тот момент? Наоборот, он принял меня и всячески поддерживал все эти долгие годы, принимал мою сторону там, где Шеннон откровенно показывал себя свиньей. Черт возьми, да как я могла усомниться в Джареде?! — Тебе придётся выйти отсюда, как бы ты не желала обратного, — будто в ответ на мои мысли ответил Джаред. — Я не знаю что мне там делать, — всхлипнула я, зарываясь лицом в подушку. — У тебя прекрасная работа. Думаю, начать нужно именно с этого, а потом разберёшься в остальном. Ты же всегда так поступала, — заметил он. — У фотографа должно быть какое-то послание к этому миру, а всё, что могу сказать я — как сильно заебалась. — Это достаточно экстравагантно, — хмыкнул Джаред. — Не плачь. — Как ты понял, что я плачу? — Ты дышишь ртом, дурёха. — Наверное, мне и правда надо домой. Поговорить с Шенноном, решить, как нам быть дальше. — Ты уверена что хочешь рассказать ему всё? Ты точно хорошо обо всём подумала? — Я уверена, что не хочу рассказывать. Но и молчать тоже не могу. — Он … он будет в ярости, — голос его теперь звучал подавлено, глухо. Наконец мы затронули тему, из-за которой здесь оба и оказались. Это напряжение витало в воздухе все эти дни, и наконец получило выход. — Меня мало волнует его душевное состояние. — М-м-м… — протянул он устало. — Ты его любишь? Я не знала что сказать, хотя ответ был очевиден. Я не разлюбила Шеннона: я утратила доверие, я разочарована, я разбита и уничтожена. Но не разлюбила его после этого. И это причиняло мне ещё больше боли. Мне нужно было уйти, раз и навсегда порвать с ним и больше не вспоминать, но я не знала, как это сделать теперь, после стольких лет и всего, что мы пережили вместе. — Да, Джей … к сожалению, да. — Тогда не говори. Ничего кроме боли, разрушения и сожалений никому из вас это не принесёт. Я поднялась со своего места и пристально посмотрела на Джареда. Он лежал, прикрыв глаза, нахмурив лоб. До него уже дошло, что сейчас я взорвусь и он находится в центре зоны поражения. — Ты сейчас серьезно? Мне начать загибать пальцы, перечисляя все косяки твоего брата, которые он допустил только в новейшей истории, или ты запомнишь? То есть, мне можно было сделать больно, а его я должна от этой участи уберечь? Господи, скажи, что ты шутишь! — Я не прошу тебя уйти по-английски. Я лишь пытаюсь сказать, что того, что ты ему скажешь без … — он замолчал. Осекся. Посмотрел на меня своими большими голубыми глазами, полными тревоги и отчаяния, переживаний за кого-то из нас … — Без … — Я дала себя трахнуть прокурору, Джей. У этого выражения нет другого значения. Не надо пытаться сглаживать углы. Это измена. Он рывком поднялся и теперь мы сидели лицом к лицу, оба готовые отстаивать свою правду до конца: — Это не измена, Джейн. Тебя вынудили это сделать. Это называется насилие. — Я позволила сделать это с собой. Я знала куда и на что иду. — Черт! Я пытаюсь объяснить, что реакция Шеннона может быть непредсказуемой, он может закопать себя ещё глубже. Как ты не понимаешь?? Я не прошу щадить его чувства. Просто не хочу, чтобы это принесло ещё больше вреда, чем уже причинено. Шеннон будет страдать в любом случае, и, несмотря на его поступки, он остаётся моим братом и мне будет тяжело на это смотреть. Бремя приведения его в чувства ляжет на мои плечи. Но винить себя в том, что из-за тебя с твоей женщиной сделали … — он закрыл лицо руками, и я впервые осознала, что Джаред тоже испытывает боль. — Черт! Я не могу это произнести. Какое-то время мы сидели молча. Я не решалась снова начать говорить. Джей выглядел подавленным и уставшим. — Остаться ты не можешь, ведь тогда плохо будет тебе, а ты дорога мне и я тебя очень люблю. В итоге, всем все равно будет очень плохо. Вопрос только в том, потащишь ты его за собой или нет. Но он не справится, имей это в виду, когда будешь принимать решение. Я сидела, обомлев, и не знала, как сделать вдох. — Мне пора в кровать, я смертельно устал, — он поднялся и быстрым шагом направился к двери. — Расскажешь завтра, чем кончится сезон, — дверь за Джеем захлопнулась так громко, что витраж на ней угрожающие завибрировал. Джаред недвусмысленно дал понять, что я не должна тянуть Шеннона с собой на дно. Со мной все ясно — я уничтожена. И я должна … подумать о его чувствах, тогда как за моей спиной долгое время творилось черт знает что? Ну уж нет. Время, когда я жертвовала собой ради него — прошло. Я заберу Шеннона с собой в этот новый, удивительный мир, полный отчаяния и боли. Я сломаю его так же, как он меня: резко, мерзко. И буду с упоением наблюдать, как он захлебывается этими новыми ощущениями вместе со мной.