In My Veins: just stay

Чашка с остатками медовых колечек полетела в стену вслед за стаканом из-под виски. Весь пол восточнее дивана теперь был усыпан стеклом, залит липким молоком вперемешку с сигаретным пеплом. Я все гадала, что же полетит следующим? Утром Маргарита придёт убираться и будет, мягко говоря, в шоке. Будет неловко перед ней за этот бардак, вот же черт. Шеннон схватил меня за плечи и тряс как тряпичную куклу. Если в моей черепной коробке ещё оставались мозги, то они превратились в смузи. Его интересовало только одно: что он делал со мной? Этот вопрос он повторил столько раз, что тот наверняка уже выцарапан изнутри черепной коробки. Я же просто смотрела на него безучастно, а он кричал на меня как никогда до этого. Я даже не знала, что у его голоса есть такая тональность. Шеннон пытал меня всё новыми вопросами, а я не отвечала, только опустила глаза, изучая пространство между нами. Плед скользнул на пол, и я сразу же замёрзла. Жутко хотелось прикрыть наготу, но я не рискнула потянуться за ним. — Да твою же мать, Джейн Элизабет Харди, приди в себя! — он кричал мне в лицо, а затем похлопал по щеке: что-то отдаленно напоминавшее пощечину, но гораздо меньшее по силе, было призвано привести меня в чувства. «Он даже ударить меня как следует не может», — думала я. Но я-то была в себе, просто не знала что сказать. Я действительно недооценила его реакцию. — Какая разница что он делал? — тихо спросила я, и Шеннон немного ослабил хватку, но его кисть по-прежнему сжимала мое предплечье, не оставляя возможности свободно двигаться. — Главное, что сделал ты. В погоне за дурью ты посадил в машину тупоголовую дрянь, которая подставила тебя и слиняла, а по вашим счетам заплатила я. Если бы могла — убила бы ее, правда. А он … он просто воспользовался возможностью. Он наконец выпустил меня и смотрел теперь растерянно, но без злости и отвращения, как будто с сожалением. Что он видел во мне сейчас? Шлюху, жертву, спасительницу, дуру, пустое место? Всех сразу? А что я видела в нем? Мужчину, только что в полной мере осознавшего, что предал свою женщину. Джаред был прав: неизвестно как брат справится с этим. — Ты думал, мы займёмся любовью и все проблемы исчезнут? Они только начинаются. Ты понимаешь, что я просто не могу больше быть с тобой? Кроме того, что я тебе не доверяю, по твоей милости мне пришлось переступить через себя и делать отвратительные вещи. И я вряд ли когда-то смогу об этом забыть. — Я тебя не просил, — он просто бросил мне эту фразу, случайно или нет, но попытался спихнуть на меня последствия. Он защищается, инстинктивно отбивается от колючей правды, и это абсолютно нормально. Я была к этому готова. — Выбора не было, — я улыбаюсь ему, давая понять, что все в порядке, я понимаю, это было моим решением и мне с этим разбираться. Но губы предательски дрожат. — Ты прав. Всё что мы делаем — это только ради нас самих. Я не готова была потерять тебя так просто из-за какой-то глупости. — Ты не должна была этого делать, Джейн. Что же ты наделала … — У меня не было времени думать об этом. Главное, что ты сейчас здесь, что мы разговариваем, и ты можешь сделать выводы и изменить свою жизнь. Считай это вторым шансом. Или третьим, сколько их там у тебя было … — Я того не стою, малыш, — голос его сделался хриплым, изменился до неузнаваемости. Вот она — боль. Моя боль, заразившая и его, потому что понял, что сделал: методично год за годом разрушал, вместо того чтобы строить. За блестящим фасадом, куда я не потрудилась заглянуть ни разу за два с лишним года — руины, уродливые и опасные. Долго объяснять, почему не стоит предпринимать каких-то действий в отношении Джо, не пришлось. Это как минимум обнулило бы все мои жертвы, так ничего и не исправив. Шеннон от невозможности что-то сделать совсем сник. Распахнул настежь двери, ведущие во внутренний двор, к бассейну, встал на пороге и закурил. Он стоял абсолютно неподвижно какое-то время, сделав только одну затяжку. Я закусив губу смотрела на его обнаженную спину, напряженные мышцы. Плечи тяжело поднимались и отпускались: он пытался усмирить бешено бьющееся сердце. Я знаю это, потому что занималась сейчас тем же самым, уже не ощущая озноба. Мне хотелось подойти и обнять сзади, уткнувшись носом в татуировку между лопаток, успокоить его, ещё раз сказать, что всё нормально и я вообще-то не злюсь. Я чертовски разочарована, но не злюсь. — Утро такое же, как и все предыдущие, — вдруг заговорил Лето. — Наверное, такие простые постоянные вещи должны успокаивать, но меня только дико бесят. Вроде как, эй, у меня тут жизнь рушится, нельзя ли проявить капельку уважения и подождать со своим гребаным рассветом? Полоска розового света поднималась от горизонта, медленно расширяясь, выживая темноту, подменяя утренними сумерками. Действительно, что может быть проще? Жизнь продолжается, что бы ни происходило у тебя внутри. Я прошла это с Меган два с половиной года назад. — Может, это знак? — продолжал он, обращаясь не столько ко мне, сколько к ночному небу. — Знак, что всему, даже самому херовому, приходит конец? Шеннон выбросил тлеющую сигарету в траву и вошёл обратно в дом, одарив меня коротким хмурым взглядом воспаленных глаз. Он быстро оделся, а затем в два шага оказался у главной двери; из этого места в гостиной холл практически не просматривался, и я наблюдала за его отражением в одном из зеркал у входа. Шеннон остановился взявшись за дверную ручку, явно борясь с собой. — Куда ты? — тихо спросила я. Он не ответил, но и с места не двигался. — Пожалуйста, не делай глупостей. — Черт возьми, Джейн! — зарычал Лето, и это заставило меня вздрогнуть. Он схватил вазу с цветами с комода у двери и резким движением запустил ее в сторону гостиной. Я наблюдала как вдребезги бьется моя жизнь, прижав колени к груди, чтобы не зацепило осколками. Ваза с оглушительным звоном приземлилась прямо в центре комнаты. Такой подаче позавидовал бы любой питчер. — Я просто хочу пройтись, — все ещё тяжело дыша, но смягчив тон ответил Шеннон. — Прости. Его телефон остался в кухне. Мне по-настоящему стало страшно, хоть и смутно осознавала происходящее. Я просила его не делать глупостей, но он ничего не обещал. Кое-как по дивану добралась до относительно безопасного места, спустилась на пол и, обнаружив наконец свои пушистые розовые тапочки, оценила масштабы бедствия. Хорошо бы убраться до прихода Риты, — до которого оставалось не больше пары — тройки часов, — а то она начнёт причитать. Свои лифчик и футболку сняла со старой барабанной установки Шеннона — первой вещи, прописавшейся в гостиной. Я сорвала горло доказывая, что ей здесь не место и почему бы не разместить ее в одной из гостевых на втором этаже? Муж смотрел на меня как на умалишенную, явно сожалея, что взял меня в жены до того, как мы начали выяснять место этой штуковины в нашей жизни. Но стоило мне уехать на пару дней, по возвращении эта «малышка» оттеснила новенький диван. Шеннон теперь взирал на меня, — насупившуюся и сдавшуюся, — сверху вниз как победитель в сражении не на жизнь, а на смерть. Он прекрасно понимал, что я это наверх не потащу. Увидев мою отвисшую от досады нижнюю губу, Шенн расхохотался: — Тебе повезло, что ты не вышла за Терри Боззио. Я тогда понятия не имела о чём он говорит. Однажды у меня получилось выкроить двадцать четыре часа, и я прилетела в Мюнхен утром перед шоу. Шеннон потащил меня на сцену, где его техники в четыре руки монтировали установку, и стал с любовью в глазах и голосе объяснять мне, кто из них тут крэш, хай-хэт, сплэш или райд, где здесь мозги, какой барабан — бас, а какие — томы, и что малый барабан — это не тот что меньше остальных, и зачем вообще нужны электронные и акустические вместе. Я понимающе кивала, зная, что как только он закончит, информация выветрится из моей головы. Был только один вопрос: а ещё больше приблуд сюда можно было запихнуть? И тогда он рассказал мне про Терри Боззио с его пятьюдесятью тарелками и восемью бас-барабанами, ну и так, всего остального по-мелочи. В итоге мне домашняя «малышка» начала даже нравиться, но Шенну в этом ещё долго не сознавалась. Все равно не могла решить, чем заполнить то пространство, а она — вписалась, и это было так естественно, как частичка Шеннона рядом со мной, пока его нет. В его отсутствие я, проходя мимо, могла врезать по тарелкам, и дом наполнял жуткий гул, в ушах звенело, зато не было этой гнетущей тишины, которую Лето оставлял на посту вместо себя всякий раз, когда за ним закрывалась дверь. Как будто он унёс с собой саму жизнь, душу этого дома. Без него он был просто стенами с крышей, бетонной коробкой. Понятия не имея, где в этом доме живет метла, я вооружилась бумажным пакетом и принялась собирать осколки: керамическая миска, одна из небольшого набора, что я притащила из Португалии. Как только привезла его домой — сразу захотела избавиться. Слишком уж все это не сочеталось с нашей строгой кухней: одни синие, другие ярко-розовые, жёлтые и зелёные чашки казались мне верхом безвкусицы, но Шеннон запретил куда-то их пристраивать и сказал, что этой кухне просто необходима порция безумия. Теперь не хватало двух предметов, и я с досадой осознала, что не настолько сильно они меня и раздражали, чтобы погибнуть такой смертью. Стакан с логотипом какого-то элитного бухла, который так удобно лежал в ладони и хранил холод виски достаточно времени, чтобы я растянула его на полвечера — порезал мне пальцы в трёх местах. Неглубоко, но этого хватило, чтобы я вскрикнула и выругалась как следует. Из глаз покатились слёзы обиды, смешиваясь со слезами злости на гребаный стакан и саднящую руку. Кажется, я выпила целых два таких в честь прошлого Нового года прежде, чем полезла к Шеннону с настойчивой просьбой научить меня играть на барабанах. Он закатил глаза, но решив, что им с Джеем будет весело на это смотреть, подтолкнул меня к установке. Я устроилась у него на коленях. Места было недостаточно, но меня это абсолютно устраивало. Лето вручил мне палочки и, взяв мои руки в свои, показал простейшую на его взгляд комбинацию — двухтактный бит. — Сможешь повторить? — спросил он не скрывая издевки. — Конечно! — возмутилась я. Мои руки остались один на один с палочками. Я сосредоточилась и ударила. Палочка вылетела и отскочила мне прямо в глаз. Инстинктивно согнувшись пополам и прижав ладони к травмированному месту, головой я врезала по тарелкам, чем вызвала бурную реакцию зала: Джаред покатился со смеху, требуя продолжения сольного выступления. Шенн объявил, что музыкальный коррекционный класс закрывается по причине того, что пьяные одноглазые женщины не заводят преподавателя. Теперь очередь дошла до останков вазы. Разлетевшиеся по полу гостиной розы обреченно ждали в луже воды и осколков, когда я соберу их одну за одной и отправлю в помойку. Некоторые кремовые бутоны были оторваны от стеблей, лепестки прилипали к паркету, к рукам, не желая оказываться в мусорном ведре. Всякий раз, когда я возвращалась домой после командировки, первое, что я видела открыв дверь — это свежий букет. Если это были пионы или гардении, с ног сбивал ещё и цветочный аромат. Он кружил голову, создавая ощущение, что Шеннон только что забежал на минуту, оставил для меня цветы, и скоро вернётся в дом. Иногда это «скоро» растягивалось на месяц. Дольше я просто не выдерживала и летела к нему сама, если график и виза позволяли. Конечно, Лето был в сговоре с Ритой и цветы не появлялись по волшебству или телепортом с другого континента. Мне становилось хорошо от ощущения, что тебя ждут дома, даже если кроме меня здесь никого не было. Под хруст стекла я прошла в кухню с намерением сделать себе кофе, но немного замешкавшись у кофемашины, решила проверить холодильник: там нашлась единственная бутылка Budweiser, будто меня и ждала всю свою жизнь. Я устроилась на стуле за кухонным столом, медленно потягивая ледяное пиво из запотевшей бутылки — которое, к слову, сейчас бодрило не хуже кофе, — и обвела взглядом дом. Да уж, сложная будет неделя. Тут к чему не прикоснись — всё острые предметы. Того и гляди порежешься о воспоминания до самых костей. Тишину в доме нарушает только мерное гудение холодильника. Сложно поверить, что какое-то время назад здесь летала посуда и сотрясались стены от крика и слез. Холодную мокрую бутылку прижимаю к груди, влага тут же пропитывает футболку и я чувствую что-то вроде облегчения. Но до этого, конечно, было ещё далеко. Маргарита, наша помощница по хозяйству, маленькая женщина средних лет, имела испанское происхождение, а потому горячую кровь. Ее приход ознаменовался восклицанием с призывом и к матери божьей, и к черту одновременно: — Madre miа! Que diablos esta pasando? — судя по звуку, она уронила пакеты с продуктами. — Tranquila, Rita, no pasó nada, — я как могла выговорила фразу о том, что ничего не случилось, надеюсь, не извратив смысл до неузнаваемости. — Я в кухне. Рита похрустела быстрыми шагами на звуки моего голоса. Обнаружив меня в полном здравии, да ещё и с пивом в руках, она облегченно выдохнула и уперлась руками в бока: — Чуть инфаркт не получила, Джейн! — женщина осуждающе покачала головой. Теперь она говорила на чистом английском. — Это ты сделала? Я уставилась на неё с напускным возмущением: — А что, в отношении Шеннона ты даже мыслей таких не допускаешь? — Прости, просто за три с лишним года, что работаю на него, ни разу не видела, чтобы он вышел из себя, — теперь она смотрела извиняющимся взглядом, но все равно ещё сомневалась. — Где мистер Лето? — Я в порядке, если ты вдруг забыла спросить, — с обидой пробормотала я, допивая пиво. — И я пыталась здесь убраться, но у меня даже для этого недостаточно компетенции. — Извини, — она снова покачала головой. — Иди приляг, я пока сделаю тебе завтрак. Маргарита похлопала меня по плечу и вернулась в холл за пакетами. Она никогда не задавала никаких личных вопросов с намерением получить ответ, а те, что задавала — носили риторический характер. И вот эта черта ценилась выше любых ее профессиональных качеств. Разве ее не интересовало, что здесь случилось? Ещё как. Уверена, Риту разрывало от любопытства, но она настолько уважительно относилась к Шеннону, так дорожила своей работой, что постоянно проявляла чудеса такта и блестящих манер. — Не надо завтрака, я иду спать. За час с лишним, что ворочалась в кровати, я не услышала ни звука работающего пылесоса, ни любого другого постороннего шума, который в теории мог бы меня побеспокоить. Говорю же, она крута.

***

У Walmart даже во вторник с утра оставить машину — настоящая проблема. Мы бы приехали раньше, не будь моя ассистентка такой медлительной со сна. Я тащилась через весь город за ней, а потом в этот супермаркет ради одного: коробки для переезда. Много картонных коробок по доллару за штуку. Муверы, конечно, могут их итак предоставить, но это будет только в пятницу, а мне нужно начать собираться прямо сейчас. Иначе я начну сомневаться в правильности своего выбора. Мне нужно было чем-то занять руки, что-то делать, чтобы не думать. Брук была отправлена в Starbucks пока я искала место для парковки, и ее не будет минут двадцать, не меньше. Чтобы не терять время, я взяла телефон и сделала одну очень неприятную вещь. — Соскучилась, Харди? — промурчал Джо в трубку вместо приветствия. — Мечтай, — мрачно отозвалась я. — Есть вопрос. — Я ждал этого, — он заговорил уже более деловым тоном. — Почему так долго? — Брала незапланированный отпуск. — Ну и что? — прокурор явно был расположен к беседе. Ему не терпелось узнать, что всё-таки случилось после нашей сделки. — Как ему с рогами, нормально? — Ты камня на камне не оставил от моего брака, я развожусь. Рад это слышать, да? Я до сих пор не могла определиться, какая из вскрывшихся тайн произвела на меня большее впечатление: существование Элис Доусон или что мой муж — преступник в прошлом и мастер наебывать в настоящем. Но вместе они, определённо, создавали картину полного непроходимого пиздеца, который просто не позволял мне больше носить любимые розовые очки: линзы выбили стёклами внутрь. Всё разрушено. Всё, что я себе напридумывала — разлетелось в клочья. — Ох, детка, — сказал он с наигранным сочувствием. — Это не было моей целью, но все равно приятно, — Джо злорадствовал, явно упиваясь моим состоянием. — Я хотела попросить кое о чём, — пытаюсь проглотить ком в горле вместе с желанием разрыдаться, но получается не очень, и теперь мой голос звучал как у пингвина - пищалки из «Истории игрушек». — Могу выделить вечер в следующем месяце. — Мне нужен адрес Элис Доусон, — самым адекватным сейчас будет проигнорировать его блестящие шутки и перейти к делу. — Не могу ее найти. Хочу уточнить у неё пару моментов, если она, конечно, все ещё в Нью-Йорке или где-то неподалеку. — Пришлю sms. — Спасибо. И ещё кое-что. — Внимательно. — В городе есть агентство эскорт-услуг, поставляющее клиентам кокс и таблетки через девочек. На том конце раздался одобрительный смех: — И всё? — В смысле? Я тебе канал сбыта сдаю, мало? — прошипела я. Джо только продолжал посмеиваться: — Мы знаем о нем. Не наша юрисдикция. Но девки там отменные. — Господи Боже, в этом городе хоть кто-то следит за порядком? — Этот мир давно прогнил, и поделом ему! — судя по звуку, он отхлебнул что-то горячее из чашки. — Ты нашла шлюшку, которая снабжала твоего мужа? — Долго искать не пришлось. Ее зовут Ева Монтгомери, она вдова одного из них. — Потрясающе! — не выдержал он. — О, кстати, тебе не интересно, что такого случилось с Монтгомери, раз уж мы о них заговорили? Я тут копался всю неделю, и результаты тебя, мягко сказать, удивят. — Говори, — согласилась я, настраивая себя теперь любую потенциально опасную для психики информацию сразу выбрасывать из головы. Меньше всего мне хотелось вникать в мутные схемы преступной семейки. Но по мере того, как Джо в свойственной людям закона холодной манере излагал детали, у меня все сжималось внутри. В конце концов, мне стало нечем дышать, и пришлось выбраться из машины. Когда он закончил, все что я могла сказать: «о господи». Когда Брук вернулась с моим макиато, я не сразу поняла, что она хочет, тыча в меня стаканом. Мозг усиленно работал, соображал, искал нестыковки и оправдания, ложь, в конце концов. Но чем больше он сопротивлялся, тем сильнее я осознавала, что так оно всё, наверное, и было на самом деле. — Эй, босс, ты точно норм? — Брук пришлось взять меня за руку и вложить в неё стакан. Я лишь неуверенно кивнула. — Давай плеснём тебе Bailey’s в кофе, а на обратном пути я поведу, Окей? Остаток дня я провела за вялотекущими сборами. Пришлось отклониться от первоначального плана и отвезти Брук домой, потому что она задавала слишком много вопросов, ответов на которые у меня не было. К вечеру я обнаружила себя посреди пустых коробок и сваленных в кучу книг в комнате, служившей нам обоим чем-то вроде кабинета, с телефоном в руках. Кажется, я даже плакала, потому что новое сообщение от Джареда никак не читалось, и тогда я сообразила вытереть лицо рукавом рубашки. «Он у меня, забирай его на хер отсюда», — хотя бы из-за Шеннона можно теперь не сходить с ума до утра.

***

Было что-то знакомое в этом свечении над моей головой. Сквозь приоткрытые веки я различала приглушенный тёплый свет, источник которого заслонило неясное очертание мужской фигуры. Я открываю глаза и в ту же секунду начинаю задыхаться, хватаясь руками за горло: пояс от халата. Нежный холодный атлас душит меня не сам, он в чьих-то умелых руках. Движения расчетливы, доведены до автоматизма, потому что когда перед глазами начинают плясать чёрные точки — полоска ткани падает, и я жадно хватаю ртом воздух. На передышку у меня секунд тридцать, и когда я откидываю голову назад, касание прохладной сатиновой простыни моей щеки кажется самым реальным ощущением в мире. Я узнаю эти простыни: номер в лос-анджелесском Ritz-Carlton. И как только ко мне приходит это понимание — тут же поясок тонкой змейкой обвивает мою шею, и я уже не чувствую ничего, кроме ужаса и нехватки кислорода. Надсадный кашель вышибает из мрака, раздирая мне горло. Простыни подо мной смяты, пальцы упрямо сгребают их в кучу. Я утыкаюсь в них носом, продолжая давиться кашлем, и чья-то крепкая рука тянет меня за плечо, укладывая на спину. Кашель сменяется хрипами, я шумно тяну воздух ртом, будто его опять вот-вот отберут. Оглядываю помещение на сколько могу: в большое панорамное окно с видом на Гудзон осторожно пробирается утренний свет, сглаженный октябрьским туманом, комната ещё наполовину скрыта темнотой. Это номер 717 в другом Ritz, в Нью-Йорке. Значит, это Шеннон меня разбудил, но его нигде нет. Выползаю из кровати полностью одетая, — на мне даже мои тяжёлые ботинки с курткой, как в ту ночь, — и отправляюсь на поиски. В ванной шумит вода. Тяну ручку на себя: за ней — просторный холл моей квартиры на восемьдесят шестой улице. Из гостиной доносится весёлый звонкий смех, и я иду на него. На диване уютно устроилась Меган. У меня сердце пропустило удар, и я не смогла проговорить ни слова, просто стояла и смотрела, как она играет со светленькой девочкой, разливающей невидимый чай по детским чашкам, и делает вид, что ей очень вкусно. — Привет! — она поднимает на меня своё лицо, улыбаясь самой искренней улыбкой. Такая красивая, что дух захватывает. Совсем как настоящая. — Не присоединишься? На негнущихся ногах подхожу ближе, сажусь на пол возле кофейного столика, молча наблюдаю за игрой, переводя взгляд с девочки на Меган. Я им, кажется, и не нужна вовсе, они продолжают пить чай, закусывая его вполне реальным шоколадным печеньем, а девочка вообще не реагирует на мое присутствие. — Мегги, чей это ребёнок? — осторожно спрашиваю спустя какое-то время. Меган в ответ заливается смехом, моим самым любимым звуком на всем белом свете: — Ну уж точно не мой, я же умерла. Её смех перебивается все тем же раздирающим кашлем, вполне реальным, потому что я наконец-то узнаю потолок над головой: это наша спальня, и я в ней совсем одна. Надо отметить себе никогда больше не останавливаться в Ritz-Carlton. У Лил был выходной, и она примчалась в госпиталь с утра пораньше ради меня одной. Видно было, что прошлая смена выдалась тяжелой и она явно не выспалась, но ни единым словом не дала понять, что я ей в тягость. — Мне нужно всего две вещи: проверить меня на все известные науке ЗППП и беременность. Она вообще плохо скрывала эмоции, вот и сейчас Лил сверлила меня своими большими чёрными глазами, — и засверлила бы до смерти, если бы не стол между нами, — но быстро взяла себя в руки и натянула маску профессионализма, затем просила: — Ты в порядке? — Нет, — я улыбнулась как можно шире. Доктор Бергер в такие минуты была не подругой, а моим гинекологом: суровым, квалифицированным, настоящим врачом, знающим своё дело. После того как мы закончили в ее кабинете, в лаборатории из меня выкачали несколько пробирок крови, и сейчас мы ждали первых результатов в кафетерии на втором этаже клиники. Здесь было совсем пусто несмотря на утро. Лишь изредка кто-то подходил к кофейному автомату и сразу скрывался за распашными дверьми, ведущими в отделение неотложной помощи. Дрянной кофе мы пили в тишине, устроившись в самом дальнем углу зала. Почему-то не вернулись в ее кабинет, а пришли сюда, как будто нам обеим нужны свидетели. У Лил коротко завибрировал телефон, и она кинулась просматривать сообщение, бегая глазами по экрану. — Нет, — коротко выдала она. — Нет — что? Хламидий или … — Ты не беременна, ХГЧ по нулям. Я облегченно выдохнула: — А это точно? — Точнее быть не может, если от момента предполагаемого зачатия прошло не меньше семи дней, как ты говоришь. — Тогда, наверное, я могу успокоиться. — Джейн, то, что произошло — это …, — я разбудила ее звонком, едва дождавшись шести утра, и причины, естественно, не могли её не волновать. — Это ведь не Шеннон? Я только отрицательно качаю головой, что вызывает у Лилит приступ тихой ярости, и она сквозь зубы шипит что-то на языке, которого я не знаю. Причины, по которым так и не смогла больше уснуть и вытащила подругу на работу крылись в навязчивых идеях, оставленных сном, и всего за каких-то пару часов они, стремительно прогрессируя и обрастая новыми фобиями, трансформировались в паранойю. Номер отеля, Меган, незнакомый ребёнок — из этого коктейля мой измученный мозг генерировал бредовые выводы со скоростью света. — Это не смертельно, Лил. Я с этим разберусь, — сказала я ей так же тихо, но твёрдо, чтобы дать понять: дальше тема закрыта для обсуждений. Она это приняла. — Вот хламидии меня куда больше расстроят, правда. Попытка сострить Лил не впечатлила, и она смерила меня тяжёлым осуждающим взглядом, будто с несмышленым малышом пытается общаться. Она обещала позвонить, если результаты что-то дадут. Мы допили дерьмовый кофе и разошлись: она — домой, я — за Шенноном. Всю дорогу я тихо радовалась, что не беременна, а всего лишь поехала головой, и что мне не придётся принимать никаких серьёзных решений и быть за что-то ответственной. Хоть в этом мне повезло. Если всё это вообще как-то вязалось с такой вещью как везение. Я приняла условия игры даже не предполагая, какие козыри в рукавах припрятаны у моего оппонента, и проиграла. Меня уже ждали: массивные ворота распахнулись, как только моя машина появилась на подъезде к дому. Джаред наблюдал, как я выбираюсь из машины, и пока я двигалась к нему, пристально рассматривал: — Привет. Пойдём, он в студии. — В студии, — я вздохнула и зашагала рядом с Джаредом. У него самого видок был так себе, а он ещё пытается меня анализировать. Эта его обеспокоенность заставила меня на секунду улыбнуться. — Он провёл там все два дня? — Ага. Мы шли через всю территорию особняка Лето минуя дорожки, прямо по зеленому газону, на противоположный край участка. Когда-то здание, оборудованное теперь под студию с новейшим оборудованием и лаундж - зоной, было гаражом на какое-то неадекватное количество машин. Джаред нашёл ему куда более эффективное применение. — Что он делает? — Пишет, курит, снова пишет. Может, спит, но я ни разу не видел. — Курит траву?! — я сорвалась на крик совершенно неожиданно даже для себя. — Он писает в пробирку дважды в неделю. Так что нет, он курит не траву, — Джаред закатил глаза, объясняя элементарные вещи. — Это предписание суда? — Нет. Моё, — его рот искривился в издевательской ухмылке. — Прости. — Да ладно, это я должен просить у тебя прощения. Думал, будет гораздо хуже, а он — ничего. Разве что в самом начале. Теперь я видел как это — трястись от злости, — фыркнул Джаред. — И это ничерта не преувеличение. Вообще он настолько невыносим, что я даже рад его придури не выползать из студии. — Видимо, под фразой «он — ничего», Джаред имел в виду, что его старший брат не направился с огнестрельным оружием к офису окружного прокурора. В общем, не усугубил ситуацию до катастрофического уровня. — Лучше расскажи как ты, как все прошло? Потому что я знаю только его версию. — Мы все обсудили как взрослые. Даже не верится. Но в доме теперь не хватает посуды, — надеюсь, студия сейчас в лучшем состоянии, чем дом перед его уходом. — И ты решила … — он выжидающе смотрел на меня. — Я не смогла договориться с собой. Знаю, что будет плохо, будет ломать, но я не могу сделать вид, что ничего не случилось. И он тоже не сможет. Мы подошли к одноэтажному зданию с плоской крышей, и Джаред остановился перед серой дверью: — А в остальном ты как? Даже при всём непростительно – омерзительном поведении Шеннона, при всей этой тотальной лжи и фактоукрывательстве, одного было у этой парочки не отнять: их всегда волновало что чувствую я. До знакомства с Лето я вообще не знала, что значит говорить о своих чувствах кому-то другому, что это может быть важно. Что кому-то не наплевать на тебя. Я столько раз спотыкалась и набивала шишки, а под руки меня ловил только кто-то из них или Меган. Странно, что не семья, а друзья всегда берегли меня от перспективы оказаться на самом дне. Я приложила холодную ладонь ко лбу, пытаясь остудить горящее лицо, — но нужно было бы сразу прыгать в океан, было бы куда эффективнее, — а затем инстинктивно натянула на лицо фальшивую улыбку, вроде той, когда рот улыбается, а глаза просят о помощи: — Я тоже недооценила себя, думала, будет хуже, а я — ничего. — Если у малыша Пинокио вырастал нос от вранья — у меня просто открывался рот и правда изливалась на собеседника: — да мне пиздец, Джей. Джаред аккуратно отнял мою руку от лица, и крепко обнял. Что бы он сейчас ни сказал — это будет лишним и неуместным, поэтому предпочёл ничего не говорить. Ну вот, теперь можно и поплакать. Я не дотягивалась до его плеча, поэтому просолила футболку насквозь: — Ты ведь знаешь, что между нами ничего не меняется? Промычав что-то в знак согласия, выбираюсь из тесных объятий, и когда минутка слабости была окончена, я уже привычным движением руки стёрла все следы истерики с лица. — Лето, к тебе посетитель, — сострил Джей, открывая передо мной тяжелую дверь и пропуская внутрь. — Идите на хер, — ответила спина в объемной футболке цвета хаки. — Я буду в доме, — Джей обращался уже ко мне, и я коротко кивнула, поблагодарив его. Я застыла в дверном проеме, рассматривая обстановку: башни из кофейных стаканчиков, которые он, похоже, сбивал смятыми комками бумаги лёжа на диване; бутылки из-под минералки аккуратно выставлены в ряд у стены, пахло сигаретами и каким-то кислым соусом от пустых коробок из-под китайской лапши. На двухместном диванчике сидел Шеннон с гитарой наперевес, мурлыкая что-то себе под нос. Кажется, он повторял одну и ту же фразу, пробуя ее на вкус, что-то записывая и вычёркивая из блокнота, лежавшего рядом. Но когда дверь за мной захлопнулась, это превратилось в едва различимый шёпот. Так мало общего было у этого Шеннона, сгорбившегося над своими записями среди пустых бутылок, в футболке, которую таскает с воскресенья, с Шенноном, который врезался в мою память на одном из шоу. Я видела как первый же барабанный бит взрывает зал, затем вступает гитара Томо, и толпа сливается с музыкой, становится ее частью. Джаред заполняет собой все пространство, и кажется, что ты становишься легче воздуха, тебя отрывает от земли и сносит этим потоком, ты — больше не ты, а часть чего-то большого и значительного, и оно живое, двигается в такт музыке, вторит голосу Лето, а вместо сердца — барабаны. Это не Шеннон. Это — эмоции и инстинкт, чистая животная энергия, как искра, высеченная барабанными палочками; и она кипит, сливается с неконтролируемым потоком из зала и каким-то немыслимым образом упорядочивает его, направляет, закручивает в водоворот и возвращает обратно хозяину, снова и снова. Барабанные раскаты заполняли сознание, и вот уже остался в мире только этот густой рокот, заглушающий стук моего собственного сердца. Но этот босой мужчина в мятой футболке и безразмерных шортах не имел ничего общего с тем богом, которого я нарисовала. Выходит, он обычный смертный? — Становится семейной традицией скрываться от проблем у Джареда, — я прошла внутрь и села напротив в кресло с высокой спинкой, обитое необработанной кожей. — Привет, малыш. — Я чуть с ума не сошла. — Хреновые ощущения, да? — он улыбнулся вскинув брови, затем снова вернулся к своему занятию. — Шеннон, — снова позвала я. Он не реагировал. — Ты знал моего отца до встречи со мной? Игра оборвалась. — Знал. — Ты вообще не собирался мне об этом рассказывать, или ждал подходящего момента? — Вряд ли он хотел, чтобы ты узнала от меня. — Супер. Просто, блять, пиздец какой он заботливый папочка. Лучше расскажи всё сейчас, прошу. Хватит этих благородных жестов по сбережению моего розового мирка, — меня вполне ощутимо подташнивает от всей этой полуправды, недоговорённостей и прочей херни, если мне сейчас соврут ещё раз — я за себя не отвечаю. — Я видел его пару раз у Монтгомери, нас представили друг другу, но я понятия не имел кто он такой и вообще о нем забыл. С кем мы в то время только не сталкивались. Помнишь свадьбу Макса? До этого дня я вообще не знал, что он твой отец. Ты помнишь, что он тебе сказал тогда? — Он взбесился. Предложил расстаться с тобой в обмен на переезд в любую точку мира за его счёт, что-то в этом духе. — Я смутно помнила тот вечер, но то, что отца как подменили — это факт. Шеннон тогда попытался представиться, но был грубо заткнут, а потом папочка сделал своё выгодное предложение … — В конце вечера он предложил мне нечто подобное за символическую плату и ты бы никогда не узнала о моем прошлом. Я сказал, что это не ему решать, и что за ним тоже имеется пара грехов, хотя я даже не знал чем именно он занимается. Это сработало и он просто оставил меня. — Ну, теперь я знаю что это за грехи. На него работал один тип, вроде финансового консультанта или что-то такое. Он был давним другом старшего Монтгомери и свёл с отцом, чтобы Фил помог отмыть деньги, перевести «бизнес» в легальное русло. Они прогнали финансы через три или четыре подставные фирмы, зарегистрированные на островах, а после смерти Рона Монтгомери — просто кинули твоего друга. Вот и все. Самое ужасное, что я помню это время: в начале двухтысячных Фил просто безо всякого напряга купил для меня здоровенную квартиру в центре Манхеттена и швырнул мне ключи от машины, как будто это ерунда какая-то. Мы никогда не бедствовали, деньги были всегда, и не малые. Но то, что случилось потом — это был просто настоящий подъем для компании. Отец выкупил большую долю у акционеров, она снова стала принадлежать семье. Но это же … это … — Тим сам виноват. Он никогда не читал, что подписывает. Думал, что просто передаёт управление твоему отцу, а по факту — тот выкупал его долю за бесценок. — Как такое вообще возможно? Он что, слепой, глухой и немой умственно отсталый инвалид? — Возможно. По большому счету, его интересовали исключительно покер и кокаин, поэтому для Фила задача была проще, чем конфетку у ребёнка отобрать. Тима устраивало, что деньги капают регулярно, а за что — без разницы. Всё что у него оставалось, а это не мало, он проиграл в покер. Здесь было над чем подумать. Например, я считала что разочароваться в своём отце больше, чем сейчас — нельзя. Но я снова ошиблась. Я его совсем не знала. Зато начала кое-что соображать, складывая два и два: — Поехали. Покажешь где живет эта мелкая дрянь. Она наверное как раз отсыпается после смены. Я встала, ожидая того же от Шеннона. Но он даже гитару из рук не выпустил, наоборот, прижал плотнее к себе, любовно стиснув в объятиях. — Ева? Зачем тебе? — Есть соображения насчёт ее появления в Эл - Эй. — Джейн, у тебя паранойя разыгралась, — он чуть ли не со смеху покатился, едва сдерживаясь. От серьёзного Шеннона не осталось и следа. — Тебе есть что скрывать? Поэтому я не должна встречаться с ней? — я начинала приходить в бешенство, когда меня по какой-то причине переставали воспринимать всерьёз. Лето, скорее всего, был в курсе этой штуки, потому что снова обратился в саму серьёзность. — Мне решительно нечего от тебя скрывать. Ты докопалась до таких вещей, которые я старательно забывал долгие годы. Но я все равно не думаю, что Ева … — А я думаю, Шеннон! И если эта шлюха действительно влезла в мою семью — я её уничтожу, клянусь. — Семью? Значит, я всё ещё твоя семья? Это радует. —  Теперь он победно ухмылялся, откладывая наконец свою драгоценную гитару. Самовлюблённый павлин во всей красе. — Я пока ещё твоя жена, Лето,  — прошипела я. — И для сучки лучше, чтобы я ошибалась в своих подозрениях. Если ты не пойдёшь со мной — я найду другой способ узнать, где искать эту потаскуху. Я направилась к выходу, толкнула дверь со злостью, и вылетела из студии. Если он не пойдёт — я позвоню Джо, и он ее из-под земли достанет. Но, к великому облегчению, Шеннон в три шага догоняет меня, хватая за локоть: — Я еду.  — Сколько он предлагал тебе? — спрашиваю, просто чтобы не молчать, пока моя чёрная кошка крадётся по раскалённым улицам в бесконечном потоке машин. — Штуки две или три, я не помню. Это было очень забавно, потому что уже тогда эта сумма была для меня несущественной. — То есть ты бы не продался? Даже за сотню? — Ты глупышка, — ну вот, теперь он смеётся надо мной. Как раньше, беззаботно откинувшись на сиденье, облокотившись о дверь, он поглаживал нижнюю губу. Мне хотелось укусить за неё Шеннона, чтобы стереть самодовольную ухмылку с лица. — Я бы ни за что не согласился. — Отец оценил меня в две или три штуки. Это потрясающе, — моё лицо сейчас, наверное, искривилось, будто я съела лимон целиком, не жуя. Что может быть ещё более удручающим, чем узнать, что твой папа, находящийся на каком-то там месте в американском Forbes, не дал бы и тридцати серебреников за свою любимую дочь? Может ли быть что-то унизительнее? — Думаю, это была стартовая цена и он ждал торгов, — Шеннон как всегда спешит меня успокоить. — Утешил. — Мы приехали, вот здесь припаркуйся. Делаю как он сказал. Останавливаю возле обычного многоквартирного дома. Охраны нет, здороваться с Евой в камеру так же необязательно, просто входи и поднимайся на нужный этаж. В целом, обычная белая многоэтажка в не очень хорошем районе. Не западный Голливуд, как я себе представляла. Ева однозначно экономила, и это как-то не очень сочеталось с тем образом, который я запомнила при последней встрече. Но чтобы проститутка премиум-класса селилась в Скид Роу … такого я точно не ожидала. — Ну и чего ты расселась? — Шеннон, выбравшийся из машины первым, снова распахнул дверь с пассажирской стороны и смотрел на меня с полным непониманием. — Мне одному идти? — Ага, конечно, — зло ответила я. — Просто удивлена, что ты согласился на это. — Да мне теперь и самому интересно, — отвечал он вроде бы честно, по крайней мере я не могла зацепиться за какие-то фальшивые нотки в голосе. — Плюс я очень хочу посмотреть на твоё лицо, когда ты услышишь от Евы, что между нами ничего не было. Хоть какое-то развлечение. Лето позвонил в первую же квартиру и представился курьером, нам открыли без каких-то вопросов, и мы оказались в здании. Лифт, натужно скрипя всеми своими механизмами, поднял нас на третий этаж. Возле нужной квартиры Шеннон жестом указал, что я должна встать слева у самой двери и не высовываться, пока Ева не откроет. Он позвонил дважды, потом ещё раз. Я, до этого вся такая разгоряченная, уже представившая во всех красках как расцарапываю лицо и выдергиваю все волосы, начинала терять запал и впадала в отчаяние, когда дверь открылась во внутрь: — Шеннон? Как ты… — девчонка плохо скрывала удивление. — Можно войти? — Он улыбнулся ей тепло и искренне, разведя руками. И Ева, видимо, отступила, чтобы впустить гостя. В тот же момент я, опередив Шеннона ровно на секунду, первая влетела в квартиру, и что было силы наотмашь врезала шлюхе по лицу. С громким «Ай!», следующим за звонкой пощёчиной, Ева в ужасе отскакивает, толком не понимая, кому обязана таким приветствием в собственной квартире. Я и не собиралась продолжать бой, но Шеннон оттащил меня за ворот футболки, прижал спиной к себе и обхватил руками для надежности. — За что? — Ева подняла на меня полные непонимания глаза. Ну практически Бемби. Я бы поверила, если бы не одно «но»: ее удивление, когда она увидела на пороге Лето. Свободного и довольного. — Авансом, — прорычала я. Мой пока ещё муж, безоговорочно веривший маленькой проститутке, кажется, тоже начал что-то подозревать, потому что входную дверь за собой он закрыл, заперев на замок. — Надо кое-что обсудить, Ева, —  он говорил совершенно спокойно, но я ощущала металл в голосе. Даже мурашки по телу побежали. Ева с нескрываемым раздражением, резко развернувшись на носках, скрылась за поворотом из длинного узкого коридора, в котором и была атакована. — Что это за бросок разъярённой кобры? — прошептал Шеннон мне на ухо. Он уже выпустил меня, но держался на полшага сзади, чтобы в случае чего остановить. — Ты же больше не будешь так делать? — Если она не будет провоцировать, — выдала я. И сразу представила, как выглядела со стороны: маленький воинственный хомячок с крошечными кулачками. Даже не знаю толком что на меня нашло. Просто я уже назначила ее виновной и так приятно было выместить подавленную злость, копившуюся столько дней. Обстановка в квартире поддерживала общее настроение здания: максимально простая и недорогая отделка, серый линолеум во всех комнатах, которых я насчитала всего две, не считая кухни, зеленоватые стены и минимум мебели. Бордовый бархатный диван, на котором мы обнаружили Еву пройдя за ней в гостиную, выглядел изгоем в аскетичной обстановке комнаты: цыганский барон на променаде в трущобах. Ева гордо восседала на нём, поджав под себя длинные стройные ноги. Только сейчас я заметила, что из одежды на ней были топ на тонких бретелях и красные трусы. И в таком виде она открыла дверь? Она пристально следила за тем, как Шеннон убирает с одного из двух стульев, стоящих напротив дивана, хлипенький штатив для смартфона, чтобы сесть, и предлагает мне другой свободный стул. Всё настолько очевидно, что меня необъяснимо накрывает стыдом, и Ева, заметив это, сияет. Есть что-то нездоровое во взгляде: или она понимает, что её поймали за хвост, или плотно на чём-то сидит, и эта ненормальная искра в глазах — следствие недавнего приема наркоты. — Ева, солнышко, — начинает Шеннон так же мягко и вкрадчиво, как и со мной иногда говорит, и я не понимаю, чем она заслужила столь любезное обращение, — мы спросим тебя кое о чем, ладно? Ответь честно, пожалуйста. Ответом ему был ехидный смешок: — Что? Специально ли я это сделала? Ну да, — Ева чуть вздернула плечами, в остальном же её вид не выдавал никаких эмоций. Хоть бы сожалела о том, что попалась, но нет, ничего. — Я не планировала это, конечно, просто повезло. Мне остаётся только дышать глубже, чтобы не врезать ей ещё раз, да чем-то потяжелее собственной руки. Но вспоминая, какой ценой нынче даётся отвертеться от преступления — резко передумываю. — Я тебе говорила, что с ней что-то не так. Шеннон растерян. Обмяк на этом порно-стуле и сидит теперь, скрестив руки на груди, смотрит на проститутку, которую, похоже, всерьёз считал другом, с разочарованием. Друзей он, наверное, никогда не умел выбирать: — После всего, что я сделал для Тима, для тебя в последние два года — вот так ты поступаешь? — Ты с врагом, — объяснила девчонка. — Хочешь сказать, не знал ничего? Ещё как знал, и всё равно женился на ней. — Моя жена вообще не имеет к этому никакого отношения, — от хорошего тона не осталось и следа. Как рукой сняло всё его благородство, и готова спорить, он сейчас тоже оглядывает комнату отнюдь не просто так: ищет что потяжелее. — Вообще в мои планы сначала не входило уничтожать вас всех. Я хотела отомстить только ее отцу. Ну, типа, зуб за зуб и всё такое, — большие шлюшьи глаза хищно заблестели, когда она обратилась ко мне. Пусть я и возвышалась сейчас над ней на целый метр, стало не по себе от ее холодных серых глаз. — Я целый год на него убила. Думала, может какие-то документы компрометирующие достану. Но он ничего такого с собой не носил. И тогда я отправила наше с ним домашнее видео его жене, но на этого старого козла развод вообще никакого впечатления не произвёл. Он хотел и дальше со мной встречаться. Ну, я расстроилась, конечно. А потом решила, что могу ещё и вам всем устроить весёлую жизнь. — Господи, Шеннон … Она ещё тупее, чем я думала, — теперь пришла моя очередь истерически хихикать, ведь такого размаха я не могла себе даже во сне представить. Выходит, это из-за неё Эль уехала и увезла моих любимых детей. — Идеальный был план. Жаль, что не сработал. Моему отцу плевать на всех, кроме себя. — Я не хотела сначала, чтобы у тебя были проблемы, — это она пела уже для Лето извиняющимся тоном. — Но всё-таки устроила их. — Сам виноват, Шеннон, — Ева победоносно улыбалась. Приехать в чужой город, пользоваться искренним желанием человека помочь, а потом вдруг решить, что он всё-таки достоин наказания. Она точно психопатка. — Я думала, у нас может что-то получиться. Он перевёл понимающий взгляд на меня, мол, теперь я вижу, что она больная. Но уже слишком поздно. Шеннон искал у меня сочувствия и поддержки, но я только злилась на него сейчас. Он притащил в наш дом гадюку, которая жалит без разбора всё что движется. — Слышишь, Джейн? Он крепкий орешек. Я пыталась расколоть его трижды. Можешь им гордиться, — если она скажет ещё хоть что-то, я ее придушу. Просто чтобы не мучилась, окажу ей услугу. Ибо жить с отсутствием доброй половины мозга — тяжкий крест. Но Ева, похоже, даже не догадывается о своём недостатке. — Хотя я так и не поняла, чем ты его держишь. — Если скажу — ты все равно не поверишь. — Нужно быть бледной копией его бывшей подружки, в отношении которой он испытывает чувство вины, а также проблемы с алкоголем и тяжёлые отношения с родителями в анамнезе. И ещё желательно иметь интеллект хотя бы на уровне среднего, коим Ева вообще не была обременена. Так что без шансов, шлюха. — Пойдём, Шеннон. Иначе я ее добью. Тяну его со стула, но он будто прирос к нему. Смотрит на меня бесцветным взглядом, соображая, что я от него требую. Но Ева, кажется, расстроена. Она хотела, чтобы мы вместе поиграли в эту игру. Вот только мы играть смертельно устали: — Ну и что, вы ничего мне не сделаете? — Ты итак сама себя закопала по самые уши, — с этими словами Шеннон швырнул ей игрушечный штатив для телефона. — Твой муж умер за покерным столом в горе кокаина, но виноваты все вокруг, кроме него самого. Мы выбрались на улицу, и июньское пекло показалось мне раем в сравнении с душным змеиным гнездом, что на третьем этаже дома, под которым мы стояли. — У тебя есть курить? — Спрашивает, похлопав себя по карманам шорт, так ничего существенного там и не обнаружив. Достаю из сумки полупустую пачку Camel с розовой зажигалкой. Шеннон молча закуривает, медленно затягивается снова и снова, не спеша уходить. Я молча наблюдаю за ним все это время. — Ты даже представить себе не можешь, что мы пережили вместе с Тимом, — подаёт он наконец голос, усталый и севший, тут же теряющийся в шуме улицы. — Расскажи. — Не могу. Это не моя тайна. Вот так всегда. Только доходит до чего-нибудь интересного, как он включает благородного рыцаря и оставляет меня теряться в догадках. — Я улетаю в воскресенье, Шеннон, — он, кажется, не удивлён, но только кажется. Знал, наверное, что есть что-то такое в моих планах, но вряд ли думал, что это случится через три дня. — И за оставшееся время мы должны сделать кое-что очень рискованное. — Рискованное? Ещё хуже этого? — он хмыкнул, поднимая брови, сигаретой тыча в здание у нас за спиной. — Да, Шенн, гораздо хуже, — я выдержала паузу и с притворным драматизмом продолжила: — нам нужно рассказать всё Констанс. Шумно выдохнув, выпуская из лёгких дым, Лето то ли выругался себе под нос, то ли просто застонал, потом собрался и ответил: — Ты специально весь пиздец на последние дни оставила? Дай мне сутки, чтобы прийти в себя и подготовиться. Иначе меня инсульт хватит.