In My Veins: just stay

— То есть как это ты не подписал документы? — Джейн, я забыл. Прости, — с присущей ему беззаботностью промурлыкал мой всё ещё муж. — И когда теперь ты сможешь это сделать? — Не раньше, чем вернусь из рехаба, — он помолчал. — Недели три. — А Джаред не может их привезти? — Мне нельзя контактировать с внешним миром, чтобы ничто не мешало терапии. — Но звонить мне можно, Шеннон! Что они тебе там дают? — Ты мой контакт на экстренный случай. Я могу принимать от тебя звонки и звонить раз в неделю. Ты моя жена, — он сделал акцент на последнем слове, больно резанув по расшатанным нервам. — Ты издеваешься надо мной? — Нет! — лучше бы взял уроки актерского мастерства у брата, ибо фальшь сочилась из динамика как липкий сироп. — Вообще, если тебе интересно, мне здесь хреново. Не дави на меня ещё больше. — Иди к черту, Лето, ты это специально! — Малыш, нам надо будет обсудить всё еще раз, когда ты остынешь. — Вот ты всё-таки сволочь бестолковая! Я уже всё решила, а ты … ты!!! — я буквально задыхалась от злости, переходя все грани допустимого уровня шума вне помещений. Сколько там по закону можно? Так вот, я точно заработала бы штраф. — Смотри не лопни, малыш. Ты так мило фыркаешь, что я прямо-таки вижу твои надутые щечки. И он просто сбросил звонок, оставив меня в полном недоумении посреди манхэттенского пекла осознавать, что сейчас вообще произошло. Выдохнула злость в душный июльский полдень, и он забрал ее, растворил в гремучей смеси выхлопных газов и уличной еды. У него была целая неделя, прежде чем сдаться на милость санитаров, но он и пальцем не пошевелил, чтобы развестись. Черт бы тебя побрал, Шеннон Лето! Может, я много прошу? Может, это всё слишком сложно для него, и надо было дать время? Подождать, когда он закончит реабилитацию, начнёт приводить свою жизнь в порядок. Тоненькая полоска кожи на безымянном пальце предательски светилась. Кажется, будь на мне кольцо, оно бы не так бросалось в глаза. Чертова Калифорния, чертов Лос-Анджелес со своим чертовым солнцем. Чертов Шеннон со своим кольцом. — Куда ты так летишь? — Брук бежала за мной, но никак не успевала нагнать. Ещё бы, в туфлях с такими шпильками лучше не ходить, а ездить в машине на пассажирском сиденье. — Босс, ты слышишь? Тут опять … — Что опять? — я резко обернулась, и моя несчастная ассистентка чуть не влетела прямо в меня, не сумев вовремя оторвать глаза от телефона. — Какой-то тип строчит письма всю неделю на мейл, типа хочет поговорить с тобой, у него какая-то инфа и бла-бла-бла, — она картинно вскинула ручкой, затем поправила очки в чёрной оправе. У неё что, зрение садится? — Могу переслать, он оставил свой телефон. Но мне кажется, это очередной недожурналист. Что-то зашевелилось у меня внутри. Что-то спящее, что раньше я упорно глушила: интуиция. — А имя там есть? — М-м-м, да, — она пролистывала письма на экране своего смартфона. — А. Бёртон. — Ну пиздец, Брук! — я выругалась, и проходящая мимо мамаша с ребёнком неодобрительно на меня покосилась. — И сколько там писем за неделю? — Шесть, — девушка смотрела на меня с легкой растерянностью. Конечно, это имя ей ни о чем не говорит, зато для меня значит так много. В душе я ждала этого, а она по незнанию прятала от меня письма А. Бёртона целую неделю! — Извини, но на твою гребаную почту частенько пишут всякие психи, и я просто вынуждена фильтровать то, что приходит. Скажи спасибо, что все дикпики из твоего ящика и директ достаются мне! — выпалила Брук вновь обретя дар речи. Она не заслужила такого отношения. С обиженным видом девушка пошла дальше по улице размахивая копной чёрных как смоль волос, а я так и осталась стоять, вчитываясь в переадресованное мне письмо. Видимо, это было одно из последних, потому что в нём действительно не было ничего по существу: «если ты это читаешь — позвони», и номер телефона сотрудника юридического отдела какой-то неизвестной мне компании сразу под «с уважением А. Бёртон». Как же я устала. Прошло всего две недели как я здесь, а мне уже хочется послать всё на хрен и выбросить телефон в ближайшую урну. Я боюсь ему звонить. Я боюсь узнать, чего он хочет. Или чего хочет она. Ведь логично, что речь пойдет не о том, как дружно и счастливо они жили одной большой крепкой семьей. Я набираю номер, продолжая искать глазами Брук, которой уже не было видно за спинами прохожих на оживлённой улице в середине дня. — Адам, — у меня даже голос не дрогнул, надо же, какая удача. — Это Джейн. — Привет, — а вот он явно был удивлён, но приветствие было теплым и даже с каким-то облегчением. — Мы можем встретиться? Лучше как можно скорее. Сегодня вечером. Мне кажется, тебе будет интересно … — Напишу адрес и время. — Не до любезностей мне с Адамом. Я знала его с хорошей стороны, но сейчас меня переполняла злость. — Ты будешь один? — Да. Я буду один. Разочарование, смешанное с облегчением, за которое мне было стыдно. Какого черта вообще происходит? Я бы все бросила и поехала к нему хоть сейчас, но ничто не должно отвлекать меня от работы. Сначала дело — потом все остальное, всё по порядку. Я изо всех сил стараюсь придерживаться порядка в своей жизни, но по-моему нагло врала самой себе. Трясу головой, чтобы прийти в себя, и бегу за Брук, которая, скорее всего, уже на полпути к редакции. Моя ассистентка нашлась у одного из входов в громадное сверкающее здание Всемирного торгового центра, где на одном из этажей располагалась империя Vogue. Нас ждала встреча со всем креативным отделом и главредом, а потом лично с Грейс Коддингтон. Брук выглядела недовольной. Сложно ее в этом упрекнуть, но я сделала вид, что нет никакой проблемы. — Я глубоко презираю твоего мужа и сочувствую, что бы он там ни выкинул в очередной раз, но это не даёт тебе права отрываться на мне, — в лифте, где мы каким-то странным образом оказались одни, она первой нарушила молчание. — Извини, — почесывая лоб промямлила я. Зато искренне. Миновав ресепшн с галдящей толпой вокруг и надрывно скулящими телефонами, мы двинулись дальше, мимо громадного зеркального логотипа журнала на белой стене, по длинному широкому коридору к фэшн-редакции. Рыжим пламенем Коддингтон вырвалась прямо оттуда и встретила нас сдержанной улыбкой. — Что? — я нервничала, она это видела. — Всё плохо? Она посмотрела раскадровку и забраковала? — Анне понравилась раскадровка, — успокоила Грейс, улыбаясь теперь шире и беря меня под руку. — Досъемка не нужна, всё идеально. Мы молодцы. — Как всегда, — облегченно выдыхаю. — Да, ты как всегда сочиняешь истерику на ровном месте, и как всегда всё оказывается просто лучше некуда. И всё же невозможно привыкнуть к идеальному результату, который мы выдаём раз за разом. Кажется, даже наш с Брук конфликт отошёл на десятый план. Теперь мы втроём отправились в кабинет к Грейс, чтобы обсудить следующую съемку и кое-что из моих идей. — Ты ей уже сказала? — спрашивает Грейс у моей ассистентки, усаживаясь в своё кресло за рабочим столом, как обычно заваленным макетами и фотографиями. Но заваленным только на взгляд простого обывателя, сама же Грейс определенно видела в этом четкую систему и план, и земля пухом тому, кто посмеет ко всему этому бардаку притронуться. — Нет. — Что сказала? — Я хочу работать в Vogue, босс, — отвечает Брук, сжавшись в размерах в два раза, и теперь смотрит на меня с нескрываемым ужасом в глазах. Как маленький пушной зверек перед забоем. Ну ты и монстр, Джейн Элизабет Харди. — Не сейчас, конечно. Я закончу проект, который ты хочешь сделать, а потом, если Грейс к этому времени будет готова взять меня, перейду сюда. — Ладно, — ответила я, принимая из рук подкравшейся со спины секретарши горячий чай. — Если ты уверена, что у неё получится, то ладно, — обратилась я теперь к Грейс. Теперь понятно, что вырядилась во всё нарядное Брук Леннокс не случайно: эти строгие очки, выпросила у меня брюки и зелёный топ. Она хотела произвести впечатление на потенциального работодателя. Мне даже стало немного веселее. — Ладно? — переспросила Брук. — Всё нормально, — я ободряюще улыбнулась ей, и Коддингтон, кажется, это удовлетворило. — Извини, Джейн. Ситуация вышла не очень некрасивая, но я правда считаю, что у мисс Леннокс есть перспективы, и весьма неплохие. Грейс дала — Грейс взяла. В конце концов, если бы эта рыжая ведьма не затащила меня в Vogue на одну пробную съемку, я бы так и снимала репортажи для журналов классом пониже. Тогда в фэшн-съёмке я себя не видела вообще и просто не думала об этом серьезно. Анна говорит, у Грейс есть чутьё, и оно никогда не подводит. Я была одной из ее находок, она не просто выбрала меня среди десятка более опытных, она почувствовала потенциал и дала мне шанс его реализовать. Я никогда не забывала кому и чем обязана, и если теперь должна отдать что-то взамен, то ладно, я это как-нибудь переживу. Я влюбилась в эту женщину даже не подозревая о её существовании в далёком девяносто втором, когда стащила декабрьский номер у мамы. Со словами «Vogue сошёл с ума!» она отшвырнула его на соседнее кресло, подальше от себя. Ее откровенно возмутила фотосессия в стиле гранж, и раньше о таком материале на странице Библии моды даже помыслить никто не мог. Грейс смогла и воплотила в жизнь. Это было так вызывающе дерзко и так непонятно, и так захватило меня, что я будто бы перенеслась в другой мир. Далекие от общепризнанных идеалов красоты девушки с отрешенным выражением на лицах, до безобразия странная одежда и вместе с тем какая-то едва уловимая гармония между всем этим. Грейс любит, чтобы снимок рассказывал историю. У неё невероятно романтичное и поэтичное видение, но та тема, о которой я хотела с ней поговорить, вряд ли лежала в плоскости ее интересов. И всё-таки её мнение было для меня чуть ли не решающим. — Ну? — спросила я наконец, ёрзая от нетерпения в своем кресле. Мои нервные постукивания каблуками о пол раздражали даже Брук, и та с силой надавила мне ладонью на колено. — Я думаю, что ты замахнулась на кое-что настолько сложное, что сама пока не понимаешь масштабов работы, на которую себя обрекаешь. Не боишься открыть ящик Пандоры? — Считаешь, это бред? — осторожно спросила я, зная деликатность Коддингтон в вопросах отказов. — Совсем нет. Но это не один год работы, ты же понимаешь? Да и мало кто захочет говорить. Но … — теперь Грейс стучала длинными пальцами по снимкам на столе в такт моим каблукам. — Но? — Я помогу чем смогу. Можешь рассчитывать на мои консультации, если это нужно. — То есть ты вписываешься? — тупо переспросила я, не веря своим ушам. — Если на вашем молодежном языке это означает, что я в деле — то да. Но ты должна понимать, что здесь потребуется очень много усилий, и не только от тебя как от фотографа. Кто сейчас твой менеджер? — Да никто, а это важно? — Тебе придется привлекать инвестиции, договариваться о площадках для выставок, заключать контракты на право публикации с теми, кого ты будешь снимать. — О-о-ой … — мои каблуки перестали наконец поганить паркет под креслом, и я подперла рукой голову с разочарованной физиономией. — Я как-то не думала об этом. Ещё так рано планировать такое, и вообще, может, не будет никакой выставки! Краем глаза замечаю, как Брук разводит руками, одними губами говоря что-то типа «ну я же говорила, что она не думает!». Вот ехидна! Воспитала на свою голову. — Вот поэтому ты — творишь, а кто-то другой берёт на себя все организационные и коммерческие вопросы. Ты художник, дорогая, и всё побочное не должно тебя волновать. Я подумаю с кем можно тебя свести и позвоню. — Словами не передать, как я тебе благодарна, — с облегчением сказала я, поднимаясь с насиженного места. — Ты уже решила как будешь снимать? — На пленку, — я пожала плечами, типа, а какие еще есть варианты?! — В естественной среде обитания цифра не годится. — Я хотела это услышать! — Грейс одобрительно кивнула, и на этом мы расстались. Но я отчего-то стала нервничать еще сильнее, поняв наконец, в какую хрень собираюсь вляпаться.

***

— И ты не злишься? Да я в расстройстве, разве не видно с какой злостью я жму на кнопки кофемашины и заедаю стресс третьим эклером? Мы принесли домой целую коробку выпечки, и моими стараниями она опустела практически наполовину. — Ты не должна вечно сидеть в ассистентах фотографа. И мне ты тоже ничего не должна. Ты можешь и заслуживаешь куда больше. — Ну да, и теперь я стану ассистентом фэшн-редактора. — Ты поставишь весь креативный отдел на уши и они ещё взвоют и попробуют вернуть тебя мне обратно, — ответила я с набитым ртом, запивая эклер с шоколадным кремом обжигающим кофе. — У меня есть около трёх месяцев до того, как мне официально дадут работу. Но если мы не успеем закончить твой проект, Грейс нормально смотрит на то, чтобы я совмещала, — Брук решила успокоить меня, но я понимала, что это невозможно. Невозможно совмещать Vogue и что-то ещё! Сначала она забудет где живет, потом — как ее зовут, а потом, что у неё была какая-то жизнь до всего этого. Но не разбивать же девичьи мечты, в самом деле. — Вы провернули это за моей спиной: вот что по-настоящему бесит. Просто интересно, когда ты собиралась сказать мне? — Мы разговорились на съёмке на прошлой неделе, и всё вышло случайно, клянусь. Я хотела сказать на следующий день, потому что видела, что опасно с тобой разговаривать прямо на площадке, но на следующий день позвонила Луиза, и ты опять взбесилась, босс, — столько горечи было в этом извиняющемся тоне, в этих милых страдальчески изогнутых бровях, что злиться было бы с моей стороны просто преступлением. Просто ангел во плоти, если не знать её чуть ближе и не слышать, как она саркастически присвистывает дикпикам из моего директ. Кстати, Луиза. Вторая в списке иуд на этой неделе. Толком не объяснив почему, она заявила, что прекращает работу по агентскому контракту. Подозреваю, что это из-за отказа некоторых брендов работать с её дружком Ричардсоном из-за витающих вокруг него слухов с дурным запахом. Луиза была лучшей среди агентов, и я даже не представляла как искать ей замену. Работы из-за ее ухода меньше не станет, а вот проблем прибавится, и у меня прямо опускались руки. Придётся вспоминать, каково было работать одной, гордо и независимо волоча всё на своих плечах, будто я бельгийский тяжеловоз, а по факту едва тянула на вьючного ослика. Теперь я без агента, почти без ассистентки, но зато с полными карманами контрактов и все ещё замужем! Последнее больше раздражало, чем успокаивало. — Короче, начинай искать себе замену. Я не хочу в это вникать. И найди кого-нибудь невзрачного, чтобы Грейс её себе точно не захотела, — на этом тему хотелось закрыть, тем более, что эклеры я все извела подчистую. — Солнышко, я пришёл! — пробасил брат с порога. Я с фальшивым недоумением уставилась на Брук. — Хочу тебя прямо сейчас! — Привет, Максимилиан! — отозвалась я. — Лучше не продолжай, а то меня стошнит прямо сейчас! Брат вошёл в гостиную с улыбкой и ничуть не смущаясь, зато Брук была готова сквозь землю провалиться. — Ты не могла бы перестать называть меня идиотским полным именем? — Сразу как перестану злиться. — Надо было сказать … — пискнула моя ассистентка, густо заливаясь краской. — Мы с Максом встречаемся. — Вы не встречаетесь. Вы живете вместе, — уточнила я, тыкая ей в лицо теперь уже пончиком. — Я, может, Гарвард и не заканчивала, но глаза и уши у меня есть. Я всё про вас поняла сразу как приехала. — Могла бы тогда не прикидываться, — сказал Макс, целуя Брук в макушку. — И лишить себя удовольствия наблюдать ваши бледные лица? Но я все ещё злюсь. Причина моей обиды на брата была до смешного нелепой, но я все две недели продолжала ломать комедию: чтобы встретить меня в аэропорту, вместо себя он послал Алекса, которому было по пути. Ну да, по пути с тренировки в центре Манхэттена в Ньюарк и обратно. Максимилиан мило болтал с Брук, когда мы с Алексом вошли в квартиру. Тогда-то я и психанула и с тех пор ни разу не назвала его иначе, чем полным именем, которое он терпеть не мог. Максимилиан — первый в списке предателей, подлежащих медленной и мучительной расправе. — Ну, Брук, какие у тебя планы на моего брата? Серьёзные, я надеюсь? Бедная девушка покраснела ещё сильнее. — Моя девочка сказала, что у тебя встреча. — Всё поменялось. Звонил Адам. Макс изменился в лице. — Что ему нужно? — Понятия не имею. — Кто такой Адам? Это тот самый А. Бёртон? Никто из нас не спешил отвечать Брук. Я не хотела обсуждать это с ней. Не сейчас. — Муж нашей двоюродной сестры, — наконец ответил брат. — Ладно, мне нужно собираться, — я встала из-за стола, чтобы не отбиваться от дальнейших расспросов. — Макс, расскажи ей. У меня нет никакого желания пересказывать эту историю снова. — Прямо всё? — его передернуло, бедного. Надеюсь, он хотя бы с этой просьбой своей родной сестры справится. — С самого начала. Адам Бёртон ждал в пабе на Амстердам авеню. Он выбрал столик в дальнем углу зала, но я заметила его сразу. Он почти не изменился: такой же крепкий, с той же густой бородой теперь с проседью, но вот взгляд … По мере моего приближения я все отчётливее видела, как он измождён, как осунулось лицо и сколько кругов ада под его глазами. Он теребил в руках бумажную салфетку, измельчая ее лучше любого шредера, а рядом стояла нетронутая кружка пива. Я отодвинула стул и села напротив: — Привет. Хмыкнув и даже не удостоив меня взгляда, он ответил тем же. — Рейчел знает, что ты здесь? — Вчера Рейчел умерла, — Адам наконец поднял на меня полные усталости глаза. — Мои соболезнования … — только и смогла я сказать. Эта новость пригвоздила меня к месту, для верности прописав ещё и удар под дых, так что невозможно было сделать вдох какие-то секунды. — Что случилось? — Глиобластома, — он горько усмехнулся, взявшись дербанить новую салфетку. — Агрессивная раковая херь размером с мячик для пинг-понга прямо в правом полушарии мозга. Она сгорела за полгода. — Рейчел хотела видеть меня? Мне сказали, ты писал всю неделю. — Нет … нет. Когда она впала в кому и нам сказали, что конец близок, я решил, что пора бы тебе знать: она рассказала Сиенне правду пару месяцев назад, когда ещё не была так плоха. Но косяк в том, Джейн, что знать тебя Сиенна не хочет. Рейч уговаривала, но она ни в какую. — И ты все равно пришёл ко мне, — кажется, я начинала понимать, что мы здесь делаем, и что явить себя спустя столько лет — скорее необходимость, чем искреннее раскаяние. — Кто-то должен заботиться о ней. — Ты ее бросаешь?! — я с удивлением вытаращила на него глаза, хватаясь и за голову заодно. — Нет, что ты. Она моя дочь, я люблю ее. Но, представляешь, меня она тоже видеть и знать не желает! — он нервно рассмеялся, отпивая светлое пиво. — У меня другая семья во Флориде, и довольно давно. Лет шесть, почти столько же, сколько мы прожили там с девчонками. У меня там сын подрастает. Рейч я сказал за пару недель до … до этого, но она, по-моему, не запомнила, и на следующий день общалась со мной как обычно. Ну, Сиенна узнала тогда же. После похорон я возвращаюсь в Майами, а она хочет остаться здесь, с бабушкой. Он не ждал от меня понимания, а ещё больше ему было плевать на моё осуждение. Адам пришёл поговорить начистоту о том, что предал Сиенну. Так же, как и меня много лет назад: завоевывал доверие душевными разговорами, тайком от Рейчел прикармливал шоколадом, а потом отнял моего ребёнка. А теперь и ее бросает. — Можно мне прийти на похороны? — Это плохая идея. Сиенна тебя, как бы помягче сказать … В общем, представляешь, что с ней будет на похоронах матери, когда она увидит тебя? Она … Джейн, она не злобный ребёнок, но она очень чувствительная, и говорит что думает прямо в лоб. Не надо нам недоразумений. Мне остаётся только согласиться и уважать волю ребёнка, как бы мне не хотелось обратного. — Она задаёт слишком много вопросов, ответов на которые у нас нет. Ну, и она умная. Она прекрасно видела, что не похожа на нас, постоянно спрашивала, почему так, и почему мы так часто переезжали. Так что, думаю, любопытство возьмёт верх и она захочет познакомиться. — Я правильно понимаю, что ты позвал меня в том числе и из-за вопроса финансов? Ты ведь не можешь больше ее содержать, так? Теперь не за чем. — Ну, фактически она ещё год будет под моей опекой, потому выбора у меня нет. Раньше, когда было трудно, мы обращались к твоему отцу, и он давал деньги. Однажды я остался без работы и мы могли лишиться дома. Если бы не Фил, так бы оно и случилось. — А как насчёт денег на лечение Рейчел? Он что, отказал? — Ну … мы просили, а он сказал, что ты теперь в курсе его участия и ему вообще-то плевать. Ну, а потом мы приехали в Нью-Йорк, нам сказали, что шансов мало, а потом и что их нет вообще, и Рейч вообще отказалась лечиться. Только обезболивающие принимала в таких дозах, что коня бы свалило. Но всё равно под конец уже ничего не работало. — Если она знала к чему всё идёт — могла бы выкроить время и позвать меня раньше. Не знаю, зачем я вообще это сказала. Во мне кипели обида и злость на двоюродную сестру, но Адаму об этом знать было не обязательно. Да все я прекрасно понимала: никто из них не сказал ребёнку правды о том, как она у них появилась. Скорее всего, Рейчел чуть ли не святая в ее представлении, спасла от непутевой горе-матери и вырастила в любви и заботе. Я могла это понять, встав на её место, но оправдания этому поступку не было никакого. По факту она сделала только хуже. Вместо хоть какой-то матери, пусть даже очень хреновой, после её смерти — у Сиенны не осталось вообще никакой. — Ты же не думаешь, что она не чувствовала вину перед тобой? Ох, Джейн, она так часто в последнее время говорила, как виновата. Но она так сильно хотела ребёнка … — Я тоже хотела этого ребёнка. И вы оба это прекрасно знали. Если Рейчел была не в себе, ты должен был отговорить ее, но ты ничего не сделал. Ты как юрист знал что именно я подписываю, и ни черта мне не помешал. — Ты бы не справилась, тебе только исполнилось восемнадцать, — он стал оправдываться, приобретя вид ещё более жалкий, чем пять минут назад. — Адам, вы — гребные воры. Я думала, что отдаю ее на время, чтобы вы заботились о ней, пока я не найду выход. — Ну и как? С ней на руках — нашла бы? Твоя жизнь сложилась удачно, ты бы с ней так не смогла. Фил сказал, что дело уже решённое, что ребёнка ты воспитывать не будешь, несмотря на то, что ты там себе придумала. Если бы мы не согласились, он бы просто сбагрил её агентству по усыновлению. А Рейчел буквально с ума сходила … — Не так нужно было реализовывать свои мечты. Когда кому-то другому от этого плохо — это значит, что вы делаете что-то не так, — прошипела я, оскалившись, для убедительности стукнув еще и кулаком по столу. Повысить голос мне мешала только толпа народа, набившаяся в зал паба. — Ладно, в общем, твой номер у меня уже есть, — сказал он, с грохотом отодвигая стул, давая понять, что не намерен выслушивать мои законные претензии и разговор на этом окончен. — Если дочь захочет — сама позвонит тебе. А насчёт денег, ты… — Я помогу. Домой я не вошла, а ввалилась в первом часу ночи, спотыкаясь о коробки, которые так и не смогла разобрать. Когда Адам ушел, я решила остаться в баре и выпить, и как всегда увлеклась. — Неужели никто не может … здесь … прибраться?! — крикнула я, пихая ящики ногами. Не то чтобы рассчитывала на ответ, но было приятно увидеть поднятых как по команде брата с подружкой, теперь не скрывавших, что вот уже неделю спят в одной постели. — Босс, ты … — начала Брук, усаживая меня на пуф у двери и стягивая ботинки, потому что сама я не смогла. — Я в говно! — О да, это я вижу, — мрачно пробубнила она. — Завтра здесь будет мама и Йен, — сказал Макс. — Рейчел умерл … ла! — пытаюсь подняться, но как-то не очень успешно, и падаю в объятия Брук. Макс поспешил ей на помощь и перехватил меня, и теперь волочил по коридору к моей комнате. — Знаю, потому и летят. Блин, ты, вроде, мелкая, а гравитация тянет тебя к полу с удвоенной силой. — Это не гравитация, это Капитан Морган, — хихикаю я. — На дне бутылки утешения нет, можешь не искать, если … что! — Может, в душ её? — спросил он, но почему-то не у меня, и это вызвало бы во мне бурю возмущения, но я была слишком сосредоточена на борьбе с головокружением и подступающей к горлу рвотой. — Спать. Ей надо поспать, а завтра я придумаю как привести ее в чувства. На том и порешили. Сладкая парочка уложила меня в постель, и кто-то из них заботливо оставил стакан воды и таблетку от похмелья на столике рядом. С утра пораньше в кухне я напоролась на Макса, одетого в чёрный костюм с белой рубашкой без галстука. Брат строчил кому-то сообщения и на меня, вроде, не обращал особого внимания. Трясущимися руками я достала с полки банку с кофе, намереваясь заправить кофемашину, но она оказалась пуста. По крайней мере, из трёх зёрен чашки не получится. Я было открыла рот, чтобы предъявить претензии тому, кто истребил в доме весь кофе, но вовремя вспомнив, что кроме меня его здесь больше никто не пьёт — захлопнула коробочку. — Возьми себя в руки, или я отправлю тебя в Калифорнию, — сказал Макс, не отрывая взгляд от экрана смартфона. — Шеннон как-то справлялся с твоим характером, а у меня нет времени и желания тебя уговаривать. — Скорее я попрошу вас съехать на хрен из моего дома, — огрызнулась я. — Ага, блин, сейчас, быстро собрались и свалили, чтобы ты творила что хотела. Размечталась, — брат посмотрел на меня со всей надменностью, на которую только был способен, при этом пугающе напоминая отца. — Я в аэропорт за мамой и Йеном, оттуда сразу на похороны. Дома будем к вечеру, так что приведи себя в порядок и постарайся не пить ничего крепче чая. — Разве по части аэропортов у нас не Алекс? — Иди умойся, — с желчью в голосе посоветовал брат. — Для встречи с мамой впервые за семнадцать лет вид у тебя отстой. — Подожди, — прошу, глотая залпом воду из стакана, проливая на себя треть содержимого. Макс нервно вздыхает, одергивая ворот рубашки. Такой как вчера я никогда не попадалась ему на глаза. Он только слышал об этой стороне моей личности, но считал, что слухи сильно преувеличены. Теперь убедился в обратном и был в шоке, мягко говоря. Пока я копалась, брат уже ждал возле входной двери, в нетерпении постукивая телефоном по свободной ладони. — Ты сам-то как? — спрашиваю, протягивая ему небольшую коробку перемотанную скотчем, чтобы на этот раз содержимое точно не вывалилось в самый неподходящий момент. В последнюю минуту я решила впихнуть туда единственное оставшееся физическое напоминание о Шенноне: браслет из стеклянных бусин, такой же, как у него. Тот самый браслет, рассыпавшийся прямо на этом месте десятками морских капель по паркету. На секунду прикрыв глаза, мне показалось, что я все ещё слышу как звонко они ударяются о пол. Нет, это всего лишь мигрень разбирала мозг на запчасти. — Ненавижу похороны, вот и всё, — Макс закатывает глаза, но от меня не укрывается нервозность, с которой он это говорит. — Что это? — Это для Сиенны, но я не уверена, что она возьмёт, так что отдай тёте Нэл. И насчёт денег … — Я поговорю с ней. Брат понимающе кивнул и вышел, оставив меня ждать вечера наедине со страшным похмельем и … Брук! — Сходи за кофе, — с выражением лица невинной жертвы попросила я свою ассистентку, так кстати выползшую из комнаты брата. Черт знает что с ней делали ночью, но вид у неё был ещё более потрёпанный, чем у меня. Она только лениво зевнула и прошла мимо, прямиком в ванную. — Эй, ты вообще-то на работе! — Не-а, ещё нет девяти, — скорость, с которой эта девчонка научилась ставить меня на место, страшно выводила из себя. Но мне оставалось только захлопнуть коробочку и смиренно ждать девяти. В половине шестого Макс позвонил и попросил собраться: мы едем ужинать в ресторан всей нашей большой американо-норвежской семьей. Что за ресторан — не сказал, что надевать — да хрен его знает. Брук заметно волновалась перед встречей с потенциальной свекровью, и потому снова пришла выпрашивать что-нибудь из моих коробок. Пришлось пойти у неё на поводу и отдать короткую юбку из зелёного твида и блузку из нежнейшего черного шифона. Выбор у Брук был не велик, потому что к моменту, когда Макс примчался к ее дому в попытках спасти хоть что-то — местные уже растащили ее недешёвый гардероб на сувениры. Сама же я долго пялилась на открытый шкаф, не зная кого вообще хочу там поразить. Сильный диссонанс с Брук создавать не хотелось, поэтому от тяжёлых ботинок с драными джинсами придётся отказаться. А то мама, чего доброго, решит, что я не повзрослела с нашей последней встречи. Играть в неделю моды времени не было, и я надела чёрные брюки с высокой талией, молочный атласный топ и объемный пиджак. Долго металась между лоферами и лодочками на шпильках, и в конце концов выбрала вторые. Мама наверняка шикарно выглядит, и мне хочется ей соответствовать. И как-никак я иду знакомиться с отчимом, которого до этого видела лишь пару раз на фото. Ресторан располагался на тридцать пятом этаже Таймс-Уорнер-Центра, в его северной башне, и принадлежал отелю «Мандарин Ориенталь», где и остановились мама с Йеном. За столиком на шесть персон ждал Алекс. Обняв меня вместо приветствия и коротко поздоровавшись с Брук, он по-джентльменски помог нам обеим сесть, а сам расположился напротив. Я заняла место у панорамного окна и как заворожённая глядела на Бродвей и часть Центрального парка с головокружительной высоты. Закат пёстрым одеялом укрывал город. На стеклянных фасадах небоскрёбов играло красно-малиновое небо, изорванное в клочья их острыми шпилями, и теперь от неосторожности падало прямо на нас. — Красиво здесь, — заметила я с улыбкой, но, наверное, более тоскливо, чем рассчитывала. — Джейн, я знаю, что тебе непросто сегодня, — сказал Алекс, закончив разливать по нашим с Брук бокалам белое вино, от одного вида которого у меня всё сжалось внутри от отвращения. Видимо, моя задумчивость натолкнула его на неверные выводы. — Мне? О, со мной всё нормально. Я ничего не чувствую, если ты о смерти Рейчел, — и я со скучающим видом уставилась обратно в окно, где небеса проливали свои кровавые слезы по догорающему дню. — Извини, — смутился он, а Брук и вовсе сделала вид, что не слушает нас, старательно изучая меню. — Хорошо выглядишь, кстати. Я уже открыла было рот, чтобы сказать что-нибудь едкое в ответ на этот неуклюжий комплимент, типа «для разведёнки с адским похмельем?», но выдавила из себя только короткий кивок как бы в знак благодарности. Да и яда во мне почти не осталось: весь выблевала вместе с Капитаном Морганом ещё ночью. По изменениям в лице Алекса можно было догадаться, что климат в ресторане переменился: его взгляд метнулся поверх моей головы, затем на меня, и он не спеша встал, чтобы я успела сообразить. Последовав его примеру, я старалась не оборачиваться столько времени, сколько это вообще было возможно. В ушах стоял невыносимый гул от тока собственной крови по артериям с какой-то ненормальной скоростью, заглушая все внешние звуки. В себя я не пришла даже когда чья-то лёгкая рука легла мне на плечо, заставив всё-таки машинально повернуться к её хозяйке. — Мама … — выдохнула я до боли в грудной клетке. И стало так тесно в этом огромном пиджаке, и так нестерпимо душно в пустом ресторане среди всех этих запахов и звуков, всё ещё отбивающих чечётку у меня на затылке. Она деликатно положила ладони мне на предплечья, разглядывая с интересом и жадностью, с какой только художник может смотреть на своё полотно: полностью игнорируя все изъяны перспективы и композиции — и даже если критики разнесли в пух и прах, — находя его безупречным. — Привет, дочь, — наконец сказала она с улыбкой. — Какая ты …