O TEMPORA O MORES

По всей видимости, в 1895 году бренди такой же бодрящий, как и в начале двадцать первого века. Или правильнее − был в начале двадцать первого века? Джон не может определиться, как правильнее использовать прошедшее время. Он бы сказал, что бренди был таким же бодрящим в 1895 году, но он сам сейчас в 1895 году. Он принял это как факт − отсюда и бренди. С другой стороны, где-то четверть часа назад он находился в начале двадцать первого века, так что с технической точки зрения прошлое − сейчас. Но он с трудом мог заставить себя сформулировать предложение: «Похоже, в 1895 году бренди такой же бодрящий, каким он был в начале двадцать первого века». Миссис Блекхерст, его учительница английского языка, была бы в шоке от такой фразы. Но, вероятно, не в таком шоке, как мистер Макфаррен − его учитель физики. В голове у Джона с комфортом устраивается головная боль такой чудовищной силы, что с ней не совладать никакому количеству бренди, в каком бы времени он не употреблялся. Напротив кресла, занимаемого Джоном, сидит другой Шерлок и покачивает в руках свой собственный стакан с янтарной жидкостью. Джон бросает на него взгляд украдкой и встречает такой же в ответ, хоть и гораздо менее обеспокоенный. После того, как окна были открыты, воздух прочистился достаточно, чтобы такие нюансы стали заметны. Джон подносит стакан к лицу и держит его под самым носом, блокируя запахи, вплывшие с улицы. Оглядываясь назад, он должен был бы знать, что викторианский Лондон будет вонять − со всеми сточными водами, конским навозом и весьма расплывчатым понятием о гигиене у большей части населения столицы. Тем не менее, вряд ли он может обвинять себя в том, что его знания о прошлом не простирались настолько глубоко. Или − будет правильнее − его знание о будущем? Он поднимает стакан к правому виску и сильно прижимает его, наслаждаясь прохладой и твердостью стекла. У него нет каких-либо претензий к своим мыслительным способностям. Никто не просыпается однажды утром, чтобы подумать по дороге к метро: «Я знаю! Чтобы убить время, поразмыслю-ка я над тем, какими мерзкими были запахи в Лондоне примерно сто пятьдесят лет назад». Даже если кто-то так и поступает, Джон предпочитает не быть этим человеком. Его голова клонится вниз, и он подпирает её свободной ладонью. Он сидит в такой позе, поддерживая голову, скрыв на мгновение лицо от этого пронизывающего взгляда. Как ни странно, он не против; просто при всём том, что он позволяет Шерлоку в любой его реинкарнации, Джон по своей сути является очень закрытым человеком. Кроме того, ему нужно подумать. Факты таковы: это 1895 год, это Бейкер-стрит, а этот человек − Шерлок Холмс. Сама мысль о том, что существует множество Шерлоков, разбросанных по эпохам, слишком грандиозна, чтобы характеризовать её такими простыми прилагательными как «страшная», «интригующая», «безумная». Джон утешает себя, что, по крайней мере, они не собраны вместе в одном и том же времени. Еще несколько глотков бренди − и посетившее его озарение, когда он просто знал, что этот Шерлок говорит правду, уже не кажется таким сверхъестественным. Учитывая характер происходящего, то, что у Джона всё ещё сохранилась способность делать выводы на основании здравой логики, на самом деле очень успокаивает. Шерлок бы гордился им. Увидит ли он Шерлока снова? Сердце Джона сжимается, а разум яростно отказывается рассматривать иные возможности. Логично, что это и впрямь викторианские времена. Доказательством служит вся эта новая обстановка в комнате. Никакие обои не высохнут за пару часов в октябре, даже если старые снимала целая бригада строителей, тут же наклеивая новые. Но главное − невозможно передвинуть камин без изменения самой структуры здания. У вас просто не получится с легкостью подвинуть камин на пятьдесят дюймов в сторону. И эта темнота за окном, которая отличается от темноты, порождённой отключением электричества. Джон знаком с такой темнотой по Афганистану. Запахи… невозможно получить такую смесь, если только по соседству не устраивали большой конский парад и если Темза не выходила из берегов в последние двенадцать часов, заливая весь район Мерелебоун. Вдобавок глубина этого запаха – такой она станет только когда все ингредиенты смешивались между собой на протяжении долгого времени, впитываясь в кирпичи, в скрепляющий их раствор и даже в кору деревьев. Нет. Что говорит − говорил? − и всегда повторяет Шерлок? Когда вы отбросите невозможное, то, что останется, каким бы безумным это не казалось… − … и окажется верным, − заканчивает другой Шерлок, и Джон задумывается, а не бормотал ли он вслух. − Я следовал тому же методу, чтобы сделать свои собственные выводы, − добавляет мужчина. − Как? − спрашивает Джон. − Я мог бы указать, по меньшей мере, десять деталей в вашем облике, которые кажутся совершенно неуместными. Ещё пять свидетельствуют о научном прогрессе, шагнувшем далеко вперёд. Мужчина опускает взгляд и распрямляет ноги, всей своей манерой поведения напоминая худого апатичного кота, к которому приходят гости из будущего каждую вторую среду. − Возможно, сейчас не время потакать себе, − говорит он. – Но я дам вам объяснения. Могу я обратить ваше внимание на тот предмет, что вы доставали из кармана, нажали, по всей видимости, на несколько точек на нём, а потом с разочарованием вернули обратно? Джон на секунду сбит с толку, потом кивает. Его мобильный телефон. Ранее он автоматически достал его, чтобы проверить, есть ли сообщение от Шерлока, объясняющее комнату и незнакомца. Сигнала не было, а экран потемнел прямо у Джона на глазах − батарея разрядилась. Он заряжал телефон утром. Обычно батареи хватало на три дня. Другой Шерлок продолжает: − Этого было достаточно, чтобы нарисовать картину. Это продукт потрясающей технологии, производящей свет беспрецедентного характера. С моей стороны было бы небрежностью не заметить это и не сделать выводы. Хотя, признаюсь, я хотел бы иметь возможность изучить его более внимательно. Вы же изучали его, по-видимому, даже не осознавая этого, что говорит о привычке. Настолько чужеродный предмет, с которым обращаются с такой лёгкостью, предполагает отсутствие секретности. Мы можем сделать вывод, что это не продукт таинственной научной лаборатории. Вы обращались с предметом, как будто это было совершенно обыденно на публике. За всю свою жизнь я не видел ничего даже отдалённо похожего, и, если я не очень ошибаюсь, вам должно быть известно, что я сталкивался с весьма примечательными предметами в процессе своей работы. Таким образом, если это не был предмет из другого места, то он должен быть предметом из другого времени. Это было единственным объяснением для других небольших… − мужчина-Шерлок взмахивает изящной рукой в воздухе, примерно обрисовывая Джона с головы до пят, − аномалий, что я заметил. Он делает паузу, всматриваясь в выражение лица Джона. − Но, кажется, я вновь увлёкся излишними деталями, − заканчивает он с извиняющимся кивком. Джону требуется пара секунд, чтобы понять, что он напуган. Как обычно, теперь всё кажется вполне здравым и логичным, но всегда есть что-то, что делает это таким потрясающим, когда исходит от такого ума. − Вы случайно не знаете, почему это произошло? − с надеждой спрашивает он. − К сожалению, нет. Я скорее рассчитывал на то, что вы предоставите объяснения. В конце концов, вы пришли из более продвинутой эпохи. Но, судя по вашей испуганной реакции, эти события необычны и для вас. − Можно и так сказать, и ещё раз сказать, − устало бормочет Джон с отсутствующим видом. Другой Шерлок поднимает бровь в мягком недоумении: − Мой дорогой сэр, у вас пострадал слух? Смех Джона не более чем движение воздуха. − Я говорил в переносном смысле. Я в порядке. В ушах немного звенит, но я вас прекрасно слышу. Другой Шерлок поджимает губы и кивает. Он редко мигает. Внезапно Джона охватывает сильное желание получше его рассмотреть. − Возможно ли добавить здесь света? − спрашивает он. − Безусловно. Комната осветилась парой дополнительных газовых светильников. К свече, зажжённой ранее и стоящей на столике подле кресла Джона, присоединяется ещё одна. Когда другой Шерлок распрямляется, поставив её там, он встречается взглядом с Джоном, и их разделяет всего пара дюймов. Цвет его глаз почти такой же, как у Джона − серо-голубой. Краткий момент взаимного пристального изучения − и тот отходит к камину. Кажется, будто он изучает беспорядок на каминной полке; потом, бросив искоса взгляд на Джона, он говорит ему: − Вы не похожи на Ватсона внешне. Правильно. Джон и не знал, что с утра готовился к конкурсу красоты. − И как же «Ватсон» выглядит? – спрашивает он, не сумев скрыть раздражения в голосе. Улыбка другого Шерлока слишком мимолётна, но её невозможно пропустить: она как серебряная вспышка молнии в синем небе. − Я был неправ. Сходство есть − для того кто способен его увидеть. Джон хмурится, потом вздыхает и снова трет висок. − Извините. У меня был очень длинный день, а всё это просто вишенка на торте. − Образно говоря. Джон смеётся, не поднимая головы: «Да». Какое-то время он молчит, а потом поднимает голову. − В самом деле, как он выглядит? Джон может поклясться, что на лице другого мелькнула тоскливая тень, прежде чем выражение лица стало осторожно нейтральным. − Ватсон? Джон кивает. Он знает, что это попытка выиграть время − Шерлок никогда бы не повторял очевидное. − Ох, Ватсон выглядит… приятным образом, − равнодушный тон соответствует выражению лица, ещё секунда − и мужчина начнёт со скукой изучать свои ногти. Джон внезапно решает подразнить его. − Имеется в виду, мужественно и чертовски великолепно? Другой Шерлок смотрит на него с искренним изумлением, и Джон находит, что он упивается этим выражением лица, и он готов наблюдать его у любого Шерлока, в любое время. Смех, который за этим следует, совершенно неожиданный и почти бесшумный. Рождающиеся звуки глубокие и урчащие, и это так похоже на Шерлока − Джонова Шерлока, что внезапно пол начинает плыть у него под ногами. − Вы определённо Джон Ватсон, − произносит этот Шерлок. − В вас одновременно есть и вспыльчивость, и достаточно благородства души, чтобы извиняться за неё, но главное − ироничное чувство юмора. Вижу, что от меня потребуется гораздо больше усилий, чтобы быть осторожным в вашем присутствии. Джон искренне улыбается. − Нет нужды. Вы знаете, что я... − он затрудняется с подбором правильного слова, потом заканчивает в надежде быть понятым, −...это он. Вам не нужно быть осторожным со мной. Другой не отвечает. Джон ищет, что сказать, чтобы прервать этот неловкий момент. − Я был прав? − спрашивает он. Вопросительно поднятая бровь − и опять это слишком похоже на Шерлока. У Джона сжимается в груди. − Был ли я прав насчёт его внешности? − поясняет он. Краткий момент нерешительности, затем кивок. Джон уже собирается задать следующий вопрос о «Ватсоне», когда ему в голову приходит мысль, от которой его лицо теряет все цвета. − Вы думаете, что он и я... − он пытается вместить несколько вопросов в один, ощущая в то же время неопределённое чувство дискомфорта. − Вы думаете, что он занял моё место? − выпаливает он и мысленно проклинает Зигмунда Фрейда. Глаза другого Шерлока распахиваются. Должно быть, он слишком увлёкся завораживающей тайной, сидящей перед ним, чтобы оценить далеко идущие последствия. Хорошо − он их оценивает сейчас. − Я не знаю, − наконец произносит он. − Мы не можем отбросить эту возможность. Джон медленно кивает, пытаясь осознать это. Голос другого Шерлока не даёт ему шанса. − Не просветите ли меня о внешности моего будущего коллеги? − Что? Ох, − Джон останавливается. – Эм… − он поднимает глаза, пытаясь искренним взглядом глаза в глаза смягчить удар: никому не нравится, когда сравнение не в их пользу, а Джон считает именно так. Он не готов встретить взгляд, полный одновременно печали и сарказма. − Мне кажется, Вы милосердно пытаетесь избежать повторения термина «чертовски великолепен», чтобы избавить меня от неудобства. Джон открывает рот, чтобы выразить сомнение, что Шерлока можно назвать «великолепным», и осознаёт, что вообще-то можно. Назвать его так. К счастью, другой Шерлок продолжает говорить, избавляя Джона от унижения сидеть с открытым ртом, как голодный птенец. − Вам не нужно обо мне беспокоиться, − говорит другой. − Могу вас уверить, привлекательность совершенно не имеет для меня значения. Особенно моя собственная. Джон теперь считает себя крайне поверхностным и решает, что лучше закрыть рот как в прямом, так и в переносном смысле. Другой Шерлок ёрзает, его пальцы выводят невидимые символы на каминной полке. Его голос тих. − Это не имеет значения, но моё любопытство хорошо известно... Он обладает примечательной внешностью, не так ли? Джон сглатывает, ошеломлённый какофонией, разрывающей его рассудок. Он осознаёт, что кивает в знак согласия. Тонкие руки движутся, будто по своей собственной воле, и дёргаются по направлению к восточной туфле, висящей на стене у камина. Там они задерживаются в нерешительности и безвольно падают на каминную полку. Голос её владельца лишён эмоций. − Тот же мозг в более привлекательном теле? Джону действительно нечего на это ответить. С одной стороны − это правда. С другой стороны − вы не можете лгать Шерлоку Холмсу. И последнее, но не менее важное: тело Шерлока − это не то, что Джон… Ясное дело, он замечал его, но не придавал значения. Он не уверен, что именно он чувствует, связывая это тело со словом «привлекательное». Он поднимает лицо, безмолвно давая разрешение исследовать его проницательным взглядом. Несколько секунд они смотрят друг другу в глаза, потом другой Шерлок вздыхает. − Мне нужно закурить. Прошу прощения, кажется вам неприятно, но мне невозможно не курить − по крайней мере, не на длительное время. Прежде чем у Джона появляется возможность ответить, Шерлок озвучивает его сумбурные мысли: − Я не уверен, что мне следует относиться к вам только как к гостю, − он разводит руками и смотрит по сторонам. − Вы − доктор Ватсон и вы обитаете в этом жилище, только в другой момент времени, − губы изгибаются, готовясь сомкнуться вокруг мундштука трубки. − Кажется почти неуместным просить вас чувствовать себя как дома. Но я буду просить у вас разрешения курить. Джон уступает с полуискренней улыбкой − больше в знак признания чувства юмора и доброй воли, чем реального восхищения. Он не пропустил дрожь в пальцах, когда они брали трубку или когда набивали её табаком из туфли. − Мы не знаем, смогу ли я вернуться, не так ли? − мягко спрашивает Джон. Другой молчит, поднося трубку к губам. «Нет», − наконец произносит он. Пламя спички неожиданно освещает его узкое лицо и высокий лоб − и их оранжевые отпечатки всё ещё танцуют у Джона перед глазами. Он глубоко вздыхает. − Верно, - говорит он бодро. − Есть ли у вас… не теория, вы, вероятно, ненавидите теории, но какая-нибудь, не знаю, идея, о том, что происходит? Есть что-то, что мы можем сделать? Другой Шерлок вынимает карманные часы и смотрит на них, подняв брови. − Я собираюсь подумать, − говорит он. − Для этого мне потребуется тишина, и, боюсь, не меньше трёх трубок. Я предлагаю вам устроиться у Ват... − он резко останавливается. Его взгляд смягчается, будто неохотно возвращаясь из уже начавшегося путешествия. − Что? − спрашивает Джон. Другой Шерлок крепко сжимает губы, что создаёт у Джона впечатление, будто он пытается склеить их невидимым клеем. Между ними повисает пауза, длиннее которой ещё не было. Сквозняк из окна заставляет пламя свечей беспорядочно затрепетать. − Я собирался сказать, что считаю, что вам будет удобнее в его комнате. Джону ясно, что это отвлекающий манёвр, но он умеет уважать то, чего не понимает. Он кивает, затем вздыхает и распрямляет плечи: − Что же, если вы можете найти мне чистые простыни и покрывало…