O TEMPORA O MORES

Однажды Джон вместе с мамой побывал на шикарном приёме в доме бывшего босса отца. Папы не было уже больше года, и его босс позвонил маме Джона, чтобы пригласить её на небольшую встречу. Она взяла с собой только сына, опасаясь, что Гарри будет плохо себя вести. Пятнадцатилетний Джон был уже достаточно взрослым и понимал, что бывший босс отца был богатым человеком, чья жена искала помощницу по дому. Таким образом, это было скорее собеседование – возможность для жены встретиться с мамой Джона и поговорить с ней. Мама так нервничала. Она надела лучшее платье и своё лучшее ожерелье – её единственное драгоценное ожерелье. Оно было из жемчуга и хранило её запах ещё много лет после того, как и она покинула этот мир вслед за отцом. В тот день её рука не отрывалась от ожерелья, трогая его, поправляя так, чтобы застёжка оставалась сзади под волосами, и дёргая жемчужины. Джон до сих пор помнит, как ожерелье внезапно рассыпалось под её тонкими пальцами. Жемчужины пролились дождём на мраморный пол, с громким стуком и беспорядочно, быстро, как вспышка, и разлетелись во все стороны. Именно это вспоминается ему, когда он видит пустоту вместо камина. Неконтролируемые мысли, разрозненные и беспорядочные, многие из которых не получается ухватить точно так же, как парочку коварных жемчужин, что никогда и не были найдены. Джон едва осознает, что вскакивает на ноги, всматриваясь в темноту, которая всматривается на него в ответ, всматривается в Холмса, чьё лицо кажется отстранённым и сотканным из полутеней. Я так и не спросил тебя, думает Джон, я так и не спросил тебя о местных пабах, и о твоих любимых отрывках для скрипки, и о твоих расследованиях, и о том, как у вас двоих это получилось – быть вместе. Майкрофт тоже поднимается из своего кресла, устремив взгляд на дверь. Сквозь звон в ушах Джон слышит, как тот приказывает: − Идите к двери, доктор Ватсон, идите! Вы должны быть готовы и ждать её открытия с той стороны, а потом поспешите. Джон бросается в направлении, указанном рукой Майкрофта. Он на секунду воображает, что дверь сразу же откроется, как объятия, готовые поймать его в полёте. Тем не менее, она остаётся закрытой. Джон резко останавливается перед ней, и, кажется, вечность всматривается в ее деревянную поверхность, пока пронзительный звук в ушах не становится невыносимо громким. Он пару раз сглатывает и ругается себе под нос. − Вы уверены, что я не могу её открыть? − спрашивает он у Майкрофта. − Я знаю, что вы отчаянно порываетесь действовать, Джон, − отвечает ему Холмс, и в его голосе лишь намёк на колебание. − Но вы не должны ничего делать. «Портал» может быть открыт только снаружи. Я прав, Майкрофт? − Ты прав, − отвечает Майкрофт. − Но если что-то пошло не так с их стороны, − в панике настаивает Джон. − Что, если они не могут открыть её, или… Он чувствует волну тошноты от внутреннего скачка давления, а потом её заменяет чудовищная усталость. Та же самая симфония усталости, ода глубокой, до костей пробирающей потребности заснуть. Внезапно дверь кажется ближе. Джон моргает и пошатывается, рука инстинктивно тянется, тянется… Дверь открывается беззвучно, и на мгновение − кратчайшее мгновение, но достаточное, чтобы заставить сердце Джона замереть – за проёмом нет ничего, кроме темноты. Затем − как будто кто-то включил проектор – появляется изображение, обретая форму, цвета, объём, глубину. Перед ними предстаёт коридор квартиры на Бейкер-стрит, Джоновой Бейкер-стрит. Очень привлекательный мужчина со щегольскими усами, одетый в наименее любимый свитер Джона, стоит впереди, прямо перед дверным проёмом. А позади него стоит Шерлок. Сердце Джона возрождается к жизни с силой сверхновой звезды. Шерлок смотрит на Джона, как будто тот единственный человек в мире. И это, − учитывая, что он даже не единственный Джон в комнате – крайне потрясающее чувство. Всё, кажется, происходит в замедленном движении, каждая миллисекунда переполнена смыслом до краёв. Губы Шерлока размыкаются и начинают формировать слог – одно слово, и Джон понимает, что отчаянно скучал по возможности слышать это слово, произнесённое голосом Шерлока. Джон, собирается сказать Шерлок. Джон. С криком «Холмс!» другой Джон пробегает мимо него, чуть не закрутив вокруг своей оси. Инстинктивно Джон следует движению, поворачивая голову, чтобы посмотреть через плечо. Двое мужчин стоят, крепко схватив друг друга за предплечья. Они смотрят друг другу в глаза, и лицо другого Джона выражает абсолютный восторг. – Ватсон, – шепчет Холмс голосом, заставляющим поэтов вспоминать о бархатных лепестках роз в лучах рассвета. – Ватсон! – восклицает он и смеётся, и все поэтические аллюзии развеваются богатым мужественным тембром его голоса. Он позволяет заключить себя в крепкие объятия, прикрыв утомлённые глаза. Другой Джон тоже что-то говорит и довольно громко, но всё это превращается для Джона в фоновый шум. Ещё оглядываясь, он бросается как одержимый через дверь. Он почти сшибает Шерлока, который в свою очередь бросается к нему. Они оба замирают, и их разделяют всего лишь пара дюймов. Голова Джона кружится от другого света, других запахов, других звуков совершенно нового мира – его старого, его собственного мира, и от воплощающего его Шерлока, заставляя Джона желать завернуться в эти запахи, в эти виды, в чувство, что Шерлок рядом. Они смотрят друг на друга в молчании, потом лицо Джона начинает расплываться в ухмылке, которая, должно быть, ещё глупее, чем у его викторианского двойника. Шерлок изучает его, не мигая; внезапно его собственное лицо меняется, его роскошные губы растягиваются в самой искренней и широчайшей улыбке, подобно занавесу в театре. – Понравилось тебе это маленькое приключение? – спрашивает он Джона. Джон смеётся и смотрит в сторону, качая головой, затем поднимает взгляд на сияющее лицо Шерлока. − Ага, но я подумал, что лучше вернусь назад. Без тебя не так весело, − отвечает он хриплым голосом. Глаза Шерлока расширяются и округляются самым восхитительным образом, но затем Шерлок отрывает взгляд от глаз Джона, бессознательно отвлекаясь на движение за его спиной. На подвижном как ртуть лице Шерлока мелькают смешанные эмоции. Джону удается различить какую-то очень Шерлоковскую напряжённую работу мысли и почти детское сожаление, но один звук возвращает его к реальности. За его спиной скрипит дверь. Нечто, сходное с эмоциями Шерлока, но полностью принадлежащее Джону, заставляет его действовать. «Холмс» – слышит он сам себя, потом быстро оборачивается, как раз вовремя, чтобы увидеть, что дверь начинает закрываться. Она движется, отрезая полосу за полосой от живописной картины в раме: в тускло освещённой викторианской комнате, рядом, касаясь плечами, стоят два джентльмена и смотрят в сторону Джона и Шерлока. − Холмс, − Джон инстинктивно делает шаг вперёд. Холмс тоже приближается. Дверь закрывается неторопливо, почти учтиво, но её движение неумолимо. Джон шагает в сторону, пытаясь выиграть драгоценные секунды, но всё ещё ощущает оцепенение. Он чувствует за спиной движение и понимает, что Шерлок встал за его спиной. Джон видит, как его собственный двойник повторяет движение Шерлока, но глаза Джона не отрываются от бледного лица Холмса. На его скулах пылают два алых пятна. Холмс опускает голову, будто пытаясь получше рассмотреть Джона. Его глаза почти серебряного цвета. Серебряные, как застёжка на жемчужном ожерелье. − Я не хочу забывать, − мягко говорит ему Джон. – Ну, разумеется, вы не хотите. Совершенно понятно. Я тоже не хочу. Зазор всё сокращается. Они все снова перемещаются, чтобы продолжать видеть друг друга. − Прощайте, Майкрофт… мистер Холмс, − говорит Джон, − спасибо за вашу помощь. Голос Майкрофта плывёт к нему как будто из старого граммофона: − Не за что, доктор Ватсон. Всего наилучшего. Дверь продолжает скользить, но на этот раз никто не движется. Джон смотрит Холмсу прямо в лицо. − Спасибо, – произносит он. Его рука неосознанно дёргается для рукопожатия, но он прячет её за спину, памятуя об ущербе, который он может нанести. − Я сожалею, что так бросился. Я должен был попрощаться должным образом. Было и впрямь удивительно… Холмс начал качать головой ещё на середине Джоновой фразы. − Нет, нет, что вы, − он делает паузу, − это было удовольствием для меня, мой дорогой… Джон. Джону хочется сказать так много, но он молчит. Он лишь вежливо кивает, выпрямляется и встаёт по стойке смирно. Он не отрывает взгляда от лица Холмса, так же, как и тот не отрывается от его лица, и за эти последние несколько секунд остатки звуков и изображений исчезают. Губы Холмса трогает легкая улыбка. У Джона щиплет глаза. Дверь закрывается с мягким щелчком. Джон смотрит на её панели с этой стороны в течение нескольких секунд, затем чешет голову и позволяет телу расслабиться. Он разворачивается на месте, чтобы посмотреть на Шерлока. − Я полагаю, нам лучше войти, − говорит он, указывая кивком головы направление. – Как мне сказали, мы немного сойдём с ума. В твоём случае никто не заметит, но я предпочёл бы оставить это между нами. Шерлок угрюмо кривится. − У нас нет такой роскоши. Майкрофт здесь. − Ох, ты… Ты позвал его? Выражение лица Шерлока угрюмое и оборонительное. − Ну конечно, я это сделал. Я же запрограммирован, не так ли? Выражение угрюмое, оборонительное и саркастичное. − Кстати, должен признать, я вовсе не был удивлён… Джон, – Шерлок внезапно задыхается и как будто держит в руках что-то невидимое, направляя это на Джона. − Ага, − вырывается у Джона, взмахивающего руками в поисках равновесия, − я это тоже чувствую. – Сказать, что пол начал танцевать ча-ча-ча, будет грубым преуменьшением. Джону кажется, будто кто-то медленно заполняет свободное пространство в его голове мягчайшей белой мукой. − Внутрь, − стонет он и пытается оттолкнуть Шерлока в сторону, в то же время, удерживая его за локоть. Глаза Шерлока закрываются с очевидной болью, но он трясёт головой. – Нет! Нет, подожди. Мне нужно… что-то, мне нужно… не туда… там Майкрофт… Джон обнаруживает, что ему сложно не косить глаза. Он напрягает шею и пытается заставить лицо Шерлока казаться менее текучим. − Джон, − тихо стонет Шерлок, затем глубоко вздыхает. Он хватает Джона за предплечья – забавно, Джон недавно видел, как кто-то так делал… он так устал… − Джон, − умоляет голос Шерлока, так что он открывает глаза и тоже хватает Шерлока за руки. − Я знаю, что ты забудешь, − говорит Шерлок, − но это… Нет. Я не говорю это… это не потому, что ты забудешь, − он начинает запинаться. – Тыгвориштбессмцу, − сообщает ему Джон и надеется, что Шерлок поймёт хоть что-то. − Джон! − восклицает Шерлок. Его голос звучит отчаянно. Пальцы Джона крепче смыкаются на плечах Шерлока. − Я здесь, − произносит он так чётко, как только может. Его лоб упирается в грудь Шерлока, − я здесь. И это приятно, так приятно… − Я скучал по тебе, − тихо говорит ему Шерлок на ухо. − Это… то, что я хотел… я скучал по тебе. Что-то поднимается в Джоне: воспоминание, говорящее ему, что он всё забудет. Последние остатки чего-то дорогого и чудесного, чего-то старого и трепетно любимого. И что-то, что собирается стать очень новым. − Кстати об этом, − бормочет Джон и поднимает голову. Зрение нечёткое, и лицо Шерлока плывёт, но он ловит его в свои ладони, − я, наверно, никогда… я должен… я не сделаю, если только не буду знать, что ты забудешь… так что… Волна выносит его на поверхность, и Джон ныряет снова, уже задыхающийся, прижимающий свои губы к губам Шерлока. Последнее, что он чувствует, прежде чем мир исчезает в небытие − это то, что Шерлок замирает, а потом решительно целует его в ответ.