Killugon Alphabet

— Мой жених, — мягко говорит Ретц, запрокинув назад хорошенькую светловолосую головку, — в день нашей помолвки подарил мне кольцо. Самое дорогое, что было в нашей ювелирной лавке — я знаю, я столько раз останавливалась, чтобы разглядеть получше. Гон понимает сразу, о каком именно кольце она говорит. Понимает — ведь он сам копил целых полгода, отказывал себе в малейшей прихоти, лишь бы только первым преподнести ей заветный приз. Что поделать, если Гон — самый обычный сын рыбака, не умеющий толком правильно делать деньги, не умеющий быть подобием принца, о котором так мечтают все девушки в их маленькой, забытой Богом деревушке. — Что можешь подарить мне ты, Гон? — спрашивает у него Ретц, и глаза ее в темноте кажутся совсем черными, черными и страшными, по-настоящему дьявольскими. Сладость выпивки сменяется неприятной горечью, и Гон сглатывает, не зная, куда деть взгляд, не зная, что ответить. Потому что Ретц, такая красивая, такая холодная к нему, Гону, смотрит на него так ожидающе, что Гону стыдно обмануть ее надежд. Он запрокидывает голову к небу, жадно вдыхает в себя ночной воздух, пьянящий, холодный, как холодны прикосновения Ретц к его руке. И наконец-то отвечает: — Видишь, звезда упала. Я подарю ее тебе. Переберусь через высокую стену, найду ее и принесу в своих ладонях — чем не лучше дурацкого кольца? Но Ретц смеется, как будто не приняв всерьез его намерений. Как будто поиск упавшей звезды — что-то несбыточное, что-то, что Гон Фрикс сделать попросту неспособен. Обида клокочет где-то внутри тысячью пузырьков шампанского. — Ну что ж, Гон, — говорит ему Ретц, прежде чем подняться на ноги с примятой травы, — принеси мне эту звезду. И тогда, о, может быть, тогда я приму твои чувства.

***

Земля дрожала под ногами Гона, когда он плелся обратно домой, в маленькую рыбацкую хижину на самом краю деревушки, насквозь пропахшую тиной и плесенью. Легкое ли дело — найти звезду, что упала так далеко, куда-то туда, за великую стену, путь за которую им всем запрещен, ведь оттуда еще никогда ни один смельчак не возвращался. Но Гон-то ведь знал о том, как любили приврать сторожившие стену. Были и те, кто вернулся. Были и те, кто принес несметные богатства, невероятные, несуществующие для ограниченной человеческой фантазии. А раз так, то чем Гон хуже? Чем лучше все эти бесполезные штуковины в сравнении с настоящей звездой? И разве так уж сильно отличается земля по ту сторону великой стены? На самом деле — ни капельки. Ни земля, ни трава, ни воздух не отличались от привычных Гону. Вот только звезды на той стороне были совсем иными, и к этому, к большому своему сожалению, Гон оказался совершенно не готов. Он замер на самом краю небольшого кратера, замер, не в силах сдвинуться. И смотрел, во все глаза смотрел на то, что всего несколько часов назад спустилось с небес. На человека, чьи глаза и волосы были белее лунного света. — Я не должен быть здесь, — наперво сказал он, пресекая робкие попытки Гона представиться, а затем и просто оказаться ближе, коснуться так, чтобы понять — тот, кто сейчас стоит перед ним, не морок последствия долгого пути. — Я должен быть там! Он всплеснул руками, такими же белыми, маленькими и тонкими, гораздо меньше, чем были у Ретц, невольно вспомнилось Гону, и поднял их к небесам, уже начавшим медленно терять свою черноту с началом нового дня. — Я должен вернуться, — снова с отчаянием произнес он и посмотрел на Гона так тяжело и пристально, что тот мгновенно ощутил себя виноватым за все и сразу: и за свою нелепую влюбленность, и за совсем несправедливую зависть к какой-то блестяшке, и за более нелепое обещание принести Ретц что-то другое. Что-то, что будет во много раз ценнее россыпи драгоценных камней. Но разве судьба живого существа такой не казалось? — Я хочу помочь тебе, — чужая ладонь и в самом деле оказалась крошечной по сравнению с его собственной. И Гон долго не ослаблял хватку, обжимал своими пальцами другие, такие холодные, просто ледяные, как будто и не замечая ни смущения, ни неловкости. — Я… — Дурак ты, вот кто! — вскинулся его собеседник, пока еще неизвестный, пока еще совершенно Гону незнакомый. Но — уже успевший вкусить всю горечь неприятностей, коснувшихся его по вине опрометчивого человеческого желания. Наверное, Гону и в самом деле не стоило бросаться необдуманными обещаниями. Не стоило тянуться выше собственной головы и посягать на то, что ему никогда не будет принадлежать. Ретц — так-то точно. Но звезда, чью руку Гон до сих пор крепко сжимал в своей собственной могла бы стать исключением. Тем более, что предложенную Гоном помощь она все-таки приняла.