Весь мир в ладонях

      Что ж, при отлете из «Родных пенатов» я удивлялась только одному: неужели матушка и батюшка мои настолько наивны, раз дали мне возможность спетлять своим ходом, да без какой-либо охраны? Не могу не согласиться с тем, что ситуация у якобы всесильных и всемогущих мира сего, причем действительно всемогущих, потому что даже среди своих они были далеко не последними ребятами, складывалась по жизни не очень. Но не кинуть мне на хвост хоть одного телохранителя… Либо я чего-то не знаю, либо… Я действительно чего-то не знаю.       Тенрьюбито никогда так просто не сдаются — слишком велико их влияние на мир и слишком опасно отпускать одного из своих в мир вот так, как меня. Ведь, заполучив мою тушку, противники Дома Цветов могли требовать от Максимилиана всего, чего только могли пожелать.       Мне оставалось лишь перестать вести себя подобно ребенку и начать шевелить мозгами, которые малость поусохли за прошедшее время. Мир стал куда более опасным, чем год назад — о Белоусе больше не было вестей, поговаривали, что он так и не смог восстановиться после полученных в Маринфорде ран. Это угнетало.       Я решила не говорить Максу и Никите о том, кто же решил раскошелиться и лишить меня жизни, потому как одной смерти Святого на ближайшее время в том регионе было более чем достаточно. Да и убивать человека я не хотела. Нет, не так: я не хотела так просто отпускать гниду на тот свет. И непросто тоже — зверь, попавший в тепло и заботу, привык к ним и не хотел, чтобы еще одну из частей его стаи кто-то посмел обидеть кроме него самого.       Дядюшка еще не знает, что его мелкие неудачи по типу разбившегося бокала для вина и пропавших носков только начало всего. Да и мне как раз нужно развить свою способность хранителя-Междумирья, которая оказалась куда как шире по списку возможностей, чем просто побег от проблем. Потихоньку, полегоньку… Жизни у меня теперь достаточно для этого дела.       Ну, и возвращаясь к поднятой теме, я, сидя в доме старика-кузнеца и попивая теплый чай в ожидании его возвращения с работы, все еще задавалась вопросом: они реально поверили в то, что первым делом я полечу в Маринфорд, а не махну в какое-то другое место этого мира?       В запасе у меня было около двух дней, при хорошем раскладе, прежде чем Святые забили бы тревогу. Все же путь от Дома Цветов до Маринфорда неблизкий.       Пятница, тихо похихикивая на огромной тряпке в углу кухни, терпеливо дожидалась возвращения ее, тряпкиного, хозяина — Малыша. Я так же хотела увидеть своего некогда мелкого щена, о котором обещала заботиться и которого бросила — тут я не строила иллюзий относительно того, что зверю я стала более чем чужой, даже невзирая на то, что животный мир слушался меня как мать родную в большинстве случаев.       «Идут» — тихо рыкнула Пятница, втягивая носом воздух но, не делая и движения, чтобы покинуть чужую лежанку.       Я задумчиво кивнула, поднимаясь на ноги и убирая со стола блюдо с печеньем в холодильник — уверенность в том, что звери не поладят, возникла с первых звуков во дворе. Рассыпать лакомство не хотелось.       — Кого это тут черти принесли? — раздраженно послышалось из прихожей под звук раскрывающейся двери.       Процокотав когтями по деревянному полу и обогнав мужчину, тем самым не дав ему сделать еще шаг, чтобы увидеть гостей, на кухню влетел… Монстр?       — А ты нехило кушал… — округлившимися глазами сообщила я, глядя на поистине большую тушу волкособа, занявшего угрожающую позу перед Пятницей, которая, будто кошка, даже не вздрогнула, лениво потягиваясь, глядя в ответ и лишь едва заметно улыбаясь.       На глаз прикинув то, кто победит в возможной схватке, я решительно стала между двумя животными, закрывая собой гиену — челюсти челюстями, но пока не вырастет, сквозь столь шикарный меховой воротник она вряд ли пробьется. Так что надо прекращать.       — Малыш, свои. Сидеть, — четко приказала, мрачно глядя в звериные глаза волкособа и внутренне всерьез боясь того, что туша может меня не услышать. Умереть не умру, но не хотелось бы прочувствовать всю гамму болевых ощущений от того, как тебе ломают зубами лицо.       «Свои за мной» — не согласился со мной зверь, глядя в ответ зло и яростно, после чего перевел взгляд на гиену. — «Пошла вон с моей тряпки, тварь страшная».       Я удивленно вскинула брови, слыша такое обращение. Потом, немного пошевелив извилинами, пришла к выводу, что Малыш так говорит, потому как никогда раньше не встречал гиен. Тут его понять не сложно — у Пятницы действительно впечатляющий вид и шикарная улыбка. Даром, что мелкая еще.       — Фу! Назад, черт лохматый! — рявкнул на Малыша наконец-то вышедший на свет старик. — Ко мне, я сказал!       Волкособ, попеременно кидая обозленные взгляды то на меня, то на Пятницу, нарочито медленно пошел к хозяину, где, сев рядом с ним, оказался в холке примерно ему по грудь. Бычок ездовой…       — Анта? — наконец-то рассмотрел меня кузнец, на пару секунд вскидывая брови, но после вновь возвращаясь к раздраженному состоянию. — Чего пришла?       — С родней повидаться, — опешив, отозвалась я, глядя на него немного непонимающим взглядом. — Давно дома не была — освободилась вот…       — Ну и как — повидалась? — ядовито усмехнулся старик, проходя мимо меня к мойке и открывая воду. — Теперь можешь идти.       — Эй… Меня год не было, — я уже не на шутку растерялась, глядя на старика с легким испугом. — Я скучала…       — Ну и дальше не будь, — рвано бросил кузнец. — Год не было и еще пусть не будет. Мы тут и сами с усами — не скучаем.       Я окаменела, глядя на него и понимая, что мне начинает трудно становиться дышать от комка, который появился в горле. Будто домой идешь после контрольной с двойкой, и уже предчувствуешь, что тебе влетит. А мир вокруг, будто немного нереальный, как во сне. Только тут не двойка — тут все еще страшнее. Будто непоправимое что-то произошло.       — Бать… — робко вякнула я и рванула назад, натолкнувшись на стальной взгляд.       — Пошла вон. Тебе тут не рады, — глядя прямо в глаза, холодно приказал он.       Чувствуя, как начинают непроизвольно течь слезы по щекам, я рванула наружу не разбирая дороги.       Пятница, кажется, выскочила через окно — позади раздался звон стекла, на который я не обратила внимания, пулей летя в свой офицерский домик, где оставила вещи, прежде чем прийти к старику.       То, что удерживало меня на плаву весь прошедший год, ради чего я шла вперед и не сдавалась, начинало медленно рассыпаться на куски прямо на глазах — остановившись на заднем дворе домика и прислонившись спиной к раме балкона, я тихо завыла, заливаясь удивительно горячими слезами и сползая вниз.       Это было… Заслуженно. Но больнее, чем нож, вонзенный в спину от своих.       На что я надеялась после того, как обещала давать о себе знать, вернуться — они ведь все знали, что я иду на войну. На настоящую войну, в которой, по самым упрощенным сводкам погибло народу больше, чем проживало на острове Лилия. Я же ни слова, ни полслова — меня как тогда забрали из госпиталя, так и все, с концами. И это после того, как один раз уже умирала. Нет, не один — два.       Че-ерт…       Дура. Идиотка. У самой себя нет слов, чтобы описать то, насколько качественно моя голова наполнена опилками! Сама взяла и все разрушила, своими собственными руками.       Дура. Нет, не нужно придумывать себе новых обвинений. Просто дура. Сама виновата и других заставила страдать. Так тебе и надо.       Завалившись на бок и свернувшись в клубок, я постаралась взять себя в руки. Не выходило: дышать было сложно — горло сводили спазмы. Я выла, рычала, проклинала и опять выла.       Пятница, подползя на брюхе, ткнулась мокрым носом куда-то в район шеи — взвыв еще сильнее, я обхватила маленького зверя руками, пряча лицо где-то у нее в грубой шерсти на животе, но перед этим бросая взгляд на небольшой садик перед домом.       Рядом со ступенями, немного в стороне, украшенные чуть завядшими полевыми цветочками были два маленьких холмика.              

Раньше и совсем не тут

             Полностью осознать новую себя я смогла примерно через день после своего пробуждения из колбы. Я с легкой руки назвала этот день своим днем рождения, ставя первую зарубку на стене — чтобы потом точно узнать то, когда же он. Мне так захотелось.       Все же найдя какой-то халат из залежей своего покойного папочки, очень большой халат, ввиду того что папочка был большой в районе живота, я оделась, из-за чего почувствовала себя двояко: с одной стороны мне было хорошо и уютно, с другой — он мешал, цепляясь за шипы на спине и хвосте       Подземелье, где я находилась, было не особо большим — дети провели меня по всем закоулкам, которые смогли отыскать. Наружу я вышла только с сумерками, неприязненно щурясь на уходящий свет солнца и невольно пытаясь укрыться от него за тканью халата.       Мир манил запахами, кружа голову и будоража сознание, в котором шептало множество голосов, яркими образами стоящих почти перед глазами. Узлом крутило живот — удивленно вскинув брови, я поняла, что голодна. И не просто голодна, а готова наброситься на первого встречного. Нужно было идти на охоту.       Тут, к сожалению, мои дети помочь мне не могли — обернувшись к своим малышам, чтобы позвать их за собой, я наткнулась на неподдельный ужас в их глаза. Открытый мир их пугал.       Но, мама же должна заботиться о своих детках? Должна — мама хорошая, ответственная. Мама их накормит досыта, верно?       «Верно» — я сыто облизнулась, сидя поверх туши какого-то агонизирующего создания, захлебывающегося кровью из разорванного горла и бессильно лупящего огромным мясистым хвостом по земле. Кажется, это был хищник. Не знаю, да и не хочу. Теперь я тут главная. — «Мама и будет заботиться».       Только взращивать в своих детках любопытство к миру пришлось почти сразу — мама еще и ленивая оказалась. Мама не дотащила еду до укромного гнездышка. Мама оставила ее неподалеку, после чего ушла.       Голод их все одно приманит — уж я то знаю. Откуда — не знаю. Но знаю. За это поблагодарим папочку.       Нужно было заняться собой — изучить, рассмотреть, понять. Память о человеческом прошлом была будто в пелене, но она подсказывала мне о том, что покидать оказавшийся очень даже гостеприимным, остров не стоит, пока я не узнаю настолько много, насколько это возможно.       Или это не человеческая память, а то, что со мной сделал папочка? Не припомню я того, с чего это мое прошлое заставляло меня о чем-то серьезно так думать.       Рассмотреть себя я смогла только тогда, когда добралась до огромного озера, внутри которого точно кто-то жил. Он не показывался, молча таясь под ровной гладью, в которой я смогла увидеть свое отражение, напугавшее меня в первый момент.       Папочка… Мог бы и покрасивее сделать.       Я мрачно прищурилась, наблюдая за тем, как на почти человеческой голове сощурились алые глаза, да чуть заходила чешуя по бокам лица, недовольно топорщась от увиденного.       Я чуть повернулась, рассматривая себя в профиль: тело тоже было человеческим, исключая хвост и шипы, идущие по позвоночнику. Отчасти, это было красиво, отчасти — ужасно.       Но… Он действительно мог бы что и поинтереснее придумать, раз решил меня резать.       Я отошла назад, рассматривая руки с тонкими пальцами и четырьмя острыми белыми когтями. Пятые, на больших пальцах, были черными. Не знаю, почему так, но стало немного любопытно.       Кажется, я встречала комнатку с бумагами — скорее всего, папочка записывал о своих исследованиях. Мне было бы полезно — новое сознание было не против таких полезностей. Более того, оно хотело работать, что заставляло меня чуть подрагивать, будто перед схваткой.       Озерная опасность отпускать не хотела — меня первые мгновения, после того как утянули под воду, рассматривали как добычу, прежде чем осознать, что добыча это они.       Большие и длинные, по форме как угри, они вились вокруг меня, стараясь утянуть на дно, но прежде всего, откусить хоть кусочек. Мне было смешно, поистине смешно: тело причудливо потемнело, принимая на себя удары чужих челюстей и обламывая зубы у наиболее самонадеянных противников. Изогнувшись и поняв, что вода — простая и пресная напоминает мне мой раствор, а потому мне в ней хорошо и легко, атаковала в ответ, с удивительной легкостью вспарывая животы рыбам и удовлетворенно отмечая, что могу спокойно дышать и в этой стихии.       Рыбы, те, кого я не успела выпотрошить, будто больше не замечая меня, кинулись на своих раненных собратьев, поедая их и начиная уже драться между собой за обладание кусочком мяса.       «Глупые создания» — я покачала головой, всплывая. — «Таких и есть скучно».       Пройдя туда, где была мель, я вновь посмотрела на себя — в этот раз вода в озере ходила рябью, посылая наверх отголоски глубинной бойни и пира. Мелькнувшее раздражение и мысль о том, что стоит вернуться обратно и перебить их отмела в сторону — контроль. Он необходим, иначе потеряю свой разум. А он ценен — я помню. Папочка много рассказывал мне о том, как его неудачные эксперименты лишались рассудка. Мне? Постойте, когда это было?       Так странно.       Обратно к укрытию шла неторопливо, наслаждаясь приятным дуновением ветра, касающегося вновь ставшей нормальной кожи и слушая мир вокруг меня, временами вынужденная замереть, чтобы не врезаться в то или иное дерево, которые так же слышала. С теплой шкурой, медленно текущими соками и мыслями, я ощущала растительный мир вокруг себя как нечто теплое и до боли родное, почти растворяясь в нем.       В такие моменты, огромные звери, от которых до этого исходила агрессия, будто не замечали меня, проходя мимо. Я не атаковала в ответ, умиротворенная и сытая, прекрасно понимая, что еще успею ухватить свое.       У убежища лежала растерзанная туша, обломки костей которой валялись повсюду — я довольно улыбнулась, проходя мимо. Не выдержали. И, правда — голод, лучший учитель.       Малыши сидели в самой большой лаборатории, где до этого находилась я — послав им еще одну улыбку, на которую длинные морды чуть заметно кивнули, я прошла дальше, в следующую маленькую комнатку, где и были нужные мне бумаги.       Спать не хотелось — подтянув к себе ближайшую папку, на которую упал взгляд, раскрыла ее примерно на середине, вчитываясь в странный почерк.       Пару мгновений я непонимающе смотрела на текст — в душе не успел разлиться холод от понимания того, что я вполне могу не понимать того, что тут написано: в голове что-то клацнуло, и перед глазами пробежала легкая волна. Я недовольно отшагнула назад, сбивая на и так уже усеянный бумагами пол еще несколько книг и папок.       Недовольно поведя головой из стороны в сторону, на интерес вновь заглянула в выбранный документ, в этот раз прекрасно понимая тот набор символов и знаков, что там был.       «А папочка-то не от балды меня создавал», — я покачала головой, вчитываясь в строки.       «Специальный Государственный Заказ. Образец 24/71».       Я широко оскалилась, откидывая папку, к которой было прикреплено мое фото в колбе, на стол и обводя помещение внимательным взглядом. Надо тут все хорошенько разобрать — о себе я хочу знать все.       Потеряв меня из виду, дети начали волноваться примерно через пару часов — внутреннее время у меня было не особо хорошо выставлено, но я предпочла верить себе.       Я как раз заканчивала читать о том, кто же был заказчиком и спонсором проекта «Морской Дьявол». Выходило, что тем, кого мне предстояло найти, чтобы «поблагодарить» за рождение на свет, был некий Цезарь, для которого тема о дьявольских фруктах была наиболее интересной.       Папочка успел отчитаться перед ученым о том, что куколка — я-то есть, выжила и готовится стать частью большего. Цезарь, судя по сообщению, был более чем взволнован, услышав эту новость, но узнав о том, что я все еще не транспортабельна, испытал обратное чувство. Судя по последнему сообщению, он выслал в сторону этой лаборатории судно, которое должно было доставить меня к нему.       Тут я задумалась — времени, которого должно было хватить на то, чтобы посланный кораблик прибыл, мне было достаточно, чтобы я успела изучить все имеющиеся бумаги.       Моя цель — хозяин той прекрасной крови, чьи следы я нашла неподалеку. Но, тут уже и дурак поймет, что мир огромен, и искать его можно до бесконечности. Цезарь — ученый. Судя по тому, чем располагал мой папочка, у этого ученого достаточно широкие связи и хорошая охрана. Покровители. У такого человека наверняка будет зацепка на столь интересную кровь.       Значит, мне не стоит нападать на моих встречающих — пусть довезут свою ценность куда нужно, а там уже и посмотрим.       Удержать меня ни одна клетка не сможет. Даже кайросеки.       Я зачитывала мятые, затертые еще до меня документы и просто случайные листки бумаги до дыр, с неимоверным удивлением получая новую информацию о том, чем же теперь я владею и, понимая, что на то, чтобы проверить в деле все свои возможности, мне не хватит и десятка лет.       Папочка вложил в меня много усилий — взялся за ум, в желании сотворить нечто, что могло бы сочетать в себе всю мощь огромного мира.       Название фрукта мне ничего не сказало и, перелистнув страницу, я беглым взглядом пробежалась по формулам, в которых было сказано о том, как именно нужно отделять силу дьявольского фрукта от слабости. Работало это, правда, в очень редких случаях — он так и не успел просчитать закономерность, при которой получался именно такой результат, как ему было нужно.       Память автоматически все запечатлела, отправляя в свое хранилище.       Я стала быстрой, сильной, опасной. От фрукта пришла регенерация и мощь. Мутации пришли от кого-то другого — прочитав список убитых и разобранных на органы, я начала сильно сомневаться в том, что могу считать себя личностью. Во мне была сотня чужих жизней. Я начинала понимать, почему папочка так часто говорил о рассудке — с такой начинкой не потерять себя было бы сложно.       Но больше всего меня заинтересовала Воля.       Я не знаю того, как именно он смог это в меня поместить. Этому обучить. Но то, что я могла…       Дети испугались, когда я в первый раз в своей и их жизни рассмеялась. Три типа Воли как базовая комплектация. И множество как последствия.       «Воля является дыханием жизни — неважно то, какое название она носит, и как обычно ее используют. Ярким примером нашего времени является Гол Д. Роджер, который славился тем, что мог не только использовать редкую Волю Королевского типа, но так же, не будучи фруктовиком и археологом, понимать тексты прошлого. Слышать их. Несомненно, это было проявлением одного из использования подтипов этой силы души.»       Я склонила голову набок, беря себе на заметку узнать о том, кто такой этот Роджер — я была уверена в том, что это имя мне уже встречалось.       «Воля Усиления способна не только улучшать защиту тела, укрепляя как его кожу, так и внутренние органы, но и передавать свои свойства сторонним объектам, которые вступают в контакт с обладателем Воли. Ее подвиды, которые в ее случае следует считать больше ветвями в развитии, способны, при должном умении на некоторое время передавать свойство усиления объектам, при отсутствии последующего физического контакта. Вместе с этим Воля Усиления способна оказывать медицинскую помощь, но только начального уровня — она не сращивает переломы и ткани, но способна зафиксировать их в нужном положении, в котором, при должном уходе, происходит процесс заживления»       Дальше шли детали и отчеты о проведенных экспериментах — до меня уже была пара более-менее успешных образцов. Увы… Они тоже стали частью меня, что позволило понять то, откуда же у меня такие умения.       Папочка просто выращивал для меня нужные органы, которые до этого созревали в правильной среде…       «Воля Наблюдения раньше использовалась исключительно в медицине — контроль тока крови, поиск пораженных органов или инородных тел наподобие рентгена. Ее можно применять и в регенеративных целях, но только на организме использующего — в отличие от Воли Усиления, этот подтип неспособен воздействовать на посторонних. Со временем, как и любое достижение, она стала использоваться в военных целях в разведке, а чуть позже и напрямую в боевых ситуациях, потеряв свое истинное предназначение и деградировав. Единственный подтип, который встречается как редкое исключение — навигационный»       Я пожала плечами, отмечая, что могу не только предчувствовать опасность, но и чувствовать то, что происходит внутри того же дерева. Своеобразный ток крови — тут я согласна.       «Королевская Воля является самой загадочной из всех имеющихся. В своем самом широком применении она способна не просто обращать противника в бегство или лишать его сознания, но и оказывать куда более видимые физические атаки: ломать кости и разрывать внутренние органы, пускать корабли на дно и просто разрушать целые города.       Подтипы Королевской Воли позволяют оказывать другие воздействия: медицинский подтип позволяет сращивать ткани и кости; психологический влияет на разум, позволяя удалять или приглушать опасные воспоминания и мысли, что является более чем опасным действием. Еще один из подтипов позволяет напрямую управлять погодой. При взаимодействии Королевской Воли с Волей Наблюдения можно оказывать на разум противника что-то по типу гипнотического воздействия, благодаря которому он не будет замечать возможную опасность.»       Подобного я еще не использовала но, понимая, что документы с этой информацией были приложены к записям обо мне не просто так, читала запоем, отстраненно понимая, что умнею не по дням, а по часам.       Дети, о которых я еще не читала — папка с данными на них была в другом конце кабинета и мне было лень к ней тянуться, — жались ко мне, под конец улегшись в ногах и, обернув вокруг себя длинные хвосты, уснули.       В отличие от меня, они совсем не походили на людей — длинные черные худоватые тела, будто помесь крыс и кошек, четверо глаз, высокие уши. Лапы-руки с массивными черными когтями. Алые рты с раздвоенными языками.       Что же с вами сотворили, души мои?..       Они были моими крошками — я это чувствовала, но одновременно с этим они были совершенно иными.       Отложив бумаги в сторону и проведя руками по костлявым спинам, пальцами пробегаясь по выпирающим позвонкам и ребрам, я неожиданно загрустила: не будет в моей покалеченной жизни ни первого детского смеха, ни первых шагов. Ни первого слова — долгожданного «мама».       Чертовы ученые. Они все заплатят за то, что сотворили! Умер один, закончатся и остальные — будет наукой вам всем то, как обижать беременную женщину!       Дети чуть взволнованно заерзали, скребя выпущенными когтями по кафелю пола, но, не просыпаясь — я убрала руки с их спин, осознав, что почти поцарапала плотную шкуру. Задумалась.       Покачав головой и втянув когти, я вновь взялась за бумаги.       Мне необходимо изучить здесь все, чтобы в будущем иметь полное представление о том, чем занимается некий Цезарь. Он точно непростой человек.