Hold Me

Белые стены, бледные, к которым невольно хочется прикоснуться виском от усталости, дикого изнеможения, окружают со всех сторон женщину, сидящую возле кровати. Её мокрая ладонь сжимает запястье, обтянутое холодной кожей. Такой чужой, не родной, не знакомой. Подносит к губам влажный от слез платок, еле подавляя в нем свое мычание, вызванное страданием, от которого её сердце слабнет. С каждым днем, с каждым сделанным вздохом, женщина осознает всю тяжесть происходящего, всё то, что можно было бы избежать, если бы она согласилась тогда. Если бы помощь оказали, когда ещё присутствовала возможность, а что остается теперь? Ничего. Перед ней «родной» незнакомец. Лежит на кровати, веки закрыты, а бледное лицо… Оно выражает такое умиротворение, будто это то самое, что так было необходимо, словно только сейчас она смогла обрести покой. Покой, застряв между двух миров. Она не здесь, но женщина по-прежнему может касаться её руки, чувствовать пульс на изрезанном запястье, слышать дыхание. Дверь в палату скрипит, и в помещение заглядывает медбрат. Он оглядывается, откашлявшись, чтобы женщина обратила на него внимание, но та продолжает поглаживать руку «спящей». — Простите, но… Но он опять пришел, — выговаривает мужчина, ожидая реакции со стороны измученной матери, которая даже не смотрит в его сторону, холодно шепнув: — Не впускайте его. Мужчина топчется в проеме, но не возражает, разворачиваясь, и прикрывает дверь, оставляя женщину наедине с душевной болью и моральной смертью. *** Шумно. Людно. Школьные коридоры во время перемены постоянно раздражают, и сегодня намного сильнее обычного. Голоса учеников бьются о стены, отражаются, проникая именно в голову ОʼБрайена, который уже пару минут стоит неподвижно у своего шкафчика, сунув руку на полку, чтобы взять блок с листами. Его взгляд уперся в корешок какого-то учебника, а в голове тысячи муравьев-мыслей копошатся, пролезая всё глубже, не давая разложить информацию, которая не давала уснуть этой ночью, по местам. Хотя, места свободного в голове нет. Дилан даже не находит сил, чтобы хмурить брови, мускулы лица болезненно воспринимают любое движение, изменение, так что внешне парень выглядит таким же, как и обычно — неинтересующимся окружением, равнодушным к происходящему за спиной. Как глубоко он способен запихнуть собственные эмоции? «Тебе всё равно не понять, но мы рассказываем только то, что знаем сами», — Джизи держится ближе к друзьям, чтобы чувствовать себя в безопасности. «То есть, вы, не зная сути проблемы, действуете вслепую? На чем строятся ваши предположения?» — Дилан не определяет точно, от чего начинает злиться — от тупости своих собеседников, или оттого, что сам не может понять происходящего. Нет, Дилан не вздрагивает, но лишь резко дергает рукой, захлопнув дверцы шкафчика, когда оборачивается, встретившись взглядом с Эмили, которая, в отличии от него, продрогла, отступив назад. Парень не расслышал, как она подошла. И в этом нет вины толпы и шума. Хоуп очень тяжело «слышать». Девушка явно набиралась храбрости подойти первой, а Дилан уничтожил всю её собранность одним лишь неосторожным движением. — Привет, — он находит правильным заговорить первым, поэтому пытается не подавать виду и следить за тоном своего голоса, при этом впервые держать зрительный контакт с Эмили, которая кивает, поправив ремень рюкзака, который сползает по хрупкому плечу: — Как… — замолкает, немного покосившись вбок, качаясь с пятки на носок. — Как Засранец? — В норме, — ОʼБрайен продолжает всматриваться в глаза Хоуп, пытается найти хоть намек на ту жестокость, на которую, если верить словам Джизи и остальных, она способна, но девушка слабо, искренне улыбается, вновь кивнув головой, отчего пара прядей темных волос падают ей на лицо, касаясь щеки. Дилан немного никнет, видя, как она осторожно убирает пальцами локоны за ухо, не скрывает того, что всё ещё боится делать резкие движения при парне. «Все мы на вид невинны», — Джизи стучит пальцами по столу, демонстрируя свою нервозность. Эмили переступает с ноги на ногу, вновь аккуратно взглянув на парня, еле заставив себя посмотреть прямо в глаза: — Это хорошо, — её улыбка растет, и вновь ничего. Дилан ничего не видит, кроме её светлых голубых глаз, полных какой-то детской невинности и простоты. Взгляд внезапно переходит с Эмили на проходящих мимо Джизи и ребят, с которыми ОʼБрайену пришлось вчера находить общий язык, что совершенно противоречит его внутренней идеологии. Рыжая девушка косо смотрит на него в ответ, и в голове парня проносятся её слова: «Но стоит заглянуть глубже, как обязательно наткнешься на скелет». — Привет, — Дилан отвлекается, но прежде чем обратить всё свое внимание на подошедшего Томаса, он цепляет Эмили, которая смотрит на Джизи, после чего на него, слегка нахмурившись. — Привет, — ОʼБрайен полностью поворачивается к Томасу, о котором, к слову, мало что знает. Просто они стали вместе курить, вот и всё. Разговаривают ли? Вовсе нет. Иногда, о всякой ерунде, которая мало интересна. Эмили делает еще шаг назад, наклоняя голову, постоянно так делает, когда кто-то подходит к ней, и Дилан, черт, готов разораться от досады, ведь либо Хоуп такая гениальная актриса, либо это он безумно слеп и не видит того, что лежит на ладони для других. Томас одну руку держит в кармане серой кофты, что застегнута наполовину, так что видно только верхнюю часть зеленой футболки. Второй рукой он пытается пригладить волосы, но, не справившись, подносит ладонь ко рту, чтобы зевнуть. Выглядит невыспавшимся и утомленным, хотя сейчас только утро. Понедельника. — Пойдем, покурим, — его охрипший голос звучит не вопросительно, но Дилан не станет придираться, ведь не против немного поглотать никотин. Хоуп чувствует себя неуютно, поэтому ниже опускает голову, взявшись руками за ремни рюкзака, и разворачивается, решая молча исчезнуть. Дилан сдерживает тяжелый вздох, бросив на Томаса взгляд, и тот понимает, слегка скорчив лицо от негодования, но кивает головой в сторону девушки, будто дает разрешение. ОʼБрайен вытирает губы ладонью и сует её в карман джинсов, повернув голову: — Эмили. Девушке не стоит повторять. Она сразу же оборачивается, встретившись с парнем взглядом, а вот тот слегка мнется, но изо всех сил скрывает: — Ты завтракала сегодня? Только просроченный йогурт не считается едой, — напоминает, подняв брови, когда Эмили отводит большие глаза, со стыдом сжимая губы. — Ясно, — жестом свободной руки призывает следовать за ним. — Идем, — разворачивается, видя, как Томас держит что-то в себе, поспешив вперед. Русый парень осматривается, ловя на себе взгляды проходящих. Да. Его тоже боятся. Ведь Эмили его не тронула. От лица Эмили. Задний двор пустует. Сегодня прохладно, но, как мне кажется, можно проводить занятия на улице. Бассейн слили, так что теперь там жесткое дно, и падать будет довольно больно. Хотя, не припомню, чтобы меня толкали туда зимой или весной. Сижу на скамейке, держа в руках питьевой йогурт с черникой, успеваю сделать всего пару глотков, на остальное мне нужно больше смелости. Мне тяжело кушать при Дилане, а тут ещё и этот Томас. Правда, они стоят с другой стороны бассейна, о чем-то говоря и куря. Интересно, когда эти двое успели так сдружиться? Думаю, это здорово. Мне приходилось видеть, как Томаса задевали другие, но теперь у него появился хоть какой-то знакомый, который не пытается самоутвердиться за счет него. Подношу питьевой йогурт к губам. Мне стоило бы попытаться понять по выражению лиц парней, о чем они толкуют, вот только они стоят друг друга. Оба сохраняют эту мину, так что оставляю это плевое дело, просто наслаждаясь странным спокойствием, окружившим меня на месте, которое мне не нравится. Кстати. Разглядываю упаковку йогурта, удивляясь, что кому-то удалось заставить меня выпить молочный продукт с кусочками фруктов. Это большее, что не могу терпеть в еде. Кусочки. Фу. Но, не буду врать, черника очень даже приятна. Довольно улыбаюсь, вновь отпивая немного йогурта, и моргаю, заметив учителя физкультуры, который выходит из дверей зала на крыльцо, и сгибается пополам, держась за перила, прижимает ладонь к пояснице, морщась от боли. Но стоит ему заметить меня, как выпрямляется, быстро возвращаясь в зал. Странный тип. — Хоуп, — голос знакомый, но всё равно поворачиваю голову, уставившись на пятерых девушек, которые идут в мою сторону. Среди них Джизи. И автоматически поднимаюсь с места, прижав к груди йогурт. Рыжая смотрит на меня, продолжая идти, хотя остальные останавливаются в шаге, переглядываясь с опаской, будто я в руках держу гранату, которую вот-вот готовлюсь применить. Но мало отдаю внимания девушкам, смотрю только в глаза Джизи, впервые видя, что она не сразу начинает проявлять агрессию, правда, всё равно выглядит так, будто идет на сражение. Моргаю, когда она тормозит напротив, сжимая кулаки, и сразу переходит к делу: — Ты должна уйти. Хмурюсь, а девушки позади начинают перешептываться. Что она имеет в виду? Делаю шаг в сторону, вспоминая, что позади меня бассейн, но Джизи не дает отойти на безопасное расстояние. Так что поднимаю голову, встревожено взглянув на девушку, которая начинает быстро дышать, будто никак не решаясь на какое-то действие. *** — Что им надо? — Дилан убирает изо рта сигарету, хмуро смотрит в сторону Эмили, а Томас не решает прерывать их разговор, так что продолжает: — Не знаю, что тебе там наговорили, но никто кроме директора не может располагать настоящей информацией. Все ученики говорят, основываясь на том, что видели или о чем слышали, так что Джизи вряд ли может быть права на все сто процентов, — курит, кашляя. — Хотя, я помню. Она была здесь тогда. Дилан пытается слушать Томаса, но все внимание уже зациклено на происходящем на той стороне. Парень опускает руки, напряженно всосав воздух в легкие, когда Джизи толкает Эмили в грудь, но та не падает, всего лишь качается на носках, сделав шаг назад, к бортику бассейна. — Она ведь не собирается её толкать? — Томас так же отвлекается, опустив взгляд на дно бассейна. ОʼБрайен пускает злой смешок, бросая окурок в землю, когда Джизи начинает повышать голос на Хоуп, и разворачивается, спеша обойти бассейн, чтобы оказаться на той стороне. Томас проглатывает никотин, вздыхая, и обреченно плюет в траву, следуя за Диланом. *** — Джизи, сейчас осень, — одна из девушек напоминает, а рыжая лишь сильнее напирает, уже крича на меня, рвя глотку: — Уходи! — она толкает меня в плечи, поэтому дергаюсь, бросив взгляд в сторону бассейна, который уже в шаге. Смотрю на Джизи, открыв рот от старой обиды: — За что ты так? — пытаюсь совладать с эмоциями, но вместо слез из меня выходит одна злость. — Что тебе надо?! — кричу в ответ, но бывшая подруга не думает отвечать. Она вновь поднимает руки, чтобы столкнуть меня. На этот раз я перехватываю, роняя йогурт, и сжимаю запястья пальцами, дергаю её в сторону, всего на мгновение вовсе забывшись. Джизи испуганно распахивает глаза, когда еле успевает удержать равновесие. Теперь мы обе стоим рядом со спуском. Рыжая тяжело дышит, и в отличие от неё я сохраняю спокойствие, хотя неконтролируемая ярость всё равно дает о себе знать, ведь в висках пульсирует давление. Девушка смотрит мне в глаза, чувствую, как дрожат её руки, слышу испуганный вдох подруг рыжей. И чувствую, как больно бьется мое сердце в груди. В голове полный кавардак пропадает, остается одно. Всего одно желание, которому я найду выход. Мой взгляд скользит к бассейну, после чего вновь поднимаю глаза на Джизи, которая открывает губы. В её взгляде читается ужас, от которого моя кожа покрывается мурашками. И со страхом понимаю, что мне это нравится, поэтому глотаю скопившуюся во рту воду, скользнув кончиком языка по губам, и дергаю Джизи, толкаю в сторону, отключая сознание. Сейчас, в данный момент времени есть только она и её страх. Боится меня. Правильно. Рыжая качается, покосившись в сторону бассейна, и успевает визгнуть. Только это и успевает, ведь я тут же чувствую толчок в спину, после которого мне приходится отскочить в сторону девушек, что закрывают ладонями рты, прекращая дышать. Оборачиваюсь, уставившись на Дилана, успевшего подхватить Джизи под руку, и дернуть обратно на себя. Девушка вцепляется ему в плечи пальцами, восстановив равновесие. Рвано дышу, как и ОʼБрайен, который отводит рыжую от края, взглянув на меня хмуро, с осуждением и каплей острой злости, поэтому открываю рот, часто моргая, теряюсь, наконец, начиная осознавать, чего добивалась своими действиями. Я хотела сбросить Джизи? — Ты в своем уме?! — Дилан отпускает рыжую, делая шаг в мою сторону. — Тебе проблем охота набрать? Она ведь могла что-то себе сломать! — кричит на меня, стоя в шаге и смотря прямо в глаза. Я продолжаю хлопать ресницами, путаясь в самой себе. Нет. Я не хотела этого. Просто… Самооборона, Дилан. Я вовсе… — Ты что чокнутая?! — Дилан затыкается, когда я резко реагирую, хотя до этого оставалась без движения. Толкаю его в грудь, использую для этого все свои силы, не жалею, так что парень отступает, сохраняя равновесие. Рву глотку тяжелым и хриплым дыханием, с ненавистью смотрю на ОʼБрайена, который выпрямляется, вскинув головой, чтобы взглянуть на меня, вот только выражение лица его уже иное, но не решаю уделить этому внимание. Просто срываюсь. Бегу к скамейке, хватая свой рюкзак, и мчусь прочь, по газону. Бегу. Опять. Пытаюсь затмить внезапно удвоившуюся боль в груди болью в ногах, пока продолжаю мчаться по дороге к воротам. Внутри горит ярость. Я переполнена злостью, полна безумной обиды, которая сжимает когтями моё сердце, заставляя давиться слюной. Мой гнев. Теперь мне не так легко определить, что именно вызывает у меня такие сильные отрицательные чувства. От лица Дилана. Ругаюсь про себя, прикусив кончик языка, и оборачиваюсь, когда Эмили исчезает с поля зрения. Смотрю на Джизи, которую обхаживают подруги: — Что это, черт возьми, было? — сдерживаю тон голоса, хотя тот сорвал, пока кричал на Хоуп. Рыжая бросает взгляд на Томаса, сделав шаг в сторону от него, и меня выносит. Окончательно: — Ты, блять, оглохла?! Девушки переглядываются, и одна из них продолжает шептать: — Джизи, зачем ты давила на неё? Сейчас ведь осень. — Ну и что?! — внезапно кричит рыжая, заставив подруг отойти назад. Джизи тяжело дышит, бросая взгляд то на меня, то на Томаса. — Я не боюсь. — Ты ведь нарочно выводила её, — Томас вдруг усмехается, сунув сигарету в рот, и расслабленно улыбается, качнув головой. — Да, я не буду скрывать, — Джизи зло смотрит на меня. — Её должны забрать! — кричит, сжимая мокрые ладони в кулаки. — Я не позволю этим гребаным врачам держать её здесь! Её место там, где бродят такие же ненормальные! — её голос срывается, а раздраженно выдыхаю: — Ты — медик? Ставишь всем диагнозы? — рычу, желая заткнуть Джизи, но она внезапно наступает на меня, ткнув пальцем в грудь: — Замолкни! Ты ничего не знаешь! Тебя не было здесь в тот день! — пихает, но продолжаю стоять на месте. Рыжие волосы Джизи прилипают к её лицу, видимо, она вспотела от переполняющих её эмоций. — Не твои друзья пострадали! Не ты прятался в шкафчиках! Ты не имеешь права вообще открывать рот и указывать, что мне делать! — Джизи указывает пальцем на одну из своих подруг. — Бекки наложили десять швов. Десять! — равнодушно, без всякой надменности наблюдаю за тем, как девушка начинает морально разрушаться передо мной. Её подруга что-то шепчет, но затыкается, отвернув голову. — Но чего ты пыталась добиться только что? Она бы толкнула тебя, — Томас — единственный, кто ощущает себя уютно. Он кивает в сторону дна бассейна, втянув никотин в легкие: — Не думаю, что полученные травмы помогли бы избавиться от неё, — внезапно замолкает, будто поняв очевидную истину. — Или же ты пытаешься спровоцировать её навредить тебе? — щурит веки, улыбаясь, а Джизи шипит на него, как змея: — Я готова получить увечья, лишь бы эта ненормальная оказалась там, где ей место! И я, черт возьми, не остановлюсь, пока она не настрадается! — её голос пропитан чем-то большим, чем ярость. Джизи сходит с ума — так сильно ненавидит Эмили, хотя именно они раньше были лучшими друзьями. Я отвожу взгляд в сторону, уходя в свои мысли, пока Джизи разворачивается, и уходит прочь, не откликаясь за зов своих подруг. Эмили Хоуп. Она сотворила что-то поистине ужасное, раз в таком, как мне удалось понять, жизнерадостном человеке, как Джизи, поселился такой ярый гнев, готовность пострадать самой, лишь бы убрать Эмили. Черт, что с этим городом вообще не так? Словно вокруг меня одни поехавшие кретины. — Бывает же, — Томас бросает очередную сигарету в бассейн, сунув руки в карманы кофты, и поворачивается ко мне лицом. — Теперь-то ты понимаешь? Что тебе стоит это всё? Забей, и постарайся просто прекратить общение с Хоуп, а то она уже явно начинает привыкать к тебе. Поднимаю на него глаза, глотнув скопившейся во рту воды. Томас пожимает плечами: — Чего ты вообще увлекся этим? Знаешь, ты производишь впечатления человека, которому насрать на остальных, так с чего вдруг такой интерес? Я, черт, не знаю. Стучу пальцами по бедру, отворачиваюсь, и ухожу, оставляя русого парня без ответа. Он не спешит его получить, так что, кажется, продолжает спокойно курить, а вот меня распирает от неприятных ощущений внутри. Единственное, чего мне хочется, — это бежать. Как можно дальше, ненадолго прекратить думать о всем этом дерьме, но Томас прав, я не могу. И мне есть оправдание. Я вижу в Эмили себя, тем, кем я был в детстве. Я вижу в ней свою гребаную мать после развода. Я действительно пытаюсь прекратить сравнивать эту чокнутую с собой, но каждый раз лишь больше убеждаюсь в том, что мы похожи. И не могу не думать. Выхожу за территорию школы, накинув на бейсболку капюшон от кофты. Роюсь в карманах, вынимая пачку сигарет и зажигалку. Вновь курю. Опять глотаю дым. Кашляю. Мысли идут своим ходом, мое сознание живет своей жизнью. Повторяю в какой раз, что если бы Эмили с детства гнобили, если бы у всех просто было такое отношение к ней, потому что она странная, то это бы объяснило её поведение, объяснило бы даже то, что, возможно, она навредила кому-то, но нет. Всё не по штампам. Всё иначе. Они с Джизи были лучшими подругами. У Хоуп было много друзей, она преуспевала в учебе, была старостой и любимицей учителей, так, что пошло не так? Она кого-то покалечила? Садистские наклонности пробудились в ребенке, который даже среднюю школу не закончил? Сразу вспоминаются её порезы на запястьях, выходит, она ещё и мазохистка? Господи, что за чертовщина? Осень и весна — время усиления всех заболеваний. Вот, почему все это часто повторяют, видя Эмили, с этим мне удалось разобраться, но, если речь идет о заболевании, то чем больна Хоуп? Сомневаюсь, что это какой-то физический недуг. Мне дали мало информации. И мое раздражение только растет, ведь мне явно что-то недоговаривают. Томас заикнулся про директора, так? После случившегося этот мужик позволяет Эмили продолжать учиться, и именно это злит всех вокруг? Поэтому к ней так относятся? Если даже это верно, то в чем, простите, смысл? Унижая, задевая её, учителя, ученики делают только хуже. Они будто не понимают, что сами подставляют себя, прикидываясь крысами перед кошкой. Будто… Притормаживаю на перекрестке, опустив сигарету в руке. Смотрю на мчащиеся мимо автомобили, пытаясь построить версию. Если только они все не пытаются избавиться от Хоуп. Что за бредятина? Если человек чем-то болен, ему нужна помощь. Вот и все. Тогда я, правда, не понимаю, почему Эмили не отправили туда, где ей могут помочь? Черт, пора прекращать думать, просто кури. Затягиваю никотин в глотку. Я не должен лезть не в свое дело. Хмурюсь, внезапно опустив сигарету и прищурившись. Но ведь большую часть времени Эмили ведет себя нормально. По крайней мере, пока находится в поле моего зрения. Думаю, если бы все вели себя с ней не как звери, то она бы правда пошла на поправку, разве не так? И с чего Эмили тогда хлопает невинно ресницами и жалуется на отношение других к себе, если знает, что натворила? Отхожу от дороги, прижимаясь спиной к каменной стене здания. Или она не помнит? Провалы в памяти? Мне больше никак не под силу объяснить подобное «раздвоение» личности. Смотрю на фонарный столб, преодолевая желание, как следует побиться об него головой. Вновь вдыхаю никотин, прикрывая веки, и поднимаю голову, выпуская дым через ноздри. Херов город. Херова школа. Херова Хоуп.

***

Урок давно начался, но топот ножек эхом разносится по старому корпусу. Девочка спешит на урок физкультуры, боясь гнева учителя, который уж больно любит срывать свое плохое настроение на тех, кто младше него. Ребенок поправляет юбку, прижимая в груди мешок с формой, и бежит вверх по лестнице, прислушиваясь к звукам, которые, по непонятной причине не льются из зала, хотя там всегда шумно. Девочка ступает ногой на этаж, радуясь, что без одышки минует крутой подъем, но тормозит, замирает на месте, еле удержав свои вещи в руках. Она смотрит на мужчину, который пытается сесть у стены. Он прижимает к пояснице ладонь, рассчитывая таким образом остановить кровь, по лицу ручьями течет холодный пот. Девочка что-то молвит тихо, испуганно открыв рот: — Учитель? Мужчина поднимает на нее взгляд, искаженное лицо становится злым, а крик срывается с синих губ: — Беги вниз! Скажи, что… — не успевает договорить, ведь её уже толкают. Прямо в спину. Девочка разводит руки в стороны, роняя вещи, и оборачивается, теряя равновесие. Ноги соскальзывают со ступенек, а взгляд, полный отчаяния, находит в темноте девичий лик. Эмили. Девочка летит вниз, бьется всеми частями тела о каждую ступеньку, громкий хруст отчетливо слышен. Тело ребенка останавливается на полу внизу, в неестественно кривой позе, но сохраняя дыхание. Девочка всё ещё в сознании. Она не чувствует тела, лишь одну боль. Её тело — это боль. Ночь — то время, которое я без сомнения называю своим. Правда, сейчас довольно жарко, так что погода не совсем отвечает моим требованиям. В идеале мог бы хлынуть моросящий дождь, но сегодня всё явно идет против моих желаний. Еду на скейте к магазину, поглядывая на наручные часы. Почти три часа. Самое время кое-кому выйти за латте, так что не сомневаюсь, что сейчас этот «кое-кто» торчит у автомата. Заезжаю в магазин, минуя мужика со шваброй, который провожает меня косым взглядом. Я отвечаю хмурым, но выкидываю левые мысли из головы, отталкиваясь ногой, чтобы ускориться. Весь день провел на ногах, не в силах заставить себя сесть и расслабиться. Мне необходимо самому спросить. Всего один вопрос, который способен открыть мне глаза на многие вещи. Сворачиваю, внезапно наткнувшись на мужика в плаще. Он стоит ко мне спиной, упираюсь лбом в стену. Провожаю его взглядом, изогнув брови. Наркоман, что ли? Выезжаю из-за стеллажей, тут же заметив черноволосую девушку возле автоматов с напитками. Она изучает названия, пока готовится её латте, а я торможу, неуверенно сглатывая, и встаю на пол ногами, подняв скейт, по поверхности которого стучу пальцами, кусаю нижнюю губу, даже успеваю смахнуть каплю пота со лба, пока заставляю себя подойти ближе к Эмили. Не могу даже предположить, чего ждать от неё, но… Но точно не того, что происходит в следующую секунду. Девушка бросает на меня естественный для неё взгляд и слабо улыбается, опуская голову, чтобы скрыть лицо за прядями волос. Моргаю, хмурясь, и встаю рядом, нажимая кнопки на автомате с холодными напитками, после чего набираю воздуха в легкие, откашлявшись: — Привет. Хоуп опять мельком смотрит на меня, но вновь не вижу никакой былой злости, которой она «облила» меня этим утром: — Привет. Поворачиваю голову, с какой-то тревожной усталостью окинув девушку взглядом. Она открыто смотрит на меня в ответ, хлопая ресницами: — Сегодня без Засранца? Хмурюсь, вновь прочищая горло, чтобы говорить громче: — Да, он спит, как ни странно. — Может, всё-таки болен? — тон Эмили непринужденный, она выглядит немного напряженной, как обычно при разговоре со мной, но я ожидал чего-то серьезного, поэтому не останавливаю себя: — Ты не злишься? — игнорирую её вопрос. Всё же я переборщил, назвав её чокнутой. Не представляю, сколько ей приходится слышать подобное в свой адрес, так что, признаюсь, мне станет легче, если я просто постараюсь всё уладить. — На что? — девушка моргает, хмуря брови, а мои тем временем ползут на лоб, демонстрируя растерянность. Всем телом поворачиваюсь к Эмили, часто моргая, и приоткрываю рот, цокнув языком, а Хоуп берет свой стакан с латте, так же свободно и без задней мысли уставившись на меня: — С чего мне злиться? И на кого? — спокойно и ровно дышит. Она не лжет. Она не… Щурюсь, быстро скользя кончиком языка по губам, и делаю короткий шаг к девушке, которая впервые не отступает назад, сохраняя зрительный контакт: — У тебя провалы в памяти?