Ты пойдешь со мной

Полутораметровые волны накатывали на нос борта корабля, но верный угол и умело выбранные паруса позволяли «Мести королевы Анны» спокойно и безопасно дрейфовать, понемногу продвигаясь вперед. Шум и качка прекратились. Корабль словно обманывал море, пропуская волны под собой и оставаясь спокойным посреди болтанки. Спокойствие и тишина были нужны его капитану, чтобы обсудить со своим гостем очень важный вопрос. И обсуждение это, длившееся уже целый час, вполне могло перерасти в смертоубийство, если бы не тело Чарльза Вейна, лежавшее в капитанской каюте на капитанской кровати за тонкой переборкой в двух шагах от капитанского стола. – Мы возьмем город, – Джеймс Флинт сжал лежавшую на столе руку в кулак так, что костяшки пальцев побелели. – Решительным наскоком? – голос Тича звучал негромко, но насмешка в нем слышалась явственно. – Желаю успеха. Остовы ваших кораблей у входа в бухту Нассау будут шикарным памятником вашего же идиотизма. – Ваших кораблей? – капитан Флинт поморщился. – Не верю своим ушам. Я считал, что это наши корабли. Мы, все-таки, заключили союз. – Союз… – эхом повторил за ним Тич, яростно сверкнув глазами из-под черных кустистых бровей. – Я сыт по горло твоими рассказами о союзах, решающих сражениях и преданности делу, – он поднял руку, останавливая словесный поток, грозивший тут же извергнуться на него. – Ты забил этой шелухой мозги Чарльза, но со мной твой номер не пройдет. Мне нет никакого дела до тебя и твоей чертовой войны. Единственный до кого мне было дело лежит сейчас там, – он ткнул пальцем в сторону кровати, – но его ты уже успел уморить своей битвой. – Чарльз был взрослым человеком. Он сам решал, что ему делать и как поступать. – Он ведь пришел за тобой в Чарльзтаун. Разгромил весь город только ради того, чтобы твоя голова не досталась англичанам. Так почему же ты не сделал того же для него? – Мы пытались. Билли все рассказал мне. Чарльз отказался от жизни ради высшей цели, ради Нассау. Он стал знаменем нашей борьбы. – Чушь собачья! Вот что я скажу тебе. Он подставил свою шею за тот паршивый сундук, чтобы ты мог спокойно сыграть в войну с ненавистной тебе Англией на своей территории! – Тич покачал головой, на его лице было столько боли, что Флинт, готовый было сорваться, сцепил зубы и сдержался. – А ведь в нем не было всего этого дерьма до тебя. До тебя и этой твоей лицемерной Гатри. – Не сравнивай меня с ней! – Отчего же? – Тич скривился, глядя в яростные глаза Флинта. – Он мог погибнуть, сражаясь за свою жизнь. Да, в том, чтобы утащить с собой хотя бы одного врага, и то было бы больше смысла! Но он даже не попытался. Вы настолько заморочили ему голову своими идеями и призывами, что он уже просто не слышал собственного голоса. Не понимал, чего хочет он сам, а что навеяно ему вашей волей и вашими дурацкими амбициями. А ведь я говорил, я предупреждал его, черт… Вид скорбного Эдварда Тича выбивал Джеймса из колеи, но вопрос, стоявший перед ним, нужно было как-то решать, и желательно, поскорее. – Ты пойдешь с нами в Нассау? – спросил он негромко. – Нам нужны твои корабли. – Если бы не Чарльз, ты был бы уже дважды мертв, Флинт, – прошептал Тич. – Один раз – от моей руки. Но раз уж он не хотел твоей смерти тогда, вряд ли захочет ее сейчас. Так что я дам тебе корабли. Все, которые пожелают присоединиться к твоей самоубийственной миссии. – А ты? – «Месть королевы Анны» идет к нашему острову. Чарльза нужно похоронить по всем правилам. А затем я решу, что делать. – Твои люди слушают только тебя. – Я дам им разрешение разок послушать тебя, а там уж все в твоих руках, Флинт. Хотя, мы оба прекрасно знаем, чем это закончится. Они пойдут с тобой. Что-что, а убеждать неокрепшие умы ты умеешь. ~ – Почти все ушли с Флинтом. – Ты тоже хочешь? – Может и хотел бы. Там будет весело. Но не могу, сам понимаешь. Меня ждет торжественный обряд похорон. – Я сделаю все на высшем уровне. Будешь лежать в красивом месте, смотреть на море и иногда терпеть мое присутствие. – Ты же знаешь, что ничего такого не будет. Скоро все вокруг сгорит ясным пламенем, и ты тоже. Они придут за тобой рано или поздно. После того, что ты вытворил в Нассау, губернатор тебя возненавидел, я уверен. Он пошлет за тобой кого-нибудь. – Пусть приходят. – Они прикончат тебя, сделают из тебя пугало для остальных, осквернят твои тело и память. А я ничем не смогу тебе помочь. – Черт! Я устал, Чарли. Я так устал от мышиной возни, угроз и чужого страха. Все было бы гораздо проще, если бы ты не уперся, как осел, а просто остался со мной. – Прости. – Ладно, что уж теперь… – Ложись рядом. Можем притвориться, что ничего не изменилось с нашей первой встречи. – Ничего и не изменилось. Ты, по-прежнему, упрямый мальчишка, почти такой же, как тот, с которого я только что снял кандалы… – …и который готов был вырвать кадык каждому, посмевшему приблизиться на расстояние вытянутой руки. – Ну, меня ты даже не покусал. Хотя возможностей было предостаточно. – Ты был спасителем. Богом, отцом, братом… не знаю. Ты научил меня почти всему. – Точно. Именно поэтому ты, вероятно, и сбежал от меня дальше, чем видел. Наверное, я слишком сильно тебя опекал. Нужно было дать тебе больше пространства. Тогда, возможно, она не окрутила бы тебя так просто. Женщины – существа иные, нужно было самому познакомить тебя с ними. Так глупо вышло. – Не вини себя. Возможно, это судьба. – Я не верю в судьбу. ~ Копать было тяжело, почва здесь никогда не знала ни плуга, ни мотыги. Корни трав, столетиями сплетавшиеся друг с другом, представляли собой с трудом преодолимую преграду. Они опутывали лопату, заставляли его поминутно опускаться на колени и рвать их руками. Эти тонкие и податливые поодиночке, но упрямые в массе своей корни. Он чувствовал влажную землю на пальцах, и к тому моменту, как посчитал, что глубина достаточна, его руки, волосы и одежда были сплошь покрыты комочками глины и паутиной тонких мертвых корешков. Тич разогнулся, воткнул лопату в землю и отряхнул руки. Провел по волосам, выбирая из них мусор, повернулся, обводя окрестности взглядом. Место подходило идеально. Невысокий холм, плоская вершина, пологий склон, длинный широкий пляж и море – ярко-синее, необъятное, несущее свои волны, как тысячи лет подряд, намывая белый песок на берег, и отступая назад, выравнивая его, словно оглаживая мягкой ладонью. Теплый ветер приносил с собой запах соли и водорослей, крики чаек и шум прибоя. – Тебе здесь будет хорошо, – произнес Тич, поднимая с земли останки Чарльза, закутанные в любимое капитанское одеяло. Тело было легким, как перышко, как связка сухой травы, почти невесомое – солнце и воздух иссушили его за тот месяц, что оно провисело в железной клетке напротив губернаторского дома в Нассау. Было в этой легкости что-то до жути неправильное, до рези в глазах аномальное, несправедливое. Тича внезапно накрыло воспоминание об их последнем физическом контакте. Обычном, почти родственном, может быть, братском. Он обнимал тогда тело Чарльза – крепкое, тренированное, чувствовал, как сила Вейна струится по его жилам, бьется пульсом в вене на шее и перетекает в него самого, заполняя пустоты в душе, делая его, капитана Эдварда Тича, впервые за долгие восемь лет, по-настоящему живым. В глазах защипало. – Черт! Не думал, что ты до такой степени сентиментальный. – Заткнись, Чарли. Я прощаюсь с тобой навсегда, а ты ерничаешь. – Да, это я так... Мне и самому как-то не по себе. Уходить непросто, знаешь ли. – Я даже нормально обнять тебя не могу напоследок. – Зато поговорить можешь. – Конечно, Чарльз. Осознание того, что я схожу с ума, меня сильно утешает. Спасибо. Он осторожно уложил прах Вейна в яму, вытащил пистолет и взвел курок. – Ой, только не говори, что собрался покончить с собой над моим бездыханным телом. – Еще чего. Это тебе, на всякий случай. Если вдруг кто-то рискнет покопаться в твоей могиле. – Мне кажется, никто не осмелится, но пусть лежит, если тебе так спокойнее. – Да, мне так спокойнее. Ветер, мягкий и ласкающий, налетел, высушивая слезы. – Прощай, Чарльз. Тич быстро забросал могилу, стараясь не смотреть вниз – видеть, как его Чарли навсегда скрывается под землей, было невыносимо. Спустя несколько долгих минут на месте ямы красовался небольшой аккуратный холмик, в который была воткнута обычная деревяшка с двумя словами, старательно выцарапанными ножом: «Чарльз Вейн».