"Душа человека" (This Man's Heart)

Они целовались. Целовались! Шерлок чувствовал себя так, словно с него, наконец, свалилось напряжение, не отпускавшее всю жизнь. Он ощущал, как к носу прикасается маска, как Джон для удобства наклонил голову, как он испытующе дотронулся языком до его нижней губы. Шерлок с готовностью ответил ему, раскрыв губы и легко вздохнув. Жаждая большей близости, они обняли друг друга за шею, а когда Шерлок притянул Джона к себе, положив руку ему на поясницу, их выпуклости спереди брюк соприкоснулись, и два одновременных вздоха громким эхом разнеслись по библиотеке. Но тут раздался еще более громкий шум – хлопнула дверь, и кто-то закричал. Гарри Уотсон все продумала. Она солгала своему брату о продолжительности поездки, чтобы застать Джона с другом, неважно, чем бы эти двое не занимались. Во время одного из походов в магазин до Гарри дошли тревожные сплетни о том, что ее брата видели в лесу обнимающимся с этим странным мальчишкой Холмсом. Узнав крики сестры, Джон с горячностью обхватил ладонями лицо Шерлока и посмотрел ему прямо в глаза. – Пожалуйста, Шерлок, пожалуйста, ничего не делай. Оставайся здесь. Все будет хорошо, – сказал он, а потом вышел, прикрыв за собой дверь в маленькую библиотеку. Как только Джон ушел, Шерлок встал и прислонил ухо к двери, чтобы услышать, что происходит в соседней комнате. Судя по всему, Гарри была в истерике. Шерлок слышал, как она выкрикивала, что Джон не послушался, обманул ее, выставил дураком самого себя и опозорил доброе имя Уотсонов. С грохотом опрокинулся стол, Шерлок слышал, как с него со стуком посыпались разные предметы. Подумав о разъяренной охотнице и о том, как много в соседней комнате оружия и как легко его взять, Шерлок вообразил себе самое худшее и, позабыв все наставления Джона, ворвался в охотничий зал. Гарри Уотсон барабанила кулаками по груди брата, выкрикивала оскорбления, а он, гораздо выше и сильнее, смотрел на нее непроницаемым взглядом. Вдруг Джон заметил Шерлока, и от открытого предчувствия беды глаза его полыхнули огнем. Гарри заметила это, обернулась и увидела Шерлока. – Я так и знала! – взревела она, делая несколько шагов к Шерлоку. Джон отреагировал мгновенно, вышел вперед и стал между Гарри и Шерлоком, устремив на того тяжелый укоряющий взор. Втайне Шерлок всегда мечтал о таком моменте, он надеялся, что ему представится шанс выплеснуть весь свой гнев прямо в лицо жестокой сестры Джона. Он хотел назвать ее тюремщицей и мучительницей, заставить ее оставить брата в покое, разрушить образ зверя, который она сама же в первую очередь и создала, пряча его от всех и осыпая презрением и позором. Но сейчас, в этом огромном зале, где, казалось, на тебя смотрят убитые животные, лицом к лицу с укоризненными глазами Джона, столкнувшись с ненавистью Гарри, Шерлок почувствовал себя невероятно маленьким и беззащитным. От беспомощности он словно прирос к месту. Гарри не решилась идти наперекор брату и издали с презрением оглядывала Шерлока. Она даже не заметила, какие серые у него, цвета зимнего метельного неба, глаза, какие они молящие и печальные, как они смотрят на ее брата. Но она заметила и прочла в глазах Джона то, чего всегда опасалась. Ее брат влюбился. Влюбился – это было именно то, чего она боялась с тех самых пор, как его ранили. То, чего она всеми силами пыталась избежать, пряча Джона от всех, то, что по ее мнению, было абсурдно. Ни один мужчина и ни одна женщина никогда не смогли бы полюбить настолько изуродованного человека – уродство и любовь несовместимы. – Посмотри на него! – рявкнула Гарри, обращаясь к Шерлоку. – Его глаза говорят красноречивее всяких слов, просто посмотри! Шерлок не мог пошевелиться. За всю жизнь на него бесчисленное количество раз кричали, высмеивали, отпускали по поводу него саркастические, насмешливые и злые замечания, но никто никогда не смотрел на него с такой ненавистью. – Он тебя любит! – закричала Гарри. – Влюблен в тебя, как дурак. Так же, как твой отец любил твою мать, бесчувственную шлюху! И так же, как ты любил ее. Но ты умный, гораздо умнее ее. Ты соблазнил богача… Она выкрикивала что-то еще, но Шерлок больше не слышал ее – в шуме стука собственного сердца потонули все остальные звуки. У него закружилась голова, его затошнило, но он понял одно – что Джон любит его, и, натолкнувшись на взгляд голубых глаз друга, не увидел в них опровержения этому. Джон подошел чуть ближе. Он не мог выносить, что Шерлок так расстроен и потерян, но был не в силах заставить замолчать свою сестру. И он не мог отрицать, что влюблен в Шерлока. Да, он любил его, с тех самых пор, как впервые привел его на Остров Влюбленных, как впервые вызвал улыбку на этих пухлых губах, как узнал этот гениальный ум, услышал глубокий голос и, наконец, почувствовал тепло тысячи солнц на его коже. Джон знал, что влюблен в Шерлока. Он был уверен в этом, как ни в чем другом. Но ведь Джон обещал себе никогда не влюбляться. Шансы, что кто-нибудь ответит на его чувства, были ничтожно малы. Клара любила его даже изуродованного, но она была родственницей и к тому же полюбила его еще до ранения. Как он мог надеяться, что кто-то ответит ему взаимностью, как мог показаться какому-то незнакомцу, если даже его родная сестра приняла его с отвращением. Он утешался, думая о хитросплетениях событий – радостных и печальных – скрытых на страницах, заключенных в кожаные переплеты. Но чему быть, тому не миновать: Джон был заинтригован после первого столкновения с Шерлоком, когда они прятались от Гарри, а после того, как они обменивались записками, подсовывая их под дверью, он увлекся. А с их первой настоящей встречи он влюбился. Влюбился в странного одинокого молодого человека из Парусной Бухты. Сначала он пытался убедить себя, что все это не по-настоящему. Шерлок был такой исключительный и уникальный, любить его значило все равно, что любить эльфа. Потом Джон придумал игру, охоту за сокровищами, и отвел на нее десять встреч. Он не мог показать Шерлоку свое лицо, но хотел показать мир своими глазами. Джон мечтал наслаждаться чудесным обществом Шерлока десять встреч, а потом вернуться к обыденной жизни, наполненный воспоминаниями, образами и чувствами, но в какой-то момент он понял, что ему невыносима мысль жить дальше без Шерлока. Вот так Джон и придумал десятое сокровище, самое совершенное. Если бы Шерлоку не стало скучно с ним, если бы он захотел продолжать дружить, десятое сокровище распахнуло бы двери в бесконечный мир. Джон стал бы читать другу, страницу за страницей. В Пещере Фей, или на границе Солёного Болота, среди гагачьих гнезд, в открытом море, на скалах у Мыса Ярости или на другом конце земли. Теперь у них больше нет выбора, их история закончена, но если он не хотел расставаться вот так, не хотел разбивать Шерлоку сердце, он должен был убедить его не слушать полных ненависти слов Гарри. Потом, когда всё это закончится, он будет нежно шептать Шерлоку на ухо, окружит его любовью, исцелит словами. – Посмотри на него! Он любит тебя! Ее голос дрожал от гнева, глаза впились в Шерлока, как кинжалы. – Посмотри на него и скажи, что ты его любишь. Его, Зверя. Скажи ему, что ты обольстил его не потому, что он так богат, что может купить весь этот городишко! – Нет, я… – только и сумел выдавить из себя Шерлок. – Ты ошибаешься! Его наследство больше, чем ты даже можешь себе вообразить. А теперь скажи мне, что тебя интересует лицо моего брата, а не его деньги. Шерлок попытался снова что-то сказать, но безуспешно. Он чувствовал себя в ловушке, барахтающимся в таком безумии, которого прежде не знал – ему казалось, что он в нем тонет. Он никогда не сталкивался с таким потоком презрения, никогда не представлял, сколько желчи может таиться в женском сердце. Шерлок оцепенел. И пока он пытался понять, чем так сбит с толку, он опять услышал тот же самый настойчивый крик Гарри: – Посмотри на него! Шерлок посмотрел на Джона. Гарри Уотсон протянула руку к брату и одним злым движением сорвала с него маску. Настала ужасающая тишина. Джон смотрел на Шерлока, Шерлок смотрел на Джона. Он видел ямки, развороченную плоть, провал на том месте, где положено быть щеке и изъеденный нос. Все вместе это выглядело даже хуже, чем он себе представлял. Но посреди такого уродства были глаза. Две великолепные синие сферы, красивые и опустошенные. Над всеми ранами, без заслоняющей их маски, они не просто беспокойно моргали; они все ширились, ширились, пока не затопили всё лицо, пока Шерлок не стал видеть ничего иного, кроме густо-синего шелка, темного бархата и мерцающего моря. И было слишком много ощущений (Джон), чувств (Джон), и в мозгу Шерлока вертелось только одно (Джон). Гарри истерически хохотала (Джон), охотничьи трофеи глазели на них (Джон), и он почему-то слышал и их хохот (Джон). Это должно было прекратиться, глаза Джона были устремлены на него (Джон), пожирали его (Джон). И он все еще чувствовал, как кровь леденит ненависть Гарри (Джон). Это слишком. Шерлок закрыл глаза и опустил голову. Как только человек, которого он любил, отвел взгляд от его изуродованного лица, мир Джона рухнул. Сердце его было разбито. – Уходи, – сказал он грубо, его голос по сравнению с воплями Гарри прозвучал как шепот, но это было даже хуже. – Уходи и не возвращайся, я никогда больше не хочу тебя видеть. Пока Шерлок не опомнился, Гарри схватила его за плечо и развернула, выталкивая из комнаты, дальше в коридор и, наконец, за дверь, которая с грохотом захлопнулась за ним.